21 сентября 2004 года Зиновию Ефимовичу Гердту исполнилось бы 88 лет. А 18 ноября исполнится восемь лет, как его не стало. Написал слова "не стало", а сам подумал: "Так ли это?" Во вступлении к книге "Зяма - это же Гердт!" вдова Зиновия Ефимовича Татьяна Александровна Правдина пишет: "...Наша жизнь продолжается, так как его не стало только физически, потому что на каждую свою мысль, поступок, решение я слышу и чувствую его отношение - радостное или сердитое - спорю, убеждаю, соглашаюсь". Свои воспоминания о Гердте кинорежиссер Михаил Абрамович Швейцер озаглавил "Таких людей нет, а скоро и совсем уж не будет". Воистину так! На память приходит мне последняя встреча с Гердтом, которая состоялась в мэрии Москвы. Посвящена она была подготовке к 50-летию Победы над фашистской Германией. Назову имена некоторых деятелей искусств, которые приняли в ней участие: Марлен Хуциев и Марк Захаров, Элина Быстрицкая и Сергей Юрский, Михаил Швыдкой и Владимир Этуш... Рядом с Григорием Баклановым "приютился" Зиновий Ефимович Гердт. Когда "дебаты" подходили к завершению, он вдруг неожиданно попросил слова. Гердт говорил, что волнение в преддверии такого праздника и столь активное участие в нем московской интеллигенции вполне естественны, иначе быть не могло. Но его, Гердта, сегодня волнует другое: готовясь к празднику Победы над немецким фашизмом, мы как будто не замечаем, как гуляет фашизм по Москве (Гердт подчеркнуто повернул голову в сторону сидевших во главе стола высоких начальников, военных и гражданских, напомнил о недавних выступлениях по телевизору Эдуарда Лимонова и иже с ним, о легально распространяющейся в переходах Москвы литературе фашистского толка). Последние слова воспроизвожу уже по записи: "Простите меня за то, что моя реплика не совпадает с целью сегодняшнего уважаемого совещания, но я не мог сегодня не сказать об этом - все это волнует меня не меньше, чем память о войне, участником которой я был. Еще раз извините, господа", - с грустной улыбкой закончил свое выступление Зиновий Ефимович.
В зале буквально замерли, а через несколько секунд раздались аплодисменты, которые, конечно же, не входят в ритуал подобных заседаний.
После окончания собрания многие его участники направились к начальству "решать вопросы", как принято в таких случаях, а Зиновий Ефимович медленно пошел к выходу. Уже в вестибюле я подошел к нему, чтобы пожать руку в знак восхищения и благодарности. И вдруг: "Знаете, Матвей Моисеевич, я всю вашу "Мозаику" не прочел, но рассказ "Иов из Шполы" перечитал дважды. Какая высокая и трагическая судьба у вашего Эзры! Были бы силы, я сыграл бы его в кино или хотя бы прочитал отрывки со сцены. Ваш Эзра близок мне еще и тем, что последние годы его прошли в Шаргороде, незабываемом для меня Шаргороде, где я несколько лет тому случайно побывал. Но не в этом дело. Что больше всего запомнилось мне в вашей повести, это фраза вашего героя - извините, если процитирую ее неточно: "Самая великая мысль в еврейском учении - вот эта: "Истинно добрые дела следует вершить, не думая о вознаграждении". Подумайте, как сказано! У вас там дан ивритский текст - как это звучит?" - "Хесэд шель емет" - сказал я. - "Да, эти слова я бы поставил рядом с великими библейскими заповедями", - сказал Зиновий Ефимович.
В тот день Зиновий Ефимович выглядел хорошо, бодро...
Скажу несколько слов о феномене предстоящего возрождения Гердта. Совсем недавно позвонил мне художник Борис Жутовский. О чем бы мы с ним ни говорили, всегда возникает тема Гердта. На сей раз он рассказал мне о своей поездке в городок Себеж - на родину актера. На мой вопрос: "Каким ветром тебя туда занесло?", он без раздумья ответил: "Гердто-зямовским!" - и, рассмеявшись своей находке, продолжил: "Мэр Себежа Владимир Васильевич Афанасьев задумал, как мне кажется, сделать из Себежа нечто a la Витебск. И пригласил меня вместе со скульптором Юрием Меречковым в Себеж. Он был прав: сначала надо увидеть, а потом внести предложения. Сегодня у нас уже есть конкретные предложения и не только по поводу памятника Гердту. Но по поводу памятника замечу: им заинтересовался наблюдательный совет ЮНЕСКО! Представляешь, кем становится Гердт сегодня?! И еще - в Себеже будет создан целый комплекс, посвященный Гердту. Когда все это осуществится, обязательно поедем с тобой туда и посидим в ресторанчике "У Зямы".
После телефонного разговора с Жутовским почему-то вспомнил рассказ Евгения Миронова о последней его встрече с Гердтом: "Позвонил Валера Фокин. Сказал, что надо поехать поздравить юбиляра на дачу. Сказал, что совсем плох. Ехали с замиранием сердца. Как войти? Что сказать? А главное - страх увидеть беспомощного Зиновия Ефимовича, другого, каким я его не знал. Открыла дверь Татьяна Александровна. Держится потрясающе. Как будто все в порядке. Полный дом гостей. Я первый раз у них дома. Все веселятся. Невероятно. Даже неприятно, ведь умирает Гердт. Заходим к нему в комнату. Лежит. Рядом сидит Хазанов. Подходим ближе. И вдруг те же глаза, тот же тон, что и тогда, много лет назад. Веселый и легкий до неприличия: "Ребята, вы не видели мой орден? Нет? - шарит рукой по столику. - Таня! Катя! Б..., где орден? - Приносят. Положили на грудь. - Вот, Женя, орден "За заслуги перед Отечеством" третьей степени. - Помолчал и добавил: - То ли заслуги мои третьей степени, то ли Отечество!.." Опять что-то рассказывает. Ловлю себя на мысли, что хочу запомнить его лицо, интонации, всего его. Устал. Подзывает меня к себе. Прижимается щекой. Я понял: Прощается..."
Считалось, что при Гердте нельзя было произносить нецензурные слова, ругательства тем более. Помню, на вечере Игоря Губермана произошло следующее: за кулисами Игоря кто-то предупредил, что в зале Зиновий Гердт. Он сказал: "Все понял" и первую строку в своем знаменитом четверостишии, написанном в 1991 году, вскоре после августовского путча в Москве: "Получив в Москве по жопе, полон пессимизма, призрак бродит по Европе, призрак коммунизма", прочел так: "Получив в Москве по попе..." Зал дружно "поправил" Игоря, а Зиновий Ефимович поднялся за кулисы, буквально задыхаясь от смеха, и сказал Игорю: "Гарик! Ну, слово "жопа" я и сам иногда произношу!"
Расскажу о заочной встрече с Зиновием Ефимовичем. Произошла она далеко от Москвы. Осенью 1992 года я ездил по местечкам Украины, собирая фотоматериал для своей книги "Еврейская мозаика". У меня сохранилась запись, связанная с этой поездкой. Местечко, вернее, бывшее местечко в Подолии. Брожу по улочкам, переулкам и вдруг вижу окно, в котором, как в магазинной витрине, развешены фуражки (среди них даже одна военная), кепки какого-то особого покроя. Я, конечно же, остановился, постучал в дверь (то, что в этом доме живет мастеровой-еврей, у меня сомнений не вызывало). Мой стук, даже настойчивый, ни к чему не привел. Я постучал в окошко. Выглянула пожилая женщина, которая сказала: "Если вам что-то нужно, зайдите в дом". Она открыла дверь и, даже не пригласив меня войти, с порога сообщила, что сегодня суббота и ничего продаваться не будет. "Если вы хотите приобрести себе что-то на голову, приходите вечером или завтра утром. По вашему виду я вижу, что вы не ямпольский и даже не шаргородский, но вы точно еврей. Вокруг осталось так мало евреев, что я знаю всех в лицо. А сами откуда будете?" Я сообщил, что когда-то жил в Бершади, сейчас фотографирую оставшиеся еврейские местечки. Мое сообщение особого впечатления не произвело, хозяйка сказала: "Но в нашем доме вас, наверное, заинтересовали головные уборы? Хотите, можете взять, что вам понравилось, и сами положите деньги. В субботу мы денег не берем и ничего не продаем". Хозяйка еще раз окинула меня внимательным взглядом. "Я вижу, что вы, наверное, из Одессы. Я угадала? Ах, из Москвы! Залман, иди сюда! Здесь пришел интеллигентный покупатель из Москвы. Он что-то хочет".
В комнату вошел старый человек высоченного роста, с огромными "буденновскими" усами. Не поздоровавшись, он стал говорить: "Вы хотите иметь кепку моей работы? Я вас хорошо понимаю. Я не только последний "шаргородский казак", но и последний шапочник в местечке - многие уехали в Эрец Исраэль, кто-то просто умер. Мой папа, мир его праху, очень хотел туда поехать... Э, я вас заговорю. Если вы что-то можете выбрать из готового товара - пожалуйста. Если нет - приходите завтра утром, я сниму мерку с вашей головы, и пока вы почитаете "Винницкую правду", вы будете иметь замечательный головной убор. Когда вас спросят в Москве, где вы его взяли, скажите, что у Залмана из Шаргорода, на улице Советской. Так вы сами будете из Москвы? В прошлом году у меня был один интересный клиент, тоже еврейский человек из Москвы. Он был такой маленький, что я нагибался вдвое, чтобы с ним говорить. Он был с женой, высокой красивой женщиной. Когда этот человек узнал, что меня зовут Залман, он очень обрадовался и сказал, что в детстве его тоже звали Залман. Я пошил ему такую кепку, что ни в Ямполе, ни в Виннице, ни в Москве нет второй. И деньги у него не взял. Вы еще можете подумать, что я богатый человек и мне не нужны деньги? Еще как нужны! Я стал местечковый капцан (бедняк. - М.Г.). Бывает, проходят недели, что нет ни одного клиента. Но у этого маленького человека из Москвы я денег взять не мог, потому что он имел большую и умную голову. Когда мы разговорились о жизни, о смерти, он сказал мне такое, что я запомнил как вирш (по-украински стихотворение. - М.Г.): "Вся жизнь человека проходит в поезде, который везет нас в лучший из миров. И идет этот поезд только в одну сторону. Есть ли жизнь за последней остановкой - я не знаю. Не уверен. Но жить надо так, как будто за последней остановкой начнется новая, вечная жизнь, и тогда не страшно умирать..." Ну, скажите, после таких умных слов я мог взять деньги за свою работу? Конечно, нет!"
Почему-то в этом "клиенте" моего нового знакомого мне почудился Зиновий Ефимович Гердт, хотя как попал он в эти места, зачем и почему, в тот момент я понять не мог. Позвонил вдове Зиновия Ефимовича: к моей радости, я оказался прав! Татьяна Александровна рассказала мне, что летом 1991 или 92 года она с Зиновием Ефимовичем была на съемках фильма "Я Иван, а ты - Абрам". Фильм ставил режиссер Йоланд Заберман. Съемки проходили в местечке Чернивци, затерявшемся где-то между Ямполем и Шаргородом. Кто-то из чернивецких знакомых сказал Зиновию Ефимовичу об одном еврее, знаменитом мастере по пошиву кепок. В свободный от съемок день Зиновий Ефимович и Татьяна Александровна поехали в Шаргород. А остальное было примерно так, как рассказано выше.
В заключение приведу стихи Давида Самойлова, которые часто звучали в поэтическом репертуаре Зиновия Гердта.
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале...
О, как я поздно понял,
Зачем я существую!
Зачем гоняло сердце
По жилам кровь живую.
И что порой напрасно
Давал страстям улечься!..
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...
Матвей Гейзер
08.04.2006
http://www.peoples.ru
Док. 514871
Перв. публик.: 08.04.06
Последн. ред.: 04.11.08
Число обращений: 112
Гердт Зиновий Ефимович
|
