Даже в выходные он нет-нет да и заедет сюда, на площадь Маяковского, в свой кабинет художественного руководителя театра имени Моссовета. А вечером Павел Осипович превращается в заботливого мужа, отца и дедушку. Спешит домой, где его с нетерпением ждет и любимый пес.
Чисто российское изобретение
- Смотрю на портреты в вашем кабинете - и хочется почтительно снять шляпу: Раневская, Плятт... Какие личности вас окружали!
- Ну, с Фаиной Георгиевной, к сожалению, почти не работал. Помню, когда меня ей представили со словами: "Это наш новый режиссер", - она пробасила: "Посмотрим".
Как и у многих людей, работающих в театре, у меня два дома. Один - тот, где живу со своей семьей. Я трижды отец, у меня растут шесть внуков. Но мне трудно представить, что прошел день, а я не побывал в театре.
Ведь театр-дом - чисто российское изобретение. Не знали? В мире практически нет театров с постоянными труппами. Надеюсь, что нам удастся сохранить это завоевание культуры. Несмотря на то, что рынок начинает диктовать свои правила: появляются антрепризы - конкуренты репертуарного театра.
- У такого театра-дома наверняка немало проблем?
- Ну, например, увеличивается труппа, и не всегда в соответствии с тем репертуаром, который есть. А ведь человека, который отдал много лет театру, не выставишь на улицу, как не выставишь на улицу кого-то из престарелых членов семьи. А между тем молодежь должна приходить в театр ежегодно - это обязательное правило.
Айда драться!
- Давайте вернемся к тем временам, когда перед вами еще не стояли столь серьезные проблемы. Ведь родители были юристами. Как же им удалось вырастить будущего режиссера?
- Никогда в детстве не ощущал давления, в семье не было категорического "нельзя". С мальчишками со двора играл в футбол, а ведь лучше всего в футбол играла именно шпана. Я мог прийти из школы, засесть за уроки и услышать в открытое окно: "Дом четыре, выходи драться на дом шесть!". И все, надо было спускаться! Иначе - струсил, бросил товарищей. И я бежал пулей вниз. А потом приходил с синяками и плел какую-то чушь, дескать, "об угол приладился". Мы дрались серьезно, но по "рыцарским" законам: упавшего не били. И не дай Бог, если в руках окажется свинчатка или еще что-нибудь!
Отец купил мяч и даже бутсы. Такая редкость! Меня выбрали капитаном, но не потому, что играл лучше других. Ребята говорили: "Пусть все увидят, какие у нашего капитана есть бутсы".
- Где находился дом?
- Рядом с театром на Малой Бронной, следующий от театра подъезд. Квартира некогда принадлежала деду-врачу. У бабушки было трое детей, семья потихоньку разрасталась: мама вышла замуж, появились я и брат. Мамин брат женился - у него родились две девочки. И квартира, в которой было пять комнат, большой коридор, которая была так хороша для одной семьи, постепенно превратилась в коммуналку: кто-то уехал, кто-то поменялся. Перед войной там жила одна лишь моя тетка. Сейчас, когда там бываю, охватывает чувство ностальгии.
Рыли окопы и... сачковали
- Помните, как попали на фронт?
- Мне тогда было шестнадцать лет. В первые дни войны с товарищами вступил в бригаду, которую поставили рыть окопы и противотанковые рвы в Смоленской области. И пока рыли, немцы нас обошли. Тогда нам выдали винтовки и сказали: "Теперь вы - ополчение". Из окружения нас выводил старшина. И вот наступил момент, когда мы, мальчики, оказались перед танками. С винтовками и "коктейлем Молотова" - эту зажигательную смесь надо было еще умудриться поджечь о специальную терку, прежде чем кинуть. На наше счастье, танки оказались без пехоты. Старшина каждый раз, когда мы останавливались, заставлял рыть вокруг себя окоп, причем в полный рост. Это многих и спасло. Но поскольку место часто меняли и уже вырытый окоп бросали, то следующий, естественно, рыть не хотелось. Сачковали, все старались оказаться от старшины подальше, чтобы вырыть окоп не в полный рост, а наполовину, и в нем присесть.
В тот день, когда встретились с танками, я оказался от старшины третьим. Это означало, что придется рыть в полный рост. Помню, еще подумал: "Как мне не повезло". А старшина все покрикивает: "Сачки московские! Рой давай!". И вот танки пошли на наши окопы. Бутылки им в лоб кидать бессмысленно: танк загорится, только если его пропустить и кинуть в бензобак, который сзади.
А танки начали утюжить наши окопы. Недавно увидел в кино эпизод: танки идут через окопы. И мне в зале стало нехорошо. Вдруг ощутил, как сыплется земля на голову и кажется, что он сейчас провалится на тебя. Они нас утюжили-утюжили и пошли дальше. Тогда мы дрожащими руками стали вслед им кидать бутылки. А потом танки ушли, и наступил самый страшный момент: мы стали подниматься и увидели, что живыми остались лишь те, кто вырыл окопы в полный рост. Остальных раздавили гусеницы.
Короче, вывел нас этот старшина, и меня, шестнадцатилетнего, отправили домой. Уехал к родным, поступил в Томский университет на филологический факультет.
Театральные университеты
- Как же вы попали в театральный?
- Приехал эвакуированный Ленинградский театральный институт, и я прошел сдавать документы на актерский. Один из преподавателей университета, будущий академик Тамарин, узнав, что я забрал документы, говорил: "Что вы делаете, Павел?! Вы же интеллигентный человек! А артисты - не интеллигентные люди!".
- А как почувствовали тягу к театру?
- Это проявилось позже. Но театральные корни в семье были. Мамин двоюродный брат Грановский был создателем Московского еврейского театра. А Михоэлс - его учеником. Но поскольку в двадцатые годы Грановский остался за границей, то его фамилия замалчивается, несмотря на то, что в свое время он был очень известным режиссером. Помню, как меня, восьмилетнего, отец водил в еврейский театр к Михоэлсу, тогдашнему художественному руководителю. "Ну что, мальчик, - сказал мне Михоэлс, - ты тоже хочешь быть режиссером?" - "Нет, - ответил я. - Хочу быть артиллеристом". В то время у меня были совсем другие интересы.
Мечта "стать артиллеристом" исполнилась, когда в 1943-м, со второго курса театрального института в Томске, я ушел в армию и служил в артиллерийском полку. А позже забрали в артистические бригады, которые ездили по фронту.
- А бывало в жизни, чтобы отстаивали ночами, чтобы попасть на спектакль в тот или иной театр?
- Не в тот или иной, а в Художественный или Малый. Родители это увлечение поощряли, как в свое время футбол.
- А бывало, чтобы кто-нибудь за что-то был вами недоволен?
- Конечно. Так, из Ленинградского театра имени Ленинского комсомола, проработав пять лет, уехал с двумя строгими выговорами и с занесением в личное дело по партийной линии.
- За что влепили?
- За репертуар, конечно. За пьесу Розова "В дороге", хотя до сих пор считаю, что это одна из лучших моих постановок. Сценарий Розова был запрещен на "Мосфильме", но Розов на материале сценария написал пьесу. Мы с успехом успели сыграть несколько спектаклей, но тут пришел один из секретарей обкома и сказал: "Такой неустроенной молодежи, которую вы показываете в своем спектакле, в нашей стране нет! Вы делаете вредное дело". И спектакль закрыли. А я получил первый строгий выговор. Но через несколько месяцев сына секретаря обкома осудили за вооруженный грабеж. И он сам убедился, что в нашей стране есть всякая молодежь.
- Вроде бы этот спектакль в то же самое время шел в Москве, причем с успехом?
- Верно. И когда я это узнал, то прямиком отправился в Смольный к некому Богданову. Помню, как в огромном кабинете произнес длинный монолог. И пока говорил, он сидел как мраморный сфинкс. А когда мои аргументы закончились, и я замолчал, он произнес одну-единственную фразу: "А у нас, товарищ Хомский, не Москва". Я наглядно убедился в действенности модной в то время поговорки: "Когда в Москве стригут ногти, в Ленинграде рубят пальцы". Потом получил еще один аналогичный выговор. Плюнул на все и уехал в Москву, хотя меня звали в "Александринку"...
- Слышала, что вы были дружны с Пляттом...
- Были дружны... И вместе работали. А знаете, что он был великим хулиганом? Нет? Еще молодым, на спор (а это были тридцатые годы) голым выкупался под стенами Кремля. Даже сейчас это трудно представить, а тем более в сталинские времена! Его, естественно, арестовала милиция. Но, слава Богу, узнали, потому что уже вышел фильм "Подкидыш". И Плятта отпустили. Но исключили из профсоюза.
Ремонт - страшней войны
- Павел Осипович, в театре имени Моссовета вы уже тридцать пять лет. Можно сказать, построили дом-театр... А в вашем семейном доме вас можно застать с дрелью, молотком?
- Только в самом крайнем случае. Но когда мы с женой покупаем сборно-разборную мебель, собираю ее с удовольствием. Шкафчик, столик...
- А приготовить себе сами можете?
- Я очень самостоятельный. Могу приготовить яичницу с колбасой. (Смеется.)
- А каков стиль вашего дома?
- Сплошная эклектика. Каждая комната не похожа на другую. Половина квартиры отремонтирована, половину еще только предстоит делать. Для меня ремонт - страшнее войны.
- Сами ремонтируете?
- Супруга старается делать все "большие" ремонты, когда надолго уезжаю из дома. Например, когда был два месяца в Америке, преподавал студентам, она кое-что успела. И все делает хорошо. Она и дачу построила!
- Выращиваете что-нибудь?
- Боже упаси! Есть несколько деревьев, кусты крыжовника, но они сами как-то вольно растут. Мы отдыхаем на даче.
Козаков, Филиппенко, Юрский...
- Поделитесь, как же вам все-таки удается держать в узде такую мощную компанию "звездных рысаков" - Козаков, Филиппенко, Леньков, Юрский, Голобородько? Ведь каждый - Талант, Романтик, Поэт. Плюс Большой Актер, разумеется!
- Это очень-очень сложно. И тут дело даже не в их "звездности", артисты при разнообразии их характеров все очень... ранимы. У актера хорошего (а вы сейчас называете очень хороших актеров!) нервы, как бы это сказать... очень близко. Когда принимаем человека в театральный институт, то смотрим, способен ли он покраснеть, побледнеть, могут ли у него появиться слезы... Для жизни это бывает не очень хорошо, а в театре - в самый раз. Нервная система должна реагировать моментально.
Елена Курбанова
http://www.moskv.ru/
Док. 526433
Перв. публик.: 11.10.07
Последн. ред.: 26.11.08
Число обращений: 86
Хомский Павел Осипович
|
