После этого рапорта Буру судья Симонен отменила все мои свидания с Машей.
С каждым днем, неделей, месяцем я теряю всякую надежду хоть когда-нибудь увидеть мою любимую дочь. Я ничего не знаю ни о ее здоровье, ни о ее приемной семье, ни о ее успеваемости в школе, и только ее редкие письма говорят о том, что она жива.
Прошел еще один страшный год. Июнь 2000-го. Я поднимаюсь к себе в квартиру с большим конвертом, взятым только что из почтового ящика. Адрес отправителя отсутствует.
- Может быть, это от Симонен? - с надеждой думаю я. - Решение последнего заседания.
С нетерпением вскрываю. Мурзик, мой сиамский кот, быстро несется мимо меня, и вот он уже на лестничной площадке перед дверью. Перевернувшись на спину, он с удовольствием катается по полу возле двери.
- Дурачок, иди сюда... Мне некогда.
Я открываю дверь. Вхожу в квартиру, бросаюсь на диван и вытаскиваю красивый пригласительный билет с золоченой каемкой. Пробегаю глазами имена: "Кристиан Диор, Ив Сен-Лоран... Катрин Колонна... Принцесса де Стиглиано имеет честь пригласить Вас на летний бал в Монте-Карло, который состоится с 9 по 11 июня 2000 года под патронатом принца Альберта".
- Ах это та самая принцесса, которая была на моем спектакле, посвященном Ивану Алексеевичу Бунину, - вспоминаю я.
На мгновение мои мысли переносятся в атмосферу бала, красивых вечерних платьев, смокингов, музыки, шампанского, мерцающих свечей... Я улыбаюсь. Случайно мой взгляд падает на нашу с Машей большую фотографию. Загорелая, она улыбается, обвивая руками мою шею. Это фото сделано в ее день рождения...
Монте-Карло. Отпуск, два года тому назад. Сразу после развода. Я, Маша и ее няня, живем в отеле на берегу моря.
Утром мы с Машей, в одинаковых белых батистовых платьях, спускаемся к морю. Няня боится воды и остается на берегу. Переодевшись, мы заходим в воду, она прозрачна и чиста, огромные золотистые рыбы плавают у наших ног.
После купания мы выходим на берег и вытягиваемся под тентом. Няня приносит нам клубничное мороженое и заботливо укрывает ножки Маши, чтобы они не обгорели. Мы наслаждаемся видом моря и солнца. После полудня Машу начинает клонить в сон.
- Покорми ее, пожалуйста, и уложи спать, - обращаюсь я к няне.
Они возвращаются в отель. Я провожаю их взглядом. Затем надеваю шапочку, очки для ныряния и бегу к морю. Я испытываю невообразимое наслаждение от плавания. Вода прозрачна настолько, что я могу различить каждый камешек на дне. Я плыву то брассом, то кролем, затем на спине, а к берегу - баттерфляем. Я чувствую себя сильной, свободной и счастливой.
Переодевшись, я возвращаюсь в отель на обед. Холодные капельки воды с моих влажных волос медленно скатываются по спине. Я закрываю глаза, наслаждаясь этим ощущением.
- Как прекрасна жизнь!
У меня есть все для счастья: свобода, деньги, работа... Но самое главное - у меня есть дочь, моя обожаемая Машенька!
В ресторане тихо звучит музыка. За соседний столик усаживается немолодая пара. Я киваю им. Это Нина Дорлиак и Святослав Рихтер, которые живут в нашем отеле.
- Сейчас по дороге сюда мы встретили вашу малышку, говорит приветливо Нина Львовна. - Какая она миленькая и какая шустрая!
- Да, ей недавно исполнилось два года. А вы знаете, Святослав Теофилович, - обращаюсь я к Рихтеру, - забавно, что, когда я была беременна Машей, то часто слушала "Первый концерт" Чайковского в вашем исполнении.
- Ой, - отмахивается он, - мне не очень нравится эта запись.
- А я ее просто обожаю, - отвечаю я.
Рихтер просит гарсона принести ему лист бумаги и, когда тот приносит, что-то пишет. Затем протягивает мне:
- Вот, Наташа, это вам пожелание для дочки.
"Пусть Маша будет такой же красивой, как ее мама. Святослав Рихтер", читаю я и сердечно благодарю его.
После обеда я поднимаюсь в свой номер. Маша еще спит, ее светлые локоны разметались по подушке, загорелые ручки оттеняют белизну простынки. Я с умилением смотрю на этого ангелочка. Потихоньку, чтобы не разбудить ее, прохожу на балкон и открываю тетрадь, в которой я пишу свои заметки.
"...Средняя полоса России, 60-е годы. Дача. Лето. Взрослые ушли в кино. Мне три года. С моей семилетней кузиной и кузеном, моим ровесником, мы, нарядившись в платья и туфли моей тетушки, нацепив ее клипсы и бусы, играем в "театр", а потом носимся по комнатам друг за другом, прячемся в шкафу. Дача большая, деревянная, в саду растут фруктовые деревья и множество цветов.
Спрятавшись за зелено-золотистой тяжелой портьерой, перехваченной посредине цепочкой, на которой красуется морда льва, я вижу за окном яркий и стремительный свет, приближающийся прямо к нему. Открыв от изумления рот, я наблюдаю, как что-то с треском и шипением врезается в землю перед окном!
Вдалеке я слышу громкие и возбужденные голоса наших соседей по даче, выскочивших на улицу...
- Вы видели, метеорит упал?
- Идите сюда, скорей! - зову я своих кузину и кузена из-за портьеры. - Смотрите, смотрите, звезда упала к нам в сад! Я сама видела!
Они бегут к окну, и мы все вместе с любопытством глядим на небольшой, торчащий из земли серый обломок.
- Я спряталась... - запинаясь от восторга, говорю я, - а звезда прилетела с неба и упала сюда, в сад... прямо перед окном!
- Это не звезда, - рассудительно замечает кузина, - это - комета, мне папа рассказывал...
- Что это, "комета"? - спрашивает кузен.
- Это... это такая большая-пребольшая звезда, - отвечает она.
- Звезда? - завороженно спрашиваю я. - А как она прилетела к нам?
- Не знаю... - кузина пожимает плечами. - Надо у папы спросить, он летчик!
Втроем мы смотрим на темное небо, мерцающее далекими звездами.
- Давайте играть в "комету"! - предлагаю я. - Чур, я буду "кометой"!
- Нет, - возражает кузина, - люди не могут быть кометой. Только папа может видеть близко звезды, он большой, он летчик, а ты - маленькая...
- Но я же вырасту! - возражаю я.
- Ну и что? Смотри, какая ты смешная! - кузина шлепает ладошкой по тетушкиной шляпе на моей голове, разворачивается и бежит от меня. Я, путаясь в красном панбархатном платье, подпоясанном черным шелковым поясом, гремя бусами, бегу за ней. За мной несется мой кузен. Мы кричим: "Комета, я комета!" Все окна открыты настежь, свет повсюду... В саду раздаются голоса взрослых, вернувшихся из кино и разговаривающих о происшедшем с соседями. Мы стягиваем поскорее тетины платья, бусы, клипсы, туфли, комом запихиваем их в шкаф, выключаем свет и быстро несемся в свои неразобранные кровати, как Тильтиль и Митиль при появлении феи Бирилюны из "Синей птицы" Метерлинка.
Взрослые входят в дом, голоса приближаются, кто-то из них приоткрывает дверь в нашу спальню. Я натягиваю одеяло. Полоска света падает мне на лицо. Я зажмуриваюсь и делаю вид, что крепко сплю.
- Дети спят, все в порядке, - слышу я голос тети.
Я старательно выталкиваю из-под одеяла ее туфлю, та со стуком падает на пол, сворачиваюсь в комочек, закрываю глаза и вспоминаю светящуюся "комету". "Какая она красивая, - думаю я, - почему она прилетела к нам в сад?" Я слышу, как за окном с яблони падает яблоко, ударяясь о деревянный стол... "Когда я вырасту, я попрошу дядю взять меня в свой самолет, - засыпая, мечтаю я, - и мы полетим высоко-высоко, и я увижу близко звезды". Мне снится звездное небо... "Божья коровка, улети на небо, принеси мне хлеба, черного и белого, только не горелого..." Я вижу божью коровку, ползущую по моей ладошке, я отпускаю ее, она летит вверх, шурша крылышками, и превращается в яркую звезду...
Моя бабушка Александра Степановна Назарова рассказывала мне, что я появилась на свет быстро, так что моя мать почти не мучалась при родах. Когда акушерка приняла меня, она воскликнула: "Ну и красавица!", так как я родилась с каштановыми волосами и большими ресницами. Сначала меня хотели назвать Тамарой, но на следующий день мой дед Андрей Иванович, увидев меня в окне, сказал: "Какая же она Тамара? Назовем ее Наталья. Наталья значит родник, источник счастья по-гречески". Позже мне осторожно остригли мои каштановые волосики и завернули их на память в бумажечку, перевязав ленточкой. В нашем семейном альбоме хранится фотография, на которой я в пятимесячном возрасте, с соской во рту, с локонами и большим бантом.
Когда мне исполнилось два года, я потеряла своего отца, Захарова Вячеслава Николаевича. Моя мать мне рассказывала, как он нежно и красиво ухаживал за ней. "Ты похожа на него как две капли воды", - говорила она. Может быть, эта слишком ранняя потеря способствовала в дальнейшем моей ранимости и обостренному чувству к несправедливости.
Впервые я помню себя в три года. Я сижу на полу в детской, одна. Лето, в раскрытое окно слышно пение птиц. С интересом рассматриваю книги на полках. Их очень много. Я выбираю одну из них и смотрю картинки.
В четыре года я уже свободно читала стихи и с удовольствием рассказывала их наизусть. Помню, как меня ставили на стул и просили "прочитать стишок".
- Смихалков, - серьезно говорила я, соединяя первую букву имени автора с фамилией, не понимая, почему взрослые смеются и начинала: "У меня опять: Тридцать шесть и пять! Озабоченно и хмуро я на градусник смотрю: Где моя температура? Почему я не горю? Почему я не больной? Я здоровый! Что со мной?"
Мне очень нравилось это стихотворение о бедном мальчике, который так не хотел идти в школу и мечтал заболеть.
А самой моей любимой сказкой была "Снежная королева", и я часто любовалась картинками своей очень красиво иллюстрированной книжки. Вот чудесный маленький садик Кая и Герды, вот их милая бабушка. Листая страницы, я представляла себе медленно падающий снег за окном, слышала скрип салазок, на которых Кай катал Герду. Но вот внезапно появлялась ледяная колесница с надменной и коварной Снежной королевой. Я так переживала за глупого Кая, прицепившего свои салазки к ее саням, за бедную Герду, повсюду искавшую Кая, за бабушку, плакавшую о пропавшем любимом внучонке. Я ненавидела эту ледяную ведьму с холодным сердцем, укравшую Кая...
Так как моя мать воспитывала меня одна, ей приходилось много работать. Поэтому я часто оставалась в садике в группе продленного дня. У меня были две воспитательницы: одна - молодая и красивая блондинка Надежда и вторая - некрасивая толстуха Катерина, питавшая ко мне и Надежде скрытую ревность. Однажды Катерина продержала меня за столом одну весь тихий час в наказание за то, что я отказывалась есть солянку с маленькими кусочками жирной свинины. Эта еда так сильно пахла помидором и жареной капустой, что меня тошнило от одного взгляда на нее.
- Разбалов`али тут детей, - громко ворчала Катерина, намекая на мою любимую Надежду, - они теперь есть не хочут, характер показывают! Ну ничего, у меня не покапризничаешь, будешь сидеть за столом, пока не съешь!
Но солянку я так и не смогла съесть и просидела несколько часов на стуле, клюя носом.
Самыми любимыми праздниками для меня были 8 Марта и Новый год. К 8 Марта мы старательно рисовали, вырезали и клеили цветочки и звездочки на поздравления для наших мам. Надежда с няней украшали бумажными цветами и нашими рисунками группу, работа кипела вовсю.
- Давай, Наташенька, - говорила мне Надежда, усаживая после полдника всех детей на стульчики, - расскажи им какую-нибудь сказку или прочти стишок.
Она знала, что я помню наизусть много стихов, и всячески способствовала моим "сценическим" выступлениям. Я усаживалась перед детьми, и "представление" начиналось. Сказки я переделывала сама, посылая, например, Серого волка не к бабушке, а к Снежной королеве, а Красную Шапочку к трем поросятам. Ошарашенные сюжетом, детишки сидели не дыша, а Надежда с няней хохотали, подвешивая бумажные гирлянды к потолку.
Однажды моя мать, пришедшая за мной и увидевшая меня в открытое окно, простояла полчаса в полном изумлении от полета моей фантазии.
- Я и не знала, что моя дочь такая выдумщица, - сказала она смущенно Надежде.
- У нее очень хорошая память и большое воображение, - нахваливала меня Надежда. - Я хочу, чтобы на новогоднем празднике она была Снегурочкой. Надо будет ей сшить красивое платье и сапожки.
Вот так Надежда положила начало моей "артистической карьере".
Новый год! Чудесно пахнущая елка. В группе - большая, и маленькая - дома. По ночам - шитье платья нежно-голубого атласа с белоснежной ватной каемкой по низу, на рукавах и воротничке, осыпанное мелко настриженной фольгой. Мать накручивает на бумажные папильотки мои длинные русые волосы, надевает мне на голову платочек, и так, с платьем на вешалке, накрытым чехлом, в валенках и шубах мы спешим по сугробам на утренник. В садике меня одевают, причесывают, одергивают, оглядывают со всех сторон.
- Песенку не забыла? - шепчет Надежда. - Не забудь, после третьего куплета беретесь с Костей за руки крест-накрест и скользите, как на катке. Потом ты поешь одна: "Вьется зимний, вечерний снежок, голубые мелькают огни, и скрипит под ногами каток. Догони, догони!"
- Помню, помню, - нетерпеливо киваю я.
Родители, сидящие в зале, начинают аплодировать. Нарядные дети нашей группы, не занятые в представлении, сидят в первых рядах и с интересом ждут праздничного представления. Мы, "артисты", толчемся возле двери, ожидая сигнала Надежды и первых музыкальных аккордов. Мне совсем не страшно! Возбужденная радостным праздничным чувством, я хочу петь и танцевать. Мне нравится выступать на сцене. Я нетерпеливо тереблю занавес. Сзади волнуются ребята. Звучит вальс... сердце сжимается от радости. Я выхожу на сцену!
Мой дед, Андрей Иванович, со своей женой, Александрой Степановной, моей бабушкой, прожили долгую и интересную жизнь. Их семья, в которой родилось девять детей, была очень сплоченной и дружной. Бабушка шестнадцатилетней девушкой из обеспеченной семьи вышла замуж по большой любви за тридцатидвухлетнего революционера, работавшего на железной дороге, побывавшего и в японском плену (где его даже пытали) и воевавшего на разных фронтах, награжденного множеством медалей и орденов (когда в возрасте девяноста лет мой дед умер, на бархатных подушечках не хватило места для его наград). В день свадьбы, чтобы не выглядеть стариком рядом с молодой невестой, дед пришел в церковь наголо бритый, чем привел бабушку в полное расстройство! Его блестящий, как начищенный самовар, череп диссонировал с ее юной красотой. Тогда наголо брились Маяковский, Мандельштам, Булгаков, и мой дед последовал моде.
Я хорошо помню их просторную квартиру на первом этаже в доме с палисадником, где бабушка выращивала цветы и зеленый горох, который я обожала есть прямо из стручка. Старинный пузатый комод с многочисленными ящичками, в которых лежали бабушкины украшения. Изящные белые кружевные салфетки, связанные крючком; статуэтки, коробочки, старинные чашки, последние стояли в застекленном шкафу и доставались по праздникам. Иногда бабушка разрешала поиграть мне своими розовыми коралловыми бусами...
На завтрак она поджаривала мне гренки, а дед учил, что чай нужно пить с молоком, "по-английски". Я до сих пор люблю чай "по-английски".
Так как я росла без папы, мои тетушки и дядья заботливо опекали меня и баловали: роскошные пальто, ботинки, платья из Калининграда. Все это было красивым, дорогим и удобным. Я помню, что всегда была нарядно одета. Бабушка строго следила за моей осанкой и манерами. "Не сутулься! - была ее любимая фраза. - У девочки должны быть красивая осанка и легкая походка!" Когда впервые я прочла рассказ И. Бунина "Легкое дыхание", его героиня мне показалась очень знакомой и близкой.
Я совсем не любила играть в куклы, но обожала книги. С большой неохотой давала их читать своим подружкам и часто приставала потом: "Ну, ты уже дочитала мою книжку? Когда вернешь?" Я скучала по моим книгам, как по друзьям. Бывало ночью я тайком читала их под одеялом с дедушкиным фонариком. Утром я клевала носом за завтраком, а бабушка спрашивала, не больна ли я.
Когда мне исполнилось десять лет, моя мать перебралась в Молдавию, к сестре, моей тете, муж которой, летчик, был командирован в Кишинев. Целый год я прожила у бабушки с дедушкой и, несмотря на их заботу и любовь, очень тосковала по матери. Я часто писала ей грустные письма, а бабушка на старинный манер учила меня обращаться к матери на "вы".
Бабушка была мудра и строга. Ее необыкновенно уважали и ценили все соседи. Часто к ней приходили за различными советами. "Откуда она все знает?" - удивлялась я. Дед признавал авторитет бабушки и когда к ней кто-нибудь приходил, забирал меня к себе в кабинет, лез в карман и доставал мое любимое лакомство - коричневый вареный сахар, приготовленный бабушкой.
- Андрей Иванович, - сердилась бабушка, - я все вижу. Никаких "кусков" перед едой. Сейчас будем обедать!
А однажды мы сели обедать впятером...
Над нами, этажом выше, жила девочка Катя, с которой мы учились в одном классе. Ее мама целыми днями где-то работала, оставляя Катю с маленьким братом одних. Они были очень бедны. Катя жарила на подсолнечном масле черный хлеб, кормила им брата и угощала меня. В комнате у них был только стол, два стула и кровать. "Пообедав" два раза у Кати, я спустилась к нам и сказала: "Бабушка! Мы - богатые, а Катя - бедная. Им нечего есть, кроме хлеба". Удивленная бабушка поднялась со мной к Кате, увидела малыша, сосущего палец, оглянулась по сторонам и забрала детей к нам. За столом дед подшучивал над бабушкой:
- Видишь, Наташка пошла в назаровскую породу: не может терпеть несправедливости. Правильно, девчонка, бедным надо помогать!
- Оставь ребенка в покое, - притворно сердилась бабушка, - не делай из нее "революционерку"! Хватит нам тебя одного!
- Революция - святое дело! - подмигивал мне дед. - Все люди - братья.
- Ешьте, дети, ешьте, - подбадривала бабушка, - и не говорите вашей маме, что вы обедали у нас. А завтра приходите еще!
С этого дня мы часто обедали у нас впятером.
Когда моя мать сняла в Кишиневе небольшой дом, я вернулась к ней. Мне очень понравилась Молдавия! Настоящий рай! Все утопало в цветах; вишневые сады, колерованная сирень. У домов, перед заборами, росли нарциссы и тюльпаны. На каждом углу продавались свежие фрукты и овощи. Климат был очень теплый. Лето длилось почти до октября. В десять лет меня впервые повезли на море. Помню эту искрящуюся серебром полоску, поразившую меня из окна машины. Море было такое необъятное, манящее зеленой бирюзой, что и теперь я помню это первое впечатление. Я быстро научилась плавать.
В школе я училась легко. Если у меня не было занятий по художественной гимнастике, кружка по рисованию или уроков танцев, то я репетировала с одноклассниками спектакль. Первый спектакль я "поставила" в одиннадцать лет. Во дворе школы, в садике. Это была "Золушка". Нашим репетиционным залом были школьные задворки. Мы репетировали после школьных занятий, потом все шли ко мне домой, придумывали костюмы, прически, вырезали, клеили из бумаги и картона короны, делали декорации из того, что у меня было дома. В старом бабушкином огромном деревянном чемодане лежали всякие куски ткани, старые вещи, сумочки, шляпки. Я обожала рыться в этом чемодане и извлекать из него все необходимое для спектакля, который прошел с большим успехом перед школьной детворой.
В четырнадцать лет я прочла почти всю школьную программу по русской классической литературе: Пушкина, Достоевского, Чехова, Толстого, Куприна, Лермонтова, Гоголя. Когда я училась в восьмом классе, наша классная руководительница попросила меня подготовить что-нибудь из произведений Пушкина на его юбилейный вечер в школе. Я выбрала письмо Татьяны из "Евгения Онегина", нашла в чемодане темно-синее бабушкино платье и белую кружевную шаль. Мы с подружкой Светой начистили до блеска старинные серебряные подсвечники, на сцене устроили комнату Татьяны, и при полной тишине зала, при свечах я читала: "Я к Вам пишу, чего же боле..." Успех был большой, несмотря на то что моя "няня" во время сцены уронила из-под платья подушку, имитирующую ее полноту. Так начались мои первые "литературно-музыкальные салоны".
Моя мать вскоре вторично вышла замуж, и у меня родился брат Леша, упитанный, толстопузый карапуз, который называл меня мамой, так как практически все время проводил со мной. Однажды мы ехали с ним в троллейбусе, сидели на первом сиденье, и он назвал меня мамой. Старушка напротив так была поражена моим юным "материнством", что начала на весь троллейбус возмущаться, как низко пала нравственность у современной молодежи! Я прыскала со смеху, держа на коленях моего брата, которого очень любила, как и вообще детей, поэтому, наверное, в школе со специальным уклоном я выбрала профессию воспитателя детского сада. В течение двух лет я изучала психологию, методику воспитания и образования, вела рапорты о проделанной работе и т.д. После получения диплома нужно было проработать два года воспитателем, и после окончания школы я с большой радостью стала работать в детском саду.
Однажды летом я поехала в Петербург к моей кузине. Она собиралась стать врачом и сдавала экзамены, а я решила поступать в ЛГИТМиК. Однажды я гуляла по городу, и на Невском проспекте ко мне подошла женщина и заговорила со мной. Она оказалась ассистентом режиссера с "Ленфильма".
- Мы ищем главную героиню в музыкальный фильм. Вы танцуете? Поете?
- Конечно! А кого я должна буду играть? - полюбопытствовала я.
- Фею, - ответила ассистентка. - Хотите попробоваться?
- Понимаете, я вообще-то хотела бы поступить в театральный институт, - сказала я. - А когда у вас начинаются съемки?
- Через несколько дней. Вот вам телефон. Приходите!
Через несколько дней я была утверждена на мою первую главную роль в фильме "За лесами, за горами" и уехала, сдав экзамен по актерскому мастерству, на съемки в Приозерск - красивую местность на берегу озера под Петербургом.
В день экзамена по истории начался крупный град. Такого еще петербуржцы не помнили! Летом - град! Он покрыл всю дорогу белыми скользкими горошинами, и машина киногруппы страшно буксовала. Конечно, на экзамен в институт я опоздала...
- Вы еще не поступили, деточка, а уже снимаетесь? - спросил меня какой-то седовласый педагог, задержавшийся случайно после экзаменов.
- Но что же мне делать, это град виноват!
- Приезжайте на следующий год! - был лаконичный ответ.
Съемки фильма закончились, я вернулась к своим детишкам и на следующий год поступила в Щукинское училище при Московском театре им. Вахтангова.
Наш курс сам собой поделился как бы на две части: приезжие провинциалы и москвичи, некоторые из них - дети известных родителей Миша Ширвиндт, Толя Дудник, Саша Сергеев, Катя Пешкова, Сергей Таратута, Эдик Зебиров, Маша Новохижина. Мне было очень интересно учиться. Танец, ритмика, художественное слово, дикция, актерское мастерство, сценическое движение, пластика, фехтование, сольфеджио, вокал. Эти занятия дополняли общеобразовательные предметы: история зарубежной и русской литературы, русское изобразительное искусство, французский язык, история, эстетика, научный коммунизм, военное дело, история КПСС, и даже политэкономия... Занятия начинались в 9.30 утра и часто заканчивались в 23.00. В свободные вечера можно было пойти на Таганку и в "Современник", в Большой театр на Майю Плисецкую, которая всегда любезно оставляла билеты на свои балеты. Питер Брук, Морис Бежар, Питер Штайн, художественные выставки на Крымском Валу, просмотры в Доме кино: "Кабаре" с Лайзой Миннелли, "Ночи Кабирии" с незабываемой Джульеттой Мазиной, "Рокко и его братья" с Анни Жирардо и Аленом Делоном, "Старое ружье" с изумительной и неповторимой Роми Шнайдер...
В училище я играла роли классического репертуара: Елену Андреевну в "Дяде Ване" А.Чехова, Оливию в шекспировском "Сне в летнюю ночь", Шурочку в "Поединке" Куприна, а также роли в современных пьесах. Я писала стихи, рассказы, сдавала экзамены, веселилась с друзьями, влюблялась и ничего не знала о высылке Солженицына, Сахарова, Ростроповича и Вишневской. Мне было двадцать лет. Я училась в самом лучшем театральном институте Европы! Я была счастлива!
На третьем курсе, распределяя роли в дипломных спектаклях, к моему большому изумлению, мой педагог и известный актер Юрий Васильевич Катин-Ярцев дал мне главную роль в пьесе драматурга А. Володина "Фабричная девчонка", пьесе о независимой и смелой девушке, которая боролась с серостью и рутиной советских постулатов, идя, часто одна, против общепринятых, закостенелых норм советской эпохи. Этой выигрышной и яркой ролью многие русские актрисы начинали свою театральную карьеру. Мне казалось, что я совершенно не похожа на мою героиню Женьку Шульженко, но, видимо, опытный педагог Юрий Васильевич разглядел во мне дедушкины "революционные" гены... Первое, что я сделала, чтобы соответствовать этому образу, - коротко остригла длинные косы. Я кардинально меняла свой классический имидж как внешне, так и внутренне, примеряя на себя эту трудную роль. Иногда даже бессознательно конфликтовала с ребятами моего курса и умышленно противопоставляла себя некоторым из них для того, чтобы влезть поглубже в "шкуру" моей героини Женьки, так ярко и талантливо написанной А. Володиным. Помню на последнем выпускном спектакле Маша Новохижина, подписывая мне програмку спектакля, пожелала: "Милая Наташа, поддерживай Женькину позицию и в жизни! А это у тебя получается!"
К нам в училище часто наведывались ассистенты режиссеров, но в то время существовал строгий закон - пока ты студент, ты не можешь сниматься в кино: сначала учеба и хорошие отметки!
На втором курсе я получила предложение сняться в фильме о модельере Вячеславе Зайцеве: демонстрировать его роскошные туалеты. Шелк, лен, панбархат, кружева, великолепные шляпы, вечерние платья! Все эти туалеты напоминали мне детство и большой бабушкин чемодан... Уж не знаю, как удалось уговорить моих педагогов Веру Константиновну Львову и Евгения Рубеновича Симонова, но в начале учебного года я уехала в Сочи, к морю, на съемки фильма! Через два месяца этот документальный фильм показывали в кинотеатрах перед основным сеансом, и мы с друзьями ходили смотреть на меня в роскошных туалетах уже очень известного Славы Зайцева.
В училище я играла Наталью из романа "Рудин" И. Тургенева, и мне предложили попробоваться на эту роль в кино. Но съемки требовали нескольких месяцев. К тому времени я репетировала уже две главные роли в дипломных спектаклях: "Фабричную девчонку" А. Володина и "Урок дочкам" И. Крылова с моей подругой Катей Пешковой, правнучкой Максима Горького. В этих ролях и увидел меня директор театра города Горького, ныне Нижний Новгород, бывший выпускник нашего училища, и предложил мне поступить в его театр. Я сразу же получила две главные роли: комиссара в "Оптимистической трагедии" В. Вишневского и Зину в повести В. Кондратьева "Сашка" (в главной мужской роли выступал известный ныне Юрий Цурило, исполнивший блестяще роль врача в фильме Ю. Германа "Хрусталев, машину!").
Горький в то время был закрытым городом. Магазины пустовали, за дешевым мягким творогом стояли длинные очереди с самого раннего утра, на рынках почти ничего не было, а то, что было, стоило больших денег. Я жила в центральной гостинице с видом на Волгу несколько месяцев, а затем мне дали комнату в квартире, где жили еще двое наших актеров. Множество зданий города находилось в запущенном состоянии. Пожалуй, единственное, чем он славился, это тем, что здесь родился и вырос писатель Максим Горький. Улицы, проспекты, школы, музеи, театры, как и наш, драматический, были названы его именем. И вторая достопримечательность: здесь в ссылке жил академик Сахаров. Все об этом знали, но на эту тему не говорили.
Я много играла в театре, мы ездили на гастроли в разные города России, последним из которых был Свердловск, ныне Екатеринбург, - родина бывшего президента Бориса Ельцина. Я не могла себе представить, что через два года, вернувшись работать в Москву, я познакомлюсь с ним лично. Он станет моим гостем в устном общественно-политическом журнале "Молодая Москва", где я была ведущей вечеров в знаменитом Политехническом музее. Я запомнила первое появление Бориса Николаевича на нашем вечере, высокого, стройного, и его крепкое, сильное рукопожатие.
Однажды летом я гостила у своего друга в Риге. Гуляя с ним по улице, мы встретили выпускника нашего Щукинского училища Сашу Лущика, разговорились, и он рассказал, что они ставят Чехова и у них нет героини. "Почему бы тебе не показаться в наш театр?" Я любила Ригу, здесь жил мой друг, и я согласилась. После чтения стихов А. Ахматовой и исполнения романса меня приняли в труппу ТЮЗа, возглавляемого Адольфом Шапиро. В моем репертуаре были роли в спектаклях: "Жестокие игры" А. Арбузова, "Бумбараш" (по рассказам А. Гайдара) и, наконец, "Дядя Ваня" А. Чехова. В последнем я репетировала роль Сони, но мне больше нравилась Елена Андреевна, которую я играла на экзамене в училище. Позже, в Москве, знаменитый И. Смоктуновский предлагал мне попробоваться на роль Елены в "Дяде Ване" у Олега Ефремова во МХАТе в проезде Художественного театра, но я к этому времени уже работала во МХАТе на Тверском.
Играя в рижском ТЮЗе, я познакомилась с известным мэтром фотографии - Гунаром Бинде. Так начался наш замечательный творческий союз. Мы с Гунаром сделали много интересных работ, напечатанных во многих европейских фотожурналах. Фильм о нашем совместном творчестве получил в Германии приз "Серебряный лев". У меня в Париже и Москве висит несколько портретов, сделанных Гунаром.
Вскоре я получила назначение на главную роль Светы в известном спектакле по пьесе Людмилы Петрушевской "Любовь". Эта пьеса обошла многие русские и западные театры. Когда Петрушевская приехала в Ригу на просмотр нашего спектакля, на художественном совете она сказала: "Не может такая прелестно-молодая актриса играть эту старую деву, которую никогда не целовал ни один мужик! Она выходит замуж, но ему она на хрен не нужна. Ему нужна только московская прописка. Но все-таки пьеса о любви. Я думаю, вам надо поменять актрису..." Я пришла в ужас от ее слов! Назавтра была назначена премьера. Билетов в кассе не было уже задолго до спектакля, а она предлагала "поменять актрису"! Я проводила Петрушевскую до гостиницы, потом она предложила проводить меня, потом снова я - ее, и так мы гуляли по Риге несколько часов. Я спрашивала драматурга о роли. То, что не смог мне объяснить режиссер в течение многих месяцев, эта умная, ироничная, тонко чувствующая женщина объяснила за несколько часов.
Назавтра, к премьере, я изменила рисунок роли. Затянула и сложила "дулькой" на голове свои длинные волосы, надела очки, немодную кримпленовую юбку, синтетическую кофточку и смешные носочки. Я была неуклюжа и закомплексована: то, что было нужно для роли! Так из внешнего я "впрыгнула" во внутреннее состояние моей героини. Мой партнер во время спектакля, глядя на меня - такую некрасиво-долговязую "старую деву", иногда забывал даже текст. В конце спектакля мой друг, сидевший в первом ряду, преподнес мне розы и сказал: "Я тебя совсем не узнал! Ты - потрясающая актриса! За одну ночь так изменить свой персонаж!" Людмила Петрушевская, обнимая меня на банкете после спектакля, расчувствовалась: "Вы меня тронули до слез! Я писала о такой вот женщине, молодец, как изменила образ!"
Мне было интересно и хорошо в Риге. Я много играла. Главный режиссер театра Адольф Шапиро как-то сказал мне, что я "хорошая актриса" и что мне "нужно расти дальше... не терять даром времени и возвращаться в Москву!". Сначала его слова меня удивили, я не понимала, почему он хочет "избавиться" от меня, но потом, позже, я была ему очень благодарна за этот совет.
Переехав в Москву, я сняла большую светлую, с широким балконом, квартиру в Строгино с видом на Москва-реку. Неподалеку находилось имение княгини Корзинкиной, с огромным парком и двумя уникальными храмами, которые строились еще при участии матери Петра Первого (здесь, по преданию, во время революции прятался от царского правительства вождь пролетариата Владимир Ленин).
Искупавшись утром в Москва-реке, я шла на службу в храм, а затем бродила по парку, думая над моими будущими проектами. Это отдаленное местечко в Москве было прекрасно в любое время года. Я с удовольствием работала с друзьями-фотографами, и многие удачные снимки мы сделали на природе именно в этом имении. Там же с моим участием был снят телевизионный фильм "Лики любви" по произведениям Чехова, Бунина, Пастернака, Булгакова. Спустя некоторое время я стала много работать на радио: читать русских классиков и записывать спектакли. Александр Филиппенко был одним из моих первых "гуру", посвящавших меня в тайны чтецкого ремесла. Как-то в интервью он сказал: "От Наташи идет колоссальный заряд энергии, которому я поддался, и благодаря этому получилась наша программа Лики любви". Это название мы придумали с Сашей, а через несколько лет так стал называться московский ежегодный кинофестиваль.
Моя жизнь в Москве была наполненной и интересной. Выставки итальянской живописи и французской фотографии на Крымском Валу, экспозиция Гогена в Пушкинском музее, Декабрьские вечера с гениальными Рихтером, Башметом, Вознесенским, Лидией Чуковской и Евгением Пастернаком под патронатом бессменного и очаровательного директора Пушкинского музея Ирины Александровны Антоновой. Спектакли Питера Брука "Вишневый сад" и тот же "Вишневый сад" на Таганке у Юрия Любимова с Владимиром Высоцким. Январские чеховские конференции в усадьбе писателя в Мелихове. Вкусные обеды с грибами и солеными огурчиками под застольные тосты искусствоведа и чеховеда Владимира Лакшина, уютные комнаты дома, удивительно передающие атмосферу чеховских пьес. Сохранившаяся деревянная мансардочка Чехова перед крошечным садиком, в котором он выращивал свои любимые розы. Новогодняя елка в Поленове, в имении знаменитого художника - большом двухэтажном доме, возвышающемся среди лесов. Для местных детей, как в прежние дореволюционные времена, устраивалась елка с ряжеными, песнями, колядками, подарками. В каждой комнате дома стоял музыкальный ящик или фисгармония с педалями. На большом камине - фужер Наполеона.
В 80-х годах очагом, у которого собиралась творческая элита Москвы и Санкт-Петербурга, был Дом актера. Сколько незабываемых вечеров прошло в этом доме на Тверской! Евгений Леонов открывал и вел эти вечера. Владимир Познер проводил свои знаменитые телемосты, Римма Казакова читала стихи, Геннадий Хазанов впервые представлял персонаж - студента кулинарного техникума. Аркадий Райкин, Майя Плисецкая, Родион Щедрин, Иннокентий Смоктуновский, Сергей Юрский, Булат Окуджава, Нонна Мордюкова, Татьяна Самойлова - все они были звездами и гостями этого гостеприимного дома.
Мы часто собирались также на чтецкие понедельники под патронатом прекрасного артиста Сергея Юрского. Он верил в мои способности чтицы и говорил, что я "плыву против течения и очень самоотверженна". Сергей Юрьевич рекомендовал мне участвовать во многих всесоюзных конкурсах артистов-чтецов. Последовав его советам, я не раз становилась дипломантом этих конкурсов: им. Пастернака, Пушкина, Ахматовой. Газета "Вечерняя Москва" писала обо мне: "Трогательно и искренне прозвучала ранняя любовная лирика А. Ахматовой в исполнении молодой актрисы Н. Захаровой". В это время во МХАТе я начала репетировать роль Веры Муромцевой, жены Ивана Бунина, в "Окаянных днях", играла в пьесе Михаила Рощина "Валентин и Валентина" и была феей Бирилюной в любимом мною спектакле для детей "Синяя птица" М. Метерлинка. Агентство печати "Новости" на Зубовском бульваре предложило провести мой творческий вечер. В Латвии появился фотокалендарь с моим портретом "Мадонна" работы знаменитого Гунара Бинде. На Патриарших прудах устроили юбилейный вечер, посвященный 100-летию Михаила Булгакова, где я читала роль Маргариты из "Мастера и Маргариты".
А спустя несколько месяцев я была приглашена в качестве чтицы на первый в России эротический фестиваль "Звезды Эроса" в Сочи. В то время, в перестроечную эпоху, это было необычайным событием.
У режиссера Криштофовича и оператора Княжинского, снимавшего фильмы Тарковского, я снялась в картине "Женщина в море", где моим партнером был прекрасный актер Станислав Любшин. Я играла роль журналистки. Это был психологический детектив о писателе-диссиденте, вышедшем из тюрьмы и спасшем женщину, связанную с мафией, от самоубийства..."
На этом я заканчиваю описание моей московской жизни и закрываю тетрадь. Бирюзово-серебристая полоска моря, виднеющаяся с моего балкона, возвращает меня в Монте-Карло, в отель. Я смотрю на часы: пора будить Машу.
Няня готовит ей полдник. Я интересуюсь, куда они хотели бы пойти сегодня. Мы решаем заглянуть в ботанический сад. Маша, как и я, любит природу, деревья, цветы. Проходя мимо живой изгороди необычайной красоты цветов, она отрывает маленькие лепесточки и аккуратно складывает их в карман. Няня, делая вид, что сердится, просит Машу больше не рвать цветов. Та бежит в сторону, прячется за деревом и с еще большим усердием, задорно улыбаясь, обрывает листочки.
Время ужина, мы возвращаемся в отель. После еды няня наполняет надувной бассейн на балконе нашего номера. Маша начинает купать там свою куклу Катю. Подражая мне, она говорит ей:
- Не бойся! Это шампунь. Закрой глазки, и тебе не будет больно.
Я с улыбкой наблюдаю за ней. Пухленькие загорелые щечки, маленький носик, покрасневший от солнца, коротко стриженные на лето волосики, озорная улыбка... Малышку непременно надо запечатлеть!
- Подожди, моя душка... Я сейчас тебя сфотографирую.
- Хорошо, - кивает Маша, - только вместе с Катей!
Маша прижимает мокрую куклу к себе, поднимает подбородок и кокетливо улыбается.
- И с тобой тоже, мамочка... - просит она.
- Давайте я вас сфотографирую, - говорит няня. - Она нажимает кнопочку фотоаппарата. - Как для обложки модного журнала! Это будет воспоминанием на всю жизнь! Мама и дочка! Как она на вас похожа!..
Неожиданно раздается звонок в дверь, который возвращает меня к действительности.
- Кто там? - спрашиваю я, не сводя взгляда с фотографии.
- Почтальон, - раздается за дверью.
Мурзик спрыгивает на пол и готов опять выскочить на лестничную площадку. Я подхватываю его на руки и открываю дверь. Почтальон протягивает мне письмо. Я возвращаюсь к столу, вскрываю конверт, читаю: "Суд города Нантерр... Судья... Мари-Жанн Симонен... Постановление..."
"Принимая во внимание, что никакое сотрудничество между матерью Маши и работниками социальной службы помощи детям не состоялось; принимая во внимание, что мадам не осознала необходимости работы над собой, так как она утверждает, что не нуждается в помощи психолога, возвращение Маши к матери лишь вернет ребенка в прежнее опасное для него положение.
Соответственно следует продлить пребывание Маши в приемной семье, что позволит ей продолжать свое полноценное развитие и заставит мадам изменить отношения со своей дочерью.
Принимая во внимание эти мотивы, судья по делам несовершеннолетних оставляет матери право посещений, проходящих только на французском языке и в присутствии третьих лиц, а также продлевает пребывание Маши в приемной семье сроком еще на один год..."
Верните мне дочь! / Наталья Захарова. - М.:Вагриус, 2007. - 304 с.
Док. 524828
Перв. публик.: 24.11.07
Последн. ред.: 20.11.09
Число обращений: 92
Книга `Верните мне дочь!`
|
