Почему именно моряку Кузнецову выпала роль выразителя русского исторического призвания - стать лучшим командиром корабля "всех морей мира"?
Потому что из всех родов ратного служения флот требует от воина наивысшей волевой и умственной энергоотдачи, и наивысшей организованности и наступательности при особой боевой устойчивости.
В природе не существует военных кораблей для обороны. Флот не может в море укрыться, как на суше, за бойницами, рвами или укрепиться на высотах. Корабль обязан ввязаться в бой при любом соотношении стволов, и, как требует устав: "победить или погибнуть, но флага не спускать под страхом лишения живота". В редких случаях корабль или слабеющая эскадра могут укрыться под защиту орудий береговых батарей, но не более. Даже морскому десанту победу сулит, при соблюдении всех условий, только безоглядная неудержимость.
Мы привыкли к упоминаниям о Кузнецове как о выдающемся наркоме сталинской эпохи, пострадавшем от первых лиц государства за верность правде и флоту. Но никогда Кузнецов не появился бы в Москве, не стань он лучшим командиром корабля в отечественном флоте. И в этом качестве командира Кузнецов не менее интересен, чем на посту Народного комиссара Военно-Морского Флота.
* * *
Сегодня Кузнецов особенно интересен флоту и его офицерской молодежи как старший помощник и командир корабля.
Командующий Черноморским флотом И. Кожанов опубликовал в 1935 г. восторженную статью о тридцатилетнем Николае Герасимовиче Кузнецове под названием "Капитан 1 ранга", где назвал его "самым молодым капитаном 1 ранга "всех морей мира". По статье видно, что Кожанова переполняет неподдельный восторг от соприкосновения с такой яркой личностью, и он не способен скрыть свое восхищение.
Мы, зная дальнейший путь Кузнецова, можем теперь смело назвать его самым лучшим командиром корабля "всех морей мира".
Молва о необыкновенном моряке стала разносится по Черноморскому флоту с первых дней по прибытии Кузнецова к месту службы. Он обращал на себя внимание с первых же минут встречи. Рослый, красивый молодой человек, с врожденной выправкой, непринужденными манерами, хорошей речью, прямым взглядом и подкупающей приветливостью при неуловимой дистанции и такте. В нем подкупала громадная эрудиция, здравость суждений, прямота и одновременно уважение к собеседнику. Флот он любил беззаветно, душу в него Бог вложил морскую и чистую.
В 1928 г. крейсеру "Червона Украина" совместно с тремя миноносцами поручено встретить и эскортировать яхту "Измир" падишаха Афганистана Аманулла-хана, после его визита в Турцию. Накануне выхода из Константинополя в кочегарке "Червоной Украины" ночью, рядом с погребом боеприпасов, возник пожар... Вся команда под руководством Кузнецова действовала решительно и собрано. Взрыв красного крейсера в чужом порту стал бы страшным ударом по престижу власти. В Кремле быстро оценили, кому они обязаны спасением крейсера "Червона Украина". На следующий год во время учений в районе Одессы Ворошилов и ряд военных руководителей в его свите с особым вниманием следили за действиями именно Кузнецова. Молва о цельном и ярком моряке из флота давно достигла верхов. После учений, когда Кузнецов при волнении на море, умело и решительно командуя, спустил на воду баркас с вооруженным десантом, к нему подошел Ворошилов и прочувствованно пожал ему руку.
Летом того же 1929 г. на "Червоной Украине" по пути в Сочи находились Сталин и Орджоникидзе. От острого и внимательного взгляда Сталина не ушел рослый и распорядительный вахтенный начальник, весь облик которого излучал какую-то просветленную победность. Орджоникидзе подолгу беседовал с Кузнецовым о флоте. Молодой командир проявил недюжинные познания в истории русского судостроения.
Сразу после маневров в Одессу пришла из Москвы телеграмма, извещавшая о зачислении Кузнецова в Военно-морскую академию. Три года, проведенные в академии (1929-1932), оказали сильное влияние на духовный рост Кузнецова и его кругозор.
В составе флотов не было еще ни одного крупного корабля, заложенного после 1917 г. Во время праздников нечего было расцвечивать на рейде. На все четыре флота приходилось всего три линейных корабля царской постройки, да пяток средних крейсеров. Даже у ободранной Версальским сговором Германии линкоров было в два раза больше, чем у нас.
Флот практически не выходил за пределы Лужской губы. Старые мощные военно-морские базы в Ревеле и Либаве были потеряны Россией, как впрочем и сейчас, с отделением прибалтийских республик.
В Латвии и Эстонии порты замерли, а причалы опустели, механизмы ржавели, железные дороги из России зарастали травой. Порты в Ревеле, Виндаве (Вентспилс) и Либаве (Лиепая) вместо прибыли тяжким грузом легли на экономику крохотных республик. Польша, терявшая от фанаберии чувство реальности, то и дело задиравшая соседей, требовала от Латвии отдать ей пустующие порты на том основании, что в конце средних веков эти земли были вассалами польской короны.
Большая часть флота, созданного после Цусимы, или была затоплена, или уведена белыми за рубеж. Но как ни парадоксально, именно в эти годы репрессий и казней, без полноценного флота Россия продолжала переживать подъем морского духа и свежесть флотских высоких устремлений. Слово "моряк" было в чести.
Император Николай II и после Цусимы оставался последовательным и решительным сторонником мощного океанского флота. Но в феврале 1917 г. наступило вместе с Керенским время прохвостов, проповедовавших идею о необходимости для России не океанского кругозора и задач, а прибрежного флота, который призван только обеспечивать фланги сухопутной армии. Одним из них был профессор Кладо, который после февраля 1917 г. даже возглавил Военно-морскую академию. "Сухопутность" всегда сопутствует деградации общества и флота.
Ко времени поступления Кузнецова в академию ее аудитории давно гудели от схваток между сторонниками океанической судьбы России с мощной экономикой и флотом и их противниками, которых согревала идея "москитного флота" из катеров, миноносцев, тральщиков и подлодок, которые будут гордо, опасливо прижиматься к родным берегам и держать против супостата береговой кукиш в кармане. Как можно с "москитным флотом" хотя бы обеспечить фланги пехоте, никто не задумывался.
Кузнецов был заинтересованным участником этих диспутов. Проблема выбора флота для России пройдет через всю его жизнь, но тогда он, по его словам, старался выбрать здравый путь, но, одновременно, не попасть в сторонники англичанина Коломба и американца Мехена, военных мыслителей, оказавших большое влияние на сторонников владения морем и сильных флотов. Тема эта обширна и глубока и, по сути, равна идее предназначения государства в мире. Сам Кузнецов напишет: "В результате споров выяснилось, что абсолютно владеть морем в наших условиях из-за новых средств борьбы невозможно, а без владения морем, хотя бы частью моря, и хотя бы короткий период вести морскую войну нельзя".
За время учебы в академии Кузнецову удалось за счет отпуска совершить плавание в Гамбург и Лондон на пароходе "Кооперация". В Кильском канале Кузнецов вспомнил о Ютландском бое, единственном крупном морском сражении между Германией и Англией во время I мировой войны.
Видел ловлю шотландской сельди, которая стала в XVII в. поводом к первой из трех англо-голландских войн за обладание морем. Позже, к молодости Петра I и далее почти весь XVIII в., за обладание морем шли морские баталии между Францией и Англией. В морских многочисленных сражениях с Испанией, Голландией, Францией к XIX в. Великобритания стала владычицей морей и хозяйкой мировых торговых дорог. Бесцеремонно отхватив Гибралтар как пиратский приз, Англия стала и Средиземноморской державой и двести лет тайно и явно интриговала и воевала за то, чтобы русские корабли не вышли в Средиземное море.
Идеи войн за обладание морем будоражили моряков в аудиториях академии, что было залогом грядущего подъема Российского Флота.
Муклевич, начальник Морских сил республики, выступая в академии перед товарищами Кузнецова заявил: "Строить будем различные корабли, нужные для обороны страны, а не для войны за обладание морями, за господство над океанами. Поэтому отпадает надобность в линкорах и крупных крейсерах так называемого "вашингтонского" типа водоизмещением более 10 тыс. т и огромным радиусом действия".
"Но уже в 1937 г. на сессии Верховного Совета, - пишет Кузнецов, - признано необходимым создать достойный нашей страны крупный флот". И добавляет: "Иметь крупный морской и океанский флот стало общенародным лозунгом и за его строительство взялись серьезно". Наступал крутой поворот в политике вооружений.
Академию, как до этого и училище, Кузнецов закончил с отличием. Это давало право выбора моря и корабля. Вновь, как и после училища, Кузнецов отклонил лестные предложения остаться на Балтике и снова выбрал Черное море, Севастополь и крейсер. Так, в 1932 г. он стал старшим помощником командира крейсера "Красный Кавказ".
Незадолго до появления Кузнецова на борту "Красного Кавказа" этот крейсер во время маневрирования помял ударом форштевня корму крейсера "Профинтерн" у кормового орудия. "Красный Кавказ" и себе изрядно повредил "скулу".
Оба крейсера на время стали в ремонт. Начальство на "Красном Кавказе" сменили. Кузнецов появился на крейсере не в лучшее время. Но он был создан для кризисных обстоятельств.
Будущий вице-адмирал Анатолий Николаевич Петров, тогда флагманский специалист бригады крейсеров, вспоминал: "Увидел нового старпома Кузнецова и просто поразился происшедшим переменам. Разработан абсолютно точный распорядок дня, чего не было прежде. С точностью до минуты соблюдается корабельное расписание. Команда в безупречно чистом рабочем платье.
Все, что командиру положено, делается в срок - увольнение, обед, баня. Новый старпом был ближе команде, чем его предшественники, сам хлебнул матросской жизни. Впервые я видел, как новый старпом заставил всех командиров боевых частей, да и нас, флагманских специалистов, разработать методику боевой подготовки. Раньше никакой методики не было.
Все, по сути, началось с крейсера "Красный Кавказ". В полную меру эту работу Кузнецов развернул, когда стал командиром крейсера "Червона Украина". Потом все вылилось в "Курс боевой подготовки" в масштабе флота. Мы тогда только рожали "БУМС" - Боевой устав Морских Сил. Его разрабатывала академия. А курс боевой подготовки на корабле - его, Кузнецова, инициатива и заслуга. Он, помнится, вроде бы и не работал. Стоим на рейде. Выглянешь - старпом на юте. А всюду все вертится. Это было чудом".
Силой своей личности, обаянием и правдивостью Кузнецов увлекал не только любой коллектив, с которым он работал, но способен был неуловимо преобразовывать это сообщество людей светом и заряжать их созидательной энергией. Он и сегодня способен творить чудеса в наших частях, кораблях и в штабах, если его личность и опыт будут верно и благородно осмыслены нашими флотскими офицерами.
Другой сослуживец Кузнецова, флагманский специалист Н. Смирнов рассказывает о тех годах: "С приходом Кузнецова на крейсер "Красный Кавказ" в нашей бригаде крейсеров вскоре все почувствовали, что работать по-старому уже нельзя и что произойдут большие изменения.
Не прошло и пяти месяцев, как этот корабль стал примером для всего Севастопольского рейда. Что особенно отличало Николая Герасимовича от ряда самых опытных командиров - это глубокое знание организации всех служб корабля, а сам корабль он знал от киля до клотика.
Кузнецов очень тесно был связан со всем экипажем корабля - от рядового краснофлотца до старших офицеров. Особой любовью у него пользовались инициативные, энергичные, любящие свою специальность и морское дело люди.
Всем бросалось в глаза, что краснофлотцы крейсера "Красный Кавказ" были одеты чище и опрятнее всех. Бляхи, пуговицы, обувь не могли не обратить внимание всякого, кто знает толк в морской службе. Еще знали, что если на рейде появилась лучшая шлюпка - по белизне паруса, по окраске, по слаженной работе команды - это с крейсера " Красный Кавказ".
Свидетельства очевидцев и участников событий особенно драгоценны для нас.
За образцовый порядок и высокую боевую подготовку крейсер "Красный Кавказ" первым на Черном море получил право, как награду, носить звезду на трубе. Надо ли говорить, как весь личный состав крейсера гордился этим отличием. В кругу командиров говорили открыто, что это заслуга старпома Кузнецова.
На кораблях у Кузнецова всегда строго поддерживался абсолютный "сухой закон" - ни грамма спиртного.
Вице-адмирал С. Солоухин, старый сослуживец Кузнецова по Испании, вспоминал, как в 40-х гг. приехал Кузнецов с инспекторской проверкой. Солоухин тогда командовал линейным кораблем "Октябрьская революция" ("Гангут" царского флота). В кают-компании за обедом Солоухин спрашивает: "Николай Герасимович, разрешите вина подать?" "Нет, - смеется, - с вами рюмку выпьешь, начнете по животу хлопать".
Обладая врожденным тактом, выдающим безошибочно аристократизм натуры Кузнецов с юношеских лет при всем дружелюбии и прямоте, напрочь отвергал фамильярность. Кстати, фамильярность является смертельным врагом любого воинского сообщества, и не только воинского.
Жил старпом Кузнецов на верхней палубе у грот-мачты. Его дверь выходила на площадку для самолета, с которой все было видно и слышно. Любая команда вахтенного командира была под контролем старпома, ни одно событие на корабле не проходило мимо его внимания.
Однажды флагманский инженер-механик Николай Прохватилов, зайдя к старпому Кузнецову, был, как громом поражен увиденным. Старпом сидел и читал книгу на немецком языке. Надо знать атмосферу и пролетарский уклад 30-х гг. Добро бы Кузнецов был из старых офицеров-дворян, которые изредка попадались на флоте. А тут, свой в доску, брат по классу, как ни в чем не бывало читает немецкую книгу. Прохватилов вспоминал: "Это меня так поразило, что я невольно заинтересовался, когда ему удалось выучить немецкий язык, да так основательно, что я не видел поблизости немецкого словаря".
Оказалось, языком он овладел в академии. Там Кузнецов успел получить диплом 3-го разряда как переводчик с немецкого и французского. На пенсии Кузнецов переводил для издательств книги на морскую тему с английского.
Сам Кузнецов писал о службе старшего помощника командира на корабле: "С годами сложилось мнение, что старпом - первый страж порядка на корабле и самый главный организатор. Поэтому обычно на корабле его больше всех побаиваются. Другой офицер может и пройти мимо легкого нарушения, а старпом обязан его заметить. Днем и ночью он держит в своих руках нити многогранной и беспрерывной корабельной жизни. Поэтому старпому реже других офицеров удается увольняться на берег".
В 1933 г. крейсер "Красный Кавказ" в сопровождении двух эсминцев совершил поход в Турцию, Грецию и Италию. Корабли отдавали ответный визит после посещения Севастополя итальянскими подводными лодками. Вскоре, по возвращении из похода, Кузнецов был назначен командиром крейсера "Червона Украина", на котором он в 1926 г. начинал службу на Черноморском флоте.
Кузнецов как командир корабля - исключительное явление в истории всего отечественного флота после Великого Петра.
Кузнецов командовал крейсером "Червона Украина" с ноября 1933 г. по 15 августа 1936 г. Но даже этот, относительно короткий, трехлетний срок, а со службой старпомом и того больше, дает основание считать его лучшим командиром корабля за всю 300-летнюю историю Российского Флота. Он не был в трёх кругосветках как Лазарев, Коцебу и другие, не ходил в первые кругосветки как Крузенштерн и Лисянский, не сражался при Наварине, как Нахимов, Корнилов и Истомин, не водил как святой адмирал Ушаков флоты от победы к победе, но даже в сравнении с этими безукоризненными моряками и командирами, и в сопоставлении с лучшими командирами английского и германского флотов, начиная с лорда Горацио Нельсона и сэра Джона Джеллико, и отважного сэра Дэвида Битти и кончая немецким гросс-адмиралом Альфредом фон Тирпицем и героями великой Ютландской битвы дредноутов 1916 г., агрессивными адмиралами Францем фон Хиппером и Рейнхардом фон Шеером. К ним мы можем присовокупить и творца Цусимы, известного своими поучениями адмирала Хэйхатиро Того. Но даже в этой элите мировых флотов Николай Кузнецов выделяется как исключительностью судьбы, так и дарованиями командира-наставника. Наши адмиралы Головин, Нахимов, Лазарев, Беллинсгаузен командовали, опираясь на мощную петровскую традицию, и командовали до Крымской войны моряками исполнительными и православными, для которых офицер был хоть и крутым порой, но Богом данным, барином и отцом-командиром. И даже адмиралы поколения порт-артуровцев, вроде адмиралов Эссена и Колчака, сложились в укладе императорского флота и в среде кадет-дворян.
Кузнецов начал учебу в училище Петрограда под грохот расстрелов моряков Кронштадта, повального голода и репрессий. Он стал на мостик "Червоной Украины" в страшный голодный 1933 г., уносивший тысячами людей. Когда он станет наркомом, почти все его предшественники на постах руководителей флотов и наркомата будут казнены.
В этих жутких обстоятельствах особенно светоносен и мужественен облик Николая Кузнецова. Он был как бы послан с иммунной миссией надежды для всей нации. Но, что особенно поразительно, время Кузнецова с точки зрения флотских идеалов и морского духа было едва ли не самым морским временем на Руси после Петра Великого. Гениальность Кузнецова, как моряка и командира, проявлялась всю жизнь в том, что он тысячи мотивов, обстоятельств, норм и подробностей подчинял всегда высшей цели воина - боевой готовности. И в этом качестве он - единственный моряк после Петра, кто оказал формирующее влияние на флоты, не сходя с командирского мостика крейсера "Червона Украина". Такого не удавалось ни одному морскому офицеру, тем более в тридцать лет.
Кузнецов, будучи командиром крейсера, разработал наставление "Боевая готовность одиночного корабля", внедренное на всех флотах. Им же разработан метод экстренного прогревания турбин, позволивший готовить турбины вместо четырех часов за 15-20 минут, что в 15 раз ускоряло готовность корабля к бою. Кузнецов и сам всем своим существом был настроен на боеготовность, как в личном плане, так и в мировоззренческом. Готовность к отпору он носил в крови при строгости и ревностном отношении к воинскому братству. Кузнецов отработал стрельбы большого калибра на высоких скоростях хода крейсера.
С крейсера "Червона Украина" началось движение, известное на флотах как "борьба за первый залп". Это артиллерийское понятие Кузнецов превратил в символ высшей боеготовности, придав ей стратегические черты.
Благодаря энергии Кузнецова, это движение стало достоянием всех флотов. Газета "Красный флот" писала, что "на флотах заговорили о методах организации боевой подготовки по системе Кузнецова, только сам командир утверждал, что он ничего нового не создал".
На вечере в Центральном доме литераторов в январе 1977 г., посвященном памяти Кузнецова, выпускник Морского училища 1936 г. Г. Толстолуцкий вспоминал: "Там мы имели возможность видеть очень интересного человека - командира крейсера "Червона Украина". Молодой, стройный, с особой стрункой командир, он был высокого уровня моряк и славился на Черном море своей требовательностью и принципиальностью. Мы уже знали, что его крейсер завоевал первое место на флоте по всем видам боевой подготовки. Командир же Николай Герасимович Кузнецов был награжден орденом Красной Звезды".
Все на флоте знали, что командир крейсера "Червона Украина" Кузнецов сделал для личного состава много того, чего не было ни на одном корабле Черноморского флота. Для командиров Николай Герасимович организовал по утрам горячие завтраки вместо одного чая с пятьюдесятью граммами масла. На крейсере появились парикмахер и хороший портной.
Кузнецов Богом был создан для владения морем. "Адмиралтейство" означает "владычество морем". Петр I всех своих сподвижников, бойцов и корабелов и, прежде всего, преображенцев и семеновцев, которые первые двадцать лет выполняли роль корабелов, моряков и отборной морской пехоты, всех их исапостол Петр называл "адмиралтейцами", вкладывая в это слово разгадку своего царствования и русской судьбы. Кузнецов бессознательно впитал в себя дух и метод великого адмиралтейца. Первым русским "адмиралтейцем" после самого Петра можно считать св. Митрофания Воронежского, ревностно помогавшего Петру I в создании флота. Святитель Митрофаний - один из небесных покровителей града святого Петра и русского флота. Ему до 1917 г. в Петербурге были посвящены храмы и 6 престолов. Сейчас ни одного.
К августу 1936 г. судьба приготовила Кузнецову новый крутой разворот. Некто в Кремле, самый наблюдательный тогда человек на Руси и великий, без преувеличения, кадровик решил: прежде, чем возвысить Кузнецова, проверить его в жестких обстоятельствах войны за пределами страны. Одновременно он должен был показать способности дипломата и, по существу, разведчика. Последнее можно назвать высшим качеством мужчины из всех известных достоинств джентльмена. Как говорят сами англичане: "разведка настолько грязное дело, что ею могут заниматься только джентльмены". Однажды эту фразу довелось услышать перед моим выступлением в Военно-дипломатической академии. Произнес ее начальник академии вице-адмирал Кузьмин, в прошлом служивший в Великобритании.
В 1936 г. Кузнецов назначен военно-морским атташе и главным военно-морским советником, а также руководителем советских моряков-добровольцев в Испании. За год боевой службы в Испании Кузнецов удостоен орденов Ленина и Красного Знамени. Редчайшие награды по тем временам.
30 декабря 1937 г. был создан Народный комиссариат Военно-Морского Флота. Сталин спешил. Ему были нужны позарез энергичные и умные люди, обязательно недвусмысленные, во все сферы жизни страны и, прежде всего на командные высоты в наркоматы. Так сразу за Кузнецовым возвысился Жуков и ряд наркомов. Кузнецов отзывается из Испании и назначается 15 августа 1937 г. заместителем командующего Тихоокеанским флотом. Ему 34 года. Каждый вызов в Москву, начиная с командировки в Испанию, а затем на два стремительных назначения на Тихий океан, Кузнецов мысленно надевал чистую рубаху и готовился к смерти. Такова была эпоха расстрельного отбора. Его вызовут в Москву в 1939 г. для назначения на должность наркома. Мучительная поездка в неизвестность занимала от недели до десяти дней поездом. Перед отъездом из Владивостока он оставил конверт командующему округом и просил в случае его смерти переслать матери.
Командование Тихоокеанским флотом тоже было испытанием. Сталин теперь испытывал Кузнецова на самом главном для России театре - Тихоокеанском, с его протяженностью, ресурсами и нарождающимися хищными исполинами. С первых лет царствования императора Николая II Сибирь и Тихоокеанский фланг державы стали доминантой русской жизни. С тех пор любой глава России безжалостно проверялся на пригодность к национальному лидерству по его отношению к "крайнему востоку России" по выражению адмирала Невельского, великого подвижника Руси. Враги навязывали с тех пор этому Востоку имя "Дальний".
Невельской же принципиально назвал свой труд "Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России".
Русским Востоком считал этот берег Отечества и современник Невельского и графа Муравьева-Амурского апостол Сибири, будущий святой митрополит Московский Иннокентий (Вениаминов). Его можно вместе с Митрофанием Воронежским отнести к великим русским морским епископам.
В 1938 г., летом, во время боевых действий с японцами у оз. Хасан Кузнецов в ранге командующего Тихоокеанским флотом организует доставку морем в залив Посьетта боеприпасов, снаряжения и вывозит раненых. Туда же он отправляется с маршалом Блюхером к месту боев.
Безопасность рубежей и укрепление границ и флота поглощают все его мысли.
С древних времен на Руси считалось временем воцарения сатаны, когда "не стало звона колокольного". Признаком таких же страшных времен угона в полон и появления нечисти являлось отсутствие на рубежах военно-православной стражи в лице казачества. По отношению к вере и границе узнавался всегда хозяин земли русской. Став командующим, Кузнецов сразу стал созидать на рубежах. Он доказал в Москве, что Владивосток должен вновь стать закрытой военно-морской крепостью, а торговый флот следует перебазировать в порт Находку. Его поддержал Жданов, который курировал в Политбюро силовые ведомства и воспринимался как один из возможных преемников Сталина.
Кузнецов приехал со Ждановым по этой проблеме в Находку. Николай Герасимович напомнил Жданову как сподвижник Невельского, будущий адмирал Бошняк, тогда лейтенант, выйдя на берег одной из лучших гаваней мира невольно воскликнул: "Шапки долой". Гавань в честь главного тогда двигателя Руси к океану Николая I назвали "Императорской".
Кузнецов продолжил здесь дело Петра I и адмирала Невельского, и графа Муравьева-Амурского.
Так начался путь самого великого руководителя Военно-Морского Флота России, за триста лет после ухода Великого Петра, - Николая Кузнецова, - лучшего командира корабля всех морей мира. Флагман Кожанов, называя его в 1935 г. "самым молодым командиром всех морей мира", за этой партийной сдержанностью скрыл, разумеется, под словом "молодым" истинное определение, рвавшееся у флагмана из груди. А именно: самого лучшего командира всех морей мира. Именно так прочли моряки статью флагмана, который получит вскоре свою пайку свинца.
С должности командующего Тихоокеанским флотом Кузнецов назначается народным комиссаром Военно-Морского Флота. Два его предшественника на этом посту, Смирнов и Фриновский, были казнены. В том же 1939 г. на Русском Востоке у Вала Чингисхана взойдет звезда величайшего полководца истории Георгия Жукова. Он разобьет 6-ю армию Японии у р. Халхин-Гол. Пути двух великих сынов России, двух былинных деревенщиков и кремневых характеров не раз пересекутся, высекая искры и радуя недругов. Оба они "падут" жертвой Хрущева.
Но тот же 1939 г. преподнес Кузнецову лучший в его жизни дар - спутницей моряка стала Вера Николаевна Шетохина, женщина верная, возвышенная и мудрая. Поездка по Транссибу из Владивостока в Москву стала для нее чудным свадебным путешествием. Как и святые княгини на Руси, Вера Николаевна через верность и единение в браке утверждает с супругом царское достоинство человека на земле. Пусть они не венчались в церкви и над ними не держали венцов, но тот, кто ведает все, и без обряда прочитал в их сердцах, что свое предназначение на земле они оправдали.
В Испанию уезжал в 1936 г. лучший командир корабля всех морей мира. Теперь же через три года покидал берег океана с Русского Востока флотоводец, которому суждено стать лучшим морским министром за триста лет.
* * *
Бог одарил Николая Кузнецова крепкими родовыми корнями и родичами с сильными, самостоятельными характерами. Один брат матери - крепкий балтийский матрос, брат отца - владелец буксирного парохода, другой дядя по отцу, тоже моряк, участник русско-японской войны, а позже матрос в охране русского посольства в Берлине. Деревня родная Медведки, в пойме Северной Двины с заливными лугами. Лучшим временем в году для мальчишек была пора сенокоса. И не для одних ребят. К сенокосу, как к празднику, готовились и стар, и млад. Женщины пекли пироги. Девушки готовили лучшие платья, парни гармошки. Через Северную Двину переправлялись на просторных карбасах, куда вместе с пожитками заводили и лошадей с телегами. В лугах звенели косы. Девушки ворошили сено. Мужчины косили. Мальчишки возили сено. Песни не смолкали над полями. В ночном с мальчишками оставались старики. Их рассказы у костра о преданиях родного края были едва ли не главными и сокровенными "университетами" на всю жизнь. Кузнецов вспоминал: "Особенно интересны были сказы о Северной Двине, о Тотьме с ее храмами на берегах Сухоны, похожими на корабли с колокольнями - мачтами, плывущими по реке".
Отсюда артели промысловиков ходили до Колымы и Аляски. Русский Север выдвигал веками духовных подвижников и предпринимателей мирового масштаба. Передовщики, как называли вожаков промысловых артелей, от родного дома добирались до Колымы целый год. После соболиного промысла еще год возвращались к семьям своим и возвращались часто людьми состоятельными. Из прибыли покупали наряды женам и дочерям, рубили себе родовые высокие избы осадной архитектуры, возводили обетные храмы. Артели придерживались суровых неписанных правил. Соблюдали сухой закон. Верны были отеческому благочестию. В поступках, в корабельном деле, в охоте, во всем придерживались крупного стиля людей дельных и верных. Только такие общины и могли сохранить до XX в. былины киевской поры.
На юге Руси память была разорена нашествиями, полоном, пожарами, раздорами. На Русском Севере зимними вечерами у огня, вологодцев и поморов продолжали волновать былины о князе Владимире и богатырях, как-будто они были живые современники.
Имени Николай, которым его нарекли в святом крещении, Кузнецов с детства придавал особое значение, оно как бы определяло изначально его судьбу. Николай Угодник, самый любимый святой по всей Руси, был покровителем моряков и звал его в море. Как говорили у него на родине "от Холмогор до Колы, тридцать три Николы". Храмы покровителю мореплавателей и плотников - корабелов были особенно часты в краю, где морем были пронизаны все предания, заботы и сам воздух.
Долго болевший отец его, Герасим Федорович, умер в 1915 г. страдной порой. Все хозяйство легло на плечи 14-летнего старшего брата Савватия. Отец незадолго до смерти все сокрушался, что соха Савватию не по силам и успел купить ему плуг.
Брат отца Павел Федорович взял 11-летнего Колю к себе в семью на воспитание в Архангельск. Первый корабль, на борт которого ступил Николай Кузнецов, был небольшой колесный буксир его дяди Павла, названный "Федор" в честь деда. Сходня была брошена с буксира прямо на песчаный берег Северной Двины. Дядя Павел сказал: "Пойдем до Шенгурска без барж, а там подхватим одну и будем быстро дома".
Николай бросил свои вещи на кипы льна у буксирных тросов и с чувством человека, отправляющегося в далекие страны, расположился там же, на расплющенной корме. Архангельск ему представлялся городом сказочным и далеким, городом его детских грез.
Два сына и три дочери дяди Павла учились в гимназии. Николай зиму проходил в школу. Много читал. Любил книги о странствиях и открытии новых земель. Тогда одно за другим уходили в Арктику исследовательские суда Русанова, Седова, Вилькицкого. Умами владели дерзкие идеи о достижении полюсов земли.
Однажды рыбаки взяли на промысел Николая. На шхуне он был за впередсмотрящего. Он выстоял на носу шхуны в шторм, не укачался, и старый рыбак похвалил: "Да ты, брат, и не укачиваешься! Будешь добрым моряком".
Работая рассыльным в Архангельском порту, Николай Кузнецов пропитывался не только солеными ветрами, но и всей атмосферой географических дерзаний, озвученной тревожащими душу гудками пароходов, шумом причалов и тревожными разговорами о немецких подлодках, подстерегающих суда. Летние месяцы Николай проводил в родном селе, помогал матери по хозяйству. В 1919 г. 15-летний Николай Кузнецов, прибавив себе два года, вступил добровольцем в Северо-Двинскую флотилию. Из-за высокого роста и серьезности нрава никто не заподозрил подделку. Отныне его флотская судьба была определена.
В конце того же года добился перевода на канонерскую лодку, в боевой экипаж. Дядя Павел, сам в прошлом кронштадский матрос, отнесся с пониманием к порыву племянника. Вскоре Северо-Двинскую флотилию расформировали, но Кузнецов остался служить на флоте. Рослый, энергичный и грамотный матрос нравился командованию. В 1920 г. было решено отправить Кузнецова в Петроград в подготовительную школу для поступления в Морское училище, в бывший прославленный Морской кадетский корпус. Подготовительная школа помещалась в помещении бывшего Гвардейского экипажа. Кузнецов из глубоковерующей честной и трудолюбивой семьи принял социальные идеи революционной философии только в их глубинной правде, чистым сердцем юноши - в самых идеальных формах. Он как будто даже не изменил вере отцов, а только поменял знакомый язык, даже усилив устремления к правде и чистоте жизни. К приезду в Петроград в 1920 г. ему было только 16 лет.
Становление Кузнецова должно было произойти в святом граде Петра Великого, в морском сердце России. Первые годы ему предстояло жить в стенах Гвардейского экипажа, затем учиться в прославленном корпусе, в Севастополе стать лучшим командиром корабля всех морей мира.
Когда Николай Кузнецов поступил в училище, на кроватях бывших кадетов еще не стерлись выведенные белой краской имена хозяев: князь Ливен, князь Трубецкой и другие столбовые русские фамилии. На учебниках читались автографы Бутакова, Колчака. Все преподаватели были офицерами императорского производства и носителями вековых традиции русского флота. Здесь кумачовым безродным криком ничего не добьешься. На флоте аристократизм не только действенен, но и спасителен. Именно в этой сфере и проявилось величие Кузнецова. Он был послан соединить разорванную расстрелами традицию петровских стольников - дворян. Флот, как и хорошая армия, вне служения, вне аристократизма несет не защиту государства, а гибель.
Смысл флота в аристократизме, а может быть и смысл жизни. Лучше всего это поясняется на сущности языка и, прежде всего, языка литературного. Всякое обогащение языка диалектными родниками, развитие языка, переход его в стадию "цветущей сложности" (К. Леонтьев) сами языковеды даже на научном уровне называют аристократизацией языка". В этом случае русский литературный язык, уходящий корнями в киевские пласты, является литературным языком, как русских, так и белорусов и украинцев. Высокая религия есть всегда аристократизация духа и действия, также как атеизм есть плохо скрытая, а порой и бесчинствующая деградация и пошлость. Некоторые люди, а именно такими были Петр, Пушкин, Константин Леонтьев, Столыпин обладали как бы абсолютным слухом к аристократическим формам жизни. Человек, склонный к сквернословию, мату, ненавидящий самоограничение, напряжение, дисциплину, есть, мягко говоря, антипод дворянского духа жизни. Дворянин - не сословное понятие, а вечное и всегда востребованное, пока идет развитие жизни в сторону отваги и благородства.
Без этого отступления нам не понять ни одного дня из жизни человека, который создаст воинское поучение "о боевой готовности одиночного корабля". Государство - тоже одиночный корабль в мире, и его боевая готовность - смысл жизни экипажа.
Тайна неувядаемого восхищения перед личностью Кузнецова в его верности эстетизации жизни при любых обстоятельствах. Когда Кузнецов в Петрограде жил в бывших казармах императорского Гвардейского экипажа, последний Великий старец Оптиной Пустыни отец Нектарий, любимый ученик отца Амвросия послал благословление Петрограду как "самому святому городу во всей России". Таковым он и остался по сей день.
Ни один город в России не вынес столько казней, сколько выпало на долю Петрограда. А впереди была еще блокада. Благословение свое послал отец Нектарий, когда рядом с усыпальницей Ксении Петербургской коммунисты закопали на Смоленском кладбище живьем сорок священников. Нектарий тогда на Руси был высшей духовной инстанцией.
Ведал ли об этом 16-летний матрос Николай Кузнецов, уроженец глухой деревни Медведки, когда явился в 1920 г. в Петроград под старинные крыши бывшего Императорского гвардейского экипажа. Видимо ведал. Судя по всем его жизненным поступкам с юности, он относился к тому типу людей, которые, не заглядывая в архивы и даже книги, знают о своей эпохе все. Он даже постигал, что Петроград к его появлению здесь, уже 217 лет является самым святым городом на Руси. Он мог не знать, что Петр I, закладывая город и Петропавловскую крепость, положил в ковчежек мощи святого апостола Андрея Первозванного. Прежде чем положить ковчежек в ямку, царь собственноручно снял дерн в форме креста. Храм, крепость и город он посвятил святому Петру, на день памяти которого родился. Но юноша Кузнецов, как и миллионы русских людей понимал, что на самом деле святой Петр это и есть сам Государь - помазанник русский. Андреевский флаг на флоте еще не был отменен окончательно. И Николай Кузнецов чистым сердцем истинного моряка понимал, что Петроградом город зовется по Петру, преобразователю русской земли, как и все в этом морском городе. Тот же кафедральный и главный храм России Исаакиевский собор назван по имени Исаакия Далматского, на день памяти которого 30 мая родился царь Петр. На самом деле храм посвящен не Исаакию, а Петру, который основал его в 1710 г., передав под церковь чертежный амбар, что у Адмиралтейской верфи - крепости. В этом корабельном амбаре царь сам вычерчивал корабли со своим сверстником Феодосием Скляевым, с которым не разлучался с 4-летнего возраста.
Главный на Руси храм Исаакиевский посвящен дню рождения Петра - государя и контр-адмирала. Он с юности не перешагнул ни через одно звание. Корабельный амбар, в котором помазанник чертил корабли, бессмертен и он вписан навечно в алтарь Исаакия, как бы собор не перестраивался бы и не менял свой облик. По существу Исаакий - это Петровский собор и Адмиралтейский.
Николо-Богоявленский храм Екатерина велела впредь именовать Морским собором. В этом смысле Исаакий следовало бы именовать Петровским, ибо ни одна церковь в мире не рождалась из корабельного чертежного амбара.
В том же 1710 г. контр-адмирал Петр Алексеевич основал Александро-Невский монастырь, сам перенес туда мощи святого князя и в его монастыре положил начало всему духовному образованию в России.
Николай Кузнецов знал самое главное, что ему следовало знать. Он приехал учиться в морскую столицу, в город Петра - корабела и морехода, и послан сюда русским Севером, где впервые царь Петр состоялся как моряк, до Азовских походов. Тогда в 1694 г. на царской яхте "Святой Петр" впервые упомянут корабельный иеромонах. И главное, Николай Кузнецов на всю жизнь запомнил слова капитана рыбачьей шхуны, на которой он был впередсмотрящим: "Настоящие моряки в России только здесь на севере".
И духовно, и флотски юношу сформировал град Петра и училище, основанное Великим Петром. В те годы начальниками училищ еще служили дворяне - офицеры императорского производства Винтер, Бологов, Ралль. Их выправку, по признанию Кузнецова, он запомнил на всю жизнь. Даже после возвращения их курса с похорон Ленина, когда Петроград стал Ленинградом еще можно было слышать в стенах морского училища обращение - "Господа!"
Дважды Кузнецов за время учебы побывал в Москве. Оба раза в связи с похоронами - сначала Ленина, а на следующий год - Фрунзе. Участие курсантов в этих общегосударственных акциях совместно с руководителями страны, разумеется повышало самооценку курсантов и усиливало их чувство причастности к историческим вехам. Во время его учебы Петербург был разграблен, испытывал лишения, замерзал зимами, голодал и был покинут правительством. В этой своей оставленности и беззащитности Петроград казался особенно прекрасным и являл свою таинственную сущность, за которую Достоевский назвал его "самым мистическим городом на земле".
Но молодость клокотала в курсантах. Время было голодное, страшное, но не вялое. Много ходили на парусных ботах по Неве. Вожаком в гребно-парусных вылазках всегда был Кузнецов. Он считал, что на нем, как на потомке помора, лежит особая морская миссия. "Настоящие моряки только на севере", - вспоминал он слова командира шхуны, услышанные им в море подростком.
Столовая зала в Морском училище всегда считалась одним из самых вместительных помещений Питера. Не раз там проводились общегородские партийные конференции. Часто пел Шаляпин. Но драить до блеска эту палубу приходилось потом курсантам. Курсанты гордились своим училищем и городом. Морской кадетский корпус оставил им в наследство беззаветную любовь к России и такую же веру в правду. Все в училище было подлинным, ибо флот держится на верности и чистоте отношений. Облик города на дельте полноводной реки и стены училища, которые видели всех русских флотоводцев и императоров, эстетически формировали души моряков.
На всю жизнь в памяти Кузнецова остался Компасный зал родного училища. Коридор, который вел в столовую залу, в середине расширялся и принимал форму круглой светлой залы. Здесь на полу в старину цветным паркетом была выложена картушка компаса со всеми тридцатью двумя румбами. Раньше на эти румбы ставили провинившихся кадет. Стоять на румбах пришлось и поколению Кузнецова.
Со стен коридора смотрели работы крупнейших живописцев, в том числе Айвазовского и Боголюбова. Все работы подлинные. В этом великом учебном заведении все было подлинное. Любая фальшь погибала в морском воздухе этого учебного заведения.
Лето пролетало в практических плаваниях. На учебном корабле "Комсомолец" Кузнецов побывал в Швеции и Норвегии. На крейсере "Аврора", участнике Цусимского сражения, ходили вокруг Скандинавии.
Судя по мемуарам Кузнецова, курсанты, а особенно такие духовно чуткие, как земляк Иоанна Кронштадского, Николай Герасимович, хорошо отличали в училище и на флоте офицеров царского производства от начальников, выдвинутых на командные должности из рядовых моряков. Курсанты знали, что морскому делу и традициям могут их научить первые, за плечами которых вековой опыт и вся морская слава Руси. Кузнецов был особенно наблюдателен. В его записках встречается строка: "встречались даже священники из бывших флотских".
Но дух напора и веры в великое будущее русского флота исходил в основном из среды бывших революционных моряков, но и они несли потери. На следующий год по приезде Кузнецова в Петроград в крови потопили большевики восстание Кронштадских моряков.
В этой атмосфере, как говорили тогда "классовой борьбы", взрастало поколение Кузнецова. Для большинства курсантов протесты прихожан, скорее всего, воспринимались как вылазки реакционных темных масс, одурманенных церковниками. Храмы закрывались. Но силуэт Петрограда был еще императорский. Это когда Кузнецов будет учиться в академии, тогда взлетят на воздух до трех десятков великих творений церковного искусства. И среди них Спас на Водах.
Будущий нарком Военно-Морского Флота Николай Герасимович Кузнецов, а мы о нем ни на мгновение не забывали, поступил в училище, основанное Петром I, приехал в город, созданный Петром и будет командовать флотом, сработанным Великим Петром. Кто знает, может именно Петр, посланный Богом на землю выковать имперский доспех для Святой Руси в качестве вечно "удерживающего" и всегда присутствующего в своей земле и столице, выбирал с детства Кузнецова в спасители, продолжателя своего дела. Как Государь - помазанник и Первосвященник он мог умолить Господа.
Не поставив точку в этом вопросе нам нельзя переходить к периоду командования Кузнецовым флотом. К моменту появления Кузнецова на Неве, в граде Петра, во всех четырех флотах Советской России не было даже катера, созданного коммунистами. Все корабли до единого были царской постройки, а от революционеров были пока только вши, холод, тиф, голод и расстрелы. Вот из какой бездны предстояло возрождать флот Петра.
Судьба миропорядка, знамени над рейхстагом, уранового проекта, подводных атомных эскадр, прорыва в космос и миллионов конкретных судеб и, прежде всего, судьба самого Кузнецова решалась в те годы, когда будущий адмирал учился в старинном морском корпусе. Это годы 1923-1926. Именно в эти годы Сталин выиграл непрерывное безжалостное сражение за руководство разоренной державой. Никогда уже, до самой смерти, Сталин не показывал такой воли, сверхпроницательности, фантастической изворотливости, стальной гибкости и последовательности как в эти годы, когда он 45-летний политик оправдал свой псевдоним. Он знал, если не он уберет соперников, то они его уничтожат. Он, по сути, пробился сквозь толстый слой политического асфальта. Казалось бы, никаких шансов судьба ему не оставила. До похорон Ленина, на которых в карауле стоял курс Кузнецова, практически у Сталина не было общенародного имени, его затмевали другие. Троцкий был так уверен в своей несокрушимости, что даже не прервал отдых в Сухуми и не приехал в Москву на похороны Ленина. Троцкий тогда был всесилен и превосходил по популярности и самого Ленина. Он - председатель Реввоенсовета, наркомвоенмор, и даже председатель исполкома Коминтерна. Даже помыслить никто не мог бросить ему вызов. Зиновьев безраздельно командовал Петроградом, Каменев со товарищи господствовал в Москве. Он же, Каменев, еще и председатель Политбюро, и председатель Совмина, точнее Совнаркома.
* * *
Стартовым годом влияния Николая Герасимовича Кузнецова на общегосударственные дела стал 1939 г., месяц апрель, 28 дня. В этот день он назначен народным комиссаром Военно-Морского Флота Советского Союза. Это очень важный год в жизни 35-летнего моряка. Флотский наркомат существовал второй год. Предшественник Кузнецова на этом посту Михаил Фриновский в том же году был казнен. Фриновский не имел в жизни никакого отношения к флоту, и после 1917 г. имел дело только с органами ВЧК и НКВД. На флот его поставили с должности начальника главного управления пограничной и внутренней охраны НКВД. Смена двух наркомов в 1939 г. полна глубокого значения. Фриновский оказался последним руководителем флота после 1917 г., жизнью поплатившимся на этой должности. Кроме того Кузнецов был качественно новой фигурой, знаменующей глубокие внутренние политические перемены в России. Будем помнить, что в том же 1939 г. началась война в Европе, и взошла у вала Чингисхана на реке Халхин-Гол звезда Георгия Жукова. Зимой того же года начнется "зимняя война" с Финляндией.
Главные события в жизни общества и всего мира происходят без триумфов и фанфар и бывают видимы только редчайшим людям, обладающим даром тайнозрительства. Мы в работе об адмирале Кузнецове не забываем о духовной жизни общества, руководствуясь суждением Суворова о том, что офицер должен быть и "немного богослов". Один из самых глубоких русских умов XX в., выдающийся богослов, митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев) коснулся мистического понятия порубежных явлений в жизни людей на примере Святого Писания. Он в 2003 г. в предисловии к изданию книги "Пограничная Академия" заметил: "Неслучайно Александр III, учреждая Отдельный корпус пограничной стражи, определил ему и храмовый праздник - Введение в храм Пресвятой Богородицы, который является границей между древним библейским Заветом и Христовой Церковью. В праздник Введения в храм впервые начинают звучать слова Рождественского гимна".
Нет ни одного моряка, который не был бы и пограничником. Все до единого корабли флота базируются на границах России вдоль побережий. Общая протяженность границ сегодняшней Российской Федерации равна 60 932,8 км. Из них сухопутной границы только 14 509,3 км. Морскую границу с военными моряками охраняют морские пограничники со своим флотом и авиацией. Не случайно в 1939 г., как мы убедимся позже, командарма 1 ранга, пограничника Фриновского, который путался в морских терминах и смущался в среде моряков, заменит флагман Кузнецов, чекиста сменит коренной помор-моряк. Граница всегда имела на Руси глубокий сакральный смысл.
У России сто тысяч километров внутренних водных путей, и вместе с морской границей они составляют единое целое. Морской флот Руси начинается с речного, и они живут и воюют в единстве. Это необходимо всегда иметь ввиду, когда речь пойдет о новом поприще флагмана Кузнецова, а, по существу, полем деятельности нашего морского министра являлось все пространство страны. В этом коренное отличие России от всех стран мира, ибо только в России существовало министерство речного транспорта и только в России действовало на правах министерства Главное управление Северного морского пути, позволявшего осуществлять военный межтеатровый маневр и Северный завоз. Только в России военно-морской министр обязан был деятельно курировать министерство речного флота, судостроения, морского транспорта, рыбного флота, ибо все они были его стратегическими резервами на случай войны. В России человек, не способный управлять боеготовностью флотов и энергично и мудро влиять на свои резервы в полудюжине министерств, не может соответствовать должности военно-морского министра. Все эти задачи и в государственной совокупности, и в мельчайших деталях флотского быта и воспитания рядовых, старшин и офицеров оказались по плечу 35-летнему наркому Кузнецову. Первые же его действия на этом посту поражают мужеством, умом и размахом.
5 апреля того же 1939 г. они завершили с Ждановым поездку в Императорскую гавань и убедились в необходимости строить большой порт Находка и перевести туда все торговые морские дороги.
Правительство 27 апреля 1939 г. утверждает перенос торгового порта в Находку. На следующий день Кузнецов становится наркомом. Основанием Находки Кузнецов сделал родной стране, в первый же день на должности, более чем наркомовский подарок, но что особенно важно он, выражаясь названием книги адмирала Невельского, продолжил "подвиги русских морских офицеров на Крайнем Востоке России". Таким образом, 28 апреля знаменовало рождение государственного деятеля петровского стиля - крупного и созидательно-наступательного характера - истинного адмиралтейца.
С основанием торгового порта Находки он (город) становится центром внешнеэкономических связей на всем тихоокеанском береге Отечества, а Владивосток вновь обретает статус закрытой военно-морской крепости.
Абсолютным показателем ценности руководителя любого ранга является его понимание сокровенных тайн кадровой политики, способности к отбору и умению воспитывать и продвигать кадры. Собственно кадры и есть альфа и омега руководителя любого ранга и в Вооруженных Силах, и во всех сферах гражданской жизни - вузах, заводах, ЖЭКах, фермах, портах, больницах и школах.
27 апреля, за день до приказа о своем назначении наркомом ВМФ, Кузнецов открывает заседание Главного военного совета наркомата и ставит вопрос о подготовке кадров для флота, о наличных кадрах флота и их будущности.
Кузнецов за любое дело брался всерьез и начинал с основ. Данные об этом заседании мы извлекли из замечательной книги "Флотоводец" с подзаголовком "Материалы о жизни и деятельности Адмирала Флота Советского Союза Кузнецова Н.Г.", подготовленной за многие годы Раисой Васильевной и Верой Николаевной Кузнецовыми и изданной в 1999 г. Общероссийским Движением Поддержки Флота (ДПФ). Как и пять лет назад, так и сегодня ДПФ является единственной общественной силой, которая через все свои шестьдесят два отделения по всей стране придает чествованиям героев русского флота и знаменательным датам флота, поистине общенародный характер.
Движение Поддержки Флота во главе с Михаилом Ненашевым явилось ударной силой в проведении торжеств по всей стране, связанных с 300-летием Российского флота, оно же в 1999 г., пожалуй, единственное, не считая Морского центра во главе с адмиралом И.В. Касатоновым, в стране отметило 95-летний юбилей со дня рождения адмирала Кузнецова и провело всероссийскую научно-практическую конференцию под названием "Национальная морская политика России: разработка и реализация", и впервые после Петра Великого сформулировало стратегические задачи и смысл национальной морской политики, которая призвана быть стволом всей государственно-национальной политики. Многолетняя деятельность Общероссийского Движения Поддержки Флота показывает - какой гигантский потенциал заложен в действующей в интересах страны общественной организации, без которой немыслимо открытое гражданское общество.
Той же весной 1939 г. Кузнецов специальной директивой всем командирам соединений, дивизионов, кораблей 1 и 2 ранга, не имеющим академического образования, но желающим получить его, распорядился направлять свои рапорты в наркомат ВМФ или ему, наркому, непосредственно.
Перед этим флагман 2 ранга Кузнецов издал приказ о восстановлении кают-компании, как места встреч офицерского состава. Это самостоятельное решение Кузнецова в стране, где еще вчера слово "офицер" имело расстрельно-запретные ассоциации, говорит о высочайшем его духовно-нравственном уровне и обезоруживающей врагов отваге. Без кают-компании не бывает общества офицеров, без этого рыцарского собрания корабль мертвеет, лишается души и напоминает невольничий экипаж, угнетенный страхом, подозрениями и слухами, с кнутобоем - начальником. Ни один военачальник ни на флоте, ни на суше не мог тогда подняться до такого понимания ратной службы офицерства, ни полководцы Жуков, Рокоссовский, Тимошенко и никто другой.
Без кают-компании корабль, как и полк без офицерского собрания, никогда не будет духовной единицей.
Той же весной Кузнецов переводит центральную флотскую библиотеку вместе с музеем Военно-морского флота из здания Адмиралтейства в бывшую Фондовую биржу на стрелку Васильевского острова, где и сейчас они пребывают в здании, поражающем строгим античным ордером с ростральными колоннами. Кузнецов преобразовывает картографические цеха флота в картфабрику ВМФ и укрупняет военно-морское издательство. Настоящего лидера всегда можно определить по его отношению к слову. Если издательское дело, телевидение и газеты не являются у военачальника ведущим разделом в боевой подготовке, значит он ничего не смыслит в боеспособности, как отдельного человека, так и воинской части - и на этом сером специалисте можно ставить крест. Кстати, по этому показателю можно судить и о гражданском начальнике.
В мае 1939 г. нарком под своим флагом выходит в Черное море и проводит крупные учения флота. В Доме флота в Севастополе Кузнецов с доскональным знанием дела лично проводит разбор учений, и оценивает действия как отдельных кораблей, так и эскадр и флота в целом. Нарком Кузнецов заражает флот энергией дерзаний, призывает к совершенной морской выучке, овладению техникой и, главное, непрерывному совершенствованию организации дела, вкуса к самоорганизации и закалке духа и дисциплины флота. Недаром Кузнецов еще четыре года назад был лучшим командиром корабля в Военно-Морских Силах. Он провел осмотр всех кораблей от трюма до клотика и переговорил с личным составом.
Правительство по настоянию наркома Кузнецова приняло решение о приеме на корабельную службу неограниченного количества сверхсрочников и об улучшении их быта и денежного содержания.
Конец весны 1939 г. Он в наркомах только месяц и ознаменовал начало своего пребывания на должности требованием рассмотрения вопроса о переводе главной базы Балтийского флота из Кронштадта в Таллин.
Дело не в том, что пребывание штаба в Кронштадте усложняло управление. Здесь более глубокий смысл. Перед нами возрожденный гений Великого Петра, проявившийся в поморе. Тайна гения Петра I в выборе места новой столицы. Он не прячет столицу в глубине континента, не прячется за засечными чертами, а смело идет, как он сам выражался "не под лапу зверя, а в самую его пасть". В этом дерзновенном решении Петра вся его глубинно-народная казачья душа проявилась. Он, как и казаки, до прихода еще Андрея Первозванного, захватывает устья родных рек, чтобы не пустить супостата в глубь Отечества, где дети, семьи и погосты. И в этом же поступке богатырское доверие к своим силам, что выражено у Святослава в знаменитых словах: "Хочу на вы идти". Здесь и стратегический расчет, и воля и вкус к опасности, в которой мужает народное сердце.
Но есть еще один сокровенный смысл в стремлении Кузнецова к выходу из Финского залива. Это стратегия, свойственная только морскому сознанию. Строго говоря, только морской и океанический кругозор создают полную государственную стратегию и способны к геополитике. Только моряк Петр мог создать морскую крепость по защите Финского залива, крепость, которая триста лет спасала Петербург. А раз столицу, то и всю Россию. Петр сделал из острова Котлин неприступную крепость. Вооружил батареями подходы к Кронштадту. Поставил пушки большого калибра на п-ове Ханко, в Ревеле, на Аландских островах и на островах Эзель и Даго. Когда после Цусимы Россия потеряла флот, и столица оказалась под угрозой, Император Николай II вместе со своими лучшими морскими офицерами-адмиралами Ниловым, Эссеном, Григоровичем, Непеиным, Колчаком и другими усилил все батареи на островах и у побережья и официально ввел в состав Императорского русского флота отдельно боевую структуру со штабом под названием: "Морская крепость Петра Великого". Так Петр уже триста лет спасает Россию, которую создал. Тогда же появились на обеих берегах Финского залива две сверхмощные батареи большого калибра. В Ино за нынешним Зеленогорском в честь царя батарею назвали "Николаевской", а в Красной Горке в честь цесаревича - "Алексеевской". Две августейшие батареи, освещенные царственными именами отца и сына надежно перекрывали Финский залив. Даже после 1917 г., когда в Ино вошли финны, они, пораженные грозным величием батареи, даже предполагая, что их изгонят, не тронули батарею, которую обслуживали раньше несколько тысяч моряков. Обе батареи спасали Питер и в блокаду. Рука на них поднялась только у Хрущева. Он их воспринимал как часть русских святынь и уничтожил вместе с десятью тысячами православных храмов.
Тогда, весной 1939 г. с одобрения Сталина Кузнецов энергично восстанавливает всю морскую крепость Петра Великого на Ханко (Гангут), в Ревеле, на островах Эзель и Даго, в Либаве, Виндаве и Риге. Ни один сухопутный военачальник не смог бы осмыслить значения крепости Петра Великого, только настоящий моряк и разве что такой незашоренный и проницательный политик как Сталин.
В тот же год, 22 июня Кузнецов добивается постановления Совета народных комиссаров о ежегодном праздновании Дня Военно-Морского Флота. 24 июля 1939 г. страна впервые отметила День Военно-Морского Флота. Кузнецов хотел сделать флот частью народной культуры и национального переживания через парады, музыку, праздничных мужчин в бескозырках, ликующих граждан на бульварах на фоне расцвеченных кораблей.
Кузнецов был одарен органичным эстетическим гением. Он выражался, прежде всего, в его правдивости, собранности и безукоризненной внешней выправке и главное - в вечном стремлении к совершенству. Это Кузнецов вернул народу забытую было песню, первые слова которой знает теперь весь народ: "наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает". Эту песню будут петь все грозные годы войны, а однажды запоют и танкисты, закрывшись в подбитом и охваченном огнем танке.
Знаменитый певец Иван Козловский вспоминал на вечере, посвященном адмиралу: "В грядущем Николай Герасимович останется в облике воина, гражданина, необычайно гармоничного, родного человека. Он был прост, но не простак. Он хорошо понимал своих подчиненных, знал душу моряка. Как-то за несколько лет до войны, я с концертной бригадой прибыл на Черноморский флот и оказался на крейсере "Червона Украина", которым командовал Кузнецов. Нас он тогда попросил: "Вы, товарищи, только не подстраивайтесь под народ: наши моряки чечетку и "яблочко" сами исполняют не хуже вас. Вы покажите им классику. Мы не могли ослушаться командира. После концерта моряки нас долго не отпускали. Сейчас мало кто знает, что благодаря Николаю Герасимовичу нашему народу были возвращены уже почти забытые в тридцатых годах песни "Наверх вы, товарищи, все по местам" и "Калинка". Как-то я спел "Калинку" адмиралу. Она ему очень понравилась, о чем он рассказал тогдашнему наркому обороны Ворошилову. И тогда было поручено руководителю Ансамбля песни и пляски Красной Армии композитору Александрову разучить "Калинку". Вскоре песня зазвучала в одном из концертов в Кремле, что и стало началом ее второй жизни".
На том же вечере Козловский поведал слушателям: "Николай Герасимович был непревзойденным королем танцев. В спутницы жизни он выбрал уважаемую всеми его друзьями Веру Николаевну - красивую, мудрую, скромную.
Обращаясь сейчас к ней, я говорю: "Спасибо вам, Вера Николаевна, за поэтическое начало, за вашу любовь, преданность, мужество, которые проявили вы в трудные и горькие для Николая Герасимовича дни и годы. Спасибо всей вашей семье".
Тот первый праздник Дня Военно-Морского Флота особенно взволновал флагмана Кузнецова, ведь это было его детище. Да и времени к празднованию дня флота почти не оставалось, но воодушевление охватило все четыре флота и флотилии. Раньше всех, как и следует, подняли свои кормовые флаги и флаги расцвечивания корабли Тихоокеанского флота, во Владивостоке, где еще грустили об уходе их славного командующего. В проливе Босфор Восточный в две кильватерные колонны выстроились эсминцы и подводные лодки. После объезда рейда и поздравления моряков на флагманский эсминец поднялся командующий тихоокеанцами Юмашев. Крупнее кораблей, чем эсминцы на Тихоокеанском флоте у нас не было тогда.
И к 1941 г. на Тихом океане станет немногим лучше. Северным морским путем придут несколько эсминцев, ряд подводных лодок, да прибавятся два легких крейсера. Такой флот называют прибрежным или уничижительно "москитным". Рядом у Японии, страшно подумать: 4 чудовищных авианосца, 6 могучих дредноутов, 7 крейсеров, 22 эсминца и 44 подводных лодки.
Но единственный в своем роде феномен заключался в том, что по духу своему Тихоокеанский флот был могуч и непобедим, даже на своих прибрежных скорлупках грозно поглядывал в сторону Японии. Все дело в том, что моряки видели, что народ ими гордиться, а себя они воспринимали солью русской земли. В гражданскую войну партия требовала, чтобы на каждую тысячу красноармейцев выделялось "по взводу товарищей моряков". А тут еще весь народ заводами и колхозами пошел на фильм "Мы из Кронштадта".
Этот суровый и возвышенный фильм сотворил с народом, не привыкшим к зрелищам, что-то необычайное. Он запечатлел в миллионах душ невиданный доселе тип народного заступника, презирающего смерть, и этим неодолимым заступником стал морской пехотинец, расклешенный "братишка" в бушлате, бесстрашный, несмешливый и неистребимый. Этот фильм вместе с "Трактористами" Ивана Пырьева и "Петром I" восполнял недостающие эскадры линейных кораблей.
О том первом празднике Дня Военно-Морского Флота сам Кузнецов вспоминал: "На Черном море еще за неделю до праздника корабли собрались в Севастополь. Красивое зрелище представляла собой Северная бухта со стоявшими в ней крупными кораблями. У Минной пристани отшвартовались эсминцы, а в глубине южной бухты встали подводные лодки. Севастополь - поистине город моряков. Жизнь населения здесь неотделима от жизни флота. Поэтому День ВМФ приобретал здесь особо подчеркнутый характер всенародного праздника. Вот почему наряжались не только корабли, но и улицы, Приморский и Исторические бульвары, водная станция, а главное готовились все, от мала до велика, отметить этот день...
В День Военно-Морского Флота, за пять минут до подъема флага, на кораблях играется "Большой сбор" и команды быстро выстраиваются в указанной форме одежды. В Севастополе, как правило, личный состав бывает во всем белом, от ботинок до чехла на бескозырке, на Балтике, - чаще на Северном флоте - считают за благо, если удастся снять бушлаты и одеться по "форме номер три", то есть надеть темно-синие фланелевые рубахи и фуражки с белыми чехлами". После Дня ВМФ 27 июля в Кремле был устроен прием для командования всех флотов. Сталин не пропускал случая подчеркнуть значение флота в судьбе страны.
В год, когда Кузнецов окончил училище, Правительство приняло программу строительства по Военно-Морскому Флоту. Тогда планировали до 1932 г. построить 12 подводных лодок, 16 сторожевых кораблей и 36 катеров. Но даже этот, поистине, "москитный флот" из сторожевиков и катеров надлежало создавать, напрягая все силы, ибо революционеры в угаре, действительно, ограбили и разрушили "до основания" всю страну.
В 1933 г. Совет Труда и Обороны принял постановление "О программе морского строительства на 1933- 1938 годы". За десять лет в состав флота вошли всего шесть лидеров и торпедные катера. В 1936 г. новое постановление Совета Труда и Обороны предусматривает добавочное строительство эскадренных миноносцев. Но это еще не флот. По сравнению с Императорским флотом это все еще убогое зрелище. Англия, Франция, Италия, Германия накачивают энергично морские мускулы. Без линейных эскадр флот лишается ударных сил и не смеет называться флотом среди морских держав. Такой флот из эсминцев и сторожевиков, и даже легких крейсеров, смели бы тогда с лица моря даже итальянцы.
Только в 1937 г. принимается новая кораблестроительная программа, которая требует приступить к строительству линейных кораблей типа "Советский Союз" и 2 крейсеров типа "Кронштадт". Справедливости ради следует упомянуть, что в октябре 1935 г. заложен крейсер "Киров". За "Кировым" со стапелей сошел крейсер "Ворошилов". Словом, уже двадцать лет кровавая смута, репрессии и голод превратили Святую Русь в расстрельный полигон, и теперь она медленно выкарабкивалась по мокрым от крови склонам "котлована" перед угрозой нашествия с Запада и Востока. Флот является совокупным показателем здоровья нации. Не зря говорят, если вы хотите узнать национальный дух и силу страны, загляните в ее судостроительную программу. Именно на фоне этого особенно спасительна для нации личность Кузнецова, как символ непокоренности света и силы народа.
Сразу же после Дня Военно-Морского Флота, флагман флота 2 ранга Кузнецов лично проводит крупные учения Балтийского флота. Он поднимает в Кронштадте свой флаг на линейном корабле "Октябрьская революция", который до 1925 г. носил имя "Гангут". Позже Кузнецов вернет линкору имя, полученное при спуске. Начало второй мировой войны принято отсчитывать с нападения 1 сентября 1939 г. Германии на Польшу. Этот день застал наркома в море на боевых учениях.
Как и в Севастополе, Кузнецов в Кронштадте сам проводит разбор учений с участием линейных кораблей, береговых войск и авиации. Это означает, что на этот день в стране нет ни одного моряка, равного ему в оперативном искусстве, что молча признают все, и в том числе флагманы царского производства. И это самое главное достижение 35-летнего наркома. Он в стране не знает себе равных как военный моряк. Но что более всего поражает в явлении Кузнецова, это то, что, если не считать Великого Петра, а он ни с кем в истории не сопоставим, то мы, изучив деятельность всех руководителей русского военного флота со времен генерал-адмирала графа Апраксина, выдающегося организатора флота, адмирала графа Н.Ф. Головина, творца Великих Северных экспедиций, затем беспредельно преданного флотским традициям Петра I, строителя Морского собора в Петербурге генерал-адмирала князя М.М. Голицына и таких известных моряков во главе флота как адмирал П.В. Чичагов, маркиз де Траверсе, академик, барон Ф.П. фон Врангель и адмиралы, бывшие во главе русского императорского флота в последнее царствование: П.П. Тыртов, Ф.К. Авелан, А.А. Бирилев, И.М. Диков, С.А. Воеводский, И.К. Григорович - объективность требует признать адмирала Кузнецова фигурой в сравнении со своими предшественниками более крупной, более глубокой, новаторской и несравнимо трагичной. Дальнейшая его жизнь и действия только подтвердят наш вывод.
16 октября 1939 г. Кузнецов ввел своим указом новый "Корабельный Устав ВМФ" и отменил прежний устав 1932 г.
Через месяц 11 ноября 1939 г. нарком Кузнецов утверждает инструкцию по оперативным готовностям, им разработанную совместно с офицерами Главного морского штаба во главе с флагманом 2 ранга Л.М. Галлером, офицером императорского производства. Инструкция призвана была предотвратить внезапное нападение. Оперативные готовности, разработанные Кузнецовым, предусматривали:
N 3 - шестичасовую готовность боевого ядра и наличие на кораблях неснижаемого запаса топлива и боеприпасов;
N 2 - часовую готовность боевого ядра, когда все находится в повышенной готовности и способно так жить длительное время;
N 1 - часовую готовность боевого ядра, когда все части готовы к отмобилизованию, усилены дозоры, запрещен вход в базу.
Со дня введения готовностей на всех флотах и флотилиях проводятся постоянные учения по приведению флотов в готовность N 2 и N 1 и деятельно дорабатывалась и уточнялась инструкция о готовностях. По этому поводу сослуживец Кузнецова вице-адмирал-инженер Григорий Толстолуцкий вспоминал: "Николай Герасимович не только единственный в Вооруженных Силах ввел новую систему боевых оперативных готовностей, но и взял на себя ответственность и принял решение по объединению службы связи с шифрослужбой под руководством начальника связи ВМФ Гаврилова, с которым был вместе в Испании. Это было решение потрясающей силы, так как степени оперативных готовностей подкреплялись единством ответственности за прохождение информации во всех звеньях управления, введением специальных сигналов с передачей их по радио с адресом "по флоту". Вот и получилось, что к началу войны были готовы только моряки, благодаря их смелому и талантливому наркому. Армии теряли связь, управление, попадали в окружение в первый же период войны. Почему они не сделали то, что смог сделать молодой нарком ВМФ?"
Заключил свое воспоминание вице-адмирал Толстолуцкий знаменательными словами: "Николай Герасимович - это знамя советского Военно-Морского Флота. Это сотни и тысячи его воспитанников. Все то, что есть лучшего сейчас в Военно-Морском Флоте нашей страны, заложено этим талантливым, большим флотским начальником".
Особенное внимание нарком Кузнецов с первых месяцев в Москве уделил проблемам базирования флотов, хроническому российскому недугу. Базирование - это первооснова флота, его устойчивость. Но у нас как дело доходит до начал, до фундамента, до коренной стойкости, где нет даже намека на "авось", там у нас сразу проявляется расслабленная тоска или глуповато-ухарская "широта души". Он человек был краеугольный, отважный и трезвенный, подстать своим предкам - поморам. Да и Сталин никому не позволял расслабляться. Кузнецов за два года до войны проделал гигантскую работу по базированию со своим штабом и в тесном содружестве с Главспецгидростроем. Особенно интенсивно шли работы в морской крепости Петра Великого, в Либаве и любимом курорте прусских королей Палангене (Паланга). Эти базы Кузнецова оказали сильное влияние на первоначальном и самом опасном этапе войны. Ни одна морская база не сдалась без боя.
К концу 1939 г. нарком ставит перед Гидрографическим управлением ВМФ подготовить и издать "Атлас командира ВМФ СССР". Он не только должен помочь командирам и инженерам в повседневной практике по оперативным и навигационно-штурманским вопросам, но и в этом все величие Кузнецова, как государственника и гражданина, он настаивает, чтобы красотой слога, карт и иллюстраций пробуждать любовь к флоту в народе и, прежде всего, среди пытливого юношества. Атлас вышел только после войны, но работа над ним не прекращалась.
Еженедельно шли совещания по утверждению проектов кораблей, планов военно-морских баз, трясли судоремонтные заводы, возводили причалы, доки, склады, и главное - форсированный ввод в строй кораблей по плану 1937 г., когда было решено создавать морской и океанский флот.
Все в том же 1939 г. нарком Кузнецов командные военно-морские училища преобразовывает в высшие учебные заведения. Его влияние на флот мощно и всеохватно от месяца к месяцу.
Тогда же он ставит перед руководством страны вопрос о роли и месте флота в жизни государства, об уважении к достоинству моряков и защите их от тупой сухопутно-ордынской спеси и стремления к нивелировке, точнее, уничтожению души флота. Эти проблемы отныне станут доминантной его службы и жизни и источником всех его невзгод. Он сам когда-то разработал положение о "боеготовности одиночного корабля". Теперь он сам станет таким же одиночным кораблем и ни в одной схватке не спустит флага до смерти. Моряки сердцем чувствовали, что их морской вождь ведет неравную борьбу за флот и за каждого из них в отдельности, и отвечали негромкой, но долгой и верной любовью, которая намного пережила самого Николая Герасимовича.
Кузнецов с присущей ему смелостью и ясностью ставит в Генеральном штабе, в Наркомате обороны, Правительстве и лично перед Сталиным вопрос о единоначалии в руководстве военно-морскими базами в Либаве, Виндаве, Ревеле, Ханко, на островах Эзель и Даго, а также в Крыму. Армейское это командование или морское - требует Кузнецов - но начальник должен быть один. Ясно, что обороной морских баз должны командовать моряки. Морякам отдали только базу на п-ове Ханко и то, видимо, потому что она была не на материке, а "за морем". Даже наш выдающийся адмирал С.Г. Горшков, который, мягко говоря, Кузнецова из непреодолимой зависти за спиной интриговал против (комплекс Сальери), должен был признать уже в 1989 г., что "флот заблаговременно и тщательно подготовился к обороне со всех направлений - с моря, суши и воздуха... Все это позволило сделать оборону Ханко непреступной".
В ноябре 1939 г. начинается война с Финляндией. Действие флота в "зимней войне" - отдельная большая тема. Сухопутные командиры устлали телами наших воинов зимние леса Карелии. Балтийцы с флотской неудержимостью десантировались на острова Гогланд, Сескар, Лавенсаари.
Тогда же в штаб Ленинградского фронта из Москвы прибыли начальник Главпура Мехлис и генерал Кулик (оба люди из окружения "Хозяина"). Эти два стратега попытались командовать действиями моряков. Оба известны были своей нахрапистой грубостью. Но первое же столкновение с Кузнецовым привело их в оторопелое оцепенение, когда раздалось властное: "Без ведома наркома Военно-Морского Флота приказов флоту не отдавать!" За такое моряки из Кронштадта готовы были идти за наркомом в огонь и воду и разнести все на своем пути. Отпор посланцам Кремля был в интересах флота и страны, и, можно себе представить, - это очередное кузнецовское "решение потрясающей силы" было встречено Сталиным со спокойной усмешкой.
По окончании войны с Финляндией Кузнецов лично осмотрел переданный в аренду п-ов Ханко и наметил работы по превращению базы в грозную морскую крепость.
Весной 1940 г. начинают свертывать строительство крупных кораблей. Необходима концентрация сил, ибо гул неминуемой войны доносится с запада и востока. Идет лихорадочное перевооружение.
Нарком выходит в Правительство с просьбой утвердить открытие 7 морских спецшкол для юношей с тем, чтобы учеба в них началась с сентября 1940 г. Спецшколы открываются тогда в стране и по артиллерии и авиации. Сотни тысяч школьников мечтали попасть в эти школы. Конкурсы в них от 12 до 15 человек на место. Поколение было здоровое и отважное. Открытием спецшкол Кузнецов продолжил традицию Петра I по отбору лучших мальчишек для ратной службы. Нарком лично выступил перед строем 2-й Ленинградской военно-морской специальной школы 30 октября 1940 г., а затем выехал в Севастополь и Одессу для координации действий Черноморского флота с сухопутными частями при освобождении Бессарабии.
В августе - он уже в Либаве со своим начальником Главного штаба Галлером и командующим Балтийским флотом, своим однокашником Трибуцем. Проводит в Финском заливе крупные военные учения, и по обыкновению проводит их честный и суровый разбор. Получает согласие Сталина на перевод части кораблей из Либавы в Ригу. Форсированно строит оборонительные батареи в Либаве, но обеспокоен незащищенностью Либавы со стороны суши. После настойчивых требований в Либаву перевели 67-ю стрелковую дивизию. При этом вопрос о взаимодействии морских сил с сухопутными частями до конца решить не удается.
20 октября 1940 г. Кузнецов приказом вводит "Дисциплинарный Устав ВМФ". В Уставе воинская дисциплина обозначена как основа боевой мощи флота. Верный себе Кузнецов в "Дисциплинарном Уставе" настойчиво подчеркивает, что строгость требований непременно должна сочетаться с постоянной заботой о воинах.
Под занавес года в декабре Кузнецов собрал высший командный состав флотов и провел с ними нелицеприятный и детальный разбор уроков финской войны и проанализировал опыт войны в Европе, где Германия за одно лето разбила войска четырех европейских стран - Англии, Бельгии, Голландии, Франции и вошла в Париж. Особое внимание на этом совещании моряки уделили апрельской десантной операции немцев против Норвегии. Успешная высадка крупного десанта немцев за тысячу миль от Германии, при отсутствии преимущества в авиации и на море поразила военных всей Европы своей дерзостью и серьезно озадачила и встревожила еще не завоеванных соседей.
Все флоты и армии мира от отдельного рядового до штабов и командиров всех рангов содержатся только ради одной цели и имя ей - боеготовность. Вооруженным Силам нужен не "хороший хозяйственник", как кажется иногда иным хитрым начальникам, а боец. Армия делает только то, что ей пригодится на войне, а не на смотре начальства. Как это часто случается, самые простые истины оказываются порой самыми непостижимыми. Но только не для наркома Кузнецова. "Морской сборник" писал об этом в 1940 г.: "Быть настоящим моряком, уметь побеждать врага на море, плавать круглый год, поменьше торчать у стенки, на бочке, проводить боевую подготовку при любых условиях и при любом состоянии погоды, моря - вот те требования, которые красной нитью проходят через все приказы и указания народного комиссара флотам".
Подготовка проводится в условиях, близких к боевым, с учетом опыта отгремевших войн и в обстановке возрастающей опасности. Видимо, Кузнецов и был рожден для таких грозовых эпох. Он требует доводить до совершенства взаимодействие кораблей в условиях сложного маневрирования как днем, так и ночью. Его непрерывной заботой остается воспитание личного состава на традициях русского флота, заложенных Петром и развитых Голицыным, Ушаковым, Чичаговым, Сенявиным, Лазаревым, Нахимовым, Корниловым, Эссеном.
Год прошел и под знаком противоминной защиты кораблей. Январь 1941-го ознаменовался открытием на о. Валаам Ладожского озера школы боцманов. Вчерашние школьники уже через полгода вступят в жестокие бои. Подготовка к войне у моряков имеет свои существенные особенности, вытекающие из природы морского боя. В отличие от сухопутных битв целью морского сражения является не оттеснение противника или отвоевание территории, а решительное уничтожение противника.
Боевая подготовка таких начальников как адмирал Кузнецов предусматривала не только требование быть отважней и беспощадней противника, но и прежде всего быть умней его. Для того Сталин и посылал Кузнецова в Испанию, чтобы он познал там еще одно измерение военное - разведку в новых обстоятельствах. На учениях Кузнецов настаивал: "Разведка должна быть непрерывной". Вернемся к нашей хронике действий Кузнецова. Валаамская боцманская школа, это вам не школа юнг. Ее задачи, замысел и программу следовало бы изучить заново. Молодой боцман может и сегодня стать стержневой фигурой. Мы заново должны изучать наследие Кузнецова. Впрочем, школы юнг - тоже его детище. Приобщая юношество к флоту, нарком сочетал заботу о матросах и курсантах с закалкой их воли, чтобы они не дрогнули в суровых морских обстоятельствах. Он сам говорил: "Морской бой и морская техника требуют железной дисциплины, каждый винт сложного механизма - Флота - должен действовать безукоризненно. Там, где нарушается устав, наставление - там действия командиров, бойцов неуверенны, там царит расхлябанность, результатом чего может быть не только гибель отдельного корабля, но проигрыш всего сражения".
Заметим, что государственный корабль живет сегодня по тем же законам взаимодействия, дисциплины и ответственности. Древние говорили: "пастушество приготовляет к царству". Ведь пастух и охраняет свое стадо, и лечит, и кормит, и даже принимает роды у овец. При этом пастырь добрый имеет и досуг к размышлению.
В наше время ничто так не приготовляет "к царству", как руководство кораблем. Последний - это целое государство со своим флагом и уставом-конституцией.
Сегодня мы уверенно можем утверждать, что лучше всех в Вооруженных Силах к войне приготовился наш Военно-Морской Флот. И заслуга в этом наркома Кузнецова, хотя он и сам понимал, что "четко сформулированных свыше задач флоту не было". "А каковы задачи - таков и флот", - пишет он много лет спустя, имея в виду задачи, вытекающие из целей государства.
Кузнецов далее говорит: "Как ни странно, я не мог добиться этого ни в Наркомате обороны, ни у Правительства. Генеральный штаб ссылался на отсутствие у него директив Правительства по этому вопросу, а лично Сталин отшучивался или высказывал весьма общие предположения. Я понял, что он не желает посвящать меня в "святая святых", и не считал удобным более настойчиво добиваться этого".
А что оставалось делать Сталину, как не отшучиваться. Кузнецов уже участвовал в правительственных делегациях на встречах с великими державами. Сам лично готовил для Правительства данные о потенциале флотов Англии, Германии и Франции. О морских силах Японии в канун войны мы упоминали выше. По мощи флоты всех трех великих держав Европы были несопоставимы с нашими скромными силами.
21 июня 1941 г. в 23.00 нарком ВМФ Кузнецов был вызван к Наркому обороны и поставлен в известность о возможном нападении в эту ночь Германии на СССР. Не пройдет и 50 минут, как все флоты и флотилии получат еще 21 июня телеграмму Кузнецова о немедленном переходе на оперативную готовность N1, и еще ранее, - его требование по телефону - перейти к высшей боеготовности, не дожидаясь телеграммы.
Еще 13 июня Кузнецов докладывал Сталину факты, о которых ранее он доносил в Генеральный штаб и Наркомат обороны: о выводе всех немецких кораблей из советских портов. Он просил разрешения на вывод всех советских судов из немецких портов и вызвал крайнее неудовольствие вождя. Секретарь Сталина, Поскребышев, зафиксировал: "Хозяин выпроводил его вон".
22 июня в 03.07 вражеские самолеты напали на Севастополь, Измаил, на военно-морские базы в Либаве и Риге, Кронштадте и на базу Северного флота в Полярном. Наши военно-морские базы всюду встретили немцев шквальным огнем. Нарком потребовал от всех баз: "Больше оперативности, следить за каждым шагом противника, действовать решительно, не дожидаясь указаний сверху".
Тогда же заговорили все пушки на флотах Морской крепости Петра Великого от Ирбенского пролива и островов Эзель, Даго, Утэ, Эре до Аландских шхер, Ханко и Ревеля. Вскоре вступят в борьбу и могучие стволы фортов Цесаревича Алексея (Красная Горка), Николаевского (Ино) и всех батарей Кронштадта. Петр Великий первым вступил в войну, и, именно, орудия его крепости со святого о. Котлин не позволят врагу взять его город на Неве, а его моряки встанут насмерть под стенами Невской твердыни.
Еще 5 июля 1941 г. задолго до мер армейского командования Кузнецов со своим штабом создали укрепрайон и командование морской обороны Ленинграда и Озерного района.
Первый месяц войны родил морскую пехоту невиданной до селе на Руси ярости. Ее можно сопоставить только с морской пехотой Петра I из преображенцев и семеновцев, дравшихся в абордажных схватках и под стенами морских твердынь во главе с самим помазанником-моряком.
Первыми, потрясшую немцев, стойкость проявили курсанты из морского училища противовоздушной обороны в Либаве. За ними в бой вступили все морские форты крепости Петра Великого на островах Эзель, Даго и в Ирбенском проливе. Особенно прославились морские пехотинцы под стенами Ревеля (Таллин), города, который с XI в. все русские называли его эстонским именем - Колывань . А дальше наступят страшные по накалу бои у Петергофа, на Невском "пятачке" по периметру града святого Петра Великого. Морская пехота - "черная смерть" - стала мгновенно самым весомым фактором войны. Первым этот феномен, несмотря на тревогу, неразбериху, отступления и разгромы уловил гений Кузнецова. Он сделал все, чтобы эта пылающая плазма морской ярости обрела форму и структуры. Вскоре отправит под Москву 100 тыс. моряков из Тихоокеанского флота и Амурской флотилии. Эти защитники в бушлатах превзойдут по доблести отборные эсэсовские части.
Постепенно из моряков сформируют более 50 бригад морской пехоты - всего более 500 тыс. человек. В бригаде морской пехоты, под Москвой и на Мамаевом кургане, в среднем 5 тыс. бойцов, прячущих для атаки на груди под бушлатом бескозырки. В стрелковой обычной дивизии не менее 12 тыс. штыков. Как правило, в стрелковой дивизии в три раза больше воинов, чем в бригаде морской пехоты. Война - самый суровый экзамен. И он показал, что по боевой стойкости в обороне и натиску в атаке бригада морской пехоты превосходит как минимум одну стрелковую дивизию, а то и две, если не считать, разумеется, дивизии, укомплектованной сибиряками или пограничниками. В войну у флотов около 2,5 тыс. самолетов морской авиации, более 1000 кораблей и 260 батарей береговой обороны. Но наиболее весомый вклад в разгром врага внесла полумиллионная морская пехота. Учитывая действия моряков на суше, смело можно сказать, что всю войну на фронтах действовала морская сила, равная, как минимум, миллиону бойцов.
Черноморский флот дрался за Одессу, Севастополь, Керчь, Феодосию и Новороссийск. Бился на всех участках и перевалах Северного Кавказа. Балтийский - защищал Ленинград, вел подводную войну с фашистами, Северный - сражался за Заполярье, обеспечивал безопасность движения конвоев. Все флоты обеспечивали жизненно необходимые перевозки людей, продовольствия, доставки для армий техники, вооружения, топлива, вывоз раненых... Сталинградская битва не была бы выиграна без Волжской флотилии "смертников", которые вели свои катера по кипящей от бомб и снарядов Волге.
Моряки высадили за войну более ста десантов. Управляла всей этой силой железная воля адмирала Кузнецова.
В первые же месяцы войны Наркомат ВМФ формирует Ладожскую военную флотилию, которая будет держать под огнем "дорогу жизни", усилит Чудскую и Днепровскую флотилии, вновь создаст Ильменскую озерную флотилию, воссоздаст Азовскую флотилию, за ней Беломорскую и Дунайскую. Все русские реки и озера включатся в войну.
Еще в апреле 1941 г. было разработано Положение о тыле флота, в котором признано, что "тылом флота является совокупность органов, осуществляющих материально-техническое обеспечение боевой деятельности кораблей, военно-воздушных сил, береговой обороны и сухопутных частей флота". Насчет "совокупности органов": все верно с точки зрения бюджета флота и его штатного расписания.
Но когда в войну включаются все реки, озера и побережья, тогда очевидным становится, что в государственном плане прямым тылом флота становится вся страна до последней пяди и речушки. Что значит для наркома и его штаба Волжская военная флотилия, Днепровская, Азовская или Амурская флотилии? Это значит, что зоной интереса и ответственности флота и лично наркома Кузнецова становится весь бассейн этих рек со всем промышленным потенциалом, причалами, складами, судоремонтом, словом, всеми ресурсами прилегающих областей.
Война 1941 - 1945 гг. только подтвердила, что без Флота нет никакой национальной идеи. Вся национальная программа России заключена в парадигме Петра Великого. Это особенно высветила деятельность Кузнецова. Если не считать Верховного Главнокомандующего и начальника Генерального штаба, он единственный человек в государстве, который ежедневно вмешивается активно в хозяйственную и боевую жизнь не только городов по морскому периметру державы, но и во все ресурсы вдоль великих рек и всех озер. А это, по существу, вся гигантская страна. Все напряженно работали под неусыпным оком Сталина и его вездесущих и дисциплинированных органов.
Жуков перед войной был поставлен хоть и на важнейший Киевский округ, но только округ. Краткое время в 1941 он будет начальником Генерального штаба. Но даже он, Жуков, лучший полководец всех времен, который больше всех будет влиять лично на ход войны, не должен был держать в сознании организацию, снабжение и воспитание полумиллионной армии моряков, частей десанта, двух десятков флотилий, морской авиации и в один день принимать решения по периметру всей страны. Только флот требует от командующего ежедневного общегосударственного бремени. Могли ли приходить в голову Жукову проблемы перевозок по Каспию и Волге или "дороге жизни" на Ладоге, или о комплектовании Соловецкой школы юнг юношами 15-16-летнего возраста и исключительно добровольцами, или, наконец, минирования акватории военно-морской базы Владивостока. Добавить к этому личное обаяние наркома Кузнецова, его блестящую образованность и боевую элегантность. Мы знаем, что великий полководец Наполеон всю жизнь стремился походить манерами на Фридриха II и такой же беспечностью заламывать треуголку под пулями, но у великого Наполеона при его уме и холодной отваге ничего не получалось.
Люди, которые общались с Кузнецовым, восхищались им, подпадая под обаяние незаурядной и светлой личности. Но были и такие, которые ненавидели его из-за своей ущербности и аморальности, или завидовали, воспринимали одно существование моряка Кузнецова как вызов своей военной всесильности. Но все они нанесли сердцу адмирала раны. Кузнецов всю жизнь как мог спасал от репрессивных органов своих однокашников и вообще добрых моряков. Его антогонисты, наоборот, никогда никого не спасали, а даже сажали и интриговали.
Нашлись и сослуживцы-адмиралы, непрерывно подличавшие и интриговавшие против своего руководителя - наркома Кузнецова. И чаще те, кого он выручал и помогал продвигаться... Но Кузнецов был настолько крупен, что не мог им доставить злую радость и обидеться на них, став на одну доску с ними. Он величественно оставлял их на их же нравственном уровне.
В другой раз, уже после войны, Кузнецов должен был сделать перед Политбюро ЦК ВКП(б) доклад по сложнейшим проблемам военного судостроения. Захватив документы, карты и схемы, Кузнецов в сопровождении заместителей вошел в зал заседаний и начал доклад. Сталин внимательно слушает. Вдруг Хрущев перебивает Кузнецова одной неуместной репликой, затем другой. Кузнецов не удостаивает его вниманием. Сталин постучал карандашом по столу и заметил: "Хрущев, вы мешаете слушать, продолжайте". Когда Хрущев вновь перебивает Кузнецова, который обернувшись к Хрущеву сказал: "Послушайте, Никита Сергеевич, вы мне мешаете докладывать. Вы же ничего не понимаете в этих вопросах".
Хрущев не забудет этого публичного отпора моряка. Выйдя из зала заседания, Кузнецов в сердцах сказал, досадуя, что доклад не был принят и отправлен на доработку: "Ну и нахал ... ни черта не понимает, а лезет".
Жестокая, но победоносная война, особенно после Парада действующей армии 24 июня 1945 г. в Москве, создала целую плеяду новых общенациональных имен. Но особенной любовью народа окружены были имена Жукова, Кузнецова и Рокоссовского. За это им придется поплатиться. Ревнивый вождь считал необходимым несколько поубавить их свечение.
Вскоре адмирала флота Кузнецова понизили в должности и назначили начальником Управления Военно-морских учебных заведений в Ленинграде. Затем по сфабрикованному доносу вместе с адмиралами Л.М. Галлером, В.А. Алафузовым и Г.А. Степановым судили "судом чести", (хотя слово "честь" после 1917 г. было изъято даже из словарей и было изгнано из употребления так же, как понятие "достоинство"), а затем и судом Военной коллегии Верховного суда СССР. Сталин утвердил решение обоих судов. Боевые моряки-адмиралы, выдающиеся защитники своего народа и Родины, герои, награжденные полководческими орденами Ушакова и Нахимова были в одно мгновение вычеркнуты из жизни, где их лишали даже самой жизни, - ведь Л.М. Галлер вскоре умер в тюрьме, а другие не дожили лет, отпущенных им природой.
Все четверо были реабилитированы в 1953 г. Знаменателен сам отбор адмиралов для ареста. Все - высоконравственные, одаренные талантами боевые офицеры. Адмиралы Галлер и Степанов из дворян и офицеров императорского производства, с безукоризненной репутацией.
Дух победившего народа закалился в войне и породил чувство достоинства и независимости. Аппарат Сталина, видимо, был не на шутку встревожен. В первый послевоенный год было арестовано 945 военных руководителей, офицеров армии и флота. Первым поплатился в 1946 г. сам Жуков. На заседании Высшего Военного Совета его сняли с должности главкома Сухопутных войск. На том совещании Кузнецов был единственным, кто не выступил против Жукова. Это обстоятельство не могло не насторожить ревнивого вождя. Но Сталин, для острастки посадив адмиралов, самого Кузнецова вскоре вернул на должность Военно-Морского Министра, хотя тот и досаждал ему планами строительства не только атомного подводного флота, но и авианосцев. Сталин и сам был решительным сторонником атомного проекта, и, пожалуй, по положению главы государства - основателем и атомного флота, и прорыва в космос.
Сталин сурово обошелся с Жуковым и Кузнецовым, с которыми выиграл войну. Но он же их вернул, почувствовав приближение конца. Осмелюсь предположить, а не потому ли Сталин убрал из Москвы двух самых ярких личностей, что опасался заговора аппарата против него. На земле среди его современников не было человека, который мог сравниться с Кобой по знанию интриг, заговоров и темной стороны человеческой души. И не известно, как бы повели себя в той ситуации наши герои. Может быть, опалой он даже продлил жизнь военачальникам. Другое дело, что сокрушив Германию, сильнейшую военную державу мира, Маршал и Адмирал позже пали жертвой аппаратных интриг генерал-лейтенанта Хрущева.
Летом 1951 г. Сталин предложил Политбюро принять решение: "ВЕРНУТЬ КУЗНЕЦОВА".
Вскоре Кузнецов займется созданием атомного подводного флота, о котором он писал вождю еще в сентябре 1946 г. и утвердит, выдержав "бой", проект атомной подводной лодки, потребовав ее переработать, учтя все необходимые условия ВМФ.
Еще жив дух Адмирала. Еще зовут его яркая личность и его великое служение своей Родине. Минует время, а память о нем пусть позовет в плавание новых мальчишек, мечтающих увидеть океаны и моря, города и страны, послужить своему Отечеству. Минуют годы и на мостики военных кораблей флотов Великой морской державы - России - взойдут лучшие молодые командиры всех морей мира.
(По тексту книги "Флотоводец". Автор составитель и редактор Р.В.Кузнецова, М.: Садовое кольцо. 2004. - 352 с.: 8 л. ил.
