В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Глава 17. Подарок ко дню рождения Назад
Глава 17. Подарок ко дню рождения
После этого заседания у судьи прошло десять дней. Я механически работаю, ем, сплю, куда-то езжу с письмами, готовлю апелляции с адвокатами, но душа моя бесчувственна и мертва. И только одна мысль, один образ заставляют меня еще жить - моя дочь. Я звоню судье.
Голос Ольц по телефону напря
жен от плохо скрытой неприязни ко мне.
- Да-а, я вас слушаю, - отвечает она своим детским голоском.
- Вы мне отказали, мадам судья, - спокойно говорю я, - в том, чтобы моя дочь провела свой день рождения дома со мной и моими близкими. Я знаю, что завтра вы впервые встретитесь с Машей. Могу я принести ей подарок?
- Не знаю, мадам... (я чувствую, как Ольц ищет причину, чтобы мне отказать) ...Ну хорошо, - не найдя ее, говорит она после долгой паузы, - вы можете принести подарок.
- Благодарю. В котором часу?
- В одиннадцать часов. До свидания. - Равнодушные гудки на том конце провода.
На следующий день утром, с моей подругой Верой, приехавшей ко мне из России на день рождения Маши, мы едем в суд. Поставив машину на стоянку, переходим дорогу.
- Вот это суд? - спрашивает она меня.
- Да. А что?
- Это какой-то... саркофаг, а не суд, - замечает она, - мрачный, черный... брр!
- Он не нравится тебе, потому что здесь сидит судья, которая отобрала у меня Машу, но здесь, может быть, работают и нормальные люди.
- Сомневаюсь, - отвечает она, - ничего нормального нет в этой истории. Судьи такими не могут быть.
Мы входим в здание. Тот же полицейский у входа. Электронный контроль. Тот же узкий, слабо освещенный коридор, все те же стулья. На стене реклама: "Профессиональная психологическая помощь жертвам насилия".
"Никогда не разговаривайте с неизвестными", - вспоминаю я фразу из "Мастера и Маргариты" М. Булгакова. "Никогда не обращайтесь за помощью к судьям и психологам, - мысленно добавляю я, - это опасно для вашей жизни!"
Сегодня в коридоре много народу. В основном это мальчишки 14-15 лет, темнокожие, арабы. Они с воспитателями: молодыми мужчинами, женщинами. Мальчишки жуют жвачку, слушают плеер, покачиваясь в такт, шлепая себя по коленке, громко смеясь и разговаривая. Видно, что они совсем не смущены вызовом к судье. Нам негде сесть. Одна из дверей открывается, из нее вдруг выходит судья Симонен.
- Кто ко мне? - спрашивает она, бросая скучный взгляд на сидящих. Никто не обращает на нее внимания.
Никто не отвечает. Симонен смотрит по сторонам. Я разглядываю ее. Больше года я не видела эту странную женщину.
- Вот эта судья Симонен, - говорю я тихо Вере. - Три года она мучила мою дочь, меня и мою семью.
- Всю семью и взбаламутила всю страну, - добавляет Вера, неприязненно разглядывая Симонен. - Весь мир уже говорит о Маше, только ленивый не знает вашу историю, а она все еще работает! Ее еще не сняли?
Судья Симонен смотрит на нас. Она изменилась. Ее лицо напоминает застывшую маску. Что с ней произошло? Я вспоминаю ее высокомерно поднятую голову, прямую спину, холодный взгляд. Теперь - сутулые плечи, тусклый взгляд из-под набухших век, поджатые губы, нездоровый цвет лица, мятый зеленый брючный костюмчик. "Что с ней стало? - мысленно вопрошаю я. - Какой несчастный вид, она какая-то потерянная, похоже, тяжело больна..." Я ловлю себя на мысли, что то чувство ужаса и оцепенения, которое вызывала у меня эта женщина в течение всех этих лет, сменилось в одно мгновение на чувство какой-то почти брезгливой жалости к ней. Неожиданно узнав меня, Симонен делает ко мне шаг и здоровается. Удивленная метаморфозой, произошедшей с ней, я застываю без ответа.
- Какая-то тля из старого шкафа, - тихо шепчет Вера.
- Да, - соглашаюсь я, - тля, "съевшая" три года моей и Машиной жизни. Но, судя по ее виду, мы не пошли ей впрок...
Отвернувшись от Симонен, мы идем вглубь коридора. Он не освещен. Возле двери кабинета Ольц раздаются громкие вскрики и деланный смех. Дверь прикрыта неплотно, и хорошо слышны крики: "Браво, Маша, браво!"
- Я бросаю взгляд на часы: одиннадцать. Маша уже у судьи?
- А у тебя есть шанс, - снова вскрикивают два женских голоса. - Браво! Ты выиграла! Тебе повезло, Маша!
"Может быть, они играют в карты?" - думаю я.
- А теперь скажи, Маша, - раздается вкрадчивый голос судьи после резкого смеха, - это правда, что ты не хочешь видеть маму? - интонации судьи лицемерно-сочувственные. От неожиданности я не могу вздохнуть... и жду ответа Маши.
- Ну, скажи мне, не бойся! Не хочешь? - задушевно повторяет судья. - Совсем не хочешь?
- Нет, - растерянно отвечает Маша, непонятно на что отвечая "нет".
- О... хорошо... - вскрикивает одобрительно Ольц. - Давай играть с тобой дальше!
Два женских голоса наперебой хвалят Машу. На пике смеха судья снова неожиданно спрашивает: "А знаешь, Маша, сейчас придет твоя мама, она хочет подарить тебе подарок ко дню рождения. Тебе сколько будет лет?"
- Шесть, - робко отвечает Маша.
- Ше-есть! - фальшиво-восхищенно подхватывает судья. - Ты большая девочка! А ты не хочешь провести с мамой твой день рождения? Не хочешь?
- Нет, - неуверенно говорит Маша. - Хочу!
Две женщины снова смеются. Этот смех парализует меня. Даже через стену я чувствую его разрушительную силу. "Как ловко судья манипулирует бедной девочкой! - мелькает в голове. - Что она делает с Машиной душой? А если бы я спросила ее детей: вы не хотите быть с вашей мамой? Что бы они мне ответили?" Я понимаю, что мои вопросы бессмысленны.
- Что с тобой, Наташа? Ты вся бледная, - тревожный голос Веры возвращает меня к реальности.
- Ничего, они... судья... заставляет Машу лгать...
- Это ужа-асно! Что это за люди? - Вера потрясена.
Я отхожу от двери кабинета, ищу свободный стул. Опускаюсь на него. Я больше не хочу ничего слушать, понимать, говорить... Я не верю ни одному слову Ольц. Ни одному. Я отдам сейчас Маше подарок, поздравлю ее с днем рождения, поцелую ее и пойду домой. Я не знаю больше, что делать? Бедная моя девочка!
Одиннадцать тридцать. Дверь кабинета судьи открывается. Ольц протягивает мне руку для приветствия: "Здравствуйте, мадам. - Все та же деланная улыбка, все тот же "кукольный" голос. - А это кто с вами? Подруга? Специально из России? На день рождения Маши? А Маша вас знает? Отпустить Машу домой?.. Ну нет... это невозможно! Я же сказала! Нет, нет... Маша у меня в кабинете. Вы пройдите, а вы нет, мадам. Вы подождите здесь".
Я вхожу за ней в кабинет. Рядом с Машей, склонившись над ней, сидит беременная секретарша судьи. Она взглядывает на меня исподлобья, как будто я излучаю опасность.
- Здравствуй, Машенька, моя дорогая девочка, - печально говорю я Маше, присаживаясь рядом на краешек стула. - Как ты поживаешь?
Я замечаю, что Маше впервые аккуратно завязали "хвостики", она, как всегда, в штанишках и свитерке. Под глазами синячки. Бледная. Я хочу погладить ее по головке, но судья пристально и напряженно следит за моим жестом.
- Нет! - съеживаясь под ее взглядом, говорит Маша. - Не надо.
- Что не надо, Маша? - спрашиваю я.
- Не надо гладить меня! - отрывисто отвечает она.
- Почему? Тебе неприятно, что мамочка тебя погладит по головке?
- Нет, - качает головой Маша.
- А почему ты сегодня такая? Что случилось?
Маша опускает взгляд. Я вспоминаю "работу" надо мной психолога социальной службы N 5: "Маша ваш нежеланный ребенок?" - "Почему? Наоборот! По-моему, для любой женщины это Божий подарок!" - "Ну-у! Не скажите... совсем не обязательно. Не все любят детей..."
- Вы знаете, - обращаюсь я к судье, - я почему-то вспомнила социальную службу города Сюрен. Часто Машу приводили ко мне на свидание задолго до встречи и учили ее лгать, что в приюте ей очень хорошо, что она не хочет домой. "Не скажешь этого, больше никогда не увидишь маму!" - запугивала мадам Урго.
- Ну, - не моргнув глазом улыбается судья, - это невозможно, мадам.
- Ты помнишь это, Маша? - спрашиваю я свою дочь. Маша низко опускает голову. - И еще мадам Урго добавляла, что это судья Симонен советует ей "быть очень твердой" с нами.
Секретарь осторожно перебирается к компьютеру.
- А мы сейчас вам покажем, во что мы тут играли с Машей, - бодрым голосом массовика-затейника вскидывается судья. - Давай, Маша, а? Покажем маме?
Она раскладывает на столе маленькие картонные квадратики, на которых изображены полицейские и заключенные в полосатых робах. "Странные игры для детей", - мелькает у меня в голове. Судья, заглядывая с улыбкой Маше в лицо, просит рассказать мне суть игры.
- Вот, видишь... - начинает Маша, указывая пальчиком на картонку.
- Расскажи маме, что мы только что делали? - перебивает ее Ольц.
- ...Надо найти такую.
- Мы находим одинаковые рисунки, - снова вмешивается судья, - переворачиваем и откладываем в сторону.
Я хочу погладить Машу по головке. Судья контролирует каждый мой жест. Маша сжимается от ее взгляда. Снова отводит мою руку. Секретарь хищно начинает печатать на компьютере.
- А что вы записываете? - спрашиваю я.
- Слова, жесты, ваше поведение с Машей... - секретарь взглядывает на судью. Та кивает.
- Подождите... подождите, - изумленно говорю я, испытывая ощущение пойманного в ловушку. - Вы не предупредили об этом ни меня, ни моего адвоката. Вчера по телефону вы предложили передать Маше подарок. И все! Ни о чем больше ни письменно, ни устно вы меня не извещали.
Ольц холодно смотрит на меня.
- Но вы же сами хотели принести Маше подарок! Я думала, вам приятно побыть хоть немного с ней вдвоем? Нет?
Не зная, что ответить на этот лицемерный вопрос, я растерянно смотрю в лицо судье. Она незаметно, слегка касаясь, пододвигает откуда-то сбоку Машины рисунки. Рисунки, присланные мне из приемной семьи, нарисованные во время наших свиданий. На них - Машины слова: "Маша и мама", "Я тебя люблю, мама".
- Скажи, Маша, - "нежным" голосом спрашивает судья, подвигаясь к моей дочери, - это ты рисовала? Нет? - допытывается судья.
- Да, - смело говорит Маша, - я умею писать имя и мою фамилию, и...
- И все? Да? - прерывает ее судья.
- Да, - покорно отвечает Маша.
- Ну вот видишь? А здесь написано "Маша и мама"; "Я тебя люблю, мама". Это не ты писала? Нет?
- Нет, - как робот повторяет Маша. - Не я.
Откинувшись на спинку стула, Ольц торжествующе, с самодовольной улыбкой смотрит на меня через голову Маши. "Я раскрыла ваше преступление, мадам, - говорит ее взгляд, - вы поняли?" Мне хочется расхохотаться. "Бедная, - думаю я, - наверное, не спала всю ночь, чтобы придумать, как добиться от бедного запуганного ребенка этой лжи". Я смотрю на эту немолодую седую женщину, мать, и мне жаль ее от всей души. Единственная, благодаря кому она может утвердиться в собственных глазах, это моя маленькая, беспомощная перед ней девочка.
Перехватив мой сочувствующий взгляд, судья предлагает мне показать Маше подарок.
- Пусть Маша посмотрит его тогда, когда сама захочет, - холодно отвечаю я.
- А вы что, его не принесли? - подозрительно настораживается она.
Чтобы успокоить ее, я достаю из пакета воздушное розовое платьице и даю его Маше.
- Нет, - как робот отказывается Маша, - нет!
- Ты знаешь, Маша, - говорю я, приближая к ней свое лицо, - я хочу тебе сказать что-то очень важное, - я ищу слова по-французски, - не верь никому, кто говорит, что я тебя бросила! Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты вернулась домой! Я борюсь за это каждый день! Поверь! Изо всех моих сил! Но вот судья, мадам Ольц, не хочет, чтобы ты вернулась к маме. Помнишь, как ты радовалась, когда заменили судью Симонен? Ты даже потерла ручки и сказала: "А судью-то сменили! Мне мама сказала!" Но вот видишь, новая судья, мадам Ольц тоже не хочет, чтобы ты жила с мамой. Она хочет, чтобы ты была в приемной семье.
- Нет-нет, Маша, - перебивает меня судья, - ты не думай, что мама тебя бросила. Это я, это я не отпускаю тебя! Это я решаю! Я еще... не закончила экспертизы, чтобы узнать, кто тебя бил.
- Патрик, - вдруг твердо отвечает Маша. - Он злой, он меня не любит.
Судья резко встает и, хватая Машу за руку, тащит ее к двери:
- Тебе пора, месье Кристенстен уже ждет.
- А! - восклицаю я. - Мог
ла бы я наконец познакомиться с ним? Мне сказали, что он специально приставлен к Маше как воспитатель, но я никогда не видела его.
- Нет, - категорически отвечает судья, - это невозможно.
- Почему? - удивляюсь я.
- В целях профессиональной тайны.
- Профессиональной... чего? - переспрашиваю я оторопело.
- Профессиональной тайны, - повторяет судья. - Пойдем, Маша, у меня скоро заседание.
Она даже не дает мне возможности ни попрощаться с Машей, ни поздравить с днем рождения, ни приласкать... Судья обращается с моей дочерью как с тряпичной куклой. Я успеваю обнять ее сзади, за плечики, поцеловать в головку. Я сдерживаю слезы: "До скорого, мой ангел! Я тебя люблю!"
- Нет, - горько рычит Маша и ножкой бьет меня в щиколотку.
Секретарь самозабвенно печатает. Я вижу себя со стороны, всю нелепость и кошмар происходящего! Мне мерзко, мне больно, мне жалко Машу... Я знаю, что ей в сто раз больнее, чем мне. Удары этих людей, хищно вцепившихся в нее, попадают прямо в ее маленькое, нежное сердце, раня и мучая его, вытравляя самое святое на свете - любовь к матери! "Не может долго жить предатель в плотном мире, - вспоминаю я вдруг слова из книги "Агни Йога", - предатель не только осуждает себя, но он заражает кругом широкие слои, внося огненные бури... Это прежде всего может влиять на детей до семи лет, когда дух еще не овладел всем организмом... Так предатель не только предает личность, но одновременно покушается на целый род и, может быть, на благо всей страны".
Через месяц судья Ольц все же разрешила мне увидеться с Машей перед летними каникулами в Центре встреч. Я никогда не забуду 25 июля 2001 года.
У входа полицейские в бронежилетах с автоматами наперевес ждут меня. Напротив две полицейские машины с мигалками.
- Вы куда, мадам? - полицейский преграждает мне путь.
- У меня здесь встреча с моей дочерью.
Он оглядывает меня с ног до головы:
- Проходите.
Я направляюсь в комнату, протискиваясь сквозь толпу незнакомых мне женщин и мужчин. Почему их так много сегодня? Что случилось? К чему эти бронежилеты и автоматы? Невольно вспоминаю аэропорт "Шарль де Голль" в 98-м, когда у меня отобрали Машу. Чуть дальше, в глубине комнаты, я замечаю ее. Сжавшись в комочек от страха, боясь даже поднять глаза, скрючившись на стульчике, она нервно причесывает куклу. Наши взгляды встречаются. Я подхватываю ее в объятия, и мы стоим так несколько минут посреди этих вооруженных людей, следящих через стекло за каждым нашим движением. Полицейские с автоматами во время встречи матери и дочери...









Верните мне дочь! / Наталья Захарова. - М.:Вагриус, 2007. - 304 с.

Док. 524841
Перв. публик.: 24.11.07
Последн. ред.: 20.11.09
Число обращений: 103

  • Книга `Верните мне дочь!`

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``