Невинная акварель . Марк Захаров к юбилею Людмилы ПетрушевскойНазад
Невинная акварель . Марк Захаров к юбилею Людмилы Петрушевской
Людмила Петрушевская - это человек удивительной судьбы. Она вышла из самых нищих, тяжело живущих слоев нашей жизни. Она может быть очень простой во взаимоотношениях, откровенной и честной. Она может быть ироничной. Может быть злой. Она непредсказуемая. Если бы мне сказали нарисовать портрет Петрушевской, я бы не смог. Мы с ней как-то очень долго спорили, нужна ли смертная казнь или не нужна. Я был тогда дураком и считал, что нужна. Мы с ней тогда чуть не поссорились. Она считала, что смертная казнь должна быть заменена пожизненным заключением. Она была права.
Это была ее первая пьеса - "Три девушки в голубом" - название, к которому я не сразу привык, а потом очень полюбил. В этой пьесе была сосредоточена ее остроумная, с очень своеобразным юмором и магнитофонным слухом манера. Она слышала, как говорят люди, и рассказала, как живут люди. Как для ребенка мать-одиночка снимает комнату в Подмосковье на даче, и там встречается с номенклатурным начальником, который ей симпатизирует, как потом они сближаются, и как он все равно довольно своеобразно относится к тому, что она "заплывает на ведомственный пляж".
Я очень люблю одну фразу у Гоголя. Когда Хлестаков, исчерпав все возможности в своем монологе, говорит: "Ну, что, брат Пушкин?" - должно бы последовать ослепительное вранье, но сил на ослепительное вранье у него уже нет, и поэтому он врет по-простому: "Да так как-то все, брат", - и обычно зрители на этой реплике не смеются, а для меня это юмор номер один. И у Петрушевской есть тоже очень схожие вещи по юмору. Когда этот номенклатурный любовник главной героини, которую играла Инна Чурикова, сидя с трубкой (а когда мужчина с трубкой - это о многом говорит, значит, в подсознании есть какие-то сложности), говорит: "Я люблю, когда дождь, находиться в помещении" - на нашем спектакле публика смеялась. И это был самый дорогой для меня смех в зале.
У нас в спектакле очень хорошо играли все артисты, что редко бывает. Татьяна Ивановна Пельтцер играла старуху хозяйку дачи, и юмор в ее роли заключался в том, что она рассказывала очень много всего, а мы через секунду понимали, что эта информация нам совершенно не нужна, а она все продолжала и продолжала засорять нам мозг. В ее роли были перлы, которые мы запомнили на долгое время. Например, про свое дорогое пальто она говорила: "Я его не ношу, я его сберегаю до лучших времен". И в этих перлах было очень много грусти. Вот это "до лучших времен" долго жило в нашем театре, потому что спектакль встретил резкое, прямо-таки до агрессивности - неприятие цензуры. Я тогда сказал одну прозорливую фразу (что нечасто со мной случается). Я сказал: "Пройдет совсем немного времени, и этот текст вам покажется невинной акварелью - как нам теперь кажутся песни The Beatles ангельским пением". Так и с текстами Петрушевской получилось, хотя именно с ее произведениями вошел в театральный лексикон термин "чернушные пьесы". Но ее "чернушность" - это акварель. Это прекрасный, наивный, парадоксальный юмор, окрашенный грустью.
Спектакль наш не выпускали четыре года. Четыре года он томился за кулисами "до лучших времен". И эти времена наступили, когда в главное управление культуры пришел Валерий Шадрин, известный теперь театральный деятель. Он тогда на свой страх и риск выпустил наш спектакль, который шел с громадным успехом. Артистов я просил найти абсолютную натуралистическую правду - как в раннем "Современнике". И они это сделали. Это был спектакль сплошных актерских удач. Я очень радуюсь, что "Три девушки в голубом" есть в моем послужном списке.
