Есть ли смысл говорить о том, что песни Никиты Богословского с той минуты, когда они были написаны, стали народными и прошли проверку временем? Но первую и вторую цитаты (о "блатной Дженни" и "дурном вкусе" "Шаланд"), принадлежащие... композиторам Дунаевскому и Мокроусову, ничем иным, кроме как ревностью к успеху коллеги, создавшего "Темную ночь", "Любимый город" и другие великие, как сейчас говорят, хиты, объяснить невозможно...

Кто вы, мистер Богословский?

С женой знаменитого композитора Аллой я встретился в кафе International в Нью-Йорке. Она рассказала мне о Никите, о том, как он сделал ей предложение и как она, несмотря на большую разницу в возрасте, ответила ему: "С удовольствием".

– Назначая первое свидание, он спросил: "Что вы пьете?" – "Все, что прозрачно и не ниже 40..." – ответила я. Похоже, мой ответ Богословскому понравился... Как мы жили? Мы безумно любили друг друга, хотя и ссорились, часто по пустякам, ибо оба обладали взрывным характером.

– Говорят, Богословский был человеком сложным?

– Это не то слово. До своего 91 года он так и остался мальчишкой, хулиганом, капризным ребенком, который из-за упрямства стоит на своем и в спорах, и... в потасовках. Жил он широко, не отказывая себе ни в чем: ухаживал за женщинами, пил водку, курил. Упорядоченная, будничная, серая жизнь наводила на него смертельную скуку. Он искал выход своей буйной энергии и всегда что-то выдумывал. Наши с ним бурные отношения, как ни странно, тоже украшали жизнь... Надо отдать ему должное, – подумав, добавила Алла, – он был приличным эгоистом. Терпеть не мог дискомфорт, все, что мешало ему в быту или творчестве. Его раздражали возражения... Он делал вид, что меня не слушает, но, тем не менее, поступал так, как я ему говорила, – как ребенок, выдавая это потом за собственное решение. Собственно говоря, он и был большим ребенком, то есть человеком со своими слабостями и достоинствами. Он любил друзей, незаметно помогал тем из них, кто нуждался. Однажды мне показалось, что он, глядя на фотографию любимого покойного друга Марка Бернеса, плакал.

– Мне кажется, что он как будто намеренно окружал себя евреями...

– В его окружении были разные люди. Но евреев было действительно много. Кац, Бернес, Фельцман, Утесов, Галич, Львович, Вишневский...

– Что его привлекало в них?

– То же, что и во всех, – остроумие, талант, ум, ирония и самоирония... Как-то один из редакторов московского радио на репетиции моей песни набросился на меня за то, что эту песню на стихи еврея Мандельштама будет исполнять еврей Боря Львович. "Что вы себе позволяете, – кричал он. – Вы забыли, где будет концерт? В Колонном зале Дома Союзов!" Постояв с открытым ртом, я пришла в себя и, озверев, кинулась к телефону-автомату – жаловаться Никите. "Ты представляешь? Я вне себя! Дай ему как следует! Чтобы помнил!" Никита меня успокаивал. А когда я пришла домой, на столе уже лежало его юмористическое письмо на имя "президента России Боруха Натановича Эльцина о... засилье русских в еврейской культуре...". Встретив как-то этого редактора, он сказал ему, что дворяне в дореволюционной России считали для себя неприличным подавать руку городовым и антисемитам... Не любил Никита и пошлость. Когда его однажды пригласили выступить в "юмористической" передаче Евгения Петросяна, он послал его сами знаете куда... Все, от чего веяло "серьезностью", "масштабностью", выводило Никиту из себя, вызывало раздражение. "Протокольный этикет" он немедленно разбавлял тут же придуманной им острой шуткой, иронией. Не любил он власть и чиновников, презирал их и зло высмеивал. Терпеть не мог Никита пафос и лицемерие. Во время исполнения гимна России, когда весь зал вставал, он вдруг наклонялся и, чертыхаясь, лазил под стульями – что-то искал. Или начинал завязывать красивым бантиком шнурки на туфлях.

– Помнится, он стильно одевался.

– Да, одевался он очень хорошо – с парижским шиком. Галстуки не носил, только "бабочки" или шарфики. Десятки раз был в любимой им Франции, с Мишелем Леграном играл в четыре руки. Франсис Лемарк и Филипп Жерар были его соавторами по песням. С Жаном Габеном он шатался по парижским кафе, а с Жаном Маре чинно прогуливался по садам и паркам столицы Франции. Обожал Ива Монтана.

– О розыгрышах Богословского говорила вся Москва..

– И не только Москва. Его розыгрыши, шутки и анекдоты обрастали скандальными подробностями. "Не люблю никаких шоу, кроме Бернарда", – говорил он.

- Мой друг Володя Зак, ныне покойный, друживший с Богословским, рассказывал о малоизвестных розыгрышах своего московского друга. Однажды делегация композиторов Союза путешествовала по Тунису; стремясь избавиться от мальчишек-попрошаек, Богословский пообещал им все свои суточные. Но с одним условием: мальчишки должны выучить два слова по-русски и говорить следующей за композиторами советской делегации писателей, что известный в то время реакционер и антисемит главный редактор "Огонька" Софронов – "г...но!". Когда попрошайки выучили эти два слова, Богословский с ними рассчитался. А писатели из делегации, следовавшей за делегацией композиторов, услышав слова мальчишек: "Саферонов – г...но", были потрясены тем, что об этом знают даже мальчишки Туниса!

- Да, это почерк Никиты…

- Не могу не спросить о вашей жизни без Никиты…

- Наша духовная связь была поразительна. Не успевала я о чем-то подумать, как Никита бежал ко мне с той же самой мыслью. Это не было совпадением. Так было сотни, тысячи раз. Когда я осталась одна, без него, и тяжелая, невыносимая тоска одолевала меня, вдруг раздавался неожиданный телефонный звонок, выводящий меня из этого состояния. О том, что он умер, знали все. Но звонки с просьбой позвать его к телефону долго еще раздавались в квартире. Я злилась, раздражалась, недоумевала, пока меня не осенило – Господи! Какая же я балда! Это он подает мне весточки! Это он так развлекается и шутит надо мной. С тех пор, когда звонили с просьбой позвать к телефону Никиту Владимировича, я отвечала: "Он давно уже разговаривает с Богом". Никита давал мне знать, что он здесь, со мной. Не грусти, мол, все хорошо... В день моего рождения, когда я уже жила в другом доме, перед его фотографией я прошептала: "Ты забыл меня поздравить". Потом включила телевизор и вижу, что идет передача о нашем доме на Котельнической набережной, причем даже о нашей квартире. Я рассмеялась. Это было в стиле Никиты. Я поняла, что таким образом он поздравляет меня... После ухода Никиты у меня исчезли все проблемы. Уверена, что и это его работа: он давал мне знать, что защищает меня. Но я не могу к нему притронуться, обнять. Прижаться к нему. В этом невысоком человеке была огромная сила... Когда его увозили в больницу, он вырвался из рук врачей, повис у меня на шее и прошептал: "Мне уже не вернуться... Как ты будешь без меня? Я люблю тебя, Алка!.." Он чувствовал, что уходит. К смерти своей готовился серьезно и основательно. Купил мне новую машину и арендовал дачу... Сняв с пальца перстень с бриллиантом, сказал: "Поноси-ка пока... А то он чего-то сваливается у меня все время". Никита проверил все счета, сделал необходимые звонки, навел идеальный порядок в своих бумагах, дочитал книгу. И в ночь на 4-е число 4–го месяца 4-го года 21-го века – без боли и слез, без страха и сожаления, попросив врачей не беспокоить меня до утра, остановил свое сердце... Я счастлива, что жила с ним в одно и то же время, дышала с ним одним воздухом, любила его и ссорилась с ним... Я и сейчас все еще жду его звонка. Жду, когда он скажет: "Где ты, Алик? Приезжай скорее! Я соскучился...".

Сейчас я работаю над альбомом неизвестных писем Никиты. Это потрясающая музыка, некоторые из его вещей я буду петь сама...
Досье MIGnews

Композитор Никита Владимирович Богословский родился 22 мая 1913 года в Санкт-Петербурге. Первым его сочинением был вальс, написанный им в 8-летнем возрасте и посвященный дню рождения дочери знаменитого певца Леонида Осиповича Утесова. Когда Богословскому было 15, в Ленинградском театре музыкальной комедии состоялась премьера оперетты "Ночь перед Рождеством", написанная юным композитором. Самого Никиту Богословского на премьеру не пустили, билетерша заявила: "Мальчик, тебе нельзя, придешь с мамой в воскресенье на утренник".

В 17 лет он поступил в консерваторию по классу композиции, которую успешно закончил в 1934 году.

Никита Богословский сочинил музыку ко многим спектаклям и художественным фильмам, в том числе "Остров сокровищ" (1937), "Таинственный остров" (1941), "Ночь над Белградом" (1941), "Пятнадцатилетний капитан" (1945), "Безумный день" (1956), "Разные судьбы" (1956), "Пес Барбос и необычный кросс", "Самогонщики" (1961). Никита Богословский написал несколько сот песен, среди которых - "Любимый город", "Спят курганы темные", "Темная ночь", "Шаланды", "Днем и ночью", "Почему ж ты мне не встретилась".

Во время Великой Отечественной войны Никита Богословский давал концерты на фронтах и в военных госпиталях, в мирное время он объездил с авторскими вечерами весь Советский Союз.

При жизни композитора в его честь была названа одна из открытых астрономами малых планет, а в 1998 году у концертного зала "Россия" на площади Звезд появилась памятная плита с именем Никиты Богословского.

Скончался Никита Владимирович 4 апреля 2004 года, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

17.10.2008

Арсений Малиевский

MigNews.COM

Док. 514300
Перв. публик.: 17.10.08
Последн. ред.: 01.11.08
Число обращений: 27