Валерий Евсеев. Он звонил почти ежедневно и не без удовольствия сообщал: `Мастер, у вас в газете ляп`Назад
Валерий Евсеев. Он звонил почти ежедневно и не без удовольствия сообщал: `Мастер, у вас в газете ляп`
К 95-летию Никиты Богословского
Композитора Богословского знают все. Богословского-человека знают тоже многие, но все же меньше. Посеянный судьбой в этом меньшинстве, позволю сказать: он был роскошный человек. Но не только в том смысле, что был божественно талантлив во всем, а это, согласитесь, - главная роскошь, отпущенная человеку. И даже не в том, что, маленький, лысый и глуховатый, он всегда выглядел потрясающе импозантно. И уж совсем не потому, что приятный и комфортный. Комфортом он одаривал окружавших его, пожалуй, меньше всего. Я помню, как на каком-то торжестве семейного масштаба у себя дома Богословский, изрядно смутив собравшихся, в буквальном смысле слова выставил за дверь гостя, явившегося с женой, цветами и подарком, но без приглашения. Это был не враг и даже не недруг. Просто Богословский его не приглашал, а, значит, не хотел в тот день его видеть.
Он был роскошным, потому что всю жизнь позволял себе роскошь быть самим собой и жить в собственное удовольствие.
В одном из последних интервью он признался, что никогда не интересовался страной: "В духовном плане у меня не было драм и трагедий. Было ясное, радостное ощущение жизни, праздник бытия. К счастью, трагедии прошли мимо меня, только холодом от них повеяло. Я просто живу так, как мне хочется. Естественно, в рамках закона. И, в общем, я доволен тем, как это мне удается. Может быть, это стыдно, но я никогда не интересовался страной. Все мои мысли были направлены на творческое благополучие и на свою судьбу в этом мире, который я воспринимал иронически..."
Проживший большую часть своей жизни при советской власти и под прессом коммунистической идеологии, он не написал песен ни про эту власть, ни про партию. У коллег-композиторов было "Мы с железным конем все поля обойдем" и "Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин", а у него - "Верю в тебя, дорогую подругу мою" и "Ты ждешь, Лизавета, от друга привета". Он даже коллективизм не воспел. Подобное в те времена властью не поощрялось. И, тем не менее, он, махровый индивидуалист с дворянскими корнями, пережил ту власть. Да, не был особенно обласкан правящим режимом, не получил ни одной сталинской и государственной премии, а звание Народного артиста СССР - только к 70-летию. Но и гонений особых не испытал, хотя и попадал в жернова ЦКовских постановлений и правдинских публикаций. Трижды исключали из Союза композиторов, но это - не по идеологическим мотивам, а, скорее, за хулиганство.
Вот что вспоминал об одном из таких случаев сам Богословский: "Вместе с моим другом и коллегой Сигизмундом Кацем мы гастролировали в Донбассе. Концерты шли одновременно на двух площадках. На одной первое отделение отрабатывал он, на другой - я. В антракте нас быстренько на машинах меняли. Гастроли затянулись, мы смертельно надоели друг другу, и я решил положить конец нашим выступлениям. В первом отделении я вышел на сцену и сказал: "Здравствуйте, меня зовут Сигизмунд Кац" И отыграл и спел весь его репертуар. После "рокировки" на ту же сцену вышел другой человек, представился Сигзмундом Кацем и заиграл уже слышанные зрителями мелодии Что тут началось: скандал, из обкома звонят в Москву, гастроли прервали, Кац обиделся. А я был на три месяца исключен из Союза композиторов".
Он был везунчиком. Во всяком случае, сам он был уверен в этом. Или просто хотел, чтобы все думали, что он так думает. Иначе бы не назвал свой юбилейный вечер "Баловень судьбы".
Ну, и жизнь все время подтверждала это. Даже в мелочах. Как-то на редакционном празднике мы устроили лотерею. Все выигрыши - шутливо-пустяковые. Но главный приз - вполне серьезный: велосипед, доставшийся редакции в качестве гуманитарной помощи из Германии (это было в начале 90-х годов). Среди гостей присутствовал и Богословский с женой Аллой (композитор Алла Николаевна Сивашова-Богословская). Надо ли говорить, что велосипед выпал именно ему! Между прочим, Алла до сих пор уверена, что мы что-то там подтасовали.
В те эпохальные 90-е я и познакомился с Никитой Владимировичем Богословским. Познакомился благодаря газете "Вечерний клуб". Мы тогда формировали состав Общественного совета газеты, в котором уже были Юрий Нагибин и Юрий Никулин, Булат Окуджава, Александр Борщаговский Честно говоря, я поначалу был против кандидатуры Богословского. Мне казалось, что этот обитатель Олимпа будет у нас лишь свадебным генералом. Господи, как я ошибался!
Практически с ходу маэстро оказался одним из самых активных членов Совета, и мы с ним сблизились настолько, что стали дружить семьями.
Более внимательного, если не сказать более въедливого, читателя газеты, чем Богословский, мне трудно назвать. Кажется, он читал все, от корки до корки. И после выхода очередного номера "Вечернего клуба" три раза в неделю, а когда я стал работать в ежедневной "Вечерней Москве"", то практически каждый день он звонил мне и не без некоторого удовольствия язвительно сообщал: "Мастер, у вас в газете ляп". Мастером он меня называл в тех случаях, когда был чем-то недоволен. А ляпом у него считалась любая, самая маленькая корректорская блоха. Он не терпел небрежности ни в чем. Но особенно его раздражали современные манипуляции с русским языком: "Мастер, вот вы вчера напечатали про расстрел посетителей кафе, а почему же не сообщили, по решению какого суда их расстреляли?"
Он любил прессу и с удовольствием с ней контактировал. Всю свою долгую жизнь регулярно читал "Вечернюю Москву", "Известия", "Московский комсомолец" и "Комсомольскую правду". Очень гордился выданным "Комсомолкой" пожизненным редакционным удостоверением. Правда, тут же рассказывал, что, когда ему вручили это удостоверение, он сразу обнаружил и в нем ляп. "Представляете, они указали в нем день моей предстоящей смерти, так и написали: "Действительно до 31 декабря 1968 года". Не хотел бы я быть на месте тогдашнего редактора "КП"! Впрочем, тот конфликт, наверняка, разрешили быстро.
А вот другой оказался более затяжным. В 1980 году в "Комсомолке" появился новый главный редактор. Верный своему кодексу общения с главредами любимых газет, Богословский позвонил ему, чтобы договориться о встрече для личного знакомства. В условленный срок приехал в редакцию, но главного на месте не оказалось. Он позвонил второй раз и снова приехал в назначенное время. Это уже само по себе нонсенс: чтобы Богословский и второй раз поехал! Надо очень любить газету. Но главного редактора и во второй раз не было в редакции. Секретарша ничего путного объяснить не смогла. И тогда Богословский взорвался и выложил подвернувшемуся под руку заму все, что думал по этому поводу. И закончил заявлением, что если главный не позвонит и не объяснит причину своего поведения и не извинится, то он, Богословский, прерывает все свои отношения с газетой на период его редакторства.
Главный не позвонил. И Богословский прервал. На восемь лет. До тех пор, пока Селезнев не ушел из "Комсомолки".
С появлением Богословского в Совете "Вечернего клуба" на его страницах соответственно появились и публикации Богословского. Прежде всего, знаменитые "Заметки на полях шляпы". Тогда еще поголовная компьютеризация населения не состоялась, и свои материалы Никита Владимирович передавал в редакцию либо с оказией, либо обычной почтой. Письма частенько задерживались, и тогда он начинал нервничать и звонить: "Валерий, я уже две недели как послал вам шляпы, почему не печатаете?" Как-то накануне очередного газетного торжества я предложил: "Никита Владимирович, а почему бы вам не подарить нам шляпу, на которой вы все время пишете?" Шляпы подходящей у маэстро не оказалось, но идея пришлась по вкусу. Головной убор мы нашли сами, маэстро на нем расписался и прилюдно вручил. Следующий номер газеты вышел с шапкой: "Никита Богословский подарил свою знаменитую шляпу "Вечернему клубу". Как донесла разведка, это стало "фитилем" для других газет, где он тоже печатал свои шляпы.
Богословский вообще легко откликался на разные авантюрные предложения. Терпеть не мог только скучных мероприятий. Но об этом - ниже. А пока расскажу, как мы с ним трактир открывали.
Девяностые годы были лихие годы. Кто что мог, тот то и тащил. Только "Вечерний клуб" стал набирать силу и популярность, как наш логотип вывесили в качестве названия трактира на Люблинском рынке. Ну, дали мы своей коммерческой службе задание прекратить это безобразие: все-таки газета московской интеллигенции, а тут - трактир на рынке! Но все оказалось не так просто. И решили мы тогда действовать по классической схеме: если что-то не удается пресечь, то это что-то надо возглавить. Пригласили в редакцию директора рынка и предложили провести модную тогда презентацию трактира. От творческой интеллигенции хождение в народ попросили возглавить Богословского и всеобщую любимицу Ирину Мирошниченко.
Приехали, там уже столы накрыты, персонал одет по-праздничному. Начали трактир презентовать. Говорили, понятно, о смычке интеллигенции и народа, о просветительской миссии искусства. А, надо сказать, накануне у директора рынка мы поинтересовались, нет ли у них в трактире рояля или пианино. Поначалу директор обиделся, думал, подначиваем. А мы ведь на самом деле хотели, чтобы Никита Владимирович там что-нибудь сыграл. "Я могу только аккордеон найти", - говорит директор. Ну, мы рукой махнули и забыли. А тут приехали, и вижу - в углу на стуле аккордеон стоит. После пары-тройки тостов мысль появилась: снять всех гостей на фоне вывески с нашим логотипом. И чтобы Богословский с аккордеоном был. Подхожу к нему с предложением. "Да вы что, - говорит, - я это и в руках никогда не держал". Но все-таки уговорили. Снимок получился отличный, мы его на первой полосе дали.
Снялись, вернулись, снова за столы. Персонал трактира, этакие общепитовские мадонны, что после "антракта" к нам за столы подсели, сочли, видимо, что уже тот час торжества, когда пора к песням переходить. "А чего, - спрашивают, - гармонист не играет?" И на Богословского кивают. То есть начало презентации, когда гостей представляли, они пропустили, а в лицо маэстро, как оказалось, не знали. Пришлось объяснять, что это - не гармонист, а композитор, автор "Темной ночи", "Шаланд" и прочей известной всем классики. Это произвело впечатление, и официантки, которые до того обхаживали только Мирошниченко, начали оказывать всяческие знаки внимания и Богословскому. Но он, видимо, что-то уловил, а, может, просто переживал, что с аккордеоном сфотографировался, но сидел, как не в своей тарелке. Пока одна из мадонн, надумав повод поговорить со знаменитым композитором, не спросила его, кто это сидит напротив? А напротив сидел наш коммерческий директор.
И тут Никита Владимирович преобразился, сразу почувствовав, что и на его улицу пришел праздник: "А это - известный летчик, генерал Александр Константинович Андрианов, муж Ирины Петровны Мирошниченко". - "Ой, как интересно! А почему он не пьет совсем ничего?" - "Ирина Петровна запрещает, она его в ежовых рукавицах держит. Ему нужно поднести, чтобы она не видела".
Легко себе представить, как сердобольные русские женщины тут же воспылали сочувствием к "бедному мужу" знаменитой актрисы и как наперебой под разными предлогами отзывали его в сторонку, дабы позволить выпить тайком от "строгой жены". Ничего не понимающий наш Саша Андрианов устал объяснять, что за рулем он не пьет никогда. А уж какие укоризненные взгляды испепеляли "жену" - дескать, нельзя же с мужиком так круто! Хорошо хоть сама Ирина Петровна этого не заметила.
В общем, презентация удалась. Домой Никита Владимирович уезжал в отличном настроении. Маленький, но розыгрыш. Для экспромта - совсем неплохо.
Он шутил всегда и везде. По праву считался королем розыгрышей. Об этом ходят легенды. Некоторые из его розыгрышей были многоходовыми, выстроенными по весьма сложной драматургии. Некоторые из них были отнюдь не безобидными. Может быть, поэтому на своем последнем юбилее, на девяностолетии он сказал: "Я прожил очень долгую жизнь и хотел бы попросить прощения у всех. И у тех, кого нет, и у тех, кто еще жив. Я хотел бы попросить прощения за все то зло, которое я им сделал".
Но он всегда говорил, что разыгрывает только тех, кого считает своими друзьями и у кого есть чувство юмора. Поэтому лично я очень горжусь тем, что тоже попал в этот ряд. Быть другом такого роскошного человека, как Богословский - большая честь. Спасибо тебе, Никита Владимирович, за это.
А теперь безо всяких комментариев прочитайте главку из его книги "Что было - то было, и кое-что еще. Это о том, как он разыграл автора этих строк.
А все потому, что он очень не любил скучных мероприятий.
Никита БОГОСЛОВСКИЙ:
"Газету вашу буду читать с радостью"
Мой друг, в то время главный редактор газеты "Вечерний клуб" В. П. Евсеев, получил такое вот от руки написанное письмо:
"Уважаемый шеф-редактор!
Мне 31 года. В Москве я был придставител фирмы "Жетерпа". Типер моя миссия окончена и я уезжал домой Париж.
Почему я Вам дал это письмо? Из всех газет в Москве мне понравились только "Коммерсант" и Ваша. Первая для дела, а Ваша для души, что узнат о культуре моей стар. Родини. Дело в том, что я есть француз рускова прохождения. Мой дет участвовал революцион 1905 год и вынужденный убежать от царской власти во Францию. Типер я буду выписыват на Париж эти газеты.
Уезжая я хочу гаварить: я ужасно полубил московских людей и буду без них очень скуку иметь. Прошу Вас через газета мой любов к этим людям пожелание им удачи и здоровя, а газету Вашу буду читать с радостью.
Ваш, А.ТИКИН
(следовал домашний парижский адрес)"
Чрезвычайно польщенный, редактор публикует это письмо, предварительно исправив все безграмотности языка. А через несколько дней получает другое:
"Дорогой мой дружок, В.П.!
Если Вы сильно напряжете Вашу память, то вспомните, что полгода назад Вы затащили меня на скучнейшую тусовку, где бесчисленное количество не знакомых мне лиц произносили длиннейшие панегирики виновнику торжества, с которым я вообще не был знаком. И я сказал Вам, что отомщу за эти мучения. Но не сейчас, а очень нескоро, тогда, когда Вы вообще забудете об этом злосчастном вечере. И месть свершилась! Прочитайте фамилию автора письма, француза А.ТИКИН справа налево и не водите больше его по тоскливым приемам, даже если стол будет ломиться от деликатесов. Ваш верный друг: Никита Богословский.
P.S. Не посылайте в Париж автору письма номер газеты: это адрес ныне покойного карикатуриста Жана Эффеля. Н.Б.
"Журналист" N5, 2008, с. 75
http://www.journalist-virt.ru/
