- Полина, у нас такой неограниченный диапазон тем, что мы могли бы сочинить нескончаемый роман. О фильме "Место встречи...", о жизни, о литературе, о сегодняшних делах, о том, кто мы, - выбирайте тему.
- Выбираю: о фильме, о жизни, о литературе, о сегодняшних делах, о том, кто мы... Начнем с "Места встречи...".
- Картину эту я люблю остро и болезненно, как любят ребенка-урода. Замечательный актер Борис Андреевич Бабочкин обижался, когда его воспринимали только как исполнителя роли Чапаева. Справедливо обижался, потому что актером он был очень широкого драматического диапазона. Но, все-таки, все знали его только как Чапаева... Масштаб нашей с братом литературной известности весьма значителен и связан он в определенной мере с астрономической - я не боюсь этого слова - аудиторией фильма "Место встречи..." и романа "Эра милосердия", послужившим литературно-драматургической основой картины. Из-за естественного литературного голода, постоянного на всех основных российских и региональных телеканалах, фильм прокрутили сотни раз. Это объясняется, во-первых, нехваткой новых фильмов, во-вторых - бандитской безнаказанностью и отсутствием необходимости платить авторам, режиссерам, актерам. Телевизионные чиновники обрадовались, благо - картина обладает каким-то магически-магнетическим свойством, заставляя людей смотреть ее снова и снова. Конечно, аудитория неизбежно сокращается, но, все равно, исчисляется по "человекопросмотрам" цифрами в миллиарды зрителей. Практически фильм видело все население нашей благословенной отчизны, включая чукчей, к которым тоже пришло такое замечательное достижение цивилизации, как телевидение...
Но, возвращаясь к сложным чувствам, испытываемым мною к этому произведению, напомню о том, что нами были написаны две книги, стоящие особо в нашей литературной работе, судьбе, в наших художественных интересах, - романы "Петля и камень в зеленой траве" и "Евангелие от палача". Разумеется, их читательская аудитория резко отличается - и количественно, и качественно - от зрительской аудитории "Места встречи...". Если бы автор имел возможность решать судьбу своих произведений, то мои предпочтения оказались бы на стороне этих двух романов, которые стали итогом всей моей советской жизни. Путь их был нелегок: готовая к изданию книжка про Михоэлса пролежала под спудом одиннадцать лет, роман о "деле врачей" - семь. Их смогли напечатать только на пике перестройки и разразившейся гласности. Причем, они были впервые опубликованы не в СССР, а в Америке.
- Наверняка вам приходилось слышать обвинения в спекулятивности.
- Приходилось. Как-то одна "критикесса", имеющая, к слову, репутацию человека честного, высказала соображение: мол, братья Вайнеры, почувствовав вкус к свободе, за один год написали два огромных романа и опубликовали, благодаря возникшей конъюнктуре. И тогда за нашу профессиональную честь не лудильщиков-фальсификаторов, а людей, которые рисковали, в общем-то, многим, вступились Фазиль Искандер и Анатолий Приставкин. Они засвидетельствовали, что рукописи романов видели-читали задолго до того, как возникло само понятие "перестройка". И тут мы приходим с вами к одной больной для меня моральной теме. Оба романа вышли в западных странах на многих европейских языках - они переведены на английский, немецкий, французский, итальянский. Но, к сожалению, книги не вышли в Израиле на иврите...
- Вот и нужно было работать в этом направлении.
- Понимаете, какая штука... У нас с братом опубликовано разными изданиями сто пятьдесят две книжки. Помню, вышла маленькая, как брошюрочка, наша повесть в ГДР. Первая заграничная книжка, - это было невероятное событие. Но когда число превышает сто, азарт уже пропадает... Даже вожделенное мечтание, чтобы книги прочитали израильские евреи, свободные люди, достигшие своей независимости не за счет каких-то могучих дяденек со стороны, а самостоятельно, - даже это вожделенное мечтание не может меня заставить "работать в этом направлении". Но, повторяю, мне жаль, что эти книжки прошли мимо внимания ивритского читателя. Наверное, время упущено: мы ведь живем в эпоху, когда не только информация, но и любые предпочтения - политические, эстетические, нравственные - очень быстро меняются. Литература, увы, стала чрезвычайно скоропортящимся товаром. Классика еще вроде бы выживает, но это - тоже вопрос из категории, которую лучше не трогать руками.
- Чем, по-вашему "скоропортящаяся" литература отличается от классики?
- В классике, думаю, должны содержаться определенные фундаментальные ценности, этически, эмоционально и художественно определяющие развитие следующих десяти-двадцати лет литературной жизни.
- Десяти-двадцати - и не более?
- Практика доказывает: книжка, прожившая пару десятилетий и не выпавшая в макулатурный запас библиотек, становится классикой.
- К примеру, "Чук и Гек"?
- Я бы хотел воздержаться от любых оценочных суждений, но думаю, что в России сейчас вообще затруднительно что-либо брать в качестве примера и пытаться анализировать. Бушующий там информационный, моральный, событийный, житейский беспредел смыл всякие духовные ценности... Думаю, что Гайдара сейчас не читают.
- Противоречите самому себе. Если "Чук и Гек" - классика, то почему ее не читают?
- Я же предупреждал: лучше не трогать руками... Хорошо, давайте мы с вами поспрошаем людей - не догматически, не в порядке полемики, - относительно классики. Люди перестали читать классику, люди вообще перестали читать. Россия, которая всегда являлась демонстрационной площадкой, полигоном для каких-то нечеловеческих экспериментов с людской историей, психикой, традицией и прочим, сейчас являет в наглядном, очень убедительном виде всеобщее торжество попсы. Это абсолютно доведено до буйного коммерческого идиотизма, где попса заняла по существу все позиции культуры - на эстраде, в театре, живописи, литературе, политике, в социальных отношениях. Недавно в России был опубликован отчет исследований общественного мнения, где попросили назвать пять выдающихся деятелей русской культуры за последние сто лет.
- Киркоров, "На-на" - кого еще назвали?
- Игоря Крутого... При всей продажности и необъективности подобного рода опросов, они все же подчас улавливают точную тенденцию: не нужны пастыри, поводыри, проповедники, серьезные писатели, думающие, ищущие художники - нужна попса. Люди постарше живут мучительно тяжело, а молодые и вовсе не хотят напрягаться. Существует закон вхождения человека в культуру - вещь трудная и обязательная, как обучение человека физкультуре, как обучение любому ремеслу. Пребывание человека в пространстве культуры требует от него определенного рода усилий; оно требует подготовки, подходящей социальной среды. Ничего подобного нет - и происходит метастазирующий рост бешеной опухоли под названием "попса". При этом, как всякая опухоль, она пожирает самое себя, ибо, определив законы собственного развития, она уничтожает все самое лучшее в самой себе и оставляет для массового потребления только то, что коммерчески спонсируется самыми могущественными игроками попсы. Она самофинансируется, она вводит те же самые монопольные, цензурные стандарты, которые раньше в России вводили партия, правительство и другие ограничивающие, регулирующие институты.
- И как с этим бороться? Да и возможно ли?
- Бороться, конечно, нужно и, конечно, возможно. Другое дело, что слово "бороться" ненавистно мне.
- Заменим: противостоять.
- Это - другое дело: противостояние как форма борьбы меня устраивает. Необходимо предложить взамен что-то свое. Никто и никогда не опровергал прекрасный тезис замечательного педагога Константина Дмитриевича Ушинского: "Лучший способ воспитания - это воспитание развлечением". Существуют замечательные способы развлекать людей. Я - за развлечения, но я - против подмены понятий. Весь этот поток так называемой детективной литературы...
- ...основоположниками которой вы с братом являетесь...
- Спасибо за комплимент. Я, в крайнем случае, согласен на роль основоположника детективной т а к н а з ы в а е м о й л и т е р а т у р ы. А сейчас правят бал мастера т а к н а з ы в а е м о й д е т е к т и в н о й л и т е р а т у р ы (разрядка моя - Л.Г).
- Звучит красиво...
- То, что они делают, в принципе не имеет никакого отношения к литературе. Та же самая попса, масс-медиа, а еще проще - в чистом виде замусоривание мозгов. Это уже не развлечение, а отвлечение людей от настоящей литературы.
- Вы - против "женских" детективов? Не покушайтесь на святое!
- Я выступал в Нью-Йорке на собрании ассоциации писателей детективов и приключений - самой большой писательской гильдии в США. Меня удивило, что подавляющее большинство писателей в ней - женщины. Мне объяснили: писательницы - в основном, жены и дочери людей, которые могут позволить им заниматься подобными глупостями. Оказалось, что средний заработок американского детективного писателя составляет в год семьсот шестьдесят долларов. Если учесть, что, например, Джон Гришам в этот же год за одну книгу получает двадцать миллионов долларов, то легко сообразить: значительное количество членов многотысячной дивизии детективных писателей не зарабатывает ни копейки. Поэтому жены и дочери состоятельных людей балуются детективным ремеслом. Думаю, что ровно половина современных детективных писателей - женщины.
- Это хорошо или плохо?
- Не хорошо, не плохо - это естественно... Два месяца тому назад умер писатель Коля Леонов. Бывший милиционер, он работал на Петровке, 38, оперативником вместе с моим братом, а со мной учился в одной группе на юридическом факультете - нас связала общая молодость. Коля был яростным приверженцем детективного жанра и очень старался вывести направление на какой-то новый рубеж. Потом выяснилось, что это не очень нужно, и Леонов стал писать так, как приходилось. И вот в радионекрологе сказали теплые слова о нем и даже поощрили, сообщив, что в последние годы Леонов собрал очень большую читательскую аудиторию, потому что "предпочитал простые естественные действия своих героев многомудрию персонажей вайнеровских романов". Думаю, покойник не обрадовался бы подобной оценке его творчества, но факт остается фактом: не нужно умничать. Убили, побежали, схватили... А женщины - молодцы: они похуже знают специфику полицейской работы, которая, в общем-то, и не нужна, так как носит аксессуарный характер. Но зато женский ум более изощрен. Мужики, глядя на часы, всего лишь видят стрелки, а женщины думают о том, какие пружинки эти стрелки двигают.
- Выходит, женщины умнее?
- Женщины живут в более эмоциональном поле, и поэтому их решения зачастую правильнее мужских. Мужчины заблуждаются, когда полагают, что они понимают происходящее. По сути, все вокруг происходит хаотически, и если женщина может угадать, то мужики обычно строят какие-то сложные расчеты и чаще всего ошибаются.
- К вопросу о женщинах. Вы обратили внимание, что ваша очаровательная жена уже давно перешла от телевизора к нам? Внимательно слушает и, что особенно поразительно, молчит...
- Моя жена является самой умной женщиной в мире. Она или молчит, или соглашается со мной - таким образом, всегда идет на шаг впереди. Достоинства всех женщин, с которыми я знаком, в последние тридцать лет так или иначе сублимировались в моей жене. Она знает свое дело туго и, неизменно меня вдохновляя, как истинная Муза, изображает ласковую тихую покорность, которая является самым мощным волевым стимулом, определяющим поведение мужа-писателя.
- А как вообще вам пришла в голову мысль стать писателем?
- Я считаю себя в принципе счастливым человеком, потому что был в этой жизни почти всем. Ненавидел свою школу так активно, что спасался от нее исключительно чтением книжек на уроках. Сей процесс делал мою реакцию на происходящее в классе несколько замедленной, поэтому наша классная руководительница относилась ко мне с легкой неприязнью, смягченной состраданием. Маме моей на родительских собраниях неизменно сообщалось: "Мальчик у вас не хулиганистый, но очень тупой". Много лет спустя классная встретила моего соученика Леню и стала его расспрашивать, кто из ребят чего в жизни добился. Леня по простоте душевной сказал, что, с его точки зрения, больше всех преуспел Жорка Вайнер. Учительница, которая детективов не читала, очень удивилась. Леня рассказал, что Жорка - очень популярный писатель, снимает фильмы, за границей бывает, ездит на черной "волге". Классная горестно вздохнула: "Как несправедлива судьба - такой тупой мальчик был". Она всегда для меня является примером твердости учительских убеждений... Так вот, я успел побывать в жизни электромехаником, техником, инженером, журналистом в многотиражной печати - особое подразделение, по-моему, не существующее нигде в мире, кроме Советского Союза. Потом, поскольку меня одолевали глисты тщеславия, я прорвался в корреспонденты ТАСС. Через некоторое время вдруг с печалью обнаружил: даже то, чего я так ожесточенно домогался, мне тоже не интересно. И тогда я подбил брата писать книжки.
- Что это - авантюризм?
- Алчность. Главным стимулом явилось желание не вставать рано утром, чтобы идти на работу, а, наоборот, вставать к концу дня и идти в ресторан (что, согласитесь, нормально для всякого хорошего человека). А тут еще замечательный господин Норман Бородин сказал нам с братом: "Дураки, вместо того, чтобы сидеть в компаниях и по пьяному делу травить нескончаемые истории, вы лучше расскажите их друг другу, запишите и печатайте детективные романы".
О Нормане я должен рассказать отдельно: он и его семья - потрясающий материал для грандиозного романа о возникновении, укреплении, победе идей и убеждений, их трансформации, крахе и последующем уничтожении всех идеалов. Отец Нормана Бородина, друг Ленина, был одним их первых российских коммунистов-подпольщиков. Его внесли во все анналы ФБР как реального создателя коммунистической партии США. Сыновья, Норман и Фрэд, родились в Нью-Йорке именно тогда, когда Михаил Маркович Грузенберг, взявший себе партийный псевдоним Бородин, создавал там компартию. В 1917 году Бородин вернулся в Россию, где ожесточенно строил коммунизм, пока его в 1947 году не посадили, как шпиона, и не убили в подвалах Лубянки. Норман Бородин, выполняя заветы папы, стал с молодых ногтей закордонным разведчиком - он знал все европейские языки и говорил на них как по-русски. Именно он явился одним из прототипов Штирлица: мы с братом познакомили Нормана с Юлианом Семеновым, и это знакомство подвигло Юлиана на написание романа "Семнадцать мгновений весны".
Будучи резидентом советской разведки, Бородин провел все четыре года войны в качестве американского гражданина, но члена швейцарской миссии Красного Креста в Берлине. Когда он вернулся победителем, его отблагодарили: отца убили, а сам Норман просидел с 1948 по 1956. Потом его освободили, и он стал журналистом. Человек знал все на свете. Дружба с ним оказала большое влияние на широкий круг наших с братом миропредставлений. Норман, собственно говоря, и заставил нас написать первый опус... Джон Апдайк когда-то сказал, что писатель, часто дающий интервью, превращается в кретина или лжеца: он или должен все время повторять одно и то же, или - трансформировать какие-то вещи. Но, поскольку он боится быть изобличенным во лжи, то, как правило, становится кретином. Вот и я неоднократно рассказывал о родоначалии нашей работы... Итак, Бородин посоветовал нам сочинять детективные романы, а начать - с рассказа страниц на шесть. Более того, Норман пообещал, что рассказ поможет опубликовать. Мы с Аркашей решили взять конкретное уголовное дело, которое брат в то время расследовал. Соответственно с нашими школьными представлениями о литературе, мы первым делом составили план: вступление, главная часть, заключение. Боясь упустить что-то важное, мы сделали план очень подробным: он занял тридцать девять машинописных страниц, что, понятно, вошло в органическое противоречие с задачей написания короткого рассказа. За два месяца мы свой план выполнили: получилась скромная рукопись страниц в шестьсот. Надо отметить уровень нашего профессионализма: для мобилизации внимания редакторов мы особо важные мысли печатали на машинке с помощью красной ленты. Так появился бессмертный роман "Часы для мистера Келли", который находится за пределами человеческой эстетики. Самое смешное произошло дальше.
- Роман опубликовали?
- Не спешите. Мы принесли рукопись своему "заказчику" Норману. Сказав, что "эта штука сильнее, чем "Фауст" Гете", Бородин отнес шедевр своему приятелю - главному редактору журнала "Советская милиция". В то же самое время Юлик Семенов тоже прочел рукопись, одобрил, хоть и отметил изрядное количество мусора, и отнес ее в журнал "Наш современник". Не то безумное черносотенное издание, которое существует до сих пор, а старый литературный альманах, возглавляемый очень достойным человеком, прекрасным рассказчиком и эссеистом Борисом Зубавиным...
К нашему удивлению, оба журнала сказали, что им рукопись понравилась и они ее напечатают, только сильно сократят. Мы с братом повздыхали и согласились. Через какое-то время нам представили сокращенные варианты двух публикаций. Тут мы с огромным удивлением обнаружили, что оба варианта сокращены ровно вдвое, причем все то, что выкинули в журнале "Советская милиция", оказалось нетронутым в "Нашем современнике". И наоборот. Если какой-нибудь сумасшедший исследователь нашего творчества составит вместе эти две публикации, - получит первоначальный экземпляр всей кучи словоподобного навоза. Тогда же один ретивый рецензент изрек, что произведение написано в лучших образцах творчества Аркадия Адамова. Мы же, "отведавши человечины", сполна ощутили радость писательской работы.
Очень быстро мы сочинили следующую повесть "Ощупью в полдень". В отличие от предыдущего громадного романа, она была невелика и, считаю, явилась вполне достойным образцом классического советского детектива. Тут я, наконец, осознал, что больше не хочу быть никем, а только писателем. Замечательное дело, которым я должен заниматься всю жизнь и которое, кроме того, что можно не вставать утром и не спешить на работу, имеет еще массу преимуществ. Возникла, как говорят юристы, "идеальная совокупность". Нельзя еще забывать, что все мы жили в идеологическом обществе, в рамках которого существовал целый ряд основополагающих мифов бытия. Одним из таких непререкаемых мифов являлась "великая миссия литературы".
- Вы не считаете эту миссию реальностью?
- Как посмотреть... Я вам напоминаю, что в те годы, при всех ограниченности возможностей, не проходило и месяца, чтобы в одном из толстых журналов не выходил бестселлер. Те люди, которых Александр Исаевич Солженицын не совсем ласково называет "образованщиной", в действительности были истинной интеллигенцией. По сути, мы все жили в ожидании нового слова - того заветного петушиного слова, которое могла прокричать только литература. И, должен вам сказать, что сейчас, на базе огромного - пардон! - опыта, который получил, узнав достаточно хорошо европейскую и американскую литературу, я с восхищением отношусь к часто проклинаемой советской литературе. Она вместе со всякой чушью и идиотизмом содержала в своем реальном художественном активе массу очень достойных писателей. Отсутствие свободы понуждало их изыскивать для решения этических проблем такие изощренные художественные формы, какие приводили к невероятным художественным свершениям и высотам... Так или иначе, я оказался одним из многочисленных создателей "литературного мифа" и его же жертвой.
- Жертвой?
- Переехав в США, я столкнулся с интересным явлением. Средние американцы расспрашивали меня, кто я, а поскольку при нашем голодранстве надо было хотя бы моральных очков побольше набрать, я с гордостью сообщал: 152 книжки вышли, 22 фильма поставили по сценариям. Американцы приходили в нечеловеческий восторг - и больше в гости не приглашали никогда. Я долго удивлялся, а потом приятель, старый перебежчик-эмигрант, все объяснил: "Они тебе не верят, ибо, если ты столь знаменит, то никогда не придешь в гости к такому дерьму, как они. Но бывают чудеса - допустим, ты соизволил явиться. В этом случае прибыл бы на "роллс-ройсе" с охраной, а не на вонючем разваливающемся "форде".
- Почему вы переехали в Америку?
- Да потому, что к концу восьмидесятых годов четко осознал: меня в Союзе больше не радует ничто, а огорчить может практически все. При этом я был человеком материально независимым: началась пора коммерческого книгопечатания, нам платили астрономические гонорары. Правда, подпортил дело переход к рыночной экономике "по-советски". Очередное звено мощного жульнически-воровского процесса, в котором, как в польском преферансе, болваном всегда является население... Я уехал, потому что там мне перестало быть интересно. Испугался, что умру, так и не пожив на Западе. Мой испуг совпал с одним жизненно важным обстоятельством: моих сыновей приняли учиться в Нью-йоркский университет (у меня младшая - девка, старшие - сыновья. Все трое - от одной жены. Незаконнорожденных детишек, которые бегают по улицам и тянут ко мне тонкие синие ручонки, я бросил на произвол судьбы). Короче, мы собрались и уехали.
- Русский писатель - на чужбине. Не боялись?
- Очень боялся... Конечно, не живу с литературных доходов, но получаю из России большие гонорары - только за последние годы общий тираж наших книг превысил миллион экземпляров. Потом я продал один сценарий итальянского фильма, другой - так и не поставленной, но полностью оплаченной американской картины. Проработал сначала обозревателем, а потом, в течение двух лет, - главным редактором самой большой в Америке русской газеты "Новое русское слово". В какой-то момент мне это надоело, как надоедает любая рутинная деятельность. По советским категориям я называюсь "летун" - помните такое слово?
- Что сейчас?
- Два года тому назад генеральный секретарь Интерпола подписал со мной договор о предоставлении мне секретных файлов и архивных документов Интерпола для подготовки громадного многосерийного фильма. Будучи маньяком глобальных проектов, я решил снять этот пятидесятидвухсерийный фильм и задействовал нечеловеческие силы. Имел дело с российскими вице-премьером, министрами внутренних дел и телевидения - их всех сняли с работы. Обрушился кризис, разорился банк-инвестор - проект остался подвешенным. Сейчас хочу снять картину "Место встречи изменить нельзя - 2". По-моему, интересная идея. Но есть здесь свои трудности - и не только финансовые. Профессиональный уровень российского кинематографа, к сожалению, очень низок. Американцы же фильмы на "русскую" тему заказывают своим сценаристам, и получается нечеловеческая "развесистая клюква"!.. А Россия - принципиально бескорыстная страна: она не интересуется возможностью заработать. Украсть? С большим удовольствием, но пыхтеть, делать что-то... Неохота работать. Только в российских условиях возможна ситуация, когда картина, имевшая такой сумасшедший коммерческий успех, ни у кого из кинопродюсеров не вызвала желание сделать продолжение. Я ведь не говорю, что они должны любить народонаселение или мое творчество... Слово "творчество" употребите, пожалуйста, в кавычках. Один родственник-идиот приносил мне свои шутки и говорил: "Ознакомься с моими т р у д а м и ". Когда человек так серьезно к себе относится, сразу хочется ограничить с ним общение. Я вообще никогда не ощущал свою работу как творчество - праздник, веселье, развлечение... Жизнь прекрасна, мы с вами замечательно сидим у Шемы на балкончике, дивная погода... Только все время нужно шерститься. Жена меня ругает, что нет прежнего запала-энтузиазма. Раньше я чувствовал себя совершенно счастливым, сидя с чашкой кофе в парижском кафе... Может, старость приближается? Наверное, показалось. Самое ужасное - когда пропадает кураж.
15.03.2006
www.peoples.ru
Док. 568824
Перв. публик.: 15.03.06
Последн. ред.: 15.06.09
Число обращений: 0
Вайнер Георгий Александрович
|
