Сегодня в российский прокат выходит новый фильм Ивана Дыховичного "Вдох-выдох". Герои этой драмы - мужчина и проститутка, за плечами у которых осталась несчастная любовь. С Иваном Дыховичным встретилась наш корреспондент.
- Почему вы накануне собственного 60-летия взялись за кино о любви?
- Надо было разобраться в приоритетах. Что такое уметь любить? Это значит - не требовать взаимности. Поверьте, я знаю о чем говорю. Чаще всего люди себя берегут, они боятся любви, не хотят, чтобы их что-то волновало. Они и без того устали. Поэтому на все разговоры о любви они отмахиваются. Но я-то знаю, что значит задыхаться без любимого человека.
- Но ведь такая любовь не может быть долгой.
- Почему? Любовь похожа на дерево, которое растет, цветет, сбрасывает листья, потом расцветает вновь. Вопрос только в том, насколько оно крепкое и как вы за ним ухаживаете. Безусловно, бывает любовь, которая длится всего час, и бунинские "Солнечный удар" и "Чистый понедельник" - истории как раз о такой любви и о том, что будет, если вы вдруг ее испугаетесь. "Вдох-выдох" тоже примерно об этом.
- Так что же произошло с вашими героями? Они испугались?
- Нет, просто любовь - это работа. Вы должны все время соответствовать любимому человеку. Постоянно думать о том, что своей леностью, вялостью, нежеланием развиваться вы постепенно из любимого превращаетесь в терпимого. А то мужчины очень любят произносить какие-то ужасно смешные глупости: "Я бы еще понял, если бы она изменила мне с достойным человеком..." А на вопрос: "Почему она это сделала?", отвечают: "Потому что сука!"
- Вы решили покритиковать мужчин?
- Скорее, разобраться в себе самом.
- Каждая картина становится подобным диалогом с самим собой?
- Да, даже "Копейка". У Энгельса была фраза, что расставаться со своим прошлым надо смеясь. Так вот "Копейка" родилась из одной фразы Эрдмана. Во время войны его вернули из концлагеря в Москву, чтобы он писал репризы для ансамбля НКВД. Он три дня прожил на вокзале, потому что боялся, что это провокация, но в конце концов за ним пришли, отвели в клуб НКВД и выдали форму: шинель без погон и фуражку. В общем, генералиссимус: никаких знаков различия, но стать впечатляющая. И вот когда он спускался по лестнице, он прошел мимо заседавших в этом клубе генералов, и они отдали ему честь. Только что вернувшийся из Сибири Эрдман сказал: "Я им все простил". То же самое мы постарались сделать "Копейкой".
- Откуда взялась эта история про две рубашки - фланелевую и еще какую-то, которая возникла в "Копейке" и вернулась во "Вдохе-выдохе"?
- Мне ее бесконечно рассказывал мой школьный учитель труда. Перейдя в другую школу, я думал, что с этими рубахами расстался, но нет. Там мне встретился спившийся физрук, который рассказывал про какие-то портки. Потом один из моих начальников делился со мной воспоминаниями о своем нищем детстве, тоже что-то такое: "Мать мне сшила..." Обратите внимание, эта интонация есть у Лужкова, сейчас появилась даже у Путина.
- Надо быть ближе к народу. Кстати, американская мечта тоже об этом - о замене фланелевой рубашки на дизайнерский пиджак.
- Абсолютно точно. Не зря один из моих любимых эпизодов - когда Брюс Уиллис в "Криминальном чтиве" рассказывает про доставшиеся ему от отца часы и про место, где он их прятал. Это та же фланелевая рубашка! Вообще в "Копейке" мы много чего цитировали и много над чем смеялись. Например, в свое время я блевал, когда слышал песню "Я люблю тебя до слез", а снимая "Копейку", понял, что в новом времени эта песня будет звучать по-другому. Это уже будет сюр. Правда, я еле уговорил Мазая ее спеть. Зато Шнур, которого я попросил спеть "Белые розы", сразу же пришел в восторг: "Ой, моя любимая песня!".
- Вы много работаете.
- У меня нет ресторанного бизнеса, поэтому мне надо зарабатывать.
- Вы помните свои первые заработанные деньги?
- Конечно. Мне было лет одиннадцать, когда моя сестра наняла меня мыть посуду. Я очень хотел ботинки, мокасины, и ради этого мне пришлось продаться в рабство аж на месяц. Заработал я 100 рублей, а приличные ботинки тогда стоили 200. Тем не менее я нашел, правда, эти мокасины были на размер меньше и оранжевого цвета. Меня от такого окраса мутило, но я их все равно купил.
- Как же вы в них ходили, если они вам были малы?
- Только на танцы... Я вообще был жуткий пижон. В 9 лет я влюбился в девочку Софу из балетного училища. Она пригласила меня на день рождения. Дело было зимой, в лютый мороз, а у меня из обуви были только ужасные школьные ботинки и очень красивые сандалии, которые мне родители привезли из Швеции. И я пошел на день рождения в сандалиях. Околел, конечно. Софа потом не стала балериной, пополнела и стала женой Петросяна.
- Это была ваша первая любовь?
- Нет, первой любовью была Таня Жданова. Это было в первом классе. Она была отличница, а папа ее был испытатель парашютов. Влюблены в нее были все. Естественно, на меня она внимания не обращала, потому что я был самым младшим в классе и к тому же плохо учился. Я написал Тане первую в жизни любовную записку: "Я тебя лублю". И она мне ее вернула с исправлениями.
Прошло 25 лет. Однажды я прибежал на Ленинградский вокзал, мне после спектакля нужно было срочно уехать в Питер. Я нагнулся к кассе со словами: "Девушка, помогите, ради бога, а я вам билет в Театр на Таганке оставлю". И сидящая в окошечке серьезная такая тетка мне вдруг отвечает: "Вань, я тебе и так помогу". Пауза. "Ты меня не узнаешь?" - "Как же, узнаю, - говорю я, всеми силами стараясь добыть билет. - Только не припомню, где мы могли встречаться". А она вздохнула и говорит: "Я Таня Жданова".
- Вы способны на сумасшедшие поступки?
- Вполне. Масса людей, говоря обо мне, крутят пальцем у виска. И еще есть немало людей, которые сначала клялись мне в любви и говорили, что всему у меня научились, а сейчас начинают меня пугать: "А вот что будет, если однажды тебе не дадут денег?" Да пусть они об этом думают.
- Вы сами об этом не думаете?
- Иногда, но лучше этого не делать. Знаете, я в Театре на Таганке пел романсы Дениса Давыдова. Высоцкий меня услышал и позвал в Кишинев - выступить в его концерте. Мы приехали. Володя оставил меня в гримерной и, уходя, сказал: "Я тебя объявлю по трансляции, и, что бы ни было, ты пойдешь на сцену". Я сижу, грею мерзнущие пальцы и слышу из динамика свое имя, а вслед за ним какой-то жуткий гул. Я вышел из кулисы и увидел, что Высоцкий стоит от меня метров в пятидесяти, а за ним бездна. Я шел, ничего не видя, услышал только Володино "Держись!". У микрофона я поднял голову и увидел 22 тысячи человек. Только потом я понял, что все эти люди свистели, чтобы никакой Дыховичный на сцену не выходил. Как я спел четыре песни, я не помню. Потом я повернулся и пошел, практически побежал к кулисе, а Высоцкий меня поймал и кричит: "Ты понимаешь, что произошло?! Тебе в моем концерте бисируют!" После такого уже ничего не страшно.
Анна Федина
16.05.2006
http://www.peoples.ru/
Док. 524840
Перв. публик.: 16.05.06
Последн. ред.: 24.11.08
Число обращений: 114
Дыховичный Иван Владимирович
|
