Его фильмы "Сто дней после детства", "Чужая, Белая и Рябой", "Асса", "Черная роза вошли в коллекцию лучших отечественных фильмов и сделали Сергея Соловьева мэтром современной режиссуры. Свежесть дара, острый, пристальный взгляд на происходящее остаются неизменными и в новых картинах этого режиссера.
- Сергей Александрович, вы снимаете кино для себя или для зрителя? Скажем, ваш недавний фильм по Чехову "О любви" драматичен по настроению. Вы делитесь внутренней тревогой с другими или фиксируете свое состояние?
- Фильм полностью отвечает моему внутреннему мироощущению и больше ничему. Но кинематограф предполагает зрителя, поэтому ты хочешь не хочешь, но настраиваешься на некие коррекции. Дело в том, что отдельная личность, которая занимается искусством, и природа массовых зрелищ всегда находятся в противоречии. На "вилке" часто происходит нечто интересное. Так выстроилась, например, "Асса".
Но иногда случаются вещи губительные. Бывает, замысел невозможно и не нужно адаптировать к массовому зрителю. Когда ты пытаешься это сделать, подходишь к краю, за которым пошлость. Такой опыт у меня был с фильмом "Мелодии белой ночи". Но поскольку в последние годы прокат отечественных фильмов отсутствует, то отсутствует и массовый зритель, а с ним и необходимость что-либо корректировать. В существующих общественных условиях наши фильмы смотрят или по телевизору, или на международных фестивалях. Но и эту гипотетическую публику я взял и сбросил со счета, сделав картину, как считал нужным. Так, как если бы я снимал ее для себя и самых близких мне людей. Потом мне говорили, что у нее большой зрительский потенциал. Может быть, поскольку она суперзвездная - играют замечательные актеры, чувствующие себя в своей стихии. Но это уже последствие жизни фильма среди людей. А так - первый раз я снял картину сам для себя.
- Когда вы писали сценарий, то уже знали, что роли будут играть Збруев, Друбич, Абдулов?
- Конечно, я, когда пишу сценарий, всегда представляю, кто будет играть, на 80-90%.
- Тем более они у вас не раз снимались, и вы, наверное, помимо совместного творчества, связаны и личной дружбой.
- Я вам скажу, что эти самые "мотивы личной дружбы" часто бывают сильно преувеличены. О режиссерской профессии ходит легенда: мол, что хочу, то и ворочу, отчего бы, допустим, взять и не снять друга. Но нет - не получается. Говорят, актер - зависимая профессия. Но и сам режиссер находится просто в жесточайшей зависимости от диктата сценария и не может своевольничать.
Помню свой первый в этом смысле урок на картине "Егор Булычев и другие", где играл выдающийся актер Михаил Александрович Ульянов. Мы с ним сразу сошлись в работе, хотя он был взрослым человеком со всеми мыслимыми и немыслимыми наградами, лауреат и герой, а мне исполнилось 25 лет. Съемки закончились, и мы договорились с Ульяновым и дальше работать вместе. Тем не менее следующую роль я ему смог предложить только через 25 лет в фильме "Дом под звездным небом". Хотя все эти годы я очень хотел работать с Михаилом Александровичем
- Должно быть, прав Гете, сказавший: "Свободен первый шаг, но мы рабы второго"
- Если бы этот первый шаг можно было как-то по-бухгалтерски просчитать А он почти всегда шальной, неизвестно откуда берется. У меня ни разу не возникало расчетливого замысла, который к чему-то должен бы был меня привести. Все происходит по неизвестным причинам, каким-то странным мотивам, влетевшим в голову, они там селятся и почему-то требуют дальнейшего проживания.
- Почему вы сами пишете сценарии? Чужие идеи не увлекают или просто нет сценариста, совпадающего с вашим внутренним почерком?
- В молодости я не имел никаких писательских амбиций. Наоборот, я дружил с замечательными, первоклассными сценаристами и всячески их обхаживал. Очень дружил с Геннадием Шпаликовым, с Женей Григорьевым. Сначала мы с Геной пробовали вместе писать сценарий, и эти попытки вылились в четырехлетнее интенсивнейшее веселое пьянство; и оно как материал для сознания до сих пор меня во многом питает, но тогда ни строчки не появилось. Затем мы еще года два очень весело пили с Женей Григорьевым, который предложил мне осуществить замечательный замысел - "Евгений Онегин", перенесенный в современную жизнь. Потом понял, что или попаду в Кащенко, или пора заканчивать такого рода сценарные эксперименты. И я очень серьезно и долго учился писать сценарии. По-моему, года три сочинял первые десять страниц сценария "Спасатель". Просто не получалось преодолеть какой-то рубеж. Но в конце концов написал и сейчас, могу сказать, четко и быстро все делаю. Сценарий "Чужая, Белая и Рябой" (его экранизация, кстати, оказалась тяжелейшей) я начал в воскресенье в десять утра и закончил часа в три ночи. Это уже профессионализм.
- Многие ваши картины, начиная с того же "Спасателя" и "Ста дней после детства" до последних работ "Нежный возраст" и "О любви", рассказывают о любви молодой. Ваше представление о ней с возрастом не меняется?
- Нет, абсолютно не меняется. Но на самом деле я очень плохо разбираюсь в понятии возраста и уж совсем не могу ничего вам рассказать об "эволюции юного сознания в сторону зрелого". Наверное, это связано со способом жизни и общения. Я заметил: сильно стареют люди, живущие общением только внутри своих возрастных групп. А круг моих дружеских привязанностей и симпатий, начиная от 80-летнего Исаака Шварца и кончая 20-летними ребятами, моими студентами из ВГИКа, как вы понимаете, чрезвычайно многообразен. И поскольку в педагогике у меня тоже нет стереотипов, я в основном учусь учить. Иногда моя учеба носит несколько вурдалакский характер.
- То есть интерес к молодому племени отнюдь не праздный?
- Когда-то Ромм у нас на курсе говорил: "Ваше появление в моей жизни столь же важно, как мое в вашей". Тогда я думал, что это просто красивая формула. Оказывается, чистая правда. Когда в 40 лет я начал снимать "Ассу" и сошелся со знаменитой андеграундной тусовкой, в газетах даже писали, что вот старый дурак Соловьев собрал себе компанию модных щенков. Он в них, по сути, ничего не понимает, а они в свою очередь ничего не понимают в нем, но тем не менее все делают вид, что занимаются чем-то вместе... А сейчас многие из того "юного андеграунда" уже такие безнадежные старики, что с ними даже трудно разговаривать. Все это действительно вопросы способа жизни, а не возраста.
- Если уж говорить об архетипах, то скажите, насколько в вашей семейной жизни понятия "семья" и "любовь" совпадали?
- Я был трижды женат, и понятия "любовь" и "семья" для меня совпадали всегда. Но ни разу у меня не совпал вопрос любви и семьи как хрестоматийного способа совместной жизни и ведения совместного хозяйства, как говорят в суде. Вот эта бодяга не получалась. Ведение совместного хозяйства и расширение материальной базы изначально носили какой-то несерьезный характер. И не только я, но и все мои жены не могли серьезно к этому относиться. У меня со всеми ними прекрасные отношения. А самая крепкая семья - последняя, потому что мы с Таней (актриса Татьяна Друбич. - Ред.) почти сразу стали жить в разных местах.
- В этой свободной семейной конфигурации проблем отцов и детей не возникало?
- Никогда ничего такого не было, потому что дочка Аня всегда находилась рядом. Вот говорят: ребенок не должен воспитываться без отца. Это как без отца? Что за бред? Для этого отец должен быть уж совсем безобразным. Или мамаша - какой-то невероятной оторвой. А если они нормальные люди, ребенок никогда не останется без отца или без матери, потому что у него по определению есть родители. И Аня всегда все правильно понимала. Ее поколение совсем другое, она уже "человек мира", и дело не только в свободном знании двух языков Сейчас она живет и учится в Мюнхене, в Высшей музыкальной школе, наверное, будет пианисткой. Отечественная музыкальная школа, увы, частично развалилась, и очень хороший педагог сказал ей: "Анечка, это грустно, но нужно ехать учиться туда".
- А вы в каком возрасте покинули родимый город Кемь?
- В годовалом, по-моему. Отец был военным, и его по службе перевели в Пхеньян, где я прожил до пяти лет. Все мое нежное детство прошло там. Мой отец в компании коллег занимался тогда внедрением Ким Ир Сена, а Ким Чен Ир даже может быть назван приятелем моего детства. Что вы смеетесь? Правда, правда. А в 1949 году мы приехали в Ленинград.
- Где в школьные годы даже в БДТ играли. Как попали на прославленную сцену?
- Да, в общем, дуриком. Я стал выигрывать какие-то школьные конкурсы, читая "Стихи о советском паспорте". Замечательный режиссер Ленинградской студии телевидения Алексей Александрович Рессер, где-то услышав это чтение и увидев мои закатившиеся в экстазе глаза, решил поручить мне вести тележурнал "Юный пионер". Я в некотором роде был просто пионерской Митковой того времени, каждый выходной в 12 часов говорил юному народонаселению Питера: "Здравствуйте, дорогие ребята!" Так вот, когда я служил "Митковой", меня обнаружил в телевизоре Игорь Владимиров, который был тогда очередным режиссером у Товстоногова. А они ставили пьесу "Дали необъятные" Николая Вирты, где была большая роль для мальчика.
Моим дипломом, между прочим, был спектакль, а не картина. Сегодня в Москве идут мои "Дядя Ваня" в Малом театре и "Чайка" на Таганке. Причем уже много лет.
- На стенах вашего кабинета много фотографий Вот и Друбич, молодая и прекрасная
- Снимок времен ее проб на роль Полины Виардо. Сейчас я думаю, начнись жизнь сначала, неизвестно еще, что бы я выбрал в качестве основной профессии - театр, фотографию или кино. Кино все-таки очень тяжелый, изнурительный физический труд. А в театре и в фотографии есть моменты, когда чувствуешь себя вольным художником. Лет десять я снимал по всем странам мира портреты стен - без людей. Сначала "Сменой", потом перешел на Nikon, потом на Canon и даже на цифровые камеры. Люди, которые случайно попадали в кадр, меня просто раздражали, мешали видеть главное - стены, их немую историю. Это исключительно красиво.
- С какими театрами сейчас связана ваша работа?
- Когда я прихожу в разные модные театры и вижу вместо сцен глухие черные коробки, тут же встаю и ухожу. У меня другое представление о театре - как о некой фантасмагорической магии. Мне кажется, что зал Большого драматического театра, с золотом, серебром, - правильный зал. Поэтому на сегодняшний день меня интересуют не театральные коллективы, а сценическое пространство и залы. И я нашел площадку, отвечающую моим представлениям, - Театр Российской армии, где гениальная сцена и можно делать все что хочешь.
- Кстати, Татьяна Друбич как театральная актриса дебютировала в вашей постановке в Малом театре, куда вы ее, надо понимать, сосватали. А в Малом, говорят, в высшей степени не любят начинающих
- Мне тоже говорили: "Смотри, осторожнее, там способны в карман стекла насыпать Но более профессионального театра, чем Малый, я не видел в своей жизни. Это поразительно отлаженный и сохраненный театральный механизм, начиная с культуры репетиционного зала. Там всегда рядом сидит суфлер и фиксирует мельчайшие изменения или сокращения текста, у тебя обязательно есть ассистент и помреж, а к началу репетиции все стоит на своих местах и лежит тот реквизит, который нужен.
Когда, например, выяснилось, что Таню в зале не слышно, потому что нет микрофонов, труппа, вместо того чтобы, по легенде, тут же затоптать дебютантку, учила ее говорить, поворачивая голову в те точки зала, где идеально все слышно. Так что рассказы об ужасах Малого театра - сказки, а все тяжелейшие театральные истории, мне кажется, происходят как раз в "либерально-демократических" театрах. Вот там "могут ухо отъесть".
- Лучше поговорить о чем-то более съедобном. Ваша мама ведь руководила известным ленинградским рестораном "Чайка"?
- Я почти не бывал у мамы на работе. Обедать там не любил. "Вкусным" она меня кормила дома. У нас в семье свои представления о "вкусном", потому что мы все из поморов. Бабушка и мама родом из Архангельска. Кемь, где я родился, тоже поморская земля. От нашего дома в Кеми до Соловков всего 10 км по прямой через Белое море. Вы когда-нибудь пробовали треску в молоке?
- Не приходилось.
- А это одно из самых моих любимых блюд. И я очень жалел маму, которая днем на работе ела какую-нибудь отвратительную жирную пожарскую котлету.
- А на службе у отца ваше мальчишеское любопытство что-то привлекало? Он же после Кореи стал генеральным директором "Интуриста"
- Да, поскольку его знали в спецслужбах, а это все-таки круг определенный... Отец был полковником и очень способным человеком, во всяком случае, операция по внедрению Ким Ир Сена прошла, как мы знаем, с успехом. И когда его назначили одним из руководителей ленинградского "Интуриста", в этом тоже было признание его заслуг как талантливого и умного работника спецслужб. К сожалению, уже почти никого не осталось из людей, которые еще недавно подбегали ко мне в "Европейской" или "Астории" и говорили: "Здравствуй!" А почему? Тогда в квартирах почти не было ванных и все толпой ходили в баню; на лестнице стояла очень длинная очередь, и в ней разговаривали о жизни. У отца не хватало времени там стоять, и он водил меня в "Асторию" или "Европейскую", чтобы параллельно заниматься делами.
- С кем из питерцев вы сохранили близкие отношения?
- С кем они были, с теми и есть. Я десять лет сидел за одной партой с Левой Додиным, у нас остались самые лучшие отношения. С Кириллом Лавровым мы очень радуемся встречам, замечательные отношения с Борей Гребенщиковым, с Сережей Бугаевым - Африкой.
- Среди ваших друзей, кроме Гребенщикова, есть еще один интересный буддист - Ричард Гир. Вы с ним эту тему обсуждали или она из разряда сугубо личных?
- Мы много беседовали и на эту тему. Я довольно часто гостил в его загородном доме в Коннектикуте с комнатой для медитаций и как-то попросил его: "Дай поподглядываю". И он разрешил. Ричард исключительно умный и образованный человек. Занявшись вопросом, естественным для всякого думающего человека, - зачем и до каких пор ты здесь? - он многое перебрал и остановился на буддизме в силу абсолютной убедительности для себя именно этой системы. А Ричард, если уж на чем-то останавливается, становится необыкновенно последовательным. Пройдя определенный путь, он пришел к выводу, что буддизм есть сердцевинная суть человеческой жизни, человеческого будущего и существования в мире. Дальше все мешающее надо отсеивать.
- Вы сейчас заняты незавершенным когда-то проектом "Анна Каренина". Долго ждали продолжения?
- На самом деле у меня множество нереализованных проектов А "Анну Каренину" я сейчас возобновил на Первом канале. Это будет кинофильм и пятисерийный вариант для телевидения. Анну играет Таня, Олег Янковский - Каренина, Сергей Безруков - Вронского, Саша Абдулов - Стиву Облонского. Опять врубаться в "Анну Каренину" - безумный поступок. Будь я расчетливым человеком, сильно бы подумал перед тем, как браться за нее вновь. Такую махину подымать с сегодняшним кинопроизводством при полном торжестве нашей поганой рыночной экономики - страшное дело! Когда у Михаила Ильича Ромма спрашивали о самом главном качестве режиссера, он отвечал: "Физическое здоровье".
- А как вы себе отвечаете на "естественный для всякого думающего человека вопрос", который обозначили, рассказывая о Гире?
- Ответить на этот вопрос невозможно, но он стоит передо мной с самого начала. Я вам скажу так: других вопросов на самом деле нет.
Беседу вела Валентина СЕРИКОВА
Босс N06 (2005 г.)
http://www.bossmag.ru/
