Проблема двенадцатая. Финансы и компьютеры. 12.1. Денежно-информационный фетишизмНазад
Проблема двенадцатая. Финансы и компьютеры. 12.1. Денежно-информационный фетишизм
O cives, cives, quaerenda pecunia primum est...
Haec Janus summus ab into Prodocet, haec
recinunt juvenes dictata senesque[1]
Читатель, наверное помнит ирано-американский конфликт конца 70-х. Среди разного рода акций имела место и такая: в 1979 году по указанию президента США были заморожены все иранские авуары в Соединенных Штатах. По следам этого события газета "Нью-Йорк дейли ньюс" (1979. 19 ноября) опубликовала статью Джимми Бреслина "Как американские банкиры замораживают деньги Хомейни". Интервью, которое взял журналист в одном из крупнейших нью-йорских банков, строилось примерно по такой схеме:
- Где находятся сейчас иранские деньги? (Корреспондент признается, что он рассчитывал увидеть группу служащих банка, восседающих на горе банкнот.)
- Деньги в компьютере, - последовал ответ.
- Там записи, но где же сами деньги? - настаивал журналист.
- В компьютере. _
- ?
- В этом здании мы вообще не держим бумажных денег.
- Но где же тогда они реально?
- В компьютере...[2]
Итак, мы сталкиваемся с совершенно новым феноменом - денежно-информационным фетишизмом. Это как бы наложение на информационный фетишизм (см. проблему первую), традиционного денежного фетишизма.
Рассматривая проблему седьмую, мы уже говорили о марксовом анализе товарного фетишизма. Особенно большой степени товарный фетишизм достигает с появлением денег. В деньгах отношения людей еще более опосредуются, а стоимость как выражение меры труда срастается с вешной, натуральной формой предмета, выступающего в функции денег (золота, например). Тем самым деньги приобретают большую видимость самостоятельного бытия, а их функция связи между производителями и потребителями теряет всякую наглядность и потому еще сильнее извращается фетишистским сознанием[3].
Денежный и информационный фетишизм обладают большой общностью, хотя корни последнего гораздо глубже, поскольку они питаются не только сложностью человеческих отношений, но и многогранностью связей между вещами и самими людьми. Известно, что одной из знаковых форм механизма регуляции общественных отношений являются деньги, а их содержанием является мера труда или еще конкретнее - мера затраченной социальной энергии. Маркс раскрыл фетишистское, искаженное понимание функции денег, показав одновременно их знаковую, опосредующую роль в общественной жизни. Аналогия между сигнально-информационной функцией денег и функцией сигналов-знаков в компьютерных системах тем более существенна, что в том и другом случае сигналы-знаки лишь опосредуют энергетические отношения взаимодействующих систем. В деньгах эта функция полностью обнажена, тогда как в компьютерных системах скрыта за сложной сетью опосредовании и условностей.
Диалектика развития объективной основы товарного фетишизма такова, что производственные отношения, приобретая все более опосредованный и потому наиболее трудный для познания характер, посредством бумажных денег создают условие для "разоблачения" скрытой за этой сложностью опосредования действительной простоты человеческих отношений. Будучи абсолютным знаком стоимости, т. е. мерой затраченного труда, бумажные деньги лишены стоимости собственной предметной формы и потому их опосредующая функция оказывается более очевидной[4].
На предыдущих страницах книги, посвященных проблеме десятой (как все же все проблемы оказываются взаимосвязанными!), рассматривался вопрос о знаковой функции предметов-сигналов. Заметим, что особенно большой степени "чистоты" знаки достигают в компьютерных системах, где они полностью унифицированы и производят всегда строго определенные действия. Кроме того, в ЭВМ между сигналом-знаком и результатом его действия мало опосредующих операций, и поэтому их связь очевидна, тем более что она запланирована при создании ЭВМ, и - вспомним о принципе функционального единства - ориентации их с помощью программ на то или иное использование.
Таким образом, сигнально-информационная функция денег и функция сигналов-знаков в информационных компьютерных системах прекрасно дополняют друг друга, создавая видимость бытования "электронных денег" - денежно-информационный фетишизм.
Денежно-информационный фетишизм, конечно, существенно влияет на характер использования компьютерной техники в различных звеньях финансового механизма и тем самым на юридическое разрешение тех или иных проблем. Своеобразные формы приобретает этот вид фетишизма в условиях социализма, во всяком случае, в современном советском обществе.
Еще в "Критике Готской программы" К. Маркс, имея, в частности, в виду уменьшить эффект фетишизации, писал, что социалистический принцип распределения по труду будет осуществляться не в стоимостной денежной форме, а при помощи квитанций с обозначением количества часов, отработанных каждым работником. По этим квитанциям (бонам) работник сможет получить соответствующее количество предметов потребления[5]. При социализме, - отмечал К. Маркс, - распределение по труду будет осуществляться без денег, путем выдачи бонов. "Этот бон был бы тем же, чем является дюжина абонементных талонов на обед в ресторане или театральных билетов; и те и другие представляют деньги, но лишь для этого определенного ресторана"[6].
Предвидение К. Маркса подтвердилось совершенно неожиданным образом при массовом введении талонов на сахар, мыло, стиральные порошки и другие товары первой необходимости. Теперь говорят "о более решительном переходе на распределение дефицитных товаров и продуктов по карточкам (талонам)"[7]. Знаковая функция талонов до такой степени напоминает аналогичную функцию денег, что их начинают подделывать, перепродавать как особый вид валюты и т. п.[8], т. е. возник своеобразный "талонный фетишизм". Следующий шаг связан с введением "электронных денег". Первая в стране система платежных карточек вступила в действие в 1989 году в Дзержинском районе г. Москвы. Постановлением от 23 мая того же года Совет Министров Эстонской ССР принял решение о введении с 1 января 1990 г. такой же системы во всей республике[9]. Но, если в большинстве стран такого рода нововведения приводили "всего лишь" к описанному выше денежно-информационному фетишизму, то у нас в условиях острого дефицита товаров и специфических способов их распределения он принимает извращенную форму "талонно-информационного фетишизма". Цель системы - не столько удобство расчетов за покупки и услуги, сколько сделать дефицитные товары доступными лишь для жителей республики. Вторая задача - постепенный переход к собственным республиканским деньгам[10].
Приведенные примеры оказываются существенно различными. В пределах одного района Москвы ввести собственные деньги невозможно. Большого смысла в этом начинании нет, если не рассматривать его просто как начало компьютеризации той части банковско-финансовой сферы, которая касается граждан. Напротив, в рамках республики - это реальный шаг к созданию собственной валюты ("полувалюты").
Не будем сейчас останавливаться на таких "частных" вопросах, как определение размера квотной части зарплаты, что будет перечисляться в банк на специальный счет и переводиться в "электронные деньги", выработка критериев определения этих квот, вопросе о том, что считать дефицитом (у разных категорий населения об этом разные представления) и т. д. Остановимся лишь на том, как изменится социально-правовая политика государства в случае повсеместного возникновения "региональных электронных валют"? (Проблема их свободной конвертируемости, хотя бы "внутрисоюзной" - еще более высокого порядка сложности.)
Исходя из того, что один из столпов, на которые опирается принцип социальной справедливости, - это распределение по труду в денежной форме (а не в форме, скажем, льгот и привилегий), можно, очевидно, заключить: данный принцип будет соблюдаться тогда и только тогда, когда на один и тот же рубль (пусть даже "электронный") все граждане будут иметь равную возможность приобрести необходимые им предметы потребления независимо от того, где они живут или работают. Заранее закладывая в идеологию создаваемых компьютеризованных финансовых систем неравенство "региональных электронных валют" в сочетании со значительными их отличиями по покупательской способности от рубля, мы просто-напросто дополним существующую Сегодня вертикальную конструкцию льгот и привилегий конструкцией горизонтальной, т. е. сделаем ее объемной и более устойчивой, несмотря на попытки подорвать ее[11].
Через три месяца, в течение которых разрабатывался проект, Президиум Совмина Эстонской ССР решил отложить введение "электронных денег" и вместо этого "выпускать с 1 января 1990 г. как ценные бумаги сертификаты, которые население республики на основании добровольности может приобретать в твердой зависимости от заработной платы и других финансированных доходов"[12]. Но причина временного отказа от "электронных денег" чисто материальная: 20 млн. руб. будет стоить компьютеризированная техника в магазинах и банках. Кроме того, изрядную сумму в валюте будут стоить сами электронные карточки. Идея, однако, уже родилась, и, по-видимому, "региональным электронным валютам" предстоит не только фетишизация, но и сложное проблемное становление.
________________________
[1] "Граждане, граждане! Прежде всего деньгу наживайте". - Так от края до края биржа гудит: урок сей твердят и младые и старцы (лат.). Гораций. Послания. I, 1, 53-53.
[2] Интервью воспроизводится в кн.: Parker D. В. Fighting computer crime. P. 269.
[3] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 83 и след.
[4] См. подробнее: Сетров М. И. Информационные процессы в биологических системах. С. 120-138.
[5] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 18.
[6] Архив Маркса и Энгельса. Т. IV. С. 83.
[7] Известия. 1989. 27 сент. N 271. С. 2.
[8] См.: Известия. 1989. 30 сент. N 274. С. 6.
[9] См.: Сов. Эстония. 1989. 13 июня.
[10] См. там же.
[11] О внутренней противоречивости стоимостного механизма в социалистическом обществе применительно к рассматриваемым проблемам см. подробнее: Венгеров А. Б. Деньги и ЭВМ при социализме: социально-правовые проблемы//Проблемы совершенствования советского законодательства. - Труды ВНИИСЗ. Вып. 28. М., 1984. С. 130-147.
[12] Решение Президиума Совмина ЭССР от 4 сентября 1989 г. Цит. по газете: Молодежь Эстонии. 1989. 27 сент.
