В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Радиостанция `Эхо Москвы` ,передача ` Дифирамб` Назад
Радиостанция `Эхо Москвы` ,передача ` Дифирамб`
К. ЛАРИНА - Я приветствую в студии Георгия Тараторкина. Здравствуйте.

Г. ТАРАТОРКИН - Добрый день.

К. ЛАРИНА - У нас сегодня замечательный повод для встречи. Сразу скажу о нем, поскольку у нас есть билеты на этот спектакль, которые мы подарим нашим слушателям. Иркутский академический драматический театр имени Охлопкова привозит в Москву спектакль, который называется "Колчак". В главной роли наш сегодняшний гость. И вот на этот спектакль у нас есть две пары билетов. Обязательно мы их вам подарим. Я думаю, что мы сделаем по традиции. Присылайте ваши вопросы. Я думаю, что один вопрос из тех, которые придут на пейджер, будет обязательно вознагражден билетами, а по телефону мы обязательно тоже примем ваши звонки. Роль Колчака Георгий Тараторкин играет в Иркутском академическом драматическом театре. И вот впервые, почти сезон уже прошел этого спектакля, 4 ноября 2005 года была премьера в день рождения Колчака, это все мне рассказал Георгий Тараторкин до начала встречи. В течение всего сезона 6 часов лету. Во имя чего?

Г. ТАРАТОРКИН - Во имя того, что открывается каждый раз на каждом спектакле, во имя восторга и боли, которая испытывается непрерывно, и сейчас я этим исполнен в адрес Александра Васильевича. Потому что это и боль, и восторг и удивление, и жутчайшее чувство на протяжении долгого времени совершаемой несправедливости, политизированной предвзятости, глупости, доходящей до преступности по отношению к потрясающему сыну Отечества. Просто это сын Отечества. Величайший, который действительно весь в этих предвзятостях, доходящих до того, что это кровавый диктатор. А он Александр Васильевич, как он сам говорил, принимая крест верховной власти, а если крест не взвалил на себя, а больше некому было взвалить, то вот так предположить, что было до этого мига, уже обеспечивало бы ему в истории и памяти людской фантастическую память и благодарность. Потому что по сей день это один из самых серьезных исследователей Арктики. Те, кто сейчас занимается Арктикой, пользуются его книгами, исследованиями. Человек, который не на день, ни на два и даже не на месяц и не на три и даже не на год уходил в Арктику и там чуть ни погиб, когда последним перепрыгивал с льдины на льдину, сорвался, его чудом вытащили. И на всю жизнь ревматизм и хроническая пневмония. Это человек, который один из первых, по-моему, третий вслед за Нансеном получил большую золотую медаль географического общества. Человек, который был высочайший профессионалом и сыном Отечества, когда были суровые испытания. В своем морском деле он считался одним из самых и по сей день фантастических специалистов минного дела. И есть потрясающий факт, я не помню, где вычитал, слава богу, сейчас уже можно

К. ЛАРИНА - Не только Большую советскую энциклопедию.

Г. ТАРАТОРКИН - Да, можно было узнавать правду. Это дарит тебе и неожиданность и открытие. Так вот когда во время Великой Отечественной и когда создавалась оборона Ленинграда, и надо было естественно оборону создать и по воде, то вот эта оборона во многом создавалась по схемам А. В. Колчака. Значит, до этого предшествовали десятилетия вранья, клеветы. А в суровую годину обращаемся к подлинному сыну Отечества, которого нет, который овеян отнюдь не славой, но мастерство которого, талант которого, профессионализм которого, знания которого так необходимы.

К. ЛАРИНА - Я хочу все-таки еще раз подчеркнуть, чтобы наши слушатели понимали всю значительность этой акции, потому что для меня лично это больше даже акция. Потому что, во-первых, это Иркутский театр, это Иркутск. Именно там по приказу Иркутского ревкома и был расстрелян адмирал Колчак.

Г. ТАРАТОРКИН - Ведь там, в Иркутске, конечно, когда я получил это приглашение, эту идею от художественного руководителя Иркутского театра Геннадия Шапошникова, которого я знал по Москве, я видел его спектакли и по Гоголю и "Чайка" чеховская, он мне был интересен, и у меня вызывало творческое и человеческое доверие. Но естественно я поначалу просто растерялся, ничего не зная про Колчака, просто потому что это же Иркутский театр не на другой стороне Тверской. Этот все-таки 5 тысяч км. И почти 6 часов лета и 5 часов разницы. Вот эта сторона. Но потом-то я погрузился в судьбу, и стало очевидно, что главное не расстояние до помещения здания театра, которых здесь довольно много поближе. А расстояние до судьбы. То, что тебя действительно сегодня взрывает, не дает тебе покоя. И что ты для себя открыл, а это открытие, по сути дела это открытие. Ведь когда мы что-то открываем, мне кажется и в театре в том числе, когда мы приходим в театр, то, открывая про кого, или про что-то, в результате мы открываем про себя.

К. ЛАРИНА - Конечно.

Г. ТАРАТОРКИН - И в этом-то чудо театра. И конечно то, что открылось мне про Александра Васильевича, это подарило такие открытия про самого себя, про мир, в котором мы живем. И про прошлое и про настоящее.

К. ЛАРИНА - А может и про будущее.

Г. ТАРАТОРКИН - И, конечно же, про будущее.

К. ЛАРИНА - Мы говорили с вами до начала эфира о том, как закольцовывается судьба актерская. Вы привели в пример свою работу в "Софье Перовской", в которой вы играли бомбиста, который взрывал Александра Второго, а потом через много лет сыграли самого Александра Второго. А мне другая пришла аналогия на память, когда я узнала, что вы будете играть Колчака. Поскольку хорошо знаю вашу творческую биографию. Это Петр Петрович Шмидт, которого вы сыграли в ТЮЗе ленинградском и это, пожалуй, было начало такой актерской судьбы. Ведь тот самый лейтенант Шмидт, о котором мы вспоминаем только благодаря Ильфу и Петрову, на самом деле не менее, а может быть и более трагическая судьба этого человека, постигла совершенно неоднозначного. Он у нас тоже, кстати, также однозначно трактуется по-прежнему, что такой революционер. На самом деле там все было непросто.

Г. ТАРАТОРКИН - Это потрясающая тоже вещь.

К. ЛАРИНА - Есть в этом какая-то перекличка во времени?

Г. ТАРАТОРКИН - Ну конечно.

К. ЛАРИНА - Капитан второго ранга и адмирал, вот вам жизнь. Кстати они были современниками.

Г. ТАРАТОРКИН - Среди многих материалов я очень искал, признаюсь, какие-то связующие. Но на сегодня мне известно, что Александр Васильевич был инициатором перезахоронения Петра Петровича. Но с другой стороны вдруг я обнаружил, была какая-то передача по телику, когда я даже понял намерения авторов, повествующих про Петра Петровича. Я даже помню, моих близких домашних попросил оставить меня одного, потому что я не хотел, чтобы они слышали, я не мог вырубить весь телеканал. Потому что так мы существуем, мы знаете, очень часто становимся рабами контекста, диктующего нам, а тем более сейчас, когда события на экране это должно быть расчленение, а в смысле информативного ряда должно быть какое-то негативное открытие, скандал и прочее. Когда вдруг мне, мне, вот как будто мне это говорят, говорят, что вообще это провокатор, это

К. ЛАРИНА - Лейтенант Шмидт?

Г. ТАРАТОРКИН - Да. Понимаете. Это как бы сказать, психически неуравновешенный. А что в то время может быть, можно было быть здоровым. Вы знаете, мы

К. ЛАРИНА - Как и в нашем, кстати.

Г. ТАРАТОРКИН - Почему наше время сейчас не самое комфортное, мягко говоря, да потому что очень много здоровых людей. И в основном тех, от которых зависит не здоровье всех. Понимаете. Мне так кажется. И конечно, я благодарен за то, что вы вспомнили судьбу Петра Петровича, и тогда это было в такой же степени открытием как сейчас для многих. И как сейчас открытие судьбы Александра Васильевича, конечно, потому что, для нас как вы понимаете, я далек от какого-либо оценочного ряда наших намерений, я только знаю, сколь они нам дороги. И намерения и как с ноября месяца каждый месяц три раза идет спектакль в Иркутске, и как нам дороги те открытия, которые мы совершаем на каждом спектакле. Я, конечно, волнуюсь, что будет в Москве. Но все равно, что бы ни было, то, что принадлежит только мне, оно все равно неразрушимо.

К. ЛАРИНА - Есть же наверняка люди, которые не принимают вот ваше уважительное отношение к этому историческому персонажу. В том числе, наверное, и в Иркутске.

Г. ТАРАТОРКИН - Это потрясающий момент. Вы понимаете, действительно, как мы говорили, что там была поставлена трагическая точка и по сути дела не менее трагическое после этой точки многоточие, которое сопровождалось домыслами, неправдой, политизированной установкой. И прочее. Когда власть использовала эту судьбу в угоду своим намерениям, а если точнее, игр. А заложниками были люди. Их сознание. Чувства. Потому что по сути дела через незнание можно совершать такие глупости, доходящие до преступления. И поэтому, конечно же, в Иркутске, где помнят, где проходили эти прямо скажем, кровавые, поскольку ничего более кровавого жуткого чудовищного я уж не говорю безнравственно, аморального, эти высокие понятия вбирают в себя ужас гражданской войны. Ничего страшнее нет. Значит люди, населяющие эту пядь земли, я имею в виду Сибирь и конкретно Иркутск, из рода в род передаются какие-то факты, иногда домыслы, легенды о том, кто пострадал от красных, кто от белых. Кто от Колчака, от колчаковщины и прочее. Но не лишенных этих установок каких-то и как может иногда казаться знаний, хотя это не знания, они приходят в театр. И потом три часа мы вместе и многие из них решаются вместе с нами совершать то открытие, которое нам так дорого.

К. ЛАРИНА - Акций протеста не было?

Г. ТАРАТОРКИН - И в конце спектакля все встают. И те, кто кровью связаны с красными, с белыми. Короче все встают. Потому что их объединяет то, что Александр Васильевич потрясающе говорил, когда он этот крест, как он говорил, крест верховной власти принимал на себя, он среди прочего сказал, что я буду служить государству российскому как своему Отечеству. И это все определяет. Потому что знаете, не будем комментировать предшествующие недавние годы и нынешние и предположительно грядущие, но если бы государственные мужи воспринимали свое государственную службу как служение Отечеству, если бы для них государство было Отечеством, а это две разные действительно планеты, государство, которое для кого-то Отечество, дом. Потому что Александр Васильевич никогда не был политиком и понимал, что он не силен в политике. Но в доме беда. И его надо спасать. И к этой спасительной верховной власти временной особо никто не стремится.

К. ЛАРИНА - Скажите мне, есть ли у вас рецепт, как прекратить гражданскую войну, которая по-прежнему идет, слава богу, не на улицах, а в умах человеческих. Поскольку у каждого своя память, своя история, своей семьи. Тем более что совсем в историческом масштабе это все было совсем вчера, недавно.

Г. ТАРАТОРКИН - Ксения, я далек от рецептуры. Но среди прочего, о чем мы уже говорили, необходимо знание

К. ЛАРИНА - Ну вот, допустим, перезахоронение Деникина.

Г. ТАРАТОРКИН - Опять же понимаете, какая штука, мы же не знаем удержу, мы либо проклинаем да, либо обливаем грязью, либо дабы опять же какие-то завоевать политические и прочие козыри, мы начинаем

К. ЛАРИНА - Под себя подстраивать историю.

Г. ТАРАТОРКИН - Да, и тех, кого проклинали, начинаем их изображать белыми и пушистыми. Понимаете, скажем, наш спектакль, наши намерения они далеки от того, чтобы вступать в какой-то Нет, мы действительно совершаем открытие. Если кто-то решится вместе с нами, а уже эти открытия пройдут через самое сокровенное. Через душу и сознание конкретного человека. И по сути дела, что такое общество, это вот единение этих очень подчас разнообразных, но миров сознания и души. А иначе как. Иначе из чего оно может состоять.

К. ЛАРИНА - Если говорить о той самой гражданской войне, кто-то сказал из великих, что в гражданской войне не может быть героев.

Г. ТАРАТОРКИН - Ну, конечно.

К. ЛАРИНА - Потому что она по сути своей война действительно братоубийственная.

Г. ТАРАТОРКИН - Вообще выяснять, кто больше, как это может быть. Есть объединяющее все разрушающее, я имею в виду предвзятости и глупости, есть одна общая беда. Понимаете. И если, извините за такую расхожесть, но не мы, ни я в частности виновник того, что понятия, высочайшие понятия мы наполняем другим содержанием. И от этих высоких понятий, наверное, по причине того, что им этим понятиям нелегко соответствовать, мы пытаемся как-то освободиться. Понимаете. Но скажем, Александр Васильевич, когда меня спрашивают, а что, что Я сейчас произнесу с опаской в определенной степени, потому что я понимаю, что это может для кого-то звучать неким атавизмом, у кого-то может вызвать скепсис и доходящий до циничного неприятия, но это Александр Васильевич перво-наперво. Человек, для которого было свято понятие долга чести. Понимаете. Долг чести это вообще одна из ипостасей как мне представляется, одна из основополагающих вообще в истории государства российского. Потому что мы знаем и конкретные судьбы, и мы знаем просто протяженные исторические периоды, когда это стояло во главе угла государства. Вот чести крестьянина за свой труд, потому что если он сегодня плохо потрудится, завтра он останется без работы. Потому что его из деревни изгонят. А так он может крыть крышу на всех домах, если на одной покрыл хорошо. Правильно? И от крестьянина до верхушки власти.

К. ЛАРИНА - Подождите. Интересно. А у артиста есть такое понятие?

Г. ТАРАТОРКИН - Конечно есть. Но это дело интимное. Понимаете, конечно, справедливо и, наверное, надо совершать попытки единого сговора профессионального и которые неразрывно связаны с человеческой честью, если речь вести о том, чем я занимаюсь довольно продолжительное. Чему сам удивляюсь. Чем занимаюсь. И вот что я этим занимаюсь. Конечно, есть. Поэтому когда это понятие, эти параметры ослабевают, то тогда возникает, скажем, нынешний, лишенных этих параметров безбрежный зрелищный рынок. В котором от имени театра подчас позволяют себе выступать, бог знает кто. Правда же.

К. ЛАРИНА - Напомню, что мы говорим о спектакле "Колчак" и о Колчаке. 24 и 25 мая на сцене театра имени Моссовета. Сейчас хочу несколько вопросов задать от наших слушателей, которые пришли на наш пейджер. "Когда будет установлен в Москве памятник Колчаку, а также Деникину, Нахимову, Ермолову, Скобелеву?", - спрашивает Александр.

Г. ТАРАТОРКИН - Да, как вы понимаете, вопрос не ко мне. Если бы это хоть в малой степени зависело от меня, я бы сказал: завтра.

К. ЛАРИНА - "Отражена ли в спектакле история последней любви Колчака к Анне, дочери ректора московской консерватории?" - спрашивает Елена.

Г. ТАРАТОРКИН - Ну конечно. Конечно. История судьбы Александра Васильевича была связана с двумя женщинами. И Софья Омирова, его жена и Анна Васильевна Тимирева, которую он встретил, и которая разделила с ним не просто эти годы и месяцы, но когда Колчак был арестован, есть оказывается, такой глагол, Анна Васильевна самоарестовалась. И Александр Васильевич пытался дистанцироваться, убеждал, что не имеет никакого отношения, более того, он даже написал ей, что утром на допросе я отрекусь от тебя. И от нашей любви, зная, что его ждет, будет расстрел. И понимая, что если Анна Васильевна будет связана с ним, то, конечно, ее ждут суровые испытания. Поскольку навык у тех, кто расстреливал Колчака к тому, чтобы не упустить никого, кто был связан с этим человеком, был серьезный. И эти традиции мощно продолжались долгое время. Так вот действительно Анне Васильевне потом было суждено пережить 39 лет лагерей. И конечно, в спектакле есть и эти две женщины так же, как помните, в спектакле о Петре Петровиче помимо тех событий, которые происходили, и социальных и политических, и военных и прочих, конечно, сердцевиной удивительный роман Зинаиды Ивановны. Я вот когда сейчас была пауза, а я вспомнил, поскольку и ваши вопросы и то, о чем мы сегодня ведем разговор, это очень дорого для меня, поэтому пробудило какое-то такое, как вы понимаете, не бытовое состояние, скажем так. Я просто вспомнил, как в одном письме Зинаида Ивановна после письма Петра Петровича, в котором он высказал довольно определенно свои какие-то взгляды, как он писал: я выскажусь до конца, пусть даже с риском потерять ваше расположение. Потрясающе. Так вот Зинаида Ивановна в ответ письмо начинает замечательным глаголом, он применим к тому, о чем сегодня идет речь, и то, что испытали мы, встретившись с судьбой Колчака, когда рождался спектакль в Иркутске. Зинаида Ивановна пишет: разбередили вы меня, Петр Петрович. Понимаете. Нас надо бередить. Души наши, потому что, в конечном счете, ведь есть параметры души, которые по причине невостребованности они же могут и отмереть.

К. ЛАРИНА - Да.

Г. ТАРАТОРКИН - Вот ведь в чем опасность.

К. ЛАРИНА - Вопрос от Натальи Борисовны. Вернее даже не вопрос, а реплика. "Если бы Колчак был только исследователем Арктики, действительно был бы, как говорит Тараторкин - сыном Отечества. Но он, как и красные выбивал наш народ, поэтому сыном Отечества назван быть не может".

Г. ТАРАТОРКИН - Нет, я позволю себе с вами не согласиться. Потому что мы уже сказали, что ничего чудовищнее того, что являет вся гражданская война, не было. А вот теперь выяснять, кто больше, кто меньше и кто выбивал. Понимаете, Колчак помимо высочайшей мужественности и твердости духа при этом потрясающей искренности и ранимости, при этом он еще был иногда зашкаливающе эмоциональным человеком. И если вдруг ему говорят, что пленных белых офицеров красные раздели до гола, штыком вырезали на плечах погоны, а вместо звезд вбили гвозди, что здесь может стоять вопрос об адекватности или неадекватности реакции. Вот ведь о чем. Поэтому ничего, повторяюсь, извините, ничего чудовищнее, ничего преступнее не может быть гражданской войны. Понимаете. Мы сейчас прервались на новости, я и опять же слышу, где-то с миротворцами БТР, где-то, это же все отсюда.

К. ЛАРИНА - Еще один миф от Жанны Борисовны, я тоже думаю, стоит прочитать. Поскольку достаточно распространен. "Как понимать, что Колчак уничтожил десятки тысяч крестьян в Сибири, и по его приказу в Японию был вывезен золотой запас России. Это достойно сына Отечества?"

Г. ТАРАТОРКИН - Это неправда. Никакой золотой запас. Когда Александру Васильевичу председатель Совета министров сказал: Александр Васильевич, нужно, что называется, использовать хоть малую толику запаса, готовы напечатать деньги, чтобы купить то, что необходимо для ведения военных действий, Колчак сказал: это невозможно. Ну, как, невозможно, вы же верховный правитель. - Я временный верховный правитель. А этот запас будущая мощь и независимость России. И пока я верховный правитель, я запрещаю его использовать. Вот. А вот если бы вы узнали как коллеги, как те, кто поддерживал, предали и с одной стороны чудовищным образом предали чехи, с другой стороны чудовищно цинично предали французы. И когда есть телеграмма, где мы будем поддерживать того, кого вы называете адмиралом. Но если у него не будет получаться, мы будем поддерживать тех, кто его осилит. Вот в какой атмосфере действительно и политического и человеческого цинизма приходилось существовать и преодолевать и совершать поступки Александру Васильевичу Колчаку, который действительно не считал себя политиком. Который с сухопутными делами военными мало был знаком. Но которого, извините, выражаясь нынешним языком, так подставляли и, тем не менее, он говорил Да, и потом полилась кровь, кровь за кровь и кровь

К. ЛАРИНА - Уже остановить невозможно.

Г. ТАРАТОРКИН - Кровь уже не остановить. И теперь ее столько на мне, и даже то, что делалось без моего ведома, это тоже моя вина. Вот ведь как оказывается на самом деле. И, наверное, еще наверняка откроются множественные документы, открывающие правду.

К. ЛАРИНА - Вы рассказываете, у меня еще одна родилась аналогия. Что Булгаков, и об этом тоже думал генерал Хлудов в Бельгии, все эти мучения внутренние, метания, такое саморазрушение оно отсюда.

Г. ТАРАТОРКИН - Конечно. Потому что Александр Васильевич здесь какие-то меты удивительные и когда он был и самим собой и когда он вел какое-то заседание и держал себя подчас из последних сил, а энергия куда-то должна была выходить, и я прочитал в воспоминаниях. Он перочинным ножиком просто, что называется, в опилки кромсал подлокотник кресла. Значит, так дело же не в подлокотнике, кромсалась-то душа.

К. ЛАРИНА - Я специально вам привела в пример несколько телеграмм, которые другую точку зрения отражают на эту эпоху и личность. Что это, собственно говоря, иллюстрация к нашему разговору. А с другой стороны пишет Агния Евгеньевна: "Господин Тараторкин, спасибо вам большое за спектакль о Колчаке, вы первый пытаетесь начать борьбу за правду в нашей истории. И таким образом заканчивать продолжающуюся гражданскую войну в нашем обществе. Спасибо вам за это и успехов".

Г. ТАРАТОРКИН - Спасибо. Но я естественно не первый. Просто это некий шаг театра, а театр публичен. Но при всем при том должен сказать, что знали, что имя Александра Васильевича не реабилитировано. Но, слава богу, вернули имя острову.

К. ЛАРИНА - Памятник там тоже есть в Иркутске.

Г. ТАРАТОРКИН - Да, в Иркутске первое фантастическое ощущение, которое мне суждено было испытать, я вышел при первом приезде на набережную и на другом берегу Ангары в лучах заходящего солнца белоснежно сиял крест. И когда мы подъехали к этому кресту, то оказалось, к нему вела тропка, я думаю, что даже гений, когда говорил про народную тропу, имел в виду не нечто вымощенное, потому что дело не в том, вымощено или нет, а, наверное, в том, ступает туда людская нога или нет. И да, это была тропка. По краям которой, мягко говоря, валялись случайные вещи, и она привела к этому кресту, который просто кем-то, наверное, тем, кому небезразлично, у кого существует боль о Колчаке, был водружен этот крест. Большой крест. И когда я к нему подошел, он оказался практически почти цвета земли. А я-то помню, как он сиял и просто как символ, понимаете. Он цвета земли, облупившийся. На нем какая-то выцветшая дождями поливаемая уже непонятно, что за лик иконка, в храме, наверное, в свое время здесь рядышком храм, купленная. И знаете как на могильных крестах на эмали такой дешевенький портрет Александра Васильевича. Который со временем и поблек и дождь, где-то проржавело, и три насквозь проржавевших отверстия. Как будто бы следы от пуль. И возникло ощущение, что и даже по тому, что сейчас звучало от слушателей, несогласие, и возникает, и тогда возникло ощущение, что он всегда прострелен.

К. ЛАРИНА - Скажите, мне, пожалуйста, историю вашей семьи, как она в контексте истории государства, как складывалась.

Г. ТАРАТОРКИН - К сожалению, я не знаю далеких корней. Я просто знаю, не было, слава богу, моя семья не пострадала ни от репрессий, ни от ужасов гражданской войны, те поколения, которые мне ведомы. Потому что мама, когда знаете, меня говорят: вы довольно часто играете аристократов и прочее. А где же оказывается потрясающий истинный аристократизм - в соединении мамы из Костромской области и папы из Тульской.

К. ЛАРИНА - А контрреволюционные разговоры велись дома?

Г. ТАРАТОРКИН - Нет, нет. Ну что вы. У меня папы очень рано не стало. А маме надо было вырастить меня и сестренку. Поэтому, чтобы мы были как-то по возможности не хуже одеты, чем другие ребятишки в школе, это же было сразу практически после войны. И поэтому все уходило на это и я знаю, что у меня и у сестренки было, наверное, не самое сытое, не самое одетое, но потрясающе счастливое детство.

К. ЛАРИНА - А когда возникли ваши первые сомнения в праведности власти советской? Это же когда-то произошло.

Г. ТАРАТОРКИН - Вы знаете, ну какие-то стали возникать и ощущения и какой-то фактологический ряд. Но конечно, очень многое решила встреча с судьбой Петра Петровича.

К. ЛАРИНА - Шмидта.

Г. ТАРАТОРКИН - А потом так случилось, что мне судьба подарила мир Федора Михайловича Достоевского. И Раскольников и Иван Федорович Карамазов и Николай Всеволодович Ставрогин это не персонажи, это сыны нашего Отечества.

К. ЛАРИНА - Вот тут-то все и произошло. А красных командиров играли когда-нибудь?

Г. ТАРАТОРКИН - Нет.

К. ЛАРИНА - Бог миловал.

Г. ТАРАТОРКИН - Очень памятный и, по-моему, очень хороший фильм, его иногда показывают "Победитель". Где красного играл Саша Збруев.

К. ЛАРИНА - Там такая дуэль была идеологий.

Г. ТАРАТОРКИН - А я естественно играл по тем расхожим временам белую сволочь.

К. ЛАРИНА - Так что можно сказать, что вам повезло с амплуа. Я обещала включить телефон. Алло. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте. Меня зовут Елена. Я вот хочу спросить, как давно поставили памятник в Иркутске Колчаку и что известно о потомках Колчака.

К. ЛАРИНА - На спектакль пойдете?

СЛУШАТЕЛЬ - Да. 24-го если можно.

К. ЛАРИНА - Оставляйте номер вашего телефона.

Г. ТАРАТОРКИН - Был поставлен памятник, я всегда не точен в датах. Но это было, насколько я знаю, два, максимум три года назад. Думаю, что два года назад. Был, насколько мне известно, у меня нет точной информации, жив сын.

К. ЛАРИНА - Который не в России живет.

Г. ТАРАТОРКИН - Нет, не в России. Это было бы большой неожиданностью.

К. ЛАРИНА - Алло. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте. Я хочу задать вопрос. Георгий играл Раскольникова

Г. ТАРАТОРКИН - Да.

СЛУШАТЕЛЬ - Вы играли в московском театре или это был саратовский.

Г. ТАРАТОРКИН - Нет, до Саратова я не

К. ЛАРИНА - Доехал.

Г. ТАРАТОРКИН - Сначала было два года съемок фильма "Преступление и наказание" Льва Александра Кулиджанова, он был закончен в 70-м году. А потом через 4 года судьба подарила мне возможность вновь встретиться с Раскольниковым и на протяжении, наверное, лет десяти я играл Раскольникова

К. ЛАРИНА - В "Петербургских сновидениях"

Г. ТАРАТОРКИН - Да. Это замечательный спектакль. И уже в ту пору примерно вышедший вместе с фильмом. Но вот Юрий Александрович Завадский пригласил помимо первого исполнителя роли, и мы играли на протяжении всех последующих лет, Геннадия Бортникова, он пригласил, и меня. И за что я благодарен судьбе.

К. ЛАРИНА - Как вас зовут, простите?

СЛУШАТЕЛЬ - Фаина. Я из Московской области.

К. ЛАРИНА - Вас на спектакль приглашать?

СЛУШАТЕЛЬ - Да, обязательно. Три билета.

К. ЛАРИНА - Три не обещаю. Два - точно.

Г. ТАРАТОРКИН - У меня нет трех билетов.

К. ЛАРИНА - У нас еще есть время для нескольких звонков. Но уже безбилетных.

СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте. Во-первых, я очень благодарна за игру. Просто я потрясена всегда, когда я вижу вашу игру. Извините, я очень волнуюсь. Я бы очень хотела задать вот такой вопрос. Я помню, когда-то вы выступали в Политехническом и говорили о своем сыне. И вы говорили, что вы счастливы, что сын в начальной школе учится у пожилого талантливого педагога. Я тоже педагог. Поэтому до сих пор я помню это высказывание.

Г. ТАРАТОРКИН - Спасибо.

СЛУШАТЕЛЬ - Кто ваш сын сейчас?

Г. ТАРАТОРКИН - Замечательно. Спасибо за вопрос. Спасибо главное за память. Потому что мне очень памятно. Политехнический это такая кафедра, что единожды туда ступивший, это запомнит на всю жизнь. И действительно тогда шел разговор о сыне, он тогда еще был маленький. А сейчас это кандидат исторических наук, и я надеюсь, у него вскорости будет и докторская. И он, и его жена подарили нам, то есть мне и моей жене двух внуков. Вот уже пять лет Федору и в августе будет три года Михаилу. А потом уже после нашей тогдашней встречи в Политехнике родилась дочка Анечка, которая актриса и работает в молодежном академическом театре. И я ее бесконечно люблю и жутко за нее волнуюсь.

К. ЛАРИНА - А доктор исторических наук смотрел спектакль "Колчак"?

Г. ТАРАТОРКИН - Нет, он появится.

К. ЛАРИНА - У него будет свой счет наверняка.

Г. ТАРАТОРКИН - Он разберется со мной.

К. ЛАРИНА - Давайте еще звонок. Алло. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте. Вы знаете, конечно, очень жаль, что мне не досталось билета.

К. ЛАРИНА - Увы.

СЛУШАТЕЛЬ - Но я хотел бы напомнить слова, по-моему, это был Ден Сяо Пин, которого спросили о том, как он оценивает Французскую революцию, он ответил, что слишком мало времени прошло. Как вы относитесь к этому?

Г. ТАРАТОРКИН - Это справедливое замечание, скажем так. Но понимаете, какая штука, действительно гражданская война, тем более что вослед суждено было переживать нашему народу и по сей день, конечно, она по сознанию и по эмоциональному ряду - вчера. Но, видите ли, пока дожидаться подобающего расстояния временного для серьезного правдивого анализа, ведь в это время жизни, жизнь-то идет и свершаются единственные, богом данные судьбы людские. Вот это обстоятельство серьезное, как мне представляется.

К. ЛАРИНА - А давайте что-нибудь процитируем из Колчака в финале.

Г. ТАРАТОРКИН - Вы знаете, про Колчака. Вот у Александра Александровича Блока это и про то, о чем мы сегодня вели разговор. Помните.

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы - дети страшных лет России,

Забыть не в силах ничего.



Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы -

Кровавый отсвет в лицах есть.



Есть немота - то гул набата

Заставил заградить уста.

В сердцах, восторженных когда-то,

Есть роковая пустота.



И пусть над нашим смертным ложем

Взовьется с криком воронье,-

Те, кто достойней, Боже, Боже,

Да узрят царствие твое!

К. ЛАРИНА - Спасибо. Это Георгий Тараторкин. Прощаемся на этом в эфире. И до встречи в театре.


http://www.echo.msk.ru/

Док. 528193
Перв. публик.: 20.05.06
Последн. ред.: 30.11.08
Число обращений: 115

  • Тараторкин Георгий Георгиевич

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``