Случились два события, которые впоследствии, возможно, нарекут историческими. Великий зодчий современности прочел первую открытую лекцию в нашей стране. И в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина открылась его выставка "Норман Фостер. Пространство и время". Может, кому-то эпитет "исторический" покажется чрезмерным. Но неслучайно было сказано на церемонии открытия, что приезд Фостера в Россию знаменует приход России в мир архитектуры XXI века.
Первое историческое событие имело место быть в странном помещении огромного цеха вчерашнего винзавода, только начинающем преобразовываться в выставочный или форумный зал, с обнаженными еще пыльными трубами отопления, со следами сварки и граффити на голых стенах, с проходящими за окнами к соседнему Курскому вокзалу желто-зелеными вагонами фирменного поезда "Белогорье". Организаторы планировали тысячную аудиторию. В цех набились три тысячи. Кресел из плотного картона не хватило. Сидели на полу, стояли в проходах. Разговор предполагался для специалистов. Они, конечно, были. Но все-таки терялись в море молодых, горящих любопытством студенческих физиономий.
Он излагал им свою стройную единую концепцию взаимодействия новаторства и традиций в архитектурном творчестве. А они вглядывались в нечто "закадровое", в загадку того, как этот динамичный, энергичный, несмотря на далеко не юношеский возраст, человек в темной водолазке и темном костюме, начав с мальчика из рабочей семьи в пригороде Манчестера, с профессии летчика в годы армейской службы, с основания фирмы, в которую входили всего три человека, вырос в мировую легенду.
Сегодня на строящемся по проекту Фостера объекте, сменяя друг друга, могут работать семь дней в неделю - по 24 часа в сутки - 50 тысяч человек. Фирма "Фостер и партнеры" проектирует и строит в 22 государствах. Триста раз она награждалась самыми престижными премиями.
Перечисление же наград и званий, которыми отмечен лично Норман Фостер на всех континентах, кроме разве что Антарктиды, заняло бы, наверное, всю эту страницу. Отмечу лишь два награждения. В 1999 году он стал лауреатом архитектурной "нобелевки" - Притцкеровской премии. И в том же году королева Великобритании присвоила ему титул лорда Фостера Берега Темзы и пожизненное звание пэра.
Так что юноши и девушки в цехе винзавода начинали свои вопросы и обращения к нему с непременного "сэр". Как, впрочем, и участники церемонии открытия выставки в Итальянском дворике ГМИИ.
Меня тоже интересует загадка этой личности. Но не столько со стороны вечного сюжета о Золушке или о вознесении Генри Форда. В своих хрестоматийных уже творениях Фостер дерзко, вызывающе современен. И в воссозданном германском Рейхстаге. И в реконструированном стадионе "Уэмбли". И в гонконгской банковской высотке. И в мосте Миллениум в Лондоне. И в виадуке Мило во Франции. И в самом большом в мире пекинском аэропорте.
Его называют и прародителем, и одновременно классиком хайтека, эстетизации современной архитектурно-строительной индустрии. Действительно, в функционально безупречных шедеврах Фостера все прекрасно - от силуэтов зданий до буквально дверных ручек. Не устаешь поражаться неисчерпаемости его фантазии в отношении неожиданных технических новинок. И все же меня не покидает ощущение, что технологическая сторона творчества для него не самодовлеющая, более того - не главное. Что в каждом новом своем проекте он мучительно развязывает еще и некий философско-художественный узел.
Особенно очевидно это в проекте реконструкции Рейхстага в Берлине, где при трансформации образа имперского рейхстага в демократический парламент чувствуется стремление бережно воскресить все периоды германской истории, кроме нацистского. Когда стали очищать интерьеры Рейхстага от штукатурки уже послевоенной реставрации, под ней обнажились надписи, сделанные советскими солдатами и офицерами. (В открытой лекции Фостер привел такую деталь: офицеры расписывались в основном кусками голубого мела, солдаты - белого.) Архитектор настоял на сохранении этих "граффити русских-1945".
Норман Фостер, назвав Москву одним из самых удивительных мест в мире, сказал, что с Россией у него связаны два необычайных совпадения (ну совсем по нашему Пушкину: "Бывают странные сближения").
Ирина Александровна Антонова, директор Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина, ознакомившись в Лондоне с реконструированным Фостером Большим двором Британского музея, тут же предложила организовать его выставку в ГМИИ. И совсем вскоре - независимо от этого - московские власти пригласили его к проектированию небоскребной башни "Россия".
Второе "странное сближение". Когда Фостера и его жену возили на прогулочном катере по петербургским рекам и каналам, их поразила фантастическая арка Новой Голландии. Потянуло проникнуть под эту арку, узнать, какие тайны за нею кроются. Что они потом и сделали, уже самостоятельно. И он помечтал о том, в какое чудо можно было бы превратить этот захламленный складами островной треугольник.
И вдруг перед Рождеством звонок от Шалвы Чигиринского (инвестора и девелопера, у которого с фирмой Фостера деловые контакты в России): "Затевается конкурс на застройку Новой Голландии в Петербурге. Будет ли это вам интересно?". Фостер тут же ответил: "Да, конечно!".
Конкурс он выиграл. Может, и в силу более высокой, чем у других, степени уважения к прошлому. Даже скептики, ратующие за полную неприкосновенность исторической среды Петербурга, признали, что проект Фостера - самый щадящий. В новом многофункциональном культурном комплексе, которым предстоит стать Новой Голландии, не потревожено ни одной исторической постройки XVIII века.
Итак, первая разгадка загадки, заданной нашему времени Норманом Фостером, - в его глубоком уважении к традиции, ощущение себя звеном в цепи куда более долговременной, чем жизнь любого из нас. Ответственность перед прошлым.
Но есть и еще одна разгадка. Его ответственность перед будущим. Фостера, например, уже сегодня тревожит: а что станется с обогревом и освещением городов, если свершится пессимистическое пророчество о скором исчерпании энергоресурсов на планете? И он проектирует новый купол берлинского Рейхстага так, что в нем максимально работает естественный солнечный свет. И само здание благодаря удивительному куполу и скромным энергозатратам становится "электростанцией" для нового правительственного квартала.
В его проектах новейшая электроника, компьютерная техника очень чутко реагируют на любые изменения внешней среды, включая "рычаги" и "каналы" саморегулирования, снижая до минимума потери энергии. Этой же цели служит все - от стройматериалов до конструктивных новинок. Кто-то назвал архитектурную оболочку его проектов живой чувствительной кожей между внешним и внутренним миром.
Его волнует чрезмерное разрастание мегаполисов, некоторые из которых достигли уже экстремальных отметок в 30 миллионов человек. Неслучайно так упорно возвращается Фостер к идее башен-небоскребов. В числе их и проект самого высокого на планете здания Millennium Tower: миллион квадратных метров коммерческой застройки, 170 этажей, на которых могут расположиться 60 тысяч человек - население не такого уж малого города. Замкнутый жизненный цикл: полное самообеспечение производимой энергией, полная переработка отходов, максимальная защищенность от ураганов и разрушительных землетрясений. И - разрешение противоречия между задыхающимися центрами и зелеными пригородами. За счет оптимального освещения, вентиляции и даже за счет внутреннего озеленения - садов и цветников внутри зданий.
В этом отношении особенно интересны идеи, за-программированные в проекте башни "Россия" в деловом центре "Москва-сити". Неслучайно этот проект считают вершиной в "горной цепи" его высотных башен. Правда, сам Фостер говорит, что его тут прежде всего интересовала проблема, как вписаться в историческое и завтрашнее архитектурное пространство Москвы, ведь ясно, что в ближайшем будущем "Россия" станет не только самым высоким зданием Европы, но и главной достопримечательностью, доминантой столичного пейзажа.
В техническом описании конструкции башни "Россия" есть слова о "триумвирате трех ребер" (в лекции сказано было: они символизируют Веру, Надежду, Любовь) и о "зеленом сердечнике". Может, зеленый цвет тут случаен. Как, возможно, случаен и элегантный зеленый галстук, в котором Фостер был на церемонии открытия выставки. Но совсем неслучайно, что, кроме звания "человек N 1 в сегодняшней мировой архитектуре", за ним закреплено еще одно: самый экологичный, самый "зеленый" из ныне живущих зодчих.
Несколько лет назад, беседуя с Даниилом Граниным, я услышал от него: "Главный наш дефицит сегодня - отсутствие образа будущего. Требуется будущее!". Норман Фостер отвечает на эту потребность. О, если бы каждый из нас делал то же в своей области - так же талантливо и дальновидно, как он в своей!..
