Разумный В.А. О Николае Герасимовиче КузнецовеНазад
Разумный В.А. О Николае Герасимовиче Кузнецове
Вихревой поток жизни обрушивает на нас миллионы встреч, случайных и значимых, а порою - воистину исторических, а точнее - озаренных историческим смыслом:
Ласковый ночной бриз одурманивал густым, знойным ароматом предгорья Крыма. У меня и моего спутника, чудесного русского графика из студии имени Грекова Владимира Минаева все было подготовлено к предрассветной морской рыбалке. Сквозь ночной силуэт пушистых сосен мерцали манящие огни Севастополя. Занималась заря 22 июня 1941 года.
Вдруг что-то ухнуло раз-другой на рейде Севастополя, словно рвали в горных карьерах камень, а невидимая морская даль ответила сполохом огней, в которых порою просвечивались силуэты кораблей, и нарастающим гулом их мощной артиллерии.
Зачарованный происходящим, загадочным и величественным, я не видел в полутьме реакции моего друга, не осознал и причины, побудившей нас уже через мгновение мчаться в сторону шоссе до попутных машин и с ними в Ялту, а далее, вместе с толпами взбудораженных, встревоженных людей, на поезде в Москву. Так началась для меня война, в ходе которой впервые услышал легендарное имя адмирала Николая Кузнецова, принявшего вопреки указаниям сверху мужественное решение: вывести по боевой тревоге корабли Черноморского флота с баз в открытое море, что позволило им, избежав потерь, достойно встретить вероломное нападение фашистской авиации.
Часто и в самых разных ситуациях звучало это легендарное имя. И когда русские моряки совершали одну героическую операцию за другой, и когда наш флот в послевоенное время вышел на просторы Мирового океана, и когда неуемные недоброжелатели травили его и даже умудрились разжаловать в вице-адмиралы за трагическую, нелепую гибель линкора на рейде Севастополя. Помню, с каким уважением говорили об адмирале моряки на базах подводных лодок, в кают-компаниях больших противолодочных кораблей после моих лекций на флоте, когда Николай Кузнецов был уже на пенсии.
В конце шестидесятых годов прошлого века я был поставлен на учет как директор академического издательства " Педагогика " в партийную организацию Президиума Академии педагогических наук. Как правило, после нудных, бессмысленных собраний я уходил или в уютный кабинет помощника президента Академии Н. А. Волкова, бывшего военного моряка - подводника или же к начальнику Управления кадров Академии Анатолию Паршукову, капитану первого ранга в запасе. Там зачастую находился подтянутый, суровый и вместе с тем - улыбчивый, красивый по-русски человек, военный пенсионер, тоже прикрепленный к партийной организации Президиума Академии. Понимая друг друга без слов, мы выпивали кофе с рюмкой-другой коньяка и беседовали о чем-то вполне нейтральном, порою - о культуре и спорте, словом, о чем угодно, только не о политике. Но однажды, когда благоглупость зарегулированного стандартного собрания и алогизм обсуждаемой на нем проблемы достигли предела, Анатолий Паршуков во время нашей традиционной беседы в кабинете не выдержал и высказался вполне фольклорно в адрес партийных бонз, которые не понимают творческого потенциала рядовых коммунистов, нового масштаба их духовности и интеллектуальной самостоятельности.
- Понимают, преотлично понимают, - неожиданно сказал наш собеседник. - Не надо считать их глупцами. И действуют они продуманно, планомерно.
-Значит, и планы такие существуют втайне от нас, - задумчиво выговорил как бы для себя Анатолий Паршуков.- Николай Герасимович, неужели существуют?
- Существуют, бесспорно - существуют И мешает им партия, мешают им все самостоятельно мыслящие люди Отсюда и отработанная дурь собраний.
Последние слова он сказал неожиданно четко, по-военному резко и вдруг надолго замолчал
Много лет спустя прочитал большую и добрую публикацию о великом русском флотоводце Николае Герасимовиче Кузнецове, о его драматической судьбе - и замер, ошеломленный и потрясенный. С газетной полосы смотрел на меня собеседник далеких лет. Взволнованный, немедленно позвонил Анатолию Александровичу Паршукову, Николаю Волкову - неужели мне посчастливилось на какие-то мгновения приблизиться к живой истории, к легенде России? Неужели нашим собеседником, прозорливо усмотревшем истоки многих бед страны, был он - великий русский флотоводец?
- Конечно же, это был он. А разве вы тогда не догадывались?
Если бы догадывался:Если бы догадывался и о том, что мои академические друзья - моряки поддержали адмирала, когда его исключили из партии, платили за него регулярно взносы, о чем он и не ведал, всячески и всегда, во всем оберегали его от мелочной и гнусной травли. Вообще - если бы мы все и всегда догадывались и знали, какие удивительные люди жили и живут рядом с нами на земле русской, являя миру загадки величия нашего народа.
