Цена победы
Я коренной вахтанговец. После того как закончил Щукинское училище и год проработал актером, Евгений Рубенович Симонов что-то такое во мне, ироничном мальчишке, увидел. Жажду самокопания, безумную любовь к одиночеству, желание анализировать ситуацию не только изнутри, но и со стороны. Я Скорпион (как и ушедший Товстоногов, как Захаров, Рязанов...), а Скорпионы склонны сами себя пожирать. "Характерных актеров много, а характерных режиссеров мало", -- сказал Учитель, благословляя меня на режиссерский факультет. Постепенно актерское тщеславие -- желание получать цветы, раздавать автографы - ушло. Однажды меня назвали мальчиком Каем, складывающим из льдинок слово "ВЕЧНОСТЬ". Я не обиделся. Конечно, режиссура -- это горячее сердце. Но и такая холодная-холодная голова... Высота этой профессии -- в умении конкурировать с ТВ, с видео. Удерживать зрителя в напряжении 2-3 часа. Заставлять его испытывать те эмоции, которых дома, в кресле перед экраном, он никогда не испытает, а испытает здесь, в темном зале, рядом с людьми, которые, так же, как он, одновременно с ним, хлюпают носом или хохочут. Тогда все, тогда я победил! Кому-то не нравится, что я на виду. Завидуют, наверное? Ненавижу ханжеские заявления режиссеров о том, что им все равно, сколько зрителей в зале, что они готовы играть для десяти человек, если эти десять их понимают. Это обман! Замечательно пошутил Марк Захаров: "Давайте уж тогда в лифтах играть..." У него-то публика периодически вздрагивает на спектаклях: то вдруг что-то взорвалось, то вдруг что-то оборвалось... Когда критики сетуют, что Роман Виктюк соблазняет зрительный зал, я пожимаю плечами. Ради этого зритель после трудового дня и отдает свои кровные: ему не дают уснуть над раскрытой программкой.
"Дети, заткните уши!"
Насколько духовна сегодняшняя публика? Одно время мне казалось, что катастрофа! Подростки ночами сидят в интернете, без конца перещелкивают каналы, потому что им мгновенно становится скучно... И я стал обманывать обывателя, предлагая ему скандальные названия и сюжеты, "упакованные" в яркую форму. "Ночь трибад - ночь лесбиянок", "Признания авантюриста Феликса Круля", "Милый друг"... Чтобы человек визуально зацепился и потом попытался разобраться. Во время "Игры в жмурики", где герои матерят друг друга на чем свет стоит, обалдевшая учительница умоляюще шептала ученикам: "Дети, заткните уши!" Но уже на 12-й минуте никто из зрителей не обращает внимания на лексику. "Игра..." получила несколько международных премий. Однажды случился праздник души: после спектакля мужчина в дверях зала наливал всем выходившим пластмассовый стаканчик водки и просил выпить: "Это же про меня!" (Он оказался работником морга.) Сегодняшний зритель голосует ногами, и не стоит гневить Бога: кинематограф зачах, а театр пользуется невероятным спросом. Только в Москве идет сейчас одновременно 15 моих спектаклей. Я ставлю, как правило, то, что успели забыть или никто никогда не ставил. Меня уже цитируют. Стал классиком? Не в этом дело. Но когда говорят: "Тебя разворовали, использовали твою мизансцену", -- испытываю чувство гордости. Значит, понравилось. Я многих заразил собой, своим методом. Уже есть мой театр. Хотя если говорить о собственном здании, тут мы поставим три точки...
Часто спрашивают, что я делаю в свободное время. Репетирую другой спектакль. А еще "коллекционирую" людей. Не в том смысле, что я их использую, -- просто ловлю кайф от общения с уникальными личностями. Не собираю их фотографии, предметы, с ними связанные, -- нет, это как бы внутреннее что-то, имеющее отношение к эмоциональной памяти. Еще мне нужно интеллектуальное пространство, поэтому я коллекционирую театры, города, страны... В баре городка Санта-Барбара (дыра дырой, между прочим) посетители, узнав, что я русский, от удивления чуть не попадали со стульев. Они думали, Россия -- страна медведей, вечных снегов и закутанных в тулупы дикарей, а тут вдруг перед ними сидит абсолютно цивилизованный человек, да еще слушает джаз.
Ученик Гоголя
У нас в свое время, когда появились деньги, в театр (как и в кино) хлынул поток дилетантов. Режиссура на первый взгляд -- простое дело. Стоит выучить реплики, сказать актерам, кто из какого угла выходит, -- и спектакль готов. Нет и нет! Режиссура -- магия, тайна. Мы элементарно конкурируем с Кашпировским, хороший режиссер, как правило, хороший психоаналитик. Правда, методы бывают разные. Галина Волчек считает, что у режиссера может не быть здоровья, но должны быть воля и чутье. Она ведь кричит на репетициях! Однажды в актера бросила пепельницу... А я год после премьеры хожу на каждый спектакль, замечания делаю за кулисами, на бегу хватаю актера и тихо ему втолковываю, что не нравится. Этому меня научил не кто иной как Николай Васильевич Гоголь, который мечтал быть актером, да не получилось. Он сидел в ложе на всех репетициях, никогда не делал замечаний вслух, а мягко уводил под ручку в уголок... Режиссер либо мучитель и диктатор, либо творец некоего процесса, в который втягиваются актеры, а потом и зал. Я обожаю делать из зрителей соучастников. Делая ставку на актера. Как бы ни выпендривался (в хорошем смысле слова) режиссер, его участь -- "умереть в актере". В наших отношениях всегда есть сговор, мистика. Давно замечено, если премьера удачная и на театр обрушился его величество Успех, -- все (и это справедливо) экстатически поздравляют актеров. Если провал -- винят всегда только (!) режиссера. Пословица "друзья познаются в беде" в нашем цехе звучит иначе: "друзья познаются в провале". Сам вышедший из актеров, я понимаю, что эта профессия -- вечные кровь, пот, слезы и терпение, бесконечное терпение! Годами ждать ролей, не завидовать коллеге, который получил "твою" роль, существовать в обойме двух-трех исполнителей на одну роль, знать, что премьеру играешь не ты, и -- не пустить при этом себе пулю в лоб, не выпрыгнуть из окна?! (Бывает, и выпрыгивают, и спиваются.) Все артисты без исключения -- люди больные. В мире нет ни одной другой профессии, где основой успеха считается расшатывание собственной нервной системы. Не потому ли я обожаю работать с невыносимыми актерскими характерами (покладистые мне неинтересны) и прощаю им то, что в театре называется фирменным блюдом "понты в сметане"? Все актерские капризы -- а один Тараторкин или Полищук чего стоят! -- искупаются мерой таланта. Чем он крупнее, тем больше комплексов. Иногда актеров-мужчин осуждают за присутствие чего-то женского, забывая, что у самых брутальных из них профессия провоцирует нарциссизм: обычный мужчина не смотрится в зеркало столько раз на дню.
Как зажигаются звезды
Критики упрекают меня в том, что я собираю только звезд. Это не совсем так. Я работаю с самыми разными артистами, обожаю "коктейли" из знаменитостей и дебютантов и сам как режиссер способствую формированию звезд. Драматург-диссидент Николай Климонтович написал пьесу "Снег. Недалеко от тюрьмы". Я ее поставил в Ермоловском театре. Исполнительницу роли беременной лимитчицы, которую насиловали менты, увидел Петр Тодоровский -- и в том же гриме, с той же стрижкой взял на роль интердевочки. Так страна узнала Лену Яковлеву. Александр Домогаров после двенадцати лет работы в Театре Армии, где он играл исключительно фрачных героев, поставил все на карту и "переметнулся" в потерянное поколение (мой "Мой бедный Марат"). Потом Саша признался мне: "Сбылась мечта, я выблевал из себя героя". Теперь он играет самые разные роли в России, в Париже получил от фонда Вацлава Нижинского при ЮНЕСКО серебряную медаль (за роль великого танцовщика в спектакле "Нижинский, сумасшедший божий клоун"), своим Макбетом покорил театральный Краков, а в Варшаве невероятной звездностью просто поверг меня в шок. На премьере фильма "Огнем и мечом" (кстати, самого дорогого в Европе после "Сибирского цирюльника" Никиты Михалкова!) зал стоя аплодировал минут десять. Стоял визг! От Сашиного костюма отрывали пуговицы!..
А вот Сергей Безруков, актер уникального человеческого обаяния, близкого к обаянию Андрея Миронова. В спектакле "Псих" (жанр трагического балагана, этакого стеба на краю бездны) его герой проживает страшную эволюцию - от мальчика до старика. На первых репетициях я учил Безрукова целоваться и... вешаться. Скоро он добился такой степени достоверности, что некоторые поклонницы впадают в истерику: им кажется, что повесился Сергей. Я сам за него иногда боюсь: двести с лишним раз надеть себе петлю на шею - это же неминуемый сдвиг в психике. Но вижу, что Сережа крепкий, нормальный человек.
Однажды позвонил Александр Анатольевич Ширвиндт, мой учитель по "Щуке": "У меня скоро юбилей. Но не хочу я сидеть на сцене в кресле и принимать венки от Мантулинской фабрики. Придумай что-нибудь, чтобы в паре со мной играла Гурченко". Я сразу согласился на экзотический дуэт! "Папа Шура" в роли номенклатурного хамелеона сверкает Черным бриллиантом (он прекрасно знает "совок" изнутри), Людмила Марковна ошеломляет своей молодостью. Михаил Державин очень ревнует, что пьеса Эдварда Радзинского "Поле битвы после победы принадлежит мародерам" создала дуэт Ширвиндт - Гурченко. Спектакль десятый год подряд остается самым кассовым в Театре Сатиры.
Я стоял у истоков еще некоммерческой антрепризы начала 90-х. Репетировали ночами. Вместе с молодыми ленкомовцами Сергеем Чонишвили и Андреем Соколовым откровенно рушили рутину существующего государственного театра. Сегодня есть два пути в антрепризе -- постановочное шоу, на которое продюсер сознательно тратит большие деньги, и антреприза актерского риска, когда актеры вкладывают в постановку свои небольшие деньги. В случае неудачи они могут потерять все, зато есть шанс поддержать свою популярность у зрителей, особенно в провинции, где всегда рады столичным звездным гастролерам.
Приметы и не только
В отличие от многих людей, я прекрасно отношусь к числу 13. Доверяю примете Вахтангова -- именно 13-го Евгений Багратионович обожал играть премьеры. Еще я люблю, чтобы на мне было много всего: шарфик легкий в пол (привет от Айседоры Дункан!), несколько жилеток, авторучка на тесемке, висячие кошельки... На репетиции, скажем, актер на чем-то зациклился. Ступор! Я беру и снимаю с себя жилетку. У меня новый облик -- и у актера меняется эмоциональный настрой. Как-то в телепередаче на вопрос журналиста: "Что это у вас?" я на голубом глазу ответил: "Футляр для презервативов". Женщина из провинции назвала меня в письме хамом. Не поняла шутки -- на мне болтался всего лишь очешник... А вот некоторые слова для меня -- табу. Я не произношу прилагательного "последний" (последний прогон, последний спектакль) -- это подкреплено трагическими уходами актеров. У меня на премьере "Калигулы" умер великий ермоловский старик, остатний мастодонт школы Станиславского Всеволод Якут. Когда в "Самоубийце" вынесли на сцену настоящий гроб, Театр сатиры в тот же сезон потерял Папанова и Миронова. Андрея не стало на девятый день после смерти Анатолия Дмитриевича. Играли дуэтом -- ушли дуэтом. Как тут не стать суеверным?
Ну, а многие приметы актеры сами себе напридумывали. Я знал актрису, которая перед выходом на сцену снимала левую туфлю и трижды плевала в нее. Иннокентий Смоктуновский до начала спектакля обязательно трогал длинными нервными пальцами занавес и кулисы. В тот момент он вряд ли ощущал фактуру ткани, наверно, просто настраивался на спектакль. Ширвиндт перед премьерой становится такой флегматичный, будто спит. Когда он ни на что не реагирует, я понимаю -- волнение невероятной силы! За вечной маской с трубкой скрывается человек на грани нервного срыва, у него все рубашки становятся сырыми... Гурченко, наоборот, развивает необыкновенную активность. Она думает, что сейчас, перед самым выходом на сцену, еще возможно что-то изменить, дотянуть (здесь сказывается кинематографическое прошлое: надо быстро вскочить в кадр и собраться мгновенно)... За Домогарова я просто боюсь, потому что перед премьерой он перестает спать. Самое, кстати, опасное для режиссера, ведь хлопнется в обморок -- и все! У нас с ним есть свой тайный ритуал -- перед спектаклем я должен увидеть его хоть на секунду. В тот день, когда погиб Женя Дворжецкий (они дружили, вместе снимались в "Графине де Монсоро"), мы играли "Нижинского". И вот наша "секунда", я старался спрятать глаза, Саша вроде ничего не заметил. Сказал я об этом на поклонах, и зрители никак не могли понять, почему под овации зала, под крики "браво" и море цветов актеры стоят и плачут... Не знаю, как спит Сережа Безруков, работая одновременно в пяти местах. Но у него тоже своя мания: он приезжает намного раньше остальных, идет на сцену и проверяет все сам, до последнего гвоздя, до последнего шва. Тщательно ищет диверсии каких-то мифических врагов, способен довести людей до истерики: почему что-то торчит из пола и тому подобное. А внешне он суперспокоен, никогда не поймешь, что творится у него внутри... С Маргаритой Тереховой происходит нечто ритуальное. Сначала я думал, она танцует. Ее не волнует, что перед спектаклем поправляют реквизит, осветители кричат, свет уходит -- она и в полной темноте продолжает свои пассы и в этот момент сосредоточения никого не видит. Я потом понял: так она вспоминает свои мизансценические точки. Про себя, вероятно, шепчет текст -- и свой, и за партнера. Движется очень плавно -- почти плывет. Осталось пять минут до выхода -- бежит переодеваться. Выходит из гримерки только на спектакль, не курит в коридоре, не треплется. А некоторые актеры рассказывают анекдоты за минуту до появления в трагической роли. Кому-то надо собираться, а кто-то, наоборот, если будет собираться, то перегорит и сыграет отвратительно...
У всех звезд свои пригорки-ручейки. Я знаю, например, что очень тщательный Тараторкин -- из тех, кто любит все делать заранее. Такой же Георгий Жженов, у него это от старой школы осталось. Он на первую репетицию пришел с выученным текстом -- вообще караул! Совершенно другой Юрий Яковлев: не то что на первой репетиции, а даже в момент премьеры не угадаешь, какой текст он скажет, потому что обожает импровизировать. Когда спектакль идет по двадцать-тридцать-пятьдесят раз, Юрию Васильичу становится скучновато, и он начинает шалить. Абсолютно вахтанговское качество. Мне приятно, когда артисты валяют в спектакле дурака, когда полно шарма и куража. Еще мне нравится, когда в театре возникают семейные пары: тогда проще репетировать интимные эпизоды. Хотя... если любовь приходится играть расстающимся или уже расставшимся, стопроцентные профессионалы не только преодолевают это -- они партнерски более активны (возникает момент чисто актерской конкуренции -- кто тоньше сыграет, кто лучше скроет, что они в страшной конфронтации). Наивный зритель, вчера прочитавший в газете о скандальном разводе, верит, что эта пара помирилась. Но занавес закрывается, бывшие супруги уходят в разные стороны, при встрече не здороваются и в тусовках рассказывают друг о друге гадости. Хороших семейных пар до обидного мало: Алентова -- Меньшов, Немоляева -- Лазарев, Певцов -- Дроздова, Гуськов -- Вележева, Фоменко -- Голубкина, Безруков -- Ливанова... Все, пожалуй.
Кого сыграет Жириновский?
В последнее время очень возрос уровень цинизма в политике. Я своим актерам говорю: "Вы никогда не сможете так врать и лицемерить на подмостках сцены, как наши государственные мужи в жизни". Люди искусства не должны быть ангажированы политикой. Хотя, нарушая это правило, на последних выборах в Госдуму деятели искусства поддержали определенных кандидатов, иногда даже вопреки тому, что сами декларировали накануне. Говорю не в упрек: некоторые артисты поворачиваются туда, куда дует денежный ветер. Что еще остается делать, если у нас культура практически не финансируется? Плохо то, что неразборчивый обыватель принимает проплаченные слова за чистую монету, не понимая, что для актера это лишь одна из многочисленных ролей... У искусства бывают очень опасные манки. Человек, обманываясь формой, может "съесть" жуткое содержание. Любой специалист, знакомый с историей костюма, скажет, что нацистская форма -- одна из самых красивых в мире. От увлечения чисто внешней эффектностью один шаг до нынешнего увлечения молодых людей "качалками", короткой стрижкой, культом физического совершенства. Но что у них в голове?!..
Лично я не приемлю участия в политических шоу исключительно для заработка, стараюсь жить идеями обочины, а не большака. Режим на дворе -- данность. Если художник ему противостоит, это говорит о его особом взгляде на вещи. Главный человек в театре -- режиссер. Точно такой же закон действует и на политической сцене. Кампания выдвижения Путина показала, что с ним работала замечательная команда аналитиков. Подозреваю, что в нее входили молодые ребята, совсем не те пиарщики, что были у Ельцина. Вспомните, например, появление ВВП в течение одного дня на теннисном матче и на юбилее журнала "Огонек" в Доме кино. Это были два разных человека! Конечно, Путин играет роль, причем пока что очень точно. Хотя в последнее время стали появляться проколы. Кстати, то, как человек реагирует на свои проколы, говорит о нем очень много как об актере... У Жириновского такого штаба нет -- он существует в жанре "сам себе режиссер". И это плохо. Владимир Вольфович -- одаренный человек с точки зрения шоу-бизнеса: снимается в кино, поет... В этой сфере не всегда важен талант -- тут нужна наглость. Но при всех талантах шоумена Жириновскому не хватает "отбора": чем-то пожертвовать, от какого-то хода отказаться...
Какую бы пьесу я взял для политического театра? Есть старый способ понять возможности труппы: поставить "Гамлета" или "Горе от ума". Если Путин Гамлет, тогда, конечно, Офелия -- Хакамада. Розенкранц и Гильденстерн -- Немцов и Кириенко. Клавдия хорошо сыграл бы Лужков. Или Зюганов. Ельцину играть Клавдия уже по возрасту поздно. Замечательный Полоний был бы Горбачев. Чубайс -- это, конечно же, Горацио. А вот Гертруду сыграл бы Жириновский. Наконец, наши олигархи, которые любят находиться в тени, справились бы с ролью Тени отца Гамлета... В "Горе от ума" Чацкий -- это Путин, Фамусов -- Ельцин, Софья -- Хакамада, Молчалин -- Кириенко. Роль старухи Хлестовой фантастически ярко сыграл бы Владимир Вольфович. В чепчике и с лорнетом он был бы неподражаем! А роль Репетилова я дал бы Доренко... В инсценировке сказки Салтыкова-Щедрина с "новым" названием "Как один мужик трех генералов прокормил" можно было бы объединить Лебедя, Руцкого и Громова. Смотреть шоу явился бы весь истеблишмент. Вот только ряд генералов уже поредел... Наши Михалков и Говорухин вполне могли бы быть президентами. И молодой Михаил Ульянов тоже: он сыграл такое количество "цезарей" -- Ленина, Наполеона, Ричарда Третьего, Антония... У него в крови умение владеть аудиторией, точно выстраивать монологи и почти психотропно управлять "электоратом".
Политический театр сегодня серьезно конкурирует с драматическим. Помнится, в эпоху застоя мы все играли в интересную игру: перед телевизором каждый высчитывал, что стоит за той или иной маской, за ее словами? Оценивались даже такие моменты, как забывание Брежневым текста, переворачивание им страниц доклада. Все пытались прогнозировать: что за этим последует завтра, какие постановления? Ведь никто не верил в слова. Наблюдая за политиками, забывшими контролировать имидж, я иногда вижу их ляпы. Тело не врет! Это как если человек говорит: "Я люблю тебя!" -- и почесывает задницу. Понятно, что ничего подобного он не испытывает!
Искусство не должно вмешиваться в политику, но мы обязаны дать определенный сигнал, выбросить маячок, сказать: "Люди, опомнитесь, в мире происходят страшные вещи!" Если мы будем неосторожны, мы можем просто не заметить, как сползем в черную дыру апокалипсиса.
28.09.2003
Комок
www.peoples.ru
Док. 522222
Перв. публик.: 28.09.03
Последн. ред.: 18.11.08
Число обращений: 196
Житинкин Андрей Альбертович
|
