В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Представление книги `Две Москвы, или метафизика столицы` Назад
Представление книги `Две Москвы, или метафизика столицы`
К. ЛАРИНА: 12:15, мы начинаем наше воскресное "Книжное казино". Здесь Ксения Ларина, Майя Пешкова. Майя, я ещё раз приветствую тебя.

М. ПЕШКОВА: Добрый день, здравствуйте!

К. ЛАРИНА: И у нас сегодня в гостях, как мы и говорил вам, Рустам Рахматуллин, писатель, историк, краевед, номинант премии "Большая книга". Книга большая, называется "Две Москвы, или метафизика столицы". Эту книгу с автографом автора вы сегодня получите в подарок. И, конечно же, мы о ней как можно подробнее поговорим. Стоит напомнить, что Рустам - постоянный автор газеты "Известия". То, что связано с какими-то московскими тайнами, московскими секретами, Рустам публикует эссе краеведческие в этой газете. Я думаю, что москвичам это имя должно быть хорошо известно. Давайте сначала объясним все-таки про "Метафизику столицы". Что это за жанр? Как вообще метафизика появилась рядом с городом?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Здесь можно начинать с теории, а можно с примеров.

К. ЛАРИНА: Давайте с примеров.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Есть два монумента 1909 года - монумент первопечатнику и монумент Гоголю, сидящий Гоголь, старый Гоголь. Они установлены в одном году учителем и учеником, скульпторами Волнухиным и Андреевым. И как только мы согласимся, что Гоголь смотрит в камин, Гоголь застигнут в минуту, когда он сжигает книгу, мы немедленно обнаружим диалог между персонажем, создающим книгу и персонажем, её уничтожающим. И эти два памятника, действительно, созданы в один год учителем и учеником.

К. ЛАРИНА: Ну, это всё Ваши домыслы, это фантазии.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Пусть так. Ответственность автора здесь состоит в следующем. Его интуиция, а он, автор, строит интуицию как жанр
К. ЛАРИНА: Вы про кого? Про себя?
Р. РАХМАТУЛЛИН: Про себя, да. Интуиция автора опирается на встречную интуицию читателя или слушателя. И это принципиально для метода. Поскольку речь идет не только о реконструкциях чьих-то метафизических намерений, не только о метафизике намеренного, не только о гипотезах. Речь идёт ещё и о метафизике ненамеренного. Речь идёт о том, что город создается не только человеческой волей. И если город - это сумма действий промысла и действий человека, то изучать такой город можно и нужно не только академическим методом. Тогда включается эссеистика или поэзия, тогда мы можем сделать следующий шаг по сравнению с тем, на который имеет право строгий учёный.
Строгий учёный скажет вам: найдите мне переписку Волнухина и Андреева, или реплику Андреева по поводу того, что он имел в виду. Если это найдется, это перейдет из одной метафизики в другую, в область метафизики намерений. Пока мы говорим о том, что два монумента несомненно вступили в диалог, и ответственность автора состоит в том, что это либо начинает быть так с того момента, когда это написано, либо нет. Либо читатель говорит: "Ну, брат, это ты загнул!", либо он говорит: "Ух ты, точно!" То есть я не вижу ничего, чего не может увидеть другой. Здесь мы вместе наблюдаем то, что я бы назвал чудом города. Я говорю - смотрите, как чудесно! Не чудо ли? И вы отвечаете да или нет.

К. ЛАРИНА: Я так понимаю, что этот метод постижения города, он применим к любому городу на планете, а не только к Москве.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Не только к Москве, но, может быть, не к любому. Возможно, есть города разной метафизической природы. Я не исключаю, что есть города богооставленные, города, предоставленные сами себе, или города, замысел о которых состоит в отсутствии замысла. Я сейчас имею в виду замысел с большой буквы, не человеческий замысел. Очень возможно, что, например, замысел о Петербурге состоит в отсутствии себя, в допущении человеческой свободы, в допущении того, чтобы царь был богом города, демиургом, богом с маленькой буквы. Я думаю, что в Москве бога города (с маленькой буквы) нет. Даже Иван III им не является. И никакой монумент в этом смысле не может быть гением места целого города, как Медный Всадник. Здесь, я думаю, различия в природе двух столиц существуют. Я думаю, что прекрасность Петербурга ещё и от того, что в нашей интуиции нет чувства другого Петербурга. Петербург не есть воплощение идеи Петербурга. Он равен себе. Он весь здесь. А Москва несовершенна не только от того, что она может сравниваться с тем же Петербургом, но и оттого, что у нас есть интуиция о ней другой. Мы сравниваем её с её идеей.

К. ЛАРИНА: У Вас должен быть учитель. Такие вещи просто так с неба не падают.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Да, наверное, есть, всё-таки некоторая школа. Школа метафизического краеведения началась как раз в Петрограде при Анциферове ("Душа Петербурга"), хотя это, может быть, некоторое преувеличение, но это начало все-таки этой традиции, 20-е годы, когда Питер, столичный, теряет смысл и начинает его искать. В это время в Москве, наверное, не возникает метафизического краеведения, но возникает эссеистический взгляд на город, например Сигизмунд Кржижановский, "Штемпель: Москва". Это такой чужой, внешний человек, идейно левый, он материал Москвы раскрыть всерьёз не может, но он нащупывает эссеистический метод. Затем, сейчас в Питере существует школа метафизического краеведения, даже сборники "Метафизика Петербурга". В Москве в последние десятилетия существует школа сакральной топографии, так можно её назвать, которая изучает, оставаясь на почве строгой науки, именно сумму намерений, пытается строить гипотезы относительно метафизических, мистических намерений царей ли, князей ли церкви, зодчих. Вот такая система посвящения храмов, вот такое их расположение, вот так устроенный церемониал означает то-то и то-то. Например, уподобление этой части города Иерусалиму, скажем. Шествие на осляти означает, что Кремль и Китай-город позиционируются как стороны Иерусалима. И это могло быть и было намеренно. Это изучает школа сакральной топографии. То, что я предлагаю, это осторожный, на мой взгляд, следующий шаг. Когда у нас нет строгих данных о чьих-то намерениях, и вместе с тем мы видим, что в городе проявляются удивительные вещи, складываются между собой в какую-то осмысленную последовательность.

К. ЛАРИНА: Если пойти дальше, то получается, что и исчезновение каких-то святынь или районов, или каких-то тайн, исчезновения их с карты Москвы, они тоже не случайны?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Во всяком случае

К. ЛАРИНА: Получается, что у города, как и у человека, тоже есть какая-то своя предначертанность, своя судьба?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Я бы сказал иначе. У города есть возможность угадать или не угадать, увидеть или не увидеть. Я, например, думаю, что долина нижнего течения Неглинной, район Александровского сада, вообще всё, что между Моховой и Манежной, от Боровицкой площади до Лубянской - это пространство, попадающее в матрицу Римского Форума. Опять-таки я не утверждаю, что это сводится к чьим-то намерениям. Просто Москва и Рим в высокой степени тождественны. Москва и Рим воплощаются как два проявления одной идеи, а не как калька друг друга. К услугам этой матрицы или этой потребности сейчас вот такие, а не другие архитекторы. И в итоге где-нибудь на Манежной площади вылезают вот такие руины, вот такая Клоака Максима, вот такие квадриги. 150-200 лет назад там вырастали периптер Манежа, ротонда церкви Татьяны, триумфальные ворота Александровского сада, грот "Руины". И все это были фигуры Форума. Но они создавались великими зодчими классицизма, ампир. Сюда можно включить, наверное, по-римски сказать сенатскую курию, т.е. Колонный зал Благородного Собрания. А вот сейчас к услугам этой потребности вот такие творческие силы, т.е. каналы засорены, засорены каналы передачи, восприятия некоторой информации. И получается то, что получается. А потребность продолжает проявляться.

К. ЛАРИНА: А это каким-то образом отражается на жителях города, такие изменения метафизические?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Трудно сказать. Думаю, что да.

К. ЛАРИНА: А как? Это можно как-то спроецировать, что происходит с сознанием людей?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Здесь сложно выбрать пример. Можно поговорить, например, о том, как меняется тип пространства в городе. Как меняется ландшафт с точки зрения его отношения к традиции и модернизации. Явно есть вмещающие ландшафты средневековой традиции, т.е. территории, которые ломаются меньше и медленней, есть вмещающие ландшафты нового времени, это запад Москвы, район Арбата, самым широким образом понимаемого, и Кузнецкого Моста. Есть территории, живущие в разных исторических временах. Как это сказывается на человеке, прямо ответить невозможно. Во всяком случае, можно понимать, где ты живешь.

К. ЛАРИНА: Расскажите, где Вы живёте, вот ваш район.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Я-то живу в московском уезде бывшем, т.е. в спальной Москве, сюда трудно механически переносить...

К. ЛАРИНА: Это новые районы.

Р. РАХМАТУЛЛИН: ...Закономерности старого города.
К. ЛАРИНА: И родились там?
Р. РАХМАТУЛЛИН: Да. Я понимаю, что это северо-восток, что это область царской охоты, что над этим местом надстоит святой мученик Трифон, полагаю я, покровитель охоты, что церковь Трифона в Напрудном - передний угол этого пространства, обращенный к Кремлю. Это отчасти жилое, отчасти лесное пространство. Оно не городское в традиционном смысле. Какая-то закономерность, замеченная в центре, механически туда не продлевается. Это надо изучать, скорее всего, отдельно. Верхняя Яуза и большой лес.

К. ЛАРИНА: С чего началось Ваше изучение?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Если говорить не о метафизике, а о москвоведении, оно началось просто с выхода в город.

К. ЛАРИНА: Сколько Вы пешком исходили?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Именно потому, что я человек с окраины, это началось с самостоятельного выхода в город в школе, это было в 1980 году. И первые лет 12 я ходил, читал, собирал информацию, начинал водить экскурсии, но не знал, что из этого выйдет. Мне, конечно, хотелось писать, но не хотелось писать новыми словами старые книги. Просто в надежде, что это будут какие-то лучшие слова, чем раньше. Получается, что я просто ждал.

К. ЛАРИНА: Ваши первые открытия Вы помните? Совсем ещё юношеские.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Если говорить просто об открытии Москвы, то этот первый выход в город был первой прогулкой по Большой Никитской, от Баррикадной, потом вокруг Кремля и по Варварке. Мне было внове абсолютно всё, хотя я не умел смотреть. Никитскую я почти не заметил, потому что, действительно, нужен опыт архитектурного взгляда. Варварка, конечно, она такая вся наружу, Варварку я запомнил отчетливо, а Кремль я, конечно, знал. Вот это были первые внешние впечатления. Если говорить о методе и жанре, то это где-то 1992 год, это текст, не вошедший в книгу, поскольку такой, междугородний, он был посвящен Николаю Александровичу Львову, знаменитому архитектору, жизнь которого строится на оси Москва-Петербург, с центром в Торжке. Так что в эту книгу этот текст я включить не смог. Но вот вдруг в 1992 году, читая его биографию, я увидел, что она укладывается в архетип, что есть метабиография, что человек живет не просто так, а он в этом случае, скажем, похищает огонь, он есть Прометей, и видно, как осуществляется похищение огня, что бы он ни делал, даже когда он собирает фольклор. В этот момент появилось то, что я называю метафизическим краеведением моим. Московская книжка началась года через два.

К. ЛАРИНА: Вот эта, которую мы сегодня представляем. Майя, ты хотела спросить.

М. ПЕШКОВА: Я хотела спросить. Мы говорили про Москву - Иерусалим, Москву - Рим, но мы совсем ничего не сказали по теме Москва - Константинополь.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Эта тема сложная. Всё-таки количество воды мешает видеть некоторое сходство принципа. Если тем не менее говорить о начальной московской структуре, а это район Боровицкой площади, это борение холмов, Кремлевского и Ваганьковского, где Дом Пашкова, при впадении одной реки в другую. Это пространство, которое делится двумя реками на три суши, две из которых - это высокие противостоящие друг другу берега. Этот принцип в Константинополе, несомненно, проявляется по сторонам Золотого Рога и Босфора. В этом случае городской треугольник - это аналог кремлёвского треугольника, Галата за Золотым Рогом - это аналог Арбата, это иное Константинополя, это ее Занеглименье, это ее вестерн, оттуда идут небоскребы, это наиболее европейская часть города, там были посольства, ныне консульства. Там уже с 13 века католическое присутствие запечатлелось, генуэзское. Это пространство, которое отдано генуэзцам в обмен за раскол в католической коалиции, за возможность освободить Константинополь от крестоносцев. И в этом смысле принцип сходен. Есть в Константинополе свой Кремль, свой Арбат и свое Замоскворечье - Скутар или Скутари за Босфором.
Есть и сложность, о которой я люблю размышлять. Она состоит в том, что Москве, как Риму, полагается Константинополь. Если мы видим тожество Москвы и Рима, то мы в какой-то момент доживаем до ситуации бегства императора. И в этом смысле Константинополем должен оказаться Петербург. Это так и не так. Не так это, потому что Москва - город, лежащий, рожденный в лоне Константиновой традиции, она уже христианский город, из нее не надо бежать, чтобы основать христианскую столицу. Получается, что если из этого Рима бежать в новый Константинополь, то это будет мнимый Константинополь. И бегущий будет, так сказать, апостолом расцерковления. Он будет мнимым Константином. Поэтому я и думаю, что Петербург - это мнимый Константинополь, а Пётр - мнимый Константин. Мы можем говорить об этом, потому что он сам панегирически любил себя сравнивать с Константином. И царевича убил, скорее всего, не почему-нибудь, а потому что Константин, якобы, убил Криспа. Но это мнимый Константинополь. Москва в этом смысле, действительно, сумма всех Римов, бежать из которой - значит бежать не в первый, не во второй, а в четвертый Рим.

К. ЛАРИНА: Это Рустам Рахматуллин. Мы продолжим наш очень научный разговор после новостей. Дорогие друзья, если у вас есть какие-то вопросы к Рустаму, мы готовы их в эфире передать, он на них с удовольствием ответит. Поэтому я напомню смс: +7-985-970-45-45. И ещё не забудьте ответить и на вопросы Рустама, которые он вам задаст во второй части нашей программы.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Ну что, дорогие друзья, напугал вас Рустам Рахматуллин? Я смотрю, смс-ки пишут: "Ничего не понятно, про что он говорит". Сейчас мы попросим выражаться нашего лектора более простым языком, доступным (СМЕЕТСЯ). "Какой вывод делает гость? - пишет нам Роман. - Теория Фоменко, что ли? Так можно поделить что угодно на 8, прибавить 3 и получится день рождения Христа. Астрология типичная!" Подождите, это ещё не конец Здесь многие выражаются просто, что это какой-то бред, как пишет нам Сергей из Петербурга. А вот Зоя спрашивает: "А где прочитать то, что рассказывает Рустам? У него есть печатные труды?" Зоя, у нас есть печатный труд "Две Москвы, или метафизика столицы". Именно эту книгу вы получите сегодня в подарок, если правильно ответите на вопрос, который сейчас Рустам для вас сформулирует.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Давайте начнем с такого вопроса. Куда и зачем отправился Аристотель Фиораванти, прежде чем построить Успенский собор Кремля?

К. ЛАРИНА: Вы думаете, наши слушатели ответят на этот вопрос?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Если мы сразу отсечем традиционный ответ, что он отправился во Владимир и другие города изучать древнерусские храмы. Но есть информация, что он сделал ещё кое-что. Он предпринял весьма отдаленное путешествие со странной целью. Так вот куда и зачем.

К. ЛАРИНА: Это первый вопрос. Давайте сразу все зададим.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Какой московский дом, весьма знаменитый, очень видный, попал сразу в два романа? Можем уточнить время - романы 1920-х годов.

М. ПЕШКОВА: Это Вы имеете в виду литературные произведения?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Да. Дом стал персонажем этих романов. И третий, может быть, такой. Кто позировал скульптуру Меркурову для старого памятника Достоевскому перед Мариинской больницей, где родился Достоевский?

К. ЛАРИНА: Вот вам три вопроса. Думайте. Попробуйте ответ найти где-нибудь. Может быть, вы даже знаете ответ. Будем принимать мы и смс-ки +7-985-970-45-45. И чуть позже телефон включим. Ещё раз напомню, если у вас есть к Рустаму вопросы , я думаю, что у вас их будет много, тоже присылайте на смс. А вопрос у меня такой теперь. Давайте все-таки вернемся в сегодняшнее время. Я хочу понять, насколько вписывается в Вашу теорию то, что с городом делают люди. Я имею в виду новоделы, перестройки, разрушения, восстановления. Вот тогда это каким образом, каким законам подчиняется?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Я думаю, все, что можно объяснить без метафизики, нужно объяснять без метафизики. Это сказал один из моих учителей, о которых Вы спрашивали. И только тогда начнется метафизика. А здесь жадность, бездарность, несоблюдение законов идут вперёд всякой метафизики. И для начала нужно просто соблюдать законодательство, для начала нужно исправлять ситуацию в реставрационных организациях, соблюдать Венецианскую хартию, запрещающую создание новоделов, хартию, ратифицированную государством, но не ратифицированную лично очень многими архитекторами. Для начала нужно исключать всякие манипуляции лазейками законодательными, поднимать общественное движение, структурировать его.
Метафизика - это немножко другое. Можно, конечно, сказать, что такое поведение в городе связано с типом самого города. Но это в действительности не московское поведение, это не поведение, например, средневекового человека, который называл себя "аз грешный", который не оставлял своего имени под архитектурным произведением, который пытался вслушиваться, всматриваться и быть проводником, а вовсе не сочинять и не самоутверждаться. Это скорее тип архитектора нового времени, характерный пример - Баженов, который, может быть, даже со всей силой религиозного экстаза ставит своё творение на место Творения, и начинается разрушение Кремля. Вот этот тип, тип нововременной, ещё усугублённый потом советским веком, этот тип сейчас торжествует. Это не только на уровне архитекторов, но и на уровне отцов города. Предполагается, что в городе можно вести себя свободно, предполагается, что в городе можно быть творцом, можно быть вместо Творца. В действительности вместо Творца в городе быть нельзя. Город сотворён, город довоплощается, продолжается его воплощение, и нужно хотя бы попытаться задуматься о том, как - и возможно ли вообще - быть просто орудием этого воплощения.

К. ЛАРИНА: А всё , что происходило в советское время, я имею в виду не только разрушение, но и, наоборот, созидание, они какого-то внимания Вашего заслуживают? Или Вы это отрицаете вообще?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Да, конечно. Есть главы или подглавки, посвящённые, например, Центральному клубу железнодорожников, через "12 стульев", разумеется. Это один из ключевых памятников, очень важный для завершения Площади трёх вокзалов, которая рассматривается в книге как некое железное средокрестие, как модель начального московского пространства. Начальное московское пространство, (НЕРАЗБОРЧИВО) средокрестие, скрещение национальных дорог - это район Боровицкой площади. И вдруг мы видим, что через тысячу лет это модельно проецируется на средокрестие железных дорог. Сейчас я не смогу объяснить это подробно. Образ, модель, начало Москвы. И когда последним камнем этой модели оказывается Клуб, построенный на сокровище, то это очень традиционная для сказаний о начале разных городов тема именно закладного сокровища, сокровища в основании города. Не случайно все режиссеры, чуткие к той же самой метафизике, заканчивают экранизацию "12 стульев" и сцену в Клубе нарезкой новостроек. Это закладное сокровище новой Москвы. Ключевая тема для литературной метафизики значительного города. Жертва строительная, или закладное сокровище. И превращённая форма этого золота - вот такой Клуб железнодорожников. Есть главка, посвящённая Мавзолею, который помещается в метафизику Красной площади разнообразно. Поскольку сама Красная площадь имеет аналогии и на римской карте, и на иерусалимской карте, то вдруг оказывается, что и Мавзолей, невольно разумеется, попадает на эту же карту. Например, для Рима Красная площадь - это аналог Большого цирк, а в широкой стороне Большого цирка, со стороны Палатина, со стороны императорского холма, в качестве глаза императора располагается ложа, императорская ложа. И когда Красная площадь - это Большой цирк, то Мавзолей - это, конечно, ложа.
Когда Красная площадь - это Кедронская долина, что подчеркнуто шествиями на осляти в 16-м и 17-м столетиях, т.е. церемониалом, отсылающим нас ко Входу Господнему в Иерусалим, когда Красная площадь - это Кедронская (Иосафатова) долина, долина воскресения мертвых в последнее время, то революционный некрополь оказывается негативом этой темы, негативом Иосафатовой долины, демоническим, конечно, негативом, перевёртышем. И Мавзолей оказывается перевёртышем знаменитых гробниц Иосафатовой долины. Видите, здесь и Москва как Рим, и Москва как Иерусалим непротиворечиво сходятся в общем образе. А общий образ, казалось бы, просто советский, построенный совершенно с другой мыслью. И вдруг он способен включить в себя и тему палатина-императорской ложи, которую до этого исполняла Царская башня Кремля, легендарная ложа царя, с которой он, якобы, смотрит на казни и на всё, что происходит на Народной площади. И иерусалимскую тему, оказывается, способен этот же советский памятник демонически, негативно, но передать.

К. ЛАРИНА: Не могу не спросить тогда про сталинские высотки.

Р. РАХМАТУЛЛИН: С этим сложнее. Каких-то специальных сюжетов у меня на эту тему нет. Но, конечно, и Дворец Советов, и Котельническая высотка, и университетская высотка ложатся в метафизическую тематику. Здесь о каждой пришлось бы говорить отдельно. Например, Дворец Советов - это ещё одна версия арбатского холма как Капитолия. Если Кремль - это Палатин, теперь посмотрим по другую сторону Кремля, со стороны Неглинной, отношение Кремль - Арбат, то Арбат оказывается Капитолием, т.е. цитаделью республики, цитаделью патрицианства и одновременно местом главного храма античного Рима, Капитолий. Так вот Дворец Советов, несомненно, это такая свадьба парламента и алтаря, алтаря языческого. Это попытка приподнять снова этот противостоящий Кремлю холм, придать ему исключительное республиканское и одновременно сакральное значение. Что-то подобное представляет собой памятник Независимости Италии на Сходном месте в Риме. Поздняя, нелюбимая городом постройка классицистическая, сверхвысокая, пытающаяся продлить собой Капитолий, достроить его, укрупнить, показать на масштабе разросшегося города, дать новый знак этого республиканского холма. Дворец Советов, даже не воплощенный, оказывается попыткой такого знака.

К. ЛАРИНА: Вопрос от Игоря из Петербурга: "Как вписываются в метафизику города исторические события - пожары, наводнения, осада и так далее?" Т.е. имеются в виду и войны, наверное, и пожары, если говорить о Москве.

Р. РАХМАТУЛЛИН: В книге, например, введена категория местной фабулы, когда и если мы согласны с тем, что город не сводится к сумме намерений горожан, создание города, то нам для работы с такой реальностью нужен новый аппарат, конечно. И одной из таких инструментальных категорий может быть местная фабула, т.е. главная тема места, в которую вольно или невольно попадают события большой истории, события личной биографии, события искусства. И любое такое проявление местной фабулы - это, в сущности, одной из самых ярких проявлений московской метафизики. Здесь возможен частный случай - домовая, или домовладельческая, фабула, когда история дома развивается как будто бы по некоторому сценарию, с некоторой режиссурой, например по схеме преступление - искупление или по каких-то более интересным, вполне литературным фабулам, которые, конечно, не могут быть сочинены самими персонажами. Персонажи может даже не знать о том, что за 200 лет до него здесь жил другой, по отношению к которому этот живет зеркально. Таким образом, и большие, и малые исторические события, конечно, могут укладываться в метафизическую схему.

К. ЛАРИНА: Вопрос от Андрея: "Что Вы можете сказать о районах Нескучного сада и Воробьёвых гор?" А есть, кстати, отдельные у вас истории?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Очень большой и очень общий вопрос, потому что в книге есть глава, посвящённая Воробьёвым горам. Тут даже не знаешь, с чего начать и как это кратко изложить. Например, так. Город отодвигает свою границу, и изначально образовавшаяся в устье Неглинной схема "город - загород" (то есть городской холм - загородный холм, Кремлёвский холм - Ваганьковский холм, тот самый, где дом Пашкова) переносится на новый масштаб. Если город отошёл за нынешние кольца, Бульварное, Садовое, за Камер-Коллежский вал, то загородный предместный холм должен перевоплотиться. Он должен отлететь с изменением масштаба или без него. Воробьёвы горы - это такой предместный холм разросшейся Москвы. И сама излучина Москвы-реки здесь заменяет Неглинную на Боровицкой площади. Таким образом на Воробьёвы горы переносятся некоторые признаки этого предместного холма. Признаки, которые мы наблюдаем на Ваганькове, в окрестностях Пашкова дома и Университета. Перелетает сам Университет, не оставляя Моховой, он перелетает на Горы. Перелетает наблюдательная площадка. Потому что Ваганьковский холм был точкой наблюдения города, а город тогда сводился к Кремлю (мы говорим о ранних временах). Это свойство наблюдать город извне передаётся Воробьёвым горам, и одновременно на старом месте оборудуется наблюдательная площадка - пресловутая крыша Пашкова дома. Перелетает, например, Пречистенский дворец знаменитый с Волхонки, где он был построен на один год к приезду Екатерины, на Воробьёвы горы, куда его перенесли физически, деревянный, на подклеты царского дворца. Есть общая владельческая фабула с 15 века. Великая княгиня Софья Витовтовна и ее преемники, наконец московские государи. Это общее владение. Перелетает могилянская ученая традиция дома Ртищева, покровителя могилянства в Москве 17-го века, и школа Андреевского братства у подножия Воробьёвых гор. Перелетают знаки-памятники, Ломоносов, Герцен, Огарёв, они дублируются и там, здесь. Перелетают герои. Всадники Булгакова, о которых надо говорить осторожно, но надо, они наблюдают город и с этой точки, и с этой точки. Воробьёвы горы оказываются проекцией вот этого дополнительного холма Москвы, когда Москва разрослась. И это свойство очень многих холмов. Мы можем проследить, как эти холмы движутся по другим дорогам. Мы можем увидеть антихолм за Пресней, когда Москва - это круглый город в границах Садового кольца, есть дополнительный холм за рекой Пресней на Пресне. И этот холм противостоит Кремлю по крайней мере трижды - в 1905 году, в 1991-м и 1993-м. Не важно, какого цвета флаги над этими холмами. Мы можем посмотреть ещё дальше и увидеть холм, отъехавший за Сходню, и это будет Тушинский лагерь Лжедмитрия второго. Думаю, что по этому же вектору Волоколамской дороги арбатский холм отъезжает еще раз и воплощается в Новом Иерусалиме. Это связано с ростом Москвы и с трансляцией, движением функций предместного холма, который очень часто противостоит главному. Потому что основное свойство предместного холма - способность противостоять городу, когда город уже захвачен. Освободить уже захваченный город из предместной цитадели - значит иметь свойство поворачиваться против Кремля. Одновременно этот предместный холм должен иметь свойство защищать Кремль, естественно. Поэтому предместный холм, который родился там, где сейчас стоит Пашков дом, предместный холм и предместная крепость - это очень сложная вещь, двунаправленная. Она способна повернуться против Кремля. Этим может воспользоваться какая-нибудь политическая оппозиция, этим воспользовалась грозненская опричнина, потому что это и есть холм беглого опричного царя против царя в годы краткой исторической опричнины. Но, в сущности, мы говорим о самом принципе опричности. Опричности как дополнительности одного пространства к другому. В сущности, "опричь" - это только "кроме", это нейтральное понятие. И здесь мы выходим еще на одну категорию, приведенную в книге. Опричность как именно дополнительное городское пространство. Изучая Москву как пространство борения холмов, мы, в сущности, говорим об этой опричности. Есть холм и некоторое количество холмов, бросающих ему вызов. Точно так же это обстоит и в Риме, и поэтому позволяет расшифровывать тему Семихолмия. Семихолмие - это не простой счет горок, а исследование отношений каждого холма с каждым. А каждый из них претендует на роль иерархического центра.

К. ЛАРИНА: Рустам, давайте мы примем телефонные звонки, поскольку я вижу, что очень много желающих поучаствовать в Вашей викторине. Только я попрошу вас ещё раз быстро повторить три вопроса.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Первый вопрос. Куда и зачем отправился Аристотель Фиораванти, прежде чем построить Успенский собор Кремля? Второй вопрос. Какой знаменитый московский дом попал сразу в два романа нэповских лет? И третий вопрос. Кто позировал скульптуру Меркурову для старого памятника Достоевскому?

К. ЛАРИНА: 363-36-59 - телефон прямого эфира. Мы принимаем ваши ответы. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Дом Пашкова.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Это ответ на какой вопрос?

СЛУШАТЕЛЬ: На второй.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Нет, это неверно.

К. ЛАРИНА: Как всё очень просто. Учитель у нас жёсткий сегодня. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Я хочу на первый вопрос попытаться ответить. Я считаю, что Аристотель Фиораванти ездил в Турцию.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Спасибо, нет. Может быть, он двигался к с той стороны, но, по моим сведениям, он двигался со стороны Карпат.

К. ЛАРИНА: Алло!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Меня зовут Александр Александрович. Аристотель Фиораванти ездил во Владимир.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Спасибо. Я этот ответ сразу упредил, сказал, что напрашивается этот ответ.

К. ЛАРИНА: Не об этом путешествии.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Напрашивается этот ответ. Аристотель ездил во Владимир изучать Успенский собор. Но что кроме?

СЛУШАТЕЛЬ: Алло! Елена. Москва. Может быть, это Дом на набережной?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Нет, спасибо. Я знаю один роман, и не 20-х годов, в который попал Дом на набережной.

К. ЛАРИНА: Оказалось всё не так просто, дорогие друзья. Давайте ещё пробуем. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Алло! Здравствуйте! Может быть, это дом Герцена? Где ресторан в "Мастере и Маргарите".

Р. РАХМАТУЛЛИН: "Мастер и Маргарита" нужно считать романом 30-х годов. И нужно найти второй роман. Поэтому снова нет.

К. ЛАРИНА: Алло!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. На третий вопрос. Александр Вертинский.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Да. Спасибо. Это абсолютно правильно. Позировал Меркурову для старого памятника Достоевскому, о котором многие забыли.

К. ЛАРИНА: Как Вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Михаил.

К. ЛАРИНА: Вы москвич?

СЛУШАТЕЛЬ: Подмосковье.

К. ЛАРИНА: Спасибо. Записали Ваш телефон. Слава Богу, у нас уже есть один победитель. Очень много ответов, я надеюсь, правильных, пока я ещё не смотрела, но вижу, что огромное количество ответов пришло на смс. Поэтому в любом случае мы без победителей не останемся. Но есть время, чтобы попробовать по телефону принять еще два ответа. Алло!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Может, это особняк в Армянском переулке.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Какой дом Вы имеете в виду?

СЛУШАТЕЛЬ: Это богадельня.

Р. РАХМАТУЛЛИН: То есть тот дом, где сейчас мемориальная комната Тютчева?

СЛУШАТЕЛЬ: Да.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Которая оказывается домом из главы "Голубой воришка" из "12 стульев". Все равно приходится найти второй роман. А его нет. Так что это не этот дом.

К. ЛАРИНА: Ой. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Может, это здание ЦДКЖ?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Дом Железнодорожников? Здесь подсказка. Близко. Уже два раза упомянуты "12 стульев". Но надо найти второй роман, и это окажется совсем другим местом.

К. ЛАРИНА: Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Я бы хотела ответить на первый вопрос. Это Соловецкий монастырь.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Этот ответ неточен, но близок, он географически близок.

К. ЛАРИНА: Тепло, что называется.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Географически тепло.

К. ЛАРИНА: Хорошо. Ждём ещё. Алло! Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. На первый вопрос. Он отправился изучать по России архитектуру, в частности на русский Север. В частности, был на Соловках и в Новгороде.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Спасибо. Снова нет. Путешествие на русский Север мы уже нашли, но ответ неполный. Что кроме?

К. ЛАРИНА: Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! На второй вопрос. Может, это дом Грибоедова?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Нет, спасибо.

К. ЛАРИНА: Ну, сколько ещё? Давайте ещё три звонка. Если не получается, я уже попрошу, чтобы Рустам сам ответил на свои вопросы. Но в любом случае я почти уверена, что у нас есть правильные ответы на смс-ках. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. На второй вопрос. Может быть, это дом Нирнзее?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Нет.

К. ЛАРИНА: Алло! Здравствуйте! 363-36-59. Ещё два звонка! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Алло! Здравствуйте. Это Елена. Я думаю, что это Воспитательный дом, один роман - "Золотая цепь", второй - "12 стульев".

Р. РАХМАТУЛЛИН: Спасибо. Замечательно! Действительно, в 20-е годы Воспитательный дом на Москворецкой набережной стал Дворцом труда, т.е. резиденцией всех профсоюзов с их редакциями. Там ночью в "Гудке" писался сам роман "12 стульев", а кроме Ляписа-Трубецкого по профсоюзным редакциям ходил Александр Степанович Грин, тоже в попытке напечататься, и так впечатлился, что превратил этот дом в дом "Золотая цепь" из романа "Золотая цепь". Так что этот дом, чуть ли ни в один год попавший в два романа, в два разных описательных регистра. И в таком иррациональном пространстве дворца "Золотая цепь" интересно опознать ту лестницу, на которой ночевала мадам Грицацуева.

К. ЛАРИНА: Про Аристотеля уже сами расскажите, а то у нас нет времени.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Что касается Аристотеля Фиораванти, то в архиве Милана есть его письмо герцогу Миланскому, герцогу Сфорца, из которого следует, что Аристотель, прежде чем построить Успенский собор, отправился за Полярный круг, где полностью заходит солнце, за белым кречетом. Белый кречет - это царь охотничьих птиц. И об этом он пишет герцогу Миланскому, это подлинное письмо. Место, куда он отправляется, названо в письме - Ксалауоко, некоторые считают, что это Соловки, но в Соловках солнце даже в самый долгий день чуть-чуть зачерпывает море, а в Ксалауоко, по словам Аристотеля, оно не заходит совсем.
К. ЛАРИНА: Ну вот так вот. Сейчас буду искать правильные ответы на нашей смс-ленте. Последний вопрос традиционный. Что у нас в планах? Я прочитала в вашем интервью, что Вы готовите книгу "Облюбование Москвы". Немножечко про это нам расскажите.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Это книга о московском любовном мифе. Она в основном написана. Она была написана как часть этой книги, это просто очень большая глава, которую я вынул, в ней уже около 200 страниц. Это книга о московском любовном мифе, это и метафизика, и социология мифа. В ней больше от путеводителя, потому что приходится перечислять и как-то описывать, подробно или нет, адреса, которые я считаю мифологическими. В отличие от первой книги, это отчасти путеводитель по Москве.

К. ЛАРИНА: Большое спасибо. Рустам Рахматуллин - наш сегодняшний гость. Последний вопрос, который наши слушатели задавали. Очень просят сказать, может быть, у Вас в Интернете есть свой сайт, где можно с Вами пообщаться напрямую?

Р. РАХМАТУЛЛИН: Нет.

К. ЛАРИНА: Пора уже. Видите, народ просит. Книга есть - "Две Москвы, или метафизика столицы", следующую книгу ждём. И с удовольствием с Рустамом ещё встретимся. Спасибо Вам огромное.

Р. РАХМАТУЛЛИН: Спасибо вам. Полная версия:

24.08.2008    
Передача :     Книжное казино
Ведущие :     Ксения Ларина, Майя Пешкова
Гости :     Рустам Рахматуллин
echo.msk.ru

Док. 525747
Перв. публик.: 24.08.08
Последн. ред.: 26.11.08
Число обращений: 43

  • Рахматуллин Рустам Эврикович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``