Георгий Сащенко: Академический театр имени А.С.Пушкина (Александринский)Назад
Георгий Сащенко: Академический театр имени А.С.Пушкина (Александринский)
Если вам когда-нибудь выпадет такое счастье и вы окажетесь на сцене Александринки, за час до спектакля или после него, то даже если вы не восторженная барышня, а вполне солидный джентльмен, первым делом вы ахнете. Маленьким, игрушечным покажется вам этот зал, состоящий из красного бархата и золота, с мерцающими канделябрами по стенам. И у вас подкосятся ноги: ведь там, где вы стоите, проходили великий Каратыгин, великая Савина, великий Мейерхольд, великий Юрьев, великий Симонов, великий... великая... великие... Во дворцах-музеях к таким ситуациям полагаются войлочные тапочки и экскурсовод. А здесь - люди бегают с деловыми бумажками, разговаривают по телефонам, поют хором и едят пирожки из буфета. Здесь никто не благоговеет - здесь работают.
У этого великолепия есть хозяин - директор театра Георгий Сащенко. Разговаривая с ним, замечаешь две характерные особенности. Во-первых, Георгий Александрович почти никогда не говорит "я" - только "мы решили", "мы планируем", "мы приглашаем", не подчеркивая своего начальственного положения. Во-вторых, когда он произносит: "У нас в театре", - ты порой перестаешь понимать, о каком времени идет речь, о нынешнем сезоне или о том далеком прошлом, когда Александр Сумароков приносил сюда свои трагедии, одобренные императрицей. В Александринке время не то чтобы останавливается, но что-то с ним происходит. И это понятно: когда другие радостно открывают восьмой, двенадцатый и даже двадцать седьмой сезоны, на афише Александринки стоят уже три цифры - "246". Есть над чем задуматься: и над традициями, и над перспективами, и над каждым уходящим мгновением.
- Первый профессиональный российский государственный театр - каковым является Александринка, носящая имя Александра Сергеевича Пушкина, - начал свой двести сорок шестой сезон. Мы открылись премьерой - в третий или четвертый раз Александринка с интервалом в двадцать пять лет обращается к "Вишневому саду". На эту постановку была приглашена сравнительно молодая бригада - режиссер Роман Смирнов и художник Эмиль Капелюш, ставившие у нас в прошлом сезоне "Орнитологию" Александра Строганова. Следующая наша премьера - "Маскарад" Лермонтова, который мы осуществляем вместе с хором и симфоническим оркестром Капеллы. Любезное согласие на это дал Владислав Чернушенко. Ставит спектакль молодой режиссер Игорь Селин. Пятого или седьмого ноября мы рассчитываем сделать первый прогон.
- То есть вы идете след в след за мейерхольдовским "Маскарадом". Тот был последним спектаклем Императорской сцены, сразу после премьеры грянула революция, и вы собираетесь играть премьеру в годовщину революции, пусть и другой...
- Конечно, мы специально подгадали эту дату и рассчитываем, что все состоится. Еще мы ведем переговоры с Андреем Могучим, который на нашем фестивале немецкой драматургии делал один из спектаклей и имел успех. Могучий участвовал в нашем фестивале 1996-го года, который мы назвали "Сто лет провала "Чайки", а Министерство культуры нас поправляло: "Полет "Чайки". Могучий тогда перед театром поставил свою металлическую установку со всевозможными шумовыми и световыми эффектами, и фестиваль начинался с "Пьесы Константина Треплева" Формального театра. Сегодня я надеюсь, что Андрей Могучий, своеобразно мыслящий режиссер, найдет возможность соединения нашего реалистического, традиционного во многом искусства и своих театральных приемов. С ним разговор идет о романе Андрея Белого "Петербург". Могучий его уже однажды ставил. Но тогда были другие условия - не условия большого театра. Мы рассчитываем, что у него в этом романе остались нерешенные вопросы, и именно поэтому он дает согласие на новую постановку - с другими актерами, в другой интерпретации. В этом нет ничего плохого. Если мы вспомним историю искусств, то неоднократное обращение художника к одному и тому же произведению известно, правда?
- Что-нибудь грандиозное ожидается?
- Самый значительный проект, я бы сказал - проект федерального уровня, мы распланировали на несколько лет - 2001-2005 годы. Министр культуры ознакомился с проектом и выделил его в отдельную программу. Он разработан нами совместно с Мейерхольдовским центром, который возглавляет Валерий Фокин, один из ведущих московских режиссеров. Называется проект - "От традиционализма к новому театру". Мы слово "традиционализм" не случайно внесли в заголовок проекта - традиция и традиционализм разные вещи. Традиционализм - это то, что нам на разных этапах было свойственно, даже когда Мейерхольд в девятьсот седьмом году переступил порог этого театра. Он поставил здесь девятнадцать спектаклей. Среди них были и выдающиеся - например, "Дон Жуан" и "Маскарад" с Юрием Юрьевым, который игрался здесь тридцать лет и Юрьев был неизменным исполнителем главной роли. Должен сказать, что сейчас мы по праву участвуем в восстановлении имени Мейерхольда.
- В каком смысле "восстановление"?
- В прямом. Даже того, что сейчас напечатано, мало. Мейерхольд, как и Станиславский, для отечественного театра имеет непреходящее значение. Станиславский говорил о театре переживания, и это прекрасно, а Мейерхольд, не отрицая этого, прибавил зрелищность, постановочность, яркость представления. И нам бы хотелось память и дела тех времен как-то продолжить и сохранить.
Проект этот содержит три позиции. В нашу афишу должны войти пьесы русского классического репертуара, впервые поставленные на сцене Александринки. Это первое. Второе - это должно быть произведение, к которому когда-либо обращался Мейерхольд.
- Например, "Великолепный рогоносец" Фернана Кроммелинка может появиться, хотя он был поставлен и не в Александринке?
- И это может быть. И третье - хрестоматийная классика должна быть представлена в контексте современных театральных поисков. Мы рассчитываем, что Валерий Фокин поставит "Ревизора" - он, кстати, обращался к "Ревизору" в Москве, в "Современнике". Затем мы пригласили двух зарубежных режиссеров: Георга Маттиаса Лангхоффа из Франции, - он будет ставить "Смерть Тарелкина" в 2002 году, и зимой 2003-го мы этот спектакль покажем, - и польского режиссера Кристиана Лупу, который осуществит постановку чеховской "Чайки" - можно сказать, очередную для нашей сцены. И есть еще наметки, но учитывая театральные суеверия, я о них говорить не буду.
Мне кажется, если бы это все нам удалось, то 250-летие театра мы бы встретили в 2006 году достойно. Мы не "болеем" юбилеями, но один раз в четверть века Александринский театр позволяет себе вспомнить свою историю, подвести какие-то итоги. И это должно быть критическое событие: что же дальше будет делать театр?
- Георгий Александрович, когда вы предлагаете человеку поставить то, что некогда поставил Мейерхольд, - он соглашается сразу? Не пугается ответственности?
- Во многом это совпадения. Например, с Лупой. Мы спрашиваем, что бы он хотел у нас поставить. Он рассказывает, выясняется, что наши интересы в каком-то названии совпадают. Лупа назвал три произведения, среди них - "Чайку". В этой пьесе и так много загадок, а история ее на нашей сцене особенно привлекает. Последняя "Чайка" была смешная и никчемная. Первая "Чайка" - никто не знает, какая она была, ведь считается, что уже на втором спектакле был успех. Говорят, Александринка не чеховский театр. Но при жизни Чехова здесь было поставлено все, кроме "Вишневого сада" - даже водевили. От "Иванова" в Александринке Чехов был в восторге. Он же не случайно отдал "Чайку" именно сюда - именно потому, что ему очень понравился "Иванов":
Это, как вы видите, в основном отечественная драматургия. Мы делаем это сознательно. Мы все-таки российский театр, первый в России профессиональный и государственный. Те люди, которые работают сегодня в нашем театре, тяготеют к русской классике, ищут современные пьесы. Но у нас есть надежды и на западную драматургию. Например, сейчас мы обсуждаем возможность постановки в будущем сезоне "Ярмарки тщеславия" Уильяма Теккерея. Режиссер Александр Белинский сделал интересную инсценировку, и мы рассчитываем, что это состоится.
- Александринка уже довольно давно в лесах, да и в коридорах то красят, то пилят...
- В советские времена планировалась полная реставрация театра, намеченная на девяносто восьмой год. Из этого ничего не получилось. Может быть, мы и не станем делать реставрацию - это ведь значит, что весь театр должен на несколько лет куда-то переехать. Пока мы стараемся справляться сами. Уже сейчас отремонтировали многие гримуборные. Хотим сделать в зале новую обивку, модернизировать сцену. Хотим вернуть головинский занавес к "Маскараду".
С помощью Министерства путей сообщения мы начали строительство первой очереди малой сцены и рассчитываем в будущем году эту сцену получить. Это будет зал на сто - сто десять мест. У нас сейчас вроде бы много "малых сцен", но как таковой нет ни одной! Тринадцать спектаклей играются в Царском фойе, в актерском фойе, на "Чердаке". Лет восемь-девять тому назад я предложил: делайте заявки, работайте, худсовет придет, посмотрит и если одобрит - возьмем в репертуар. Мы-то, правда, имели в виду, что актеры, которые вообще не заняты, ринутся в эту работу. Оказалось не совсем так: ринулись в основном те, которые заняты по уши! Но наши малые сцены выявили нескольких актеров и режиссеров. На малых сценах проявился талант нашего драматурга Марины Гавриловой, очередную пьесу которой мы на днях сыграли - пока только "для своих". Так что малая сцена нам очень нужна. И кроме того, там мы сможем иметь несколько полноценно оборудованных репетиционных точек. Это просто необходимо театру! Тогда мы сможем улучшить и положение наших студентов. Мы ведь в прошлом году открыли в Театральной академии курс, который возглавил Сергей Паршин, ученик Василия Меркурьева. Режиссер Светлана Миляева с нашей помощью набрала курс в Балтийском университете. Подумываем о среднем специальном образовании для школьников.
- Георгий Александрович, мои друзья, работавшие в Александринке, утверждают, что в театре можно встретить тень Каратыгина. Это здание помнит очень многих. Вам тени не встречаются? Существует энергетика личностей прошедших веков?
- Вот вы сидите в кресле 1861 года. Мы с вами разговариваем в кабинете, где бывали Пушкин, Толстой, Чехов... Это, между прочим, кабинет руководителя, а здесь никогда не было портретов политических вождей. Даже Ленина не было. Сюда приходили уже на моей памяти Лихачев, Аникушин, Родион Щедрин, Плисецкая... Этажом ниже была ложа, где сиживал Иван Сергеевич Тургенев и наблюдал за Марией Гавриловной Савиной, которая открыла для него неожиданный поворот в его собственном "Месяце в деревне". Здесь бывали все русские цари. Николай Первый ежедневно заезжал в Александринку. С тех времен сохранилась дверь на сцену, не предусмотренная Росси. И замок тот, который был при Николае. И ключ тот же самый, который он держал. И ореховая мебель Александры Федоровны. Николай Второй в последний раз был в театре именно здесь... Я бы не называл это энергетикой. Скорее, психологическая память. Это ощущается опосредованно. И забывать это недостойно человека.
По хитроумно построенным россиевским лестницам целеустремленно шли плотники, монтировщики, бухгалтеры и артисты. Тени Каратыгина нигде не было видно. Вероятно, она, как и все прочие в Императорском театре, была занята делом.
