Борис Акунин - полулярнейший писатель, автор нашумевших романов о сыщике Эрасте Фандорине, русском Холмсе, который изящно и аристократично распутывает сложнейшие преступления эпохи рубежа веков в России. До последнего времени мало кто знал, кто скрывается за псевдонимом Б. Акунин. Глеб Шульпяков встретился с писателем-загадкой... и узнал, что Б. Акунин - это Григорий Чхартишвили, японист и переводчик, сотрудник журнала "Иностранная литература". К настоящему времени писатель закончил цикл романов о Фандорине и выпустил книгу нового цикла, где в роли сыщика выступает монахиня Пелагия.
ELLE: Расскажите, пожалуйста, Вашу историю: откуда родом, где учились, чем занимаетесь, помимо сочинительства?
Григорий Чхартишвили: Я родился в Грузии, но всю жизнь живу в Москве и грузинского языка, к сожалению, не знаю. Да и в Грузии в сознательном возрасте был всего один раз. Учился в МГУ, специализировался по истории Японии. В скучные советские времена зарабатывал переводом с японского технических патентов и научных статей. Эта работа неплохо оплачивалась. Я достиг в ней высших степеней мастерства: научился переводить без ошибок тексты, в которых не понимал ни единого слова. До сих пор мне иногда снится моя первая переводная статья "Ориентирование спутника по трем осям в безвоздушном пространстве".
ELLE И как после этого переводилась художественная литература?
Г. Ч. После этой муки переводить с японского художественную литературу, даже самую головоломную, было настоящим праздником. Моя профессиональная деятельность вообще постоянно движется по пути наименьшего сопротивления: сначала самое трудное - "Ориентирование спутника", потом полегче - переводы Юкио Мисимы, потом еще легче - литературная критика и литературоведение и, наконец, совсем легко - сочинение детективов. Если так пойдет и дальше, то скоро я буду сочинять компьютерные игры и закончу детскими стишками. Как раз к тому самому возрасту, когда так или иначе нужно будет впадать в детство.
ELLE Вас, точнее, Б.Акунина, называли "уютным писателем" и "буржуазным писателем". Как Вам такие определения?
Г. Ч. Такие определения мне нравятся. Если под "буржуазностью" имеется в виду порядочность, приличность и чистоплотность, а под "уютностью" - удовольствие от чтения. Мне бы очень хотелось вернуть взрослым читателям утраченную или во всяком случае подзабытую радость из времен детства: читаешь книжку - и дух захватывает.
ELLE Как Ваша семейная жизнь влияет на сочинительство, если влияет вообще?
Г. Ч. Еще как влияет. Моя жена - заядлая читательница детективов. Покупает пачками книжки в ярких обложках, сосредоточенно прочитывает их от корки до корки и выбрасывает в мусор с вердиктом: "Мура". Ужасно не хочется, чтобы с моими книжками она поступала таким же образом, поэтому я очень стараюсь.
ELLE Сказалось ли Ваше знание Японии, ее культуры и языка на творчестве Б.Акунина?
Г. Ч. Да, конечно. В серии об Эрасте Фандорине, который сочетает в себе лучшие качества самых уважаемых мною архетипов мужчин: русского интеллигента, британского джентльмена и японского самурая. Там, в этой серии, вообще много восточного, антизападного. Например, ощущение некоторой изначальной мистичности, иррациональности бытия - при всех логических анализах, научных достижениях и дедуктивных методах.
ELLE Какой вид мебели, на Ваш взгляд, располагает к чтению ваших книг?
Г. Ч. Что-нибудь мягкое и при этом движущееся: сиденье в самолете или поезде. И еще кресло при легкой простуде.
ELLE Если Фандорин - это русский Холмс, то Пелагия - это...
Г. Ч. - ...Мисс Марпл Агаты Кристи.
ELLE Почему фоном для всех Ваших сочинений служит Серебряный век? Каковы Ваши пристрастия в искусстве этой эпохи?
Г. Ч. В классической литературе этого периода столько очарования и благородства, что даже самый малый отсвет этого сияния способен придать повествованию и дополнительный смысл, и глубину, и обаяние. Что касается реальной российской истории того времени, то мое отношение к ней далеко от идеализирования. В конце концов, именно в те годы дозревал нарыв, прорвавшийся в 1917 году. Все причины, мотивы, истоки, все упущенные возможности и непростительные ошибки следует искать именно там, в милых фандоринских временах. Пристрастия... В литературных я совершенно не оригинален. К тем писателям, кого проходят в школе, прибавил бы Гар-шина, Гарина-Михайловского и Сологуба. В архитектуре мне симпатичнее всего русский модерн. В живописи - Борисов-Мусатов. Из быта - технические новинки той эпохи. В них есть трогательное несоответствие между добротностью исполнения и краткостью функционирования, они словно не догадываются о том, что очень скоро будут вытеснены более новыми моделями.
ELLE А кто Ваши любимые авторы в литературе "всех веков и народов"? И чем они Вас привлекают?
Г. Ч. В разном возрасте привлекают разным. Сейчас - умением легко и ненавязчиво говорить о сложном. Как Честертон. Или Клайв Льюис. Или Чехов.
ELLE Говорят: японская кухня, японская кухня. Без нее, мол, Японии не понять. Умеет ли японист готовить японские блюда? И как относится к японской кухне?
Г. Ч. Готовить не умею. Но умею вдумчиво есть и больше всего люблю именно японскую кухню. Сасими (а не сашими), суси (а не суши) и темиура.
ELLE Вы пришли в русскую прозу, скажем так, неожиданно. Поделитесь Вашими свежими впечатлениями в этой сфере.
Г. Ч. Мне кажется, что в русской прозе вот-вот должно начаться что-то очень интересное. После девяти лет постсоветской беременности наша словесность непременно произведет на свет нечто значительное. Собственно, кое-что уже появляется. Из "тяжелой" прозы - это Михаил Шишкин. Из "легкой" - Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Михаил Успенский, Григорий Петров.
ELLE Как на Вас реагируют представители современной русской прозы?
Г. Ч. Те, с кем я знаком, хорошо. Про остальных не знаю. Наверное, Б. Акунин у чрезмерно серьезных литераторов вызывает раздражение. Но это нормально.
ELLE Говорят, Вы собираетесь экранизировать ваши романы?
Г. Ч. Экранизировать мои книжки хотят несколько компаний, но переговоры у меня с ними идут непростые. Дело в том, что мне не нравится, как у нас в последние годы снимают сериалы. Я хотел бы добиться экранизации качественно иного уровня, а это требует штучного подхода, немалых средств. Я решил: мне нужен или очень хороший фильм, или никакой.
ELLE Хотели бы Вы сыграть в экранизации собственных сочинений?
Г. Ч. Нет, ни в коем случае. Ну, может, сыграл бы за миллион фунтов стерлингов дворецкого Фрейби из романа "Коронация".
ELLE Каковы были Ваши ощущения, когда Ваше лицо стало появляться на обложках-страницах-экранах? Это мешает-помогает, отвлекает-раздражает?
Г. Ч. Мешает-отвлекает-раздражает. Однако назвался груздем - не чирикай. Если играешь в популярную литературу, будь готов терпеливо исполнять роль популярного литератора.
ELLE Набоков и Джойс часто говорили об идеальном читателе. Каким Вы его себе представляете?
Г. Ч. Это в первую очередь женщины, которые умеют радоваться жизни и любят читать. Мужчины со склонностью к фантазированию и не зарубцевавшейся под-ростковостью. То есть, собственно, большинство человечества.
