Вообще-то, Александр Анатольевич, собирался поговорить сегодня совсем о другом, но после того, что узнал от вашей супруги, из головы не идет один вопрос: как вы можете?
- Могу ли я, но как? Ну как? Когда очень приспичит, могу.
- Это вы о чем?
- А ты о чем? Я о жизни.
- А я о вашей привычке есть вареный лук. Как представил сию картину, сразу понял: от человека, способного употреблять Это в пищу, можно ожидать любого.
- Твоя правда. От меня можно ждать всего или... ничего. Что ни говори, а я выбрал себе очень удобное хобби - конкурентов нет. Несут много и охотно, при этом даже как бы возвышаясь в собственных глазах: ну еще бы, Народного артиста подкормили, обеспечили едой! Можно было выкинуть луковицу в помойное ведро, а так вроде совершил благородный поступок. Я реально вижу весь процесс: хозяйка варит щи, вылавливает из кастрюли склизкий кругляш, подносит его к ведру и тут вспоминает, что в третьем подъезде живет сумасшедший, который жрет эту мерзость. Кладет лук на блюдечко и несет мне.
- И вы весь съедаете?
- Только самый отборный. Предварительно проверяю: а вдруг обо мне поздно вспомнили и выковыряли луковицу уже из ведра? Наверное, я единственный такой на всю страну. Хотя нет, как-то мне попадалась родственная душа, значит, двое нас... А мы так и будем беседовать о моих гастрономических пристрастиях? Полагал, и о театре немного потолкуем.
- Да проще пареной репы, Александр Анатольевич! Хотите поделиться опытом хождения в театральную власть?
- Понимаешь, какая история... Тридцать... сколько?.. тридцать два года я в этом театре, и ситуация сложилась так, что дальше нельзя было откладывать решение накопившихся вопросов. Приперло. Плучеку 91 год, в театр он не ходит, в общем, стали мы потихоньку тонуть. Кто спасет? В Москве с пяток театров стоят обезглавленные, в них судорожно ищут худруков. Постоянно тасуется колода из нескольких имен. Андрюшу Житинкина, моего ученика, про которого я все знаю, определили на Бронную... Есть Владимир Мирзоев, еще какие-то люди, но рынка нет. Ведь худрук -- не режиссер, это совершенно иная профессия. Например, Анатолий Эфрос был замечательным, потрясающим режиссером, но никаким худруком. А вот Валентин Плучек, Марк Захаров -- настоящие художественные руководители, знающие, когда употребить пряник, а когда кнут.
- А вы?
- Что - я? Передо мной стояла дилемма: или уходить из театра в спокойную и сытую (относительно, конечно) антрепризную жизнь, или зажмуриться, попробовать договориться и продержаться здесь. Амбиций у меня никаких нету. Единственное мое желание -- не дать Сатире загнуться.
- Разгибать, наверное, будете при помощи кровопускания?
- Ты о труппе? Я не собираюсь совершать неслыханных революций - ни кадровых, ни творческих.
- Но новая кровь театру нужна, согласитесь.
- Не спорю... Хороший урожай дали вузы, среди выпускников есть интересные, способные ребята. Мы уже смотрели щукинцев, но я не хочу брать абы взять. Мне нужны вполне определенные типажи. Скажем, с героями у нас проблемы, Мироновых маловато, в смысле -- Андреев...
- Их не только у вас маловато.
- Вот и ищу.
- Приток новых лиц будет сопровождаться оттоком старых?
- Нет, это порочная система. Хочу сохранить всех.
...Конечно, плохо, что для труппы я свой. Тут же одни Васи, Мани, Шуры. С другой стороны, мне не нужно знакомиться с коллективом. Видишь, приемная пуста? Пришел бы сюда чужак, многие перед ним хвост распушили бы, животы повтягивали бы и стали рассказывать, какая здесь прежде была тюрьма. А так... Зачем людям ходить на смотрины, если я знаю их как облупленных?
- Название театра не кажется вам анахронизмом?
- Это дань истории, традиции. Когда-то, во времена невозможности, тут творились невероятные вещи. Сколько у того же Плучека закрытых спектаклей! Страшно вспомнить! "Теркин на том свете", "Был ли Иван Иванович?", "Доходное место", "Самоубийца"... Все не перечислишь. Даже я успел отличиться: комиссия не приняла постановку "Недоросля", которую мы делали вместе с Юликом Кимом. Спектакль закрыли, увидев в нашей работе издевательство над классикой. За Фонвизина, понимаешь, обиделись...
- С Плучеком после развода вы не виделись?
- Как не виделись? Я регулярно бываю у Валентина Николаевича, мы советуемся, треплемся. По ключевым вопросам прошу благословения.
- А кино?
- Ну-у-у, что ты! То, что сейчас снимается, назвать кинематографом можно лишь с натяжкой. Приятные междусобойчики, тусовка для старых знакомых. На мой взгляд, многое делается исключительно ради "Кинотавра" и "Ники", но никак не ради зрителей. Так что кино для меня не вариант. Театр -- это да. Вот и приходится сидеть в этом кабинете, заваривать новые постановки, искать пьесы, режиссеров...
- Кстати, о кабинете. Он у вас с иголочки, придраться не к чему. Только свежей краской пахнет.
- Да, покрасили...
- Блюдете традиции: новый начальник обязан начинать с перестановки мебели и переклейки обоев?
- Ну, у Валентина Николаевича Плучека был свой вкус... Правда, то, что ты видишь, не мой стиль, так директор распорядился, он ремонтом руководил.
- И портрет Путина на стену тоже он повесил?
- На день рождения Андрюши Миронова мы сделали спектакль, на который пришли представители администрации президента, мои друзья. Они принесли это фото и сами же ему место нашли. Снимать портрет я не стал. Это непедагогично. Пусть висит. У кого-то из классиков, к слову, был рассказ о двубортном портрете: на одной стороне Ленин, а на второй -- государь император. Хозяин шедевра ориентировался по ситуации, по тому, какая власть была в городе...
- У вас еще топорик на стене висит. Тоже друзья принесли?
- Да, и это подарок. Чтобы каждый входящий знал: при случае я могу отрубить ему что-нибудь.
- Пускали холодное оружие в ход?
- Пока не доводили до греха... Не такой уж я кровожадный, хотя и вампир.
- ?!
- А как вы хотели? Я сорок два года преподаю в институте, а это чистый вампиризм: пью чужую молодую энергию, высасываю ее из студентов.
- Или студенток?
- Из всех. Энергия исходит от каждого. Серьезно тебе говорю! Я получаю поразительную инъекцию, иначе давно бросил бы преподавание. Это ведь минус деньги, минус время. Все компенсируется зарядом, идущим от аудитории, какая бы порой шпана и дурачье в ней ни сидела. Когда на тебя смотрят двадцать пять пар глаз, это подпитывает.
- Недавно вы поставили к 8 марта спектакль, посвященный Андрею Миронову. Вас не смущает такое "уменьшительное" название - "Андрюша"?
- А его все так в театре звали - Дрюсик или Андрюша. По-моему, за этим названием нет ничего кроме нежности. А нам бы хотелось, чтобы спектакль получился искренним, трогательным и нежным.
- По-вашему, его путь не был драматичен? Он не ощущал дискомфорт в театре, в окружающей жизни?
- Нет. Скорее он был баловнем судьбы, заслуженным баловнем. Что бы сейчас ни говорили, здесь, в своем театре, он был хозяин. Играл много и все, что хотел. Не сыграл Сирано и Арбенина , о которых мечтал. Так просто не успел. Да, он хотел серьезного репертуара. В театре он не сыграл того, что сыграл, например, в фильме Алексея Германа. Но я уверен, и сыграл бы, и поставил. Не успел. Потрясает другое - сколько успел! За 25 лет службы он сыграл восемнадцать ролей в постановках Валентина Плучека и других режиссеров, среди которых Марк Захаров и Анатолий Эфрос. Сам выпустил восемь спектаклей, сорок ролей - в кино и на телевидении. А еще совершил 32 поездки по стране, 21 раз гастролировал за границей, выпустил 4 пластинки. В нем была неуемная жажда жизни и жадность до работы.
-Товарищ Андрея Гриша Горин когда-то взял у него интервью, начинавшееся с "если бы": если бы ты был не Мироновым, если бы не родился в Москве...
- На пленке сохранился рассказ об этом самого Гриши, зрители увидят эти кадры.
- Попробуем продолжить горинские "если бы". Если бы Андрей дожил до наших дней?
- Он, конечно, уже сыграл бы Сирано, думаю, затеял бы и Арбенина. Был бы художественным руководителем Сатиры. Возможно, у него была бы лучшая в Москве коллекция автомобилей, не исключаю и собственный самолет. Наверняка изящнейшая вилла в Италии, где-нибудь на берегу, чтобы в любой момент под рукой, т.е. под ногой были бы водные лыжи, которые он обожал. Он очень хотел жить, как цивилизованный западный человек, и остро чувствовал отсутствие личной, индивидуальной свободы. Он хотел вырваться за пределы площади Маяковского.
И хотя спектакль о нем нельзя представить без шуток, сам Андрюша в последнее время был внутренне грустен. И все наши загулы, кураж - все рассчитано было на то, чтобы переломить его внутреннее ощущение.
- А если книжки почитать, впечатление о вас другое складывается...
- Внешность обманчива, а я хорошо умею скрывать суть. Но разве в книгах у меня такой отвратный образ?
- Книги ведь разные есть. Не только вами написанные, но и о вас.
- А-а-а, ты об этом, о Егоровой... Ну-у-у, знаешь, в этом случае психиатрическую экспертизу давно пора делать.
- Если вас оболгали, почему молчите, не отвечаете? Татьяна Егорова вашей персоне в своих книгах и интервью посвятила немало слов. Картинка в итоге рисуется еще та...
- Старик, она же только и ждет, чтобы я отреагировал. Зачем мне ввязываться в эти выяснения, скандалы?
...Конечно, радости мало, когда твое имя начинают публично полоскать. Но я ведь знаю подоплеку всего происходящего. Если бы у меня было рыло в пуху, тогда бы суетился, а так... Мало ли что пишут и говорят. Сейчас ведь полная вседозволенность...
- Вы на каком этаже живете?
- На третьем.
- А я на семнадцатом. Разницу чувствуете? Вдруг дыхалки не хватит?
- Надо терпеть! И я ведь иногда в чужих лифтах поднимаюсь и спускаюсь. Порой пока до нужного этажа доберешься, несколько остановок сделать приходится - кто-то выходит из кабины, кто-то заходит, а я стою, не дышу... Трудно!
...А пить надо пятью глотками.
- Это как?
- Стопку водки опрокинул и запил ее четырьмя глотками. Или кофий кушаешь и отмеряешь: первый, второй, третий...
- А если горячий попадется?
- Рассчитывай силы. Пять раз глотнул, сделал паузу, потом еще пять...
- Сложная у вас жизнь, Александр Анатольевич.
- Привык. Раньше я еще номера машин считал. В сумме должна была получиться цифра сто: 42-58, 67-33. Если вдруг оказывался незначительный недобор, например, 98 очков - 42-56, можно было разворачиваться и не ехать на работу, все равно день насмарку. Особой удачей у меня считалось сочетание 50-50, оно гарантировало успех. Сейчас, правда, я этого безумия лишен.
- Почему?
- Номера у машин трехзначные, не знаешь, что ли? Зато новая игрушка появилась - сотовые телефоны. Только успевай на звонки отвечать. Словно забава такая: кому больше позвонят.
- Вы по-прежнему жаворонок, встаете по утрам ни свет ни заря?
- Ну конечно! Поздно меняться в моем возрасте, надо следовать однажды выбранным правилам и привычкам. Вот сейчас мне уже трудно с тобой разговаривать, начинаю засыпать.
- Намекаете - мол, пора закругляться?
- Хочешь, посиди, послушай, как я храплю... Видишь, даже специально диван в кабинете поставили.
- Сомневаюсь, что вам средь бела дня подремать удастся.
- И правильно делаешь: у меня вскоре репетиция. Но, вообще-то, к обеду я успеваю полный рабочий день на ногах отстоять. Встаю обычно часов в шесть, поэтому к моменту выхода на сцену в сон клонюсь. Так всю жизнь с собой и борюсь, профессия-то у меня совиная...
Андрей Ванденко
12.12.2000
http://www.peoples.ru
Док. 521122
Перв. публик.: 12.12.00
Последн. ред.: 16.11.08
Число обращений: 301
Ширвиндт Александр Анатольевич
|
