15 апреля театру "Современник", основанному Олегом Ефремовым, исполняется 50 лет.
Театроведы, критики и другие образованные люди ближе к дате напишут об истории, тенденциях и достижениях этого замечательного театра, возглавляемого Галиной Волчек.
А пока мы по-соседски (Неелова живет в нашем переулке) попросили Марину Мстиславовну дать нам ее сочинения о спектаклях, в которых она играла.
То, что Неелова - выдающаяся актриса современности, знают многие, то что она замечательно думает и пишет, наши читатели узнают из этой и других публикаций "Новой газеты".
(Фото Юрия Роста) В "Шинель" я вошла почти случайно, и началось это с шутки: сидя в "конюшне" у Юрия Роста, я, как всегда, ныла и плакалась ему в жилетку с вечным вопросом: "Что играть?!". Он, как всегда, почти меня не слушая, но слыша, сказал: "А что бы тебе не сыграть "Шинель" - Акакия Акакиевича?". Я чуть не упала, задохнувшись от дерзости, восторга, потрясения, но не сомневаясь ни минуты. С того момента я стала мечтать. Мечтала я довольно долго, до тех пор пока однажды, счастливо для меня, не встретились случайно (а бывают ли случайности?!) Ю. Рост и Валерий Фокин и также неслучайно зашел у них разговор о Гоголе:
- А что ты не поставишь "Шинель"?
- Мечтал, мечтаю, а кто Башмачкин?
- Неелова.
Не знаю, что в этот момент подумал или почувствовал Фокин, но ему понадобилась только минута, чтобы сказать "да".
Я продолжала мечтать и ничего не знала об этой их встрече. И также неслучайно, по прошествии не знаю какого времени, на премьере Фокина "Ревизор" я подошла к нему с поздравлениями и услышала: "У меня к тебе предложение, которое тебя, может быть, удивит: давай сделаем "Шинель". Я чуть не упала во второй раз. Ведь я помню, как я завидовала Гарику Леонтьеву в фокинском спектакле "Нумер в гостинице города N". Я и не скрывала этой зависти, сразу признавшись им обоим в этом после спектакля. Я мечтала сыграть Гоголя у Фокина.
(Фото Юрия Роста) В это время театр "Современник" достраивал свою Другую сцену, которую решено было открыть премьерой "Шинели". Фокин раздвинул свой напряженный график, и мы стали думать об этом, уже конкретно говорить, он сочинял, я фантазировала на тему.
Начались репетиции. Их было много. Какое-то время они шли с перерывами, потом без перерывов каждый день. Ни о чем другом я уже думать не могла. Обсуждая все в мельчайших подробностях, естественно, коснулись и внешнего облика Акакия Акакиевича, и Фокин почти впроброс сказал, что Башмачкин должен быть лысым, я с радостью согласилась. Через какое-то время он снова это повторил и, не столкнувшись с моим возражением, сказал: "Ты, видимо, не поняла, что я имею в виду: ты должна обриться наголо". Ей-богу, меня в этот момент смутило только то, что у меня есть еще разные спектакли, в которых я все-таки играю женщин, и там мне волосы бы пригодились, тем более что они имеют обыкновение отрастать, и не могу же я бриться всю оставшуюся жизнь каждые три дня!
Его это совершенно не заинтересовало и не убедило. Значит, мне нужно было найти какой-то компромисс, какой-то театральный ход, так как обычный лысый парик в этот спектакль действительно не годился. Думала я с утра до ночи, и вдруг однажды в каком-то полусне пришла мне в голову спасительная идея. Чулок! Телесного цвета с надрезами и торчащими оттуда кое-где волосками. Полночи ушло на изготовление этой "головы".
Самое трудное было впереди - предстояло убедить Фокина, который "видел" меня лысой. "Это ведь пока только для репетиций, свои волосы мешают и мне, и тебе а?". Каждый вечер дома я совершенствовала его. Наконец позвонила гримеру - Татьяне Шмыковой - за советом и помощью. Она, как творческий человек, сразу включилась в работу и сделала ее изумительно (подтверждение чему - ее премия "Чайка" за грим в этом спектакле).
(Фото Юрия Роста) Теперь нужно было подумать о руках: они не могут быть моими. Из такого же чулка мой необыкновенный костюмер Ольга Маркина сотворила чудо, достойное восхищения. Может быть, это все и не главное, а сопутствующее, но "когда б вы знали, из какого сора. Будучи женщиной, сложно сыграть Акакия Акакиевича со своими волосами, пластикой, руками, глазами Кто он и какой, этот знакомый нам всем почти с детства и такой разный у всех Башмачкин?
Мне часто чудятся таинственные (случайные ли?) пересечения с моими персонажами; думаю, что это вполне естественно и объяснимо: ведь даже если их нет, актер создает их сам.
О чем только не говорили мы с Фокиным на репетициях, придумывая или создавая своего Башмачкина - кто бы слышал! - о моей собаке Дэнди, о наших детских ощущениях, о старости, смерти и рождении, но про это не рассказывают: репетиции - это интимно
Приносят костюм Акакия Акакиевича: мешковатый сюртук, мужские ботинки - это новый шаг к нему, приближение. Не знаю, повинуясь чему, сразу надеваю правый ботинок на левую ногу, левый - на правую. Это никому не видно, кроме меня, но почему-то (мне это важно?) это так надо. Шаг, шаг, походка Подходим к концу его жизни, и, укладываясь в уже "умершую" его старую шинель, которая стала его последним домом, вдруг после слов "виноват, винова-а-а-ат" кричу петушиным криком и слышу Фокина: "Во-о-от это уже похоже на Гоголя!". Откуда он взялся, этот петушиный крик?
Прошло немного времени, читаю Набокова о Гоголе и натыкаюсь: "В детстве иногда по ночам Гоголь вдруг кричал петухом и любил надевать правый ботинок на левую ногу и наоборот. Пересечения, пересечения, пересечения Дух Акакия Акакиевича витал у Калинкина моста в Петербурге, а я, родившись в этом городе, где "жило" так много его персонажей, жила именно там: у Калинкина моста
(Фото Юрия Роста) Начало спектакля: сижу в шинели, на маленькой лесенке, зажатая (зажатый?) со всех сторон, не смея пошевелиться (зрители входят в зал, а я почти среди них), но главное для меня сейчас не они: проверить в который раз на месте ли перо, лист, на котором буду писать, кружка с водой, свеча, его-моя жизнь в этом пространстве. Идет снег, он медленно падает на этом экране-стене; вздохи петербургского ветра, его порывы, скрипы, звуки, а я - Башмачкин в доме-шинели - жду, когда рассядутся по своим местам шумные зрители, я - он - сонный выйду из шинели, и луч солнца-софита попадет на кончик моего носа, я медленно-медленно, еще досыпая, выползу из этого привычного тепла, по каждодневному кругу все быстрее и быстрее побегу на службу, поднимусь по ступенькам, достану перо, проснусь окончательно и наконец скажу: "МИЛО-СТИ-ВЫ-Й ГО-СУ-ДАРЬ. И кокетливая буква "о", и забавная "у", и совсем нелюбимая "с".
Я всегда испытывала невероятное сострадание к нему: к Акакию Акакиевичу - маленькому и несчастному, но вдруг мне стало казаться, что для его счастья нужно так немного: любимые буквы - счастье, пробуждение - счастье, тепло и луч солнца и когда никто не мешает - тоже счастье, а написание фразы - как подарок и рождение музыки. А новая шинель - как влюбленность и любовь. Она, эта любовь, - открытие незнакомой жизни, запах новой ткани, блеск нового воротника, ее тепло и ее - это никогда еще не испытанное - объятие, и "как будто я и не один, как будто какой человек подруга жизни.
Поддавшись искушению любви, соблазну, нарушив свой привычный ритм жизни, в какой-то степени изменив себе, он уже не сможет пережить потери. В каждом из нас в том или ином виде живет Акакий Акакиевич, если есть в нас душа - душа ли ребенка, старца, мужчины, женщины; каждый из нас хоть на минуту или секунду был им, каждого из нас хоть раз в жизни обокрали - душевно ли, духовно, физически, каждый когда-то был нелюбим, одинок Эти странные, а впрочем, вполне естественные наши пересечения, сближения, сопереживания чувства Он ведь брат наш
20.03.2006
http://www.peoples.ru
Док. 516849
Перв. публик.: 20.03.06
Последн. ред.: 08.11.08
Число обращений: 122
Неелова Марина Мстиславовна
|
