Александр Ширвиндт :Нынешние звезды сгорают за секундуНазад
Александр Ширвиндт :Нынешние звезды сгорают за секунду
- Александр Анатольевич, когда вы понимаете, что спектакль готов?
- Это становится ясно примерно через месяц после премьеры. Он освобождается от всяких недочетов и технических неполадок, и актеры начинают играть свободно. Некоторые актеры безумно боятся премьеры.
- Кто, например?
- Например, покойный Анатолий Дмитриевич Папанов. Он безумно боялся премьер. В день премьеры он был в панике, умолял сделать так, чтобы критики не приходили или ничего не писали. Но ведь все знают, что на премьерный спектакль приходит, как правило, вся театральная общественность и "критическая мысль". И пока все в спектакле только улаживается, становится на свои места, критики уже привешивают ему какой-то ярлык. Папанов считал, что в первые три премьерных дня происходят главные катастрофы. Так бывало часто. Апофеоз всех этих страхов случился, когда мы играли в Ленинграде премьеру "Ревизора" (мы повезли его туда сразу после московского спектакля, и сыграли спектакль в огромном дворце имени Горького). Помните, с чего начинается "Ревизор"?
- С реплики Городничего: "Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор".
- Папанов в этом спектакле играл Городничего. В самом начале вышли чиновники, расселись. Выходит Папанов и говорит: "Господа, я должен сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет Хлестаков". Все, можно было дальше спектакль не играть. Так что есть актеры, для которых премьера - это жуть.
- Почему вы выбрали именно пьесу "Свободу за любовь"?
- Я ее не выбирал. Актеры принесли в театр пьесу, но режиссер, приглашенный ее поставить, отказался от работы после первой репетиции. Пришлось репетировать мне. А пьесу потом досочиняли все вместе, совместными усилиями.
- Ну вот, я думал, что вы долго искали пьесу, нашли ее, поставили А вы, как обычно, спасали всех с тонущего корабля?
- Ну, затонуть он еще не успел, работа была практически на нулевом цикле. Вот "Женщину без границ" пришлось подхватить за месяц до премьеры, не хватило времени на то, чтобы все исправить. В театре такое случается. Хотелось бы, чтобы случалось реже.
- Вы смотрите телевизор в свободное от репетиций время?
- Смотрю, конечно. В основном спортивные программы. Очень люблю смотреть снукер (одна из разновидностей бильярда. - "НИ"), баскетбольные соревнования. Я обожаю эту игру, всю юность играл в баскетбол... Смотрю соревнования по бильярду и футбольные матчи, при этом иногда плача над судьбой российского футбола.
- Как вы считаете, российская команда сможет когда-нибудь сыграть в финальном матче чемпионата мира?
- Стараюсь об этом не думать, но тем не менее футбол смотрю.
- А в бильярд вы тоже играли?
- В бильярд я иногда и сейчас играю, только нужно, чтобы была практика.
- Я где-то читал, что вы были одним из лучших непрофессиональных бильярдистов в Москве.
- Это не так. Я играл прилично, но лучшим меня не считали. Из непрофессионалов нашего круга гениально играл Гриша Горин. Как сказали бы тогда, парково.
- Что это значит?
- В те времена, когда я был молодым и задорным, в нашей стране не было секса и азартных игр. Поэтому бильярд был подпольной игрой. В Парке культуры и отдыха имени Горького была огромная бильярдная, одна единственная на Москву, и иногда в бильярд играли в домах интеллигенции. В бильярдной в парке играли профессионалы. Там, например, был Ашот, который играл со всеми одной рукой, чтобы как-то сравнять шансы. Когда он играл двумя руками, сравняться с ним было невозможно. Эта бильярдная считалась злачным местом, клоакой. В ней играли на деньги. Хотя по сравнению с нынешними временами это был просто детский сад. Но мы этого не знали. Гриша Горин был бильярдист парковый: он играл там на равных с парковыми игроками. Сейчас в нашей среде первый бильярдист - Боря Хмельницкий, он играет профессионально. Потом Говорухин и так далее. А я еще ниже.
- В то время была всего одна бильярдная на Москву?
- Ну, да, что вы удивляетесь? И тотализатор был всего один. На Московском ипподроме. Полузапрещенный, единственный в СССР. Он назывался "Рысистые испытания", но на самом деле все понимали, что это такое. Его никак не могли закрыть, потому что его курировал сам Буденный. Благодаря ему ипподром с тотализатором уцелел в самые ханжеские советские времена.
- Вот вы говорите, что у вас нет времени практиковаться в игре на бильярде. Но ведь можно поставить в театре бильярдный стол.
- Можно. А к нему можно добавить еще рулетку, фитнес-клуб и где-нибудь в гримерных устроить несколько небольших публичных домов. Тогда сбудется мечта тех людей, которые к этому так стремятся.
- Спектакли вам ставить не очень нравится, в бильярде вы не первый игрок. А в чем вы достигли подлинного мастерства?
- В чистке карбюраторов падающего потока. Они стояли на советских машинах "Волга" и "Победа". Сейчас современные машины работают без карбюраторов. Но в то время меня считали мастером. И все из нашего клана приезжали ко мне. Я с наслаждением разбирал карбюратор, чистил его, и машина заводилась.
- Вы давно ездите на машине?
- У меня права с 1954 года. Когда об этом узнают парни из автосервиса, они начинают относиться ко мне с уважением.
- В то время было трудно сдать на права?
- Труднее, чем сейчас. Тогда права невозможно было купить. Не продавались. Это сейчас в подземном переходе можно приобрести все, что угодно: права, свидетельство лауреата Ленинской премии, Нобелевского лауреата и так далее. Тогда очень трудно было пройти медкомиссию, потому что на всю Москву было всего две поликлиники и больница, которые имели право выдать справку о том, что тебе можно ездить на машине и сдавать на права. Сейчас это можно сделать везде.
- Пришлось стоять в очереди?
- Я брал справку зимой, где-то в Южном порту. Помню, на снегу у этой больницы горели костры и рядом с ними стояли все, кому нужна была справка: начинающие водители вроде меня, люди, лишенные прав, водители, которые их потеряли. Они стояли там всю ночь. И чтобы в очередь не проник никто посторонний, записывали номер на руке и несколько раз в день приходили отмечаться.
- И вы через это прошли?
- Меня по блату провела на комиссию медицинская сестричка. Ей почему-то не хотелось, чтобы я стоял трое суток на снегу. Но поскольку у двери стояла общественная комиссия, она провела меня через котельную за десять минут до начала осмотра и провела в кабинет окулиста. А у меня проблема с глазами: близко расположены какие-то сосуды, и в мороз я всегда начинаю плакать. Меня посадили на стул перед огромной замученной бабой - окулистом. Она стоит у таблицы и показывает мне указкой на буквы. Я ничего не вижу, слезы текут, и я говорю что-то невпопад, а рядом стоит и переживает сестричка, которая меня провела. Окулист движется по таблице, показывая буквы все больше и больше, а я все время говорю что-то не то. Наконец, она дошла до самой большой буквы, я ее тоже неправильно назвал. И тогда она тихо, чтобы я не услышал, говорит медсестричке: "Да он же слепой!"
- Но справку все-таки дали? И вы увидели, наконец, все буквы?
- Или буквы увидел, или еще что-то произошло, не помню. Но справку все-таки дали.
- А откуда вы знаете, что все в переходах продается? Вы ходите по улицам?
- Только, чтобы дойти от дома до машины, от машины до театра и обратно. Этого достаточно.
- А в метро ездите?
- В метро я езжу в Петербурге. От дворца имени Горького, где мы играем, до гостиницы "Октябрьской" прямая ветка: входишь в метро возле нее и выходишь прямо под дворцом. А на машине ехать очень долго. А больше никогда.
- Узнают ли вас на улице, в магазинах?
- Я редко туда захожу. Обычно узнают через магазин: в одном узнают, в другом - нет. Когда часто мелькаю по телевизору, узнают чаще. Как-то смотрит на меня какой-то пьяный и говорит: "Что-то у тебя знакомая рожа".
- А во время гастролей в Америке? Ваш друг Михаил Михайлович Державин говорил, что его узнавали и даже что-то дарили.
- Узнают в основном эмигранты. Чтобы там узнавали в магазинах, нужно идти в эмигрантский квартал. Там Михаила Михайловича узнавали и даже бесплатно угощали пирожками. На Уолл-стрит вряд ли кто-то нас узнает.
- Почему вы не снимаетесь в кино, в сериалах?
- Мне часто приносят сценарии, но окунаться в этот поток мыла как-то не хочется С голоду я не помираю, значит, для того, чтобы я захотел сняться, должен быть хороший сценарий. А мне постоянно присылают бесконечные многосерийные бодяги или рекламные ролики и постоянно звонят. И называют такие суммы, что я зажмуриваюсь, но пока держусь. Обычно мне говорят: "Ну чего вы стесняетесь? Во всем мире в рекламе снимаются макрозвезды".
- Действительно, чего вы стесняетесь?
- Во всем мире совершенно другая система. Если, например, Роберт де Ниро снимается в рекламе, условно говоря, пепси, он получает за это такие бешенные деньги, что можно нигде кроме этой пепси не сниматься. И снимают его не с голым задом. А он сидит, к примеру, со стаканом на своей вилле у камина и говорит: "Да, пепси неплохой напиток". И все. Но иногда мне предлагают за рекламу такие суммы, что на секунду задумываешься: "Интересно, откуда они их берут?" Поэтому мне очень трудно справиться с артистами, когда они хотят сниматься в рекламе и сериалах.
- Почему вы берете в театр только выпускников училища имени Щукина? Вы их принимаете по блату, потому что там сами преподаете, или потому, что они лучше обучены?
- Я считаю, что училище имени Щукина и школа-студия МХАТ - лучшие высшие театральные учебные заведения мира. Я бывал в разных учебных заведениях во Франции, в Америке, Израиле, Дании и Швеции и везде видел, как там учат на артистов. Лучше, чем у нас, не учат нигде. К сожалению, сейчас появилась тенденция, что образование актеру получать не надо. Студенты иногда осторожно меня спрашивают: "Зачем мы учимся?" И я их понимаю: по телевизору показывают то "Минуту славы", то "Фабрику звезд" - все работают по одному и тому же принципу. Молодых людей засовывают на месяц в какое-то гетто, и они оттуда выходят как бы звездами: умеют петь, танцевать, читать стихи и разговаривать. А моим несчастным студентам для того же самого приходится четыре с половиной года мучиться.
- Что вы говорите студентам?
- Мне нечего ответить, потому что это только отражение всеобщего дилетантского самодеятельного разврата, который заполонил все сферы искусства. Он прогрессирует, и идея о высшем театральном образовании постепенно выхолащивается. Молодежь не может понять: зачем им терять пять самых ярких лет, когда за месяц можно стать звездой. Хотя все эти звезды, на мой взгляд, - микрометеориты, сгорающие за секунду.
