В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Олег Басилашвили в эфире Радио `Культура` Назад
Олег Басилашвили в эфире Радио `Культура`
М. БАГДАСАРЯН - Здравствуйте друзья мои, я с удовольствием вам представляю Олега Басилашвили. Олег Валерьянович не нуждается ни в каких представлениях, вы видели и спектакли и фильмы. Встреча наша она предваряет большие гастроли Санкт-Петербургского Большого Драматического театра.

Итак, с 26 февраля по 10 марта на сцене Московского Художественного театра, театра имени Чехова - гастроли, которые открываются "Маскарадом" в постановке Темура Чхеидзе. И совершается "Калифорнийская сюита", пьеса Нила Саймона в постановке Николая Пинигина.

Открывает гастроли Андрей Толубеев, а завершает их Олег Басилашвили.
Впрочем, не только этот спектакль в исполнении Олега Валерьяновича вы сможете увидеть, будут еще два , это "Костюмер" Харвуда и пьеса Майкла Фрейна "Копенгаген" в постановке главного режиссера театра Темура Чхеидзе. Итак, здравствуйте, Олег Валерьянович.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Здравствуйте.

М. БАГДАСАРЯН - Давайте подробно говорить об этих трех ваших спектаклях, потому что Москва видит, конечно же, "Калифорнийскую сюиту" время от времени. Вы раз в месяц играете?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да, приблизительно раз в месяц играю. Но должен сказать что мы играем этот спектакль, "Калифорнийская сюита", на сцене Театра Сатиры в тех же декорациях. То есть это точная копия тех декораций, в которых мы играем на сцене Большого Драматического театра. И костюмы, декорации, свет, музыка, все это приобретено неким продюсером, который, заключил с театром договор, что вот он этот спектакль на выезде покупает и оплачивает нам отдельно от театра работу вот в этом спектакле. Фрейндлих и мне. А на сцене Большого Драматического театра мы играем как актеры БДТ тот же самый спектакль, но уже в декорациях изготовленных к премьере этого театра.

М. БАГДАСАРЯН - Олег Валерьянович, а вот в Москву, во МХАТ приедут декорации из БДТ?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да. Все из БДТ, конечно.

М. БАГДАСАРЯН - А они как-то принципиально друг от друга отличаются?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Никак. Ничем.

М. БАГДАСАРЯН - Все те же краски...

О. БАСИЛАШВИЛИ - Абсолютно.

М. БАГДАСАРЯН - Тот же костюм

О. БАСИЛАШВИЛИ - Костюмы иногда кое-где отличаются. А так абсолютно все одно и то же. Абсолютно.

М. БАГДАСАРЯН - Как появилась эта пьеса в вашей жизни? Я понимаю, что был Нил Саймон в репертуаре театра, - был "Последний пылко влюбленный". И был спектакль, который играл Стржельчик вместе с Фрейндлих. И как появилась история с "Калифорнийской сюитой"? Чем она вас.. заманила?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Ну, во-первых, Алиса Бруновна Фрейндлих эту пьесу принесла в театр. Благодаря своему знакомству, по-моему, с переводчицей. Впрочем, это надо у нее спросить, откуда это у нее пьеса. Эту пьесу я прочел и в отличие от большинства читателей этой пьесы, мне эта пьеса очень понравилась.
Вообще, честно говоря, тенденция к тому, что все, что смешно и легко на первый взгляд - это все для плебса, а чем непонятнее, чем скучнее, чем омерзительнее то, что происходит на сцене, - тем это лучше.

"Вы-то этого не понимаете", - говорят нам критики. Но мы-то ведь понимаем. Куда он метил, когда, допустим, в "Грозе" Островского Кабаниха она наоборот поощряет эту любовь, вот как придумал режиссер. Или Дядя Ваня давно уже живет с Еленой Андреевной и ставит ей банки на заднее место. Видите, какая сложность! Вот это все липа, которую я ненавижу, которую превозносят наши критики, уводят зрительский ряд, зрителей в какое-то болото идиотизма. И я смотрю, что зритель кушает. Вы посмотрите "Аншлаг"! Уж как мы ругаем этот "Аншлаг" по телевизору. И так и сяк, вплоть до закрытия. Чуть ли не в нынешнем Политбюро ЦК КПСС это обсуждают, а он идет, и люди смеются.

Да, мне этот юмор тоже не очень нравится, большая часть этого юмора, хотя там бывают иногда блестки. Но зритель хочет чего? Зритель хочет, чтобы театр дал ему возможность вздохнуть, не нагружал его проблемами. Это временное явление, - люди хотят отдохнуть, от тех потрясений, которые они пережили не с 91-го года, а значительно раньше. Вспомните "Принцессу Турандот" в Вахтанговском театре. Во времена революции, в 1922 году. Разруха

М. БАГДАСАРЯН - Голод, разруха, военный коммунизм, расстрелы на улицах и так далее, и так далее... вши, тиф и прочее... И выходит сказка "Принцесса Турандот", да еще блистательно играемая молодыми тогда артистами. воспитанниками Вахтангова! Какой успех!

О. БАСИЛАШВИЛИ- "Мадмуазель Нитуш" в 1944 и так далее. В данном случае речь идет о пьесе Нила Саймона...

М. БАГДАСАРЯН - Когда она появилась и когда

О. БАСИЛАШВИЛИ - Сейчас время перемен. Несколько люди привыкли уже к этим переменам, уже большинство нашего народа начинает понимать правоту многих реформаторов, которые выводили страну на этот путь. Уже народ начинает несколько успокаиваться. Хотя, так сказать, есть силы, которые пытаются этому противодействовать, но не в с этом дело.

Пьеса Саймона... Я подумал, о чем эта пьеса? В номере гостиницы - сюита называется... двойной номер. То есть две комнаты. Музыкальное произведение. И в то же время, это обозначение двухкомнатного люкса в отеле. Включается в каждом действии две новые пары. Между которыми происходит некий конфликт. Которые очень остроумно разговаривают друг с другом. Что вызывает смех в зрительном зале. Аплодисменты и так далее. Но за этим остроумием, за всей это бравадой таится нечто, что зрителя и привлекает . И когда зритель плачет в последнем акте не потому что на сцене какая-то трагедия. Никакой трагедии там не происходит. Но они плачут потому, что они узнают себя в этих людях. Они узнают те чувства, которые всеми этими тремя парами руководят. Это чувство любви, чувство ностальгии по подлинному человеческому отношению друг к другу

М. БАГДАСАРЯН - По себе самим

О. БАСИЛАШВИЛИ - Чувства по себе самим, по утраченной молодости, по утраченной любви. Желание новой любви. Желание иметь рядом какого-то друга, который бы тебя не выдал никогда. А персонажи, которых мы играем на сцене, они всячески эти чувства прячут. Прячут. За бравадой, за шутками, за анекдотами. Попытка ухода от этих проблем. Но проблема-то остается. И проблема далеко не так смешна, как это кажется по первоначалу... Да, она закрыта. Вот это мне и нравится. Как только (мы с Алисой Бруновной часто играем этот спектакль) бывает, что уходит то внутреннее чувство, о котором я вам говорил, и остается первый план. Все. Спектакль теряет свой объем. Да, люди смеются, люди хлопают, аплодируют, но объема вот этого нет. Есть только верхний слой.

А вот когда существует то прошлое, с которым они прожили всю жизнь и появились на эту сцену, совсем чужими людьми прикрывая свою ностальгию по прошлому, шуткой бравадой, остроумием и так далее, - вот тогда получается подлинный настоящий объем, и спектакль можно назвать состоявшимся.

И мне очень дорог этот спектакль, эта пьеса именно потому, что он таит в себе второй, третий, глубинный план, который позволяет тебе вот на этой поверхности, покрывающей эту глубину (ну тоненькая пленочке шуток), импровизировать все время. Потому что вот эта глубина каждый раз бывает разной, каждый раз бывает окрашена в разные цвета, что и вызывает импровизацию поверху.

Нам с Алисой Бруновной, мне кажется, она могла бы сказать то же самое, что и я, наверное, ну может быть другими словами, этот спектакль очень дорог в этом отношении. Очень дорог.

И когда вот некий тут такой высокий критик, недавно слышал его выступление, - "Ну что это за театры, которые ставят Нила Саймона!" А что ставить? На эту тему, о которой я вам говорил, - Нину Садур или "Ментов"? Что ставить на эту тему, когда мы пробиваемся к людям? К их сердцам, к их чувствам. Да, может быть не таким трудным путем, каким шел Константин Сергеевич Станиславский в "Синей птице", допустим. Но мы пытаемся пробиться именно в душу этих людей. И сказать, что вы - такие же. Вот люди перед вами, они такие же как и вы. И вы посмотрите, что главное в их жизни, не эта чепуха там наносная американская и всякая дребедень. А то, что они люди точно такие же, с такими же точно чувствами, с такой же глубиной, как и вы, но видите, что они счастливы просто потому, что они рядом. Будьте рядом. С любимыми не расставайтесь, что ли, вот такая вот мысль...

Этот спектакль очень дорог. Очень дорог. Я люблю его играть, правда трудно, потому что мы часто играем. Он посещается всегда. Звонки. Просят билетики. А билетиков ни на один спектакль лишних нету. И так далее, поэтому мы очень часто играем и приходится каждый раз что-то такое придумывать, чтобы оживить самого себя в предлагаемых обстоятельствах.

М. БАГДАСАРЯН - А как вы самого себя оживляете? У вас есть какая-то специальная история, вы уединяетесь, отдаляетесь...

О. БАСИЛАШВИЛИ- Нет, нет..

М. БАГДАСАРЯН - Пьете апельсиновый сок

О. БАСИЛАШВИЛИ - Нет, это ничего не дает. Можно пить апельсиновый сок, можно уколы делать, это ничего не дает. Важно, чтобы ты зажил... Знаете вот интересная вещь, вот был такой спектакль у нас "Цена". В нашем Большом Драматическом...

М. БАГДАСАРЯН - По Миллеру.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Артур Миллер. Я там был введен вместо Сергея Юрского, который долгое время играл эту роль, потом ушел из театра, и ввели меня. И должен вам сказать, что партнеры мои - Владик Стржельчик, Валя Ковель и Вадим Медведев надо отдать им должное. Два месяца я репетировал с Розой Абрамовной Сиротой, которая уже порвала с Георгием Александровичем, но Георгий Александрович пошел на то что, чтобы обратно пригласить ее в театр. Для того, чтобы меня ввести в эту роль. И два месяца мои партнеры, которые уже сыграли более двухсот спектаклей до этого, беспрекословно являлись на репетицию и на полной выкладке со мной репетировали. За что им всем, трем покойниками нашим, большое-большое спасибо.

Это была одна из самых мои любимых ролей. Вот там... Что значит настроиться... там действие начиналось с того, что зритель входит в зрительный зал и видит перед собой на сцене комнату, в которой масса мебели. Старой, заваленной какими-то газетами. Патефон стоит там, шкафы, в пыли все это Вазы какие-то, ну такая антикварная лавка в запустении в таком. Сидит человек в милицейской, в полицейской форме. Вошел, потом вышел, вытер пыль, где-то потом по сигналу помощника режиссера, когда уже зал наполнился , я гляжу за помощником, я понимаю что надо начинать, начинал я так, - я вставал с кресла и подходил к дверям, идущим в другую комнату. Открывал эту дверь, и я для себя нафантазировал, что вот эта комната - это спальня бывшая когда-то моих покойных отца и матери, которых я очень любил. Вот я открывал эту дверь и смотрел и вспоминал про себя. Я вот сейчас уже могу говорить, спектакль у нас уже не идет Вспоминал про себя. Своего папу, свою маму. Свою юность, молодость. И вот и все. И как только это чувство ощущал и все...

М. БАГДАСАРЯН - И наплывало..

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да, и не надо было ничего... А тут приходил брат, которого я очень ждал, и который меня обидел однажды 25 лет тому назад, и я хочу, чтобы он извинился, а он не извиняется. И так далее, и так далее Вот и вся подготовка.

М. БАГДАСАРЯН - А в случае с "Сюитой"?

О. БАСИЛАШВИЛИ - В случае с "Сюитой" там совсем другое, там совсем другое. Там нет этой ностальгии по отцу и матери. Там о другом... Но все-таки та же самая ностальгия. Вот первая сцена, когда они делят дочку. С кем будет дочь, с мужем или с бывшей женой... Но оба спорят, кому, значит, она достается. А главное в этой теме, что они хотят быть вместе, но не отдают себе в этом отчет

М. БАГДАСАРЯН - Но они не проговаривают это...

О. БАСИЛАШВИЛИ - Это не проговаривают

М. БАГДАСАРЯН - Это сказать нельзя.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Плюс к этому моего героя... он живет уже отдельно в Калифорнии, добился большого успеха на базе Голливуда, он пишет какие-то идиотские сценарии для сериалов и так далее. Очень богатый человек. И у него молодая любовница, есть правда у любовницы сын 11-летний, там тоже проблема. Он должен на ней жениться. Потому что она не просто девочка. Она уже взрослая женщина, у которой дети и так далее, Но его тянет безумно к прошлому, но прошлое вернуть нельзя. Он это понимает, вот такая проблема. А прошлое... У каждого у нас свое. Поэтому стоит об этом только как-то подумать...

М. БАГДАСАРЯН - Олег Валерьянович, мне этот спектакль очень дорог не только возможностью встать за каждым из персонажей. Или начать жить вместе с ними эту жизнь, но еще он мне дорог тем, что он меня учит выживать. Он меня учит этой игре взаимоотношений, что мы выносим на поверхность, мы выносим дрязги, выяснения, оскорбления Нервный какой-то жуткий тон раздражения. Какую-то агрессию Здесь люди, которые вот этой игрой все демонстрируют, цепляют. Да, и это игра - крючочек-петелька, крючочек-петелька.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Надо смотреть... Там каждый раз проблема. Делят дочку любимую дочку, у кого она будет жить. Она может поехать туда , может поехать сюда. Не это принципиально, - в Калифорнию или в Нью-Йорк - одно из двух. Это первое. Второе: бисексуал и нормальная женщина, жена и муж - любят друг друга, но уж такая пропасть между ними. Да и как это все скрывается, эта тина вылезает один раз наружу, а потом опять, потому что самое главное это все-таки человеческие отношения. А человечески они друг друга боготворят. Боготворят, ну вот такая трещина появилась по многим там причинам. Третье, человека жена застает в постели в проституткой, просто вот. И этот человек, понимая что жена от него уйдет, что понятно, делает все возможное и невозможное для того чтобы оставить ее с собой. Ибо он ее любит. И без нее он умрет. А эта проститутка это в общем такой вот загиб какой-то непонятный произошел, но с ней же он не будет всю жизнь продолжать, а жена, которую любит, Милли, она уходит вместе с детьми. И он понимает, что это смерть... И она это чувствует, и оба человека разговаривают, пытаясь не бередить раны, а говорят шутками. чтобы снять эту тему, снять уйти подальше. И уходят от этого.

М. БАГДАСАРЯН - Потому что есть то главное, ради чего они вместе. Ради чего были поставлены на карту все прошлые их истории.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Ведь смотрите, как американцы вообще общаются. Как вы живете? ОК. Улыбка, все в порядке. Зачем мне огорчать вас. А мы как? Как живете? Да знаете что-то у меня И там плохо, и здесь плохо, с женой плохо, и вообще не знаю для чего я живу. И все ходят друг другу и жалуются. А ведь надо бодрить друг друга. Мы живем в одном коллективе , который называется русский или там российский народ. Это же коллектив, надо друг друга подбадривать, подбадривать, помогать шутками-прибаутками, а то и иначе как-то, не только шутками. Нет, мы привыкли гвоздить самого себя и окружающих нытьем и стенанием. Вот об этом Чехов и все его пьесы. "Три сестры" - это же об этом. Друг к другу приходят и жалуются. Ну сделайте что-то, чтобы не жаловались. Нет, они только и жалуются.

М. БАГДАСАРЯН - Прекратите ту тоску по лучшей жизни... Уже живите..

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да, да, да.

М. БАГДАСАРЯН - Просто надо взять и начать жить. Да? Олег Валерьянович, вот эти высоколобые критики говорят о том, что Нила Саймона нельзя ставить...

О. БАСИЛАШВИЛИ - Что вы, когда мы поставили премьеру, на нас даже была рецензия: Позор БДТ. Я поэтому так и говорю. Я это позором не считаю. Можно сказать - Басилашвили играет очень бездарно, ну, тут я развожу руками. Может быть и так. Фрейндлих играет безобразно. Ну, может с моей точки зрения это наоборот, но, может быть, критик... это я принимаю, такого вот критика. Но что это позор!? Нет. Это не позор, это то, о чем я только что говорил. Никакого позора нет, а вот если бы это было скучно, занудно, омерзительно до зевоты Иногда знаете, я сижу на спектаклях (других театров, естественно), и у меня троится в глазах, я чувствую, что я засыпаю, и мне надо щипать себя за ноги или там за локти...

М. БАГДАСАРЯН - Олег Валерьянович, у меня особая благодарность режиссеру Николаю Пинигину именно за то, что он ничего не придумывал. И ничего не накручивал. Я попыталась все в себе критическое задушить, и я пришла на встречу с любимыми актерами. Я ждала чуда, и я его получила в большом количестве. Вот такое чудо через край, я его приняла и ушла с ним, и меня эта история согревала. Я смотрела еще в Театре Эстрады, то есть самое первое появление "Калифорнийской сюиты" в Москве
Для высоколобых критиков Нил Саймон - не проходная фигура. Скажем так. Ну хорошо, ну, наверное, Майкл Фрейн - проходная фигура. И радиопьеса "Копенгаген", которую взялся ставить Темур Чхеидзе, она, наверное, для этих критиков или тоже нет?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Что касается критиков то я не знаю. Потому что критических статей о спектакле "Копенгаген" я не читал. Таких интересных, пусть даже ругательных, наносных, но интересных, талантливых, - я не читал. Это первое. Их не было просто. Во-вторых, что касается самой пьесы. Мне она очень нравится. Она очень трудная. Это конечно не "Калифорнийская сюита", нет, нет. У нас на этот спектакль в БДТ продается только партер, мы продаем. Даже часть партера, так сказать, чтобы создать иллюзию некой камерности. У нас микрофоны, и мы говорим в микрофоны, и эти микрофоны видны.

М. БАГДАСАРЯН - Вы первый раз работаете с микрофоном?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да. В первый раз. Когда микрофон просто прикреплен к галстуку. Его видно, это не то что мы прячем их. А для чего это сделано? Мы хотим сказать зрителю: мы разговариваем нормально, не повышая голоса. Эта пьеса, если играть ее по-театральному, она теряет смысл. Это три человека, которые пытаются выяснить проблему определенную. Решить ее. И если повышать голос по-театральному, это будет фальшиво. Поэтому, чтобы вы слышали, что они говорят, вот у них у всех микрофон, вот и все.
Во-первых, меня безумно привлекла фигура самого Нильса Бора. Конечно, это был великий человек, удивительный, я просто влюбился в этого человека: величайший физик, которого звали папой римским в физике. Человек который, ну например.. Я боюсь ошибиться, в терминологии, но когда был открыт электрон неожиданно, физики всего мира стали ломать себе голову, что это такое, вот эта частица, как ее назвать, что она из себя представляет, и были дискуссии на эту тему, физические и так далее. И вызвали Бора, поставили перед ним этот вопрос, он долго думал, потом сказал, что такое электрон... Что электрон - это электрон. Все.
Вот так вот. Гениально, конечно, электрон этот и есть электрон. Зачем мы пытаемся ему чужие свойства приписать какие-то... Но не в этом даже дело, человек открыл закон системы наполнительности и так далее и так далее... И многое другое. Масса у него учеников, тот же Гамов, тот же Ландау, тот же Капица, это все наши, это все ученики Бора.

М. БАГДАСАРЯН - Вы знали об этом до встречи с этой пьесой?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Нет. Я знал о Боре. Но так глубоко, как я узнал сейчас о нем, конечно, я этого не знал.

М. БАГДАСАРЯН - А как это все произошло? Пришел Темур Чхеидзе и сказал...

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да, что вот такую пьесу принес. Я ее прочел, пришел в ужас. Потому что пьеса сама по себе безумно сложная. Там сплошная физика. Сплошная физика...

М. БАГДАСАРЯН - И пьеса очень большая.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Но она была сокращена сильно. Очень сильно сокращена. Сплошная физика. Но что-то меня там зацепило. И я понимаю, что зацепила меня там нравственная проблема. Которая лежит в основе этой физики. Приступая к определенному делу или просто живя на свете, человек, если он человек, обязан задумываться о нравственности своего поведения. Нравственность поведения во имя чего? Зачем? Стоит ли? Что это принесет людям? Если он человек, если он просто быдло, обыватель какой-то... хотя он тоже обязан думать об этом. Вот об этом пьеса. На примере двух величайших физиков. Нильса Бора и Гейзенберга, его ученика. И жены Нильса Бора Маргарет. Это два величайших физика ХХ столетия. Они сродни Эйнштейну, Ферми и многим другим. И Бор относится к Гейзенбергу как к сыну к родному, любимому сыну. Он самый любимый ученик и человек тоже. Несмотря на то, что у Нильса кажется было 6 детей. Это был самый любимый его сын, так сказать, его создание.
И вдруг это создание в 1941 году, когда Германия оккупировала всю Европу и Данию в том числе, Гейзенберг, немец, приезжает к Нильсу Бору, еврею и спрашивает: имеет ли он нравственное право создавать атомную бомбу для Гитлера? Вот вопрос. Так показалось Бору. Что об этом он его хотел спросить, и Бор выгнал его из дома, безумно страдал. Как этот человек, будучи моим сыном, может ставить вопрос? Не просто вопрос, а вообще не понимает, что нельзя создавать атомную бомбу для Гитлера, который уничтожает евреев- то есть меня. А ведь Нильс Бор в свое время собрал крупнейших физиков мира в Америке и рассказал им о расщеплении ядра и о возможности цепной ядерной реакции, заставил стоять на коленях в храме и взял с них клятву, что никто не будет работать над этой проблемой. Они были удивлены, но он-то знал, что это грозит появлением атомного оружия. И они все поклялись, и никто этим не занимался благодаря Бору. Один Ферми , который в Италии не клялся и не знал об этой клятве, он написал отчет о том, чего боялся Нильс Бор и этот джинн был выпущен из бутылки. И когда об этом узнал, он плакал сидел. Это величайший ум, он как Леонардо да Винчи в свое время. И вот этого человека его ученик спрашивает, нравственно ли они то, что они делают Люди разговаривают уже после смерти, они уже на том свете как бы. И не дает покоя мысль, что же произошло в 41 году.

М. БАГДАСАРЯН - Ну, это такая заноза, которую не выдрать.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да, да. Что же, что произошло, почему они разошлись? Гейзенберг говорит, что он приезжал совсем с другой целью, Нильс Бор настаивает на том, что нет, цель была именно эта. Давайте проведем эксперимент. Они проводят ряд экспериментов по воссозданию обстоятельств. Того места, которое принесло им такое разочарование друг в друге. И в результате последнего эксперимента они все-таки нечего не понимают, что произошло, и им приходит в голову простая мысль. Как говорит Нильс Бор, пытаться оценить человека строго с точки зрения наблюдаемых величин, то есть с точки зрения людей, которых мы видим. Необходимо говорить не терминами квантовой механики, а терминами квантовой этики, которая еще не изобретена.
Понимаете, два мучающихся человека, которые, в общем, получили облегчение от того, что они выговорили друг другу и поняли, что оба не виноваты в этой ссоре. Что произошло недоразумение, чтобы точно что-то сказать необходимо говорить совершенно на другом уровне, потому что человеческие души - это более сложные меры чем физические понятия.

М. БАГДАСАРЯН - Где они встречаются, Олег Валерьянович? Это чистилище?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Нет, это условно, так сказать, тот свет.

М. БАГДАСАРЯН -В вашем ощущении это чистилище ? Этот разговор необходим для того чтобы...

О. БАСИЛАШВИЛИ - Этот разговор необходим, потому что все время живет, во мне по крайней мере, и в Нильсе Боре и чувство собственной вины, и как бы вины неосознанной перед этим человеком, который...

М. БАГДАСАРЯН - Что-то не додал...

О. БАСИЛАШВИЛИ - Что-то не додал... Чего-то не дослушал. В то же время - желание обелить своего ученика, потому что не может быть, чтобы вот так Но вот трещина, она есть. И вот чтобы эту трещину замазать, они встречаются. И у Гейзенберга то же, он понимает, что он делал атомную бомбу, для Гитлера, делал, но для того чтобы бомбу сделать, для того чтобы доказать превосходство немецкой физики. Ну, это вот такая вот история. Мне очень интересно играть в этом спектакле, хотя он очень труден по объему текста. И по физической терминологии. По физике. Но мне еще интересно тем, что это принципиальный спектакль, ибо он не развлекательный, в отличии от Нила Саймона. Это для тех людей, которые думают о жизни, которые всерьез задумываются над основами бытия нашего. Вообще на чем оно замешано. Плюс к этому в отличие от новомодных веяний самой режиссуры с указательным пальцем, дескать, поглядите, какой я талантливый, как я все это придумал шиворот-навыворот, как мои персонажи совершенны и так далее, и так далее, и так далее... этот спектакль происходит на абсолютно пустой сцене, пять венских стульев и больше ничего. И три человека. Громадная сцена БДТ. Пять венских стульев, или шесть, и все.

М. БАГДАСАРЯН - Олег Валерьянович вы сейчас сказали, что это для тех людей, которые задумываются об основах бытия.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да.

М. БАГДАСАРЯН - Я подумала, что это тот же самый зритель, который приходит на Саймона, потому что и там основы бытия, это все те же самые люди...

О. БАСИЛАШВИЛИ - Вы знаете, у меня было когда-то.. я могу отвлечься от БДТ?

М. БАГДАСАРЯН - Да. конечно.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Когда-то с Аркадием Исааковичем Райкиным и еще с несколькими актерами я ездил на гастроли, чёс был, так сказать, - зарабатывать деньги. Три концерта в день. Паровозом так называемым был, естественно, Аркадий Исаакович Райкин. Он был уже очень болен, очень болен. Еле ходил, не мог уйти от микрофона, ему было очень больно, когда он долго стоит, оторваться от этого места. За кулисами дежурил медик со шприцами, и так далее... Три концерта в день... Три концерта в день... Мы работаем полтора часа. Он работает час. А мы все, значит, полчаса... И я ему говорю: "Ну, Аркадий Исаакович, может быть, вам не стоит час работать? Ну 40 минут, 30 минут - достаточно". "Нет, я не имею права", - он говорил, - "Зритель пришел на меня. И меня обвинят". И три концерта в день. Меня, как наиболее слабовольного человека, поставили сразу за Райкиным. Можете представить, идти сразу за Аркадием Исааковичем Райкиным! После громового успеха, значит, и читать там что-то такое... И я подумал, что мне делать. А он читал такие свои монологи, знаете, об идиотизме нашей жизни и читал очень смешно. А у меня тоже стихи всякие, я думаю, дай-ка я сделаю вот что. Если он говорит об этой теме смеясь, то я буду говорить трагически. Та же самая тема с одной стороны смешная, а с другой стороны ужасно грустная. И вот на эту тему я свои 15 минут отрабатывал. Он не уходил за кулисы и слушал, после третьего представления спектакля или концерта он мне говорит: "Вы знаете , я послушал как вы читаете, любопытно, каждый раз вы по-разному это делаете. И потом тут еще кое-какая мысль, в общем, нас что-то связывает". Он сразу это понял. Он сказал на следующий день (у нас было много концертных дней): "Давайте сделаем так. Я не буду работать час, я буду работать полчаса. Вы будете работать тоже полчаса, а они все по 15 минут, договорились? Хорошо. И мы так и делали, и каждый раз он стоял за кулисами, и я ему читал. Он говорил о смешных вещах со слезами, а я говорил так, что слезы были внутри, понимаете. Это был Евтушенко и Жванецкий, и Пушкин. Все, что угодно, но все на одну эту тему. Больная тема, которую он затронул с позиции юмориста. А я с позиции, ну не трагика, конечно, но какой-то серьезной позиции. И в конце кончилось все это тем, что когда мы сыграли последний концерт, он отвел меня в сторонку и дал мне свою фотографию. На которой было написано: "Олегу Басилашвили. Спасибо за соучастие".
Понимаете, я был соучастником этого действия, внутреннего, которое он нес всегда, ибо он говорил о том, что вагоны из Москвы в Махачкалу идут наполненные там какими-то товарами, а обратно идут пустыми. А он хотел добиться того, чтобы вагоны шли товарные и обратно чем-то наполненные. Чтобы не было этого пустопорожнего перегона. Он говорил: "Ну если я не пойду, кто же пойдет?" Это Райкин. Понимаете, вот это гражданская позиция меня восхитила и вот, видимо, он это соучастие имел ввиду.
Так что вот и здесь, когда вы говорите о "Копенгагене", о "Калифорнийской сюите", нечто похожее на то, что у нас происходило.

М. БАГДАСАРЯН - Соучастие.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да.

М. БАГДАСАРЯН - А мне доподлинно известно, что утечка была просто прямо из вашего дома, что вы читали много физической литературы...

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да, конечно, конечно. Ну что вы, конечно, я физику не мог понять до конца. Это непостижимые вещи. Но многое для того, чтобы говорить о том, что такое система неопределенности, допустим, или скорости места, ну и прочее и прочее, что такое частица, что такое волна, и почему он, Бор, вдруг начинает читать лекции о том, что частица это вещь цельная сама по себе. А волна - это возмущение иной среды. Что он имеет ввиду? Он имеет ввиду Гейзенберга. Он хочет, чтобы Гейзенберг сам сказал, а не мы догадались, а чтобы он сам сказал: "Вот ты частица цельная, да. Но ведь на тебя гестапо воздействовало. Что с тобой стало в результате. Мы с тобой доказали непознаваемость мира после Эйнштейна".

М. БАГДАСАРЯН - Физика жизни.

О. БАСИЛАШВИЛИ - Непознаваемость мира. Мир - это набор аппроксимаций, разных точек зрения. Но мир можно познать только благодаря рассудочному сознанию, которое находится в человеческой голове. Я до этого допер, так сказать, вот до этой мысли простейшей только в результате... только в результате...

М. БАГДАСАРЯН - В результате чтения этой физической литературы?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да. Да, да. Что это такое значит на самом деле. И Бор все время говорит: "Хорошо, наука это прекрасно, но что вся эта наука означает в переводе на простой человеческий язык? Тебя никогда не волновало то, что разрушалось по ходу дела". Понимаете, он шел напролом к цели и что-то отбрасывал. Так в данном случае нет ли опасности, что Гейзенберг, работая над цепной реакцией создаст атомную бомбу, разрушит мир - это волнует Бора. Это на самом деле так. Это не придумано, это было, была эта встреча очень интересная. О ней можно часами говорить, так что... Перейдем сейчас к другому.

М. БАГДАСАРЯН - Да конечно, я только хотела спросить о вашем взаимодействии с актером Валерием Дегтярем, который играет Вернера Гейзенберга в этом спектакле. Как здесь как партнерские отношения складываются. Это ваша единственная встреча на сцене с Дегтярем ?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Да. Пока единственная. Ну что же, партнер как партнер. Атист он хороший, профессиональный. Мне кажется, с каждым спектаклем у нас с ним возрастает взаимопроникновение. И понимание позиции друг друга. Так что с каждым спектаклем все проще и проще этот спектакль играть. Нас еще, конечно, очень держит безумное количество текста. Текст я знаю наизусть, но стоит ошибиться только в одном термине и все летит. Допустим, матричная механика или матричная теория, пойди разберись. А многим сидящим в зале кажется недопустим нонсенсом сказать как-то не так. Значит, уж ты коли Бора играешь, так говори по крайней мере правильно. Вот это очень трудно.

М. БАГДАСАРЯН - А у вас есть реакция, вы знаете о реакции физиков, как-то вам высказывали физики свое отношение?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Физики, большинство, с которыми я разговаривал, они в полном восторге. Понимаете, вы знаете, мы ночи не спали после этого.
Кое-кто уходил, скучно, ну что же, я могу понять их тоже. Я, может быть, тоже бы ушел. Но мне доставляет удовольствие играть в этом спектакле, потому что он принципиально противоречит основной манере, в которой сейчас работает большинство наших режиссеров.

М. БАГДАСАРЯН - Вы работаете без суфлера?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Без суфлера.

М. БАГДАСАРЯН - Всегда? Во всех историях?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Нет, у нас сидит для страховки девочка. Я не слышу что она говорит, суфлер, что-то говорит, для меня лучше самому.

М. БАГДАСАРЯН - Есть еще одна история. про которую нельзя не сказать и мы снова возвращаемся к режиссеру Николаю Пинигину, это спектакль "Костюмер", который вы тоже играете. Собственно для Олега Басилашвили гастроли начинаются 28 февраля с первого показа спектакля "Костюмер". Спектакль о театре, спектакль об актере. И через театр и актера, конечно же, о человеке. Почему вы в день своего юбилея играли?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Это не я. В день моего юбилея я сказал: "Ребята, если вы хотите сделать мне приятное, освободите от всего на неделю. Я уеду на дачу. Как? Ну вот так. Это будет день рождения. У меня будут за столом сидеть 2-3 моих близких человека. Жена и две дочки. Все. Это будет прекрасно. Зачем эта мука нужна?" Нет нас не поймут. Я говорю: "Я по радио выступлю и объясню, что я не буду этим заниматься. Тем более, Беслан был недавно. Какие праздники, о чем вы говорите?" Нет. Ты должен. Я говорю: "Хорошо, тогда давайте любой спектакль назначайте. Любой и ничего больше. Какой? Какой хотите. "Копенгаген", "Калифорнийскую", там "Пиквикский клуб", что хотите назначайте". Вот назначили "Костюмер". Ну "Костюмер" так "Костюмер". Наверное да, театральная тема. Вот так это все было.

М. БАГДАСАРЯН - Ни каких других иных смыслов не искали ?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Никаких. Ну, я попытался внутренне для себя оправдать, там у меня мой герой умирает на сцене. Я уже старый человек. Вот, дескать, вот так и со мной будет, вот, наверное, что-то вроде этого.

М. БАГДАСАРЯН - А как эта история пришла к вам в жизнь?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Предложили эту пьесу просто, больше ничего, я яростно сопротивлялся вначале.

М. БАГДАСАРЯН - Почему?

О. БАСИЛАШВИЛИ - Потому что пьеса мне показалась несколько при думанной. Уж если говорить о жизни и смерти, то, наверное, можно как-то несколько иным языком. Но, в принципе, в общем, там есть то, что можно играть в этом спектакле. И я это пытаюсь играть. Эта пьеса о преодолении человеком своей слабости во имя того дела, к которому, как многим кажется, он относится по-барски а, на самом деле, он действительно служит людям. Это актер со всеми грязными омерзительными мерзкими привычками, манерами и в то же время чистейшей души человек. Я знал таких артистов. Знаете, казалось бы уж такой гаер, такой понимаете бабник. И уж такой, так сказать, насквозь лукавый и провравшийся человек! Ни слова в простоте не скажет. А потом выясняется, что это очень душевный и глубокий товарищ. Это все о нас. Новые актеры привыкли защищаться, ибо они ранимы очень сильно, это очень больно, когда ты выходишь на сцену - неудачные роли, и все прячут глаза. А ты за бравадой прячешь свою боль. Вот это тяжело, поэтому это все входит в привычку. Вот то же и у моего героя - сэра Джона, который честолюбив сверх меры. Он велит себя называть сэром, хотя он никакой не сэр. Он не заслуженный артист республики, а просто артист, в Лондон его никогда не приглашали, артист он средний очень. Но у него своя труппа, и он несет Шекспира в массы даже во время Второй мировой войны, выказывая весь свой характер. Ему совершенно опостылело это все играть за сто лет, которые он на сцене провел. Всех этих Гамлетов, Ричардов, Лиров и так далее он переиграл тысячу раз. И сегодня "Король Лир", и ему необходим костюмер, который ему как-то помог бы ему наладить свою жизнь. Ибо он по площади бегал и орал что-то, в больницу его забрали. И костюмер пытается его всячески настроить на спектакль. И мне бы хотелось, чтобы зритель, который глядит на моего этого героя сэра Джона, чтобы он не думал, что он придуривается, что ему действительно плохо. А это он сыграл так. А потом взял да умер неожиданно. И, оказывается, все всерьез.
Пьеса тем сложна, что она несет такие два слоя: что вроде бы человек играет в жизни, играет. Трагик, любимец публики в плаще, в шарфе, в позе. Говорит: "Как мне плохо, Боже, как мне плохо" И умирает. На самом деле.

Ведущая - Марина Багдасарян

http://www.cultradio.ru/

Док. 528101
Перв. публик.: 19.02.05
Последн. ред.: 18.01.10
Число обращений: 136

  • Толубеев Андрей Юрьевич
  • Басилашвили Олег Валерианович
  • Фрейндлих Алиса Бруновна
  • Юрский Сергей Юрьевич
  • Чхеидзе Темур Нодарович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``