"Я еще в пузе с тобой настыдилась"
- Когда-то в моем селе насчитывалось 700 домов. Его не коснулось вырождение традиций. Мы, дети, больше всего любили Пасху и Рождество. Ходили по домам - кто деньги подавал, кто пряники или конфеты
Папа мой был вулканизатором, мама - продавцом. Меня они затеяли в преклонном возрасте - папе было под 50, маме 40. Я была седьмым ребенком. Когда в моей жизни случаются тяжелые моменты, я думаю: "Боже мой, меня вообще ведь могло не быть" Сегодня трудно представить, что седьмым ребенком ты мог бы появиться. Я на одного с трудом решилась. Постоянно откладывала. Довольно поздно родила - в 35.
Когда мама меня рожала - деревенская женщина, да еще и в 40 лет, - ей было стыдно. Как-то она мне сказала: "Я еще в пузе с тобой настыдилась". Но когда я маме позже задала вопрос: "Жалела, что я появилась?" - она ответила: "Ни секунды не пожалела ни об одном ребенке. Тебя Бог послал, а что ж я-то..." И это проходит через всю жизнь - меня послал Бог на эту землю.
"Уж и телка такая, а все "аккуратненькая"
До 17 лет, пока я не уехала в Москву, чувствовала защищенность. Семья для меня была стеной. Только осознала это я, уже будучи совсем взрослой, когда наступила перестройка. И мне страшно стало жить.
Папа не терпел слово "не могу". Говорил: "Не может умный здоровый человек чего-то не мочь". И в меня это поселил: "Ты говори, хочешь или нет, а "не могу" - этого быть не должно". Помню, сказала однажды: "Хочу стать балериной. Но как быть, если в Арзамасе на них не учат?" На что папа ответил: "А о таких вещах, значит, и думать нельзя. Ищи замену. Танцами займись". И привез книжку "Танцы народов мира", там все позиции описывались. И тоска по балету сменилась радостью от танцев. Потом я даже вела танцевальный кружок в школе.
Самая яркая страница в моем детстве - это самодеятельность, в которой я утонула по макушку. Односельчане на улице окликали: "Валь, когда концерт-то?" Устраивали их по большим праздникам или на выборы. Все село приходило.
Но самый оглушительный успех был, когда я спела частушку. Тогда я впервые услышала аплодисменты. Папа удивлялся: "Ты не можешь помнить. Тебе и трех лет не исполнилось, когда тебя воспитательница Надежда Ивановна Павлова поставила на табуретку". Но я помню ту табуретку, помню частушку (смеется): "А я маленькая, аккуратненькая, что есть на мне, пристает ко мне. Ух-ух-ух!" И меня с тех пор не называли Валей. Все называли "аккуратненькая". Уже и телка такая, дай бог, а все - "аккуратненькая"...
"Валя - пыльным мешком из-за угла тюкнутая"
Была одна история с фильмом "Журналист". Вся страна меня полюбила за Валю, за героиню, а в селе - глухое молчание. Я домой тогда часто ездила. Помню, мама спрашивала о Юрии Васильеве: "А кто он? Уж больно всем понравился". Обо мне - ни слова. А когда я приехала после "Осенних свадеб", тогда уже мама расслабилась, вздохнула: "Вот, доченька, в таких фильмах ты и снимайся. А то что за Валя эта - как пыльным мешком из-за угла тюкнутая. Никому ты из наших не понравилась". А папа Надо знать моего папу. Он почти все время носил с собой "Советский экран", уже изрядно потрепанный. И как кто заговаривал обо мне, отвечал: "Не знаю, не знаю Но вот сведущие люди думают противоположное" (улыбается). И показывал журнал, где очень хвалили меня, - там были невероятные отклики и наших критиков, и иностранных артистов, фильм же ездил на фестиваль. Односельчане полюбили меня. Они и до сих пор звонят мне, поздравляют с юбилеями.
Чужой родительский дом
Приезжая домой, я поражалась. Входила в дом, и первое, что видела - низкие потолки. Но через три минуты мне казалось, что это единственные потолки на свете. Как будто других не было - ни московских, когда я в общежитии жила или в гостинице, ни тех, что в отелях, самых роскошных. А когда я уже ставила сумки, снимала пальто, то мне казалось, что я никуда и не уезжала. И если зима была и стояли у печки валенки - я надевала их, шла за водой. И не было Москвы. Ничего не жало.
Родительский дом до сих пор стоит, но, к сожалению, в нем живут чужие люди. Дело в том, что, когда мама с папой умерли, официально никак нельзя было его оформить. Мне надо было бы выписываться из Москвы и прописываться там. Я приезжала в Красное, когда наш дом был уже продан. Удивительно: все родное до тех пор, пока не подходишь к калитке (плачет). Я зашла во двор, мне стало плохо. Ну а что делать? Все когда-то кончается
Сергей Пустовойтов
09.02.2007
http://www.peoples.ru
Док. 524170
Перв. публик.: 09.02.07
Последн. ред.: 22.11.08
Число обращений: 96
Теличкина Валентина Ивановна
|
