К трехсотлетию Петербурга десять членов Всемирного клуба петербуржцев получили именные марки. Право попасть в этот список дороже иных орденов. В маленькой комнате на дальней окраине Северной столицы я рассматриваю раритет имени Рубины Калантарян. Скромная почтовая миниатюра с девизом "Счастье быть полезной людям". Рядом в коробочках лежат ордена Дружбы народов и "Созидатель Петербурга". Над ними висит диплом "Человек года-1999" в номинации "Муза Петербурга - за творческое служение великому городу". Пятьдесят лет на сцене, теплое колоратурное сопрано. Но мы обсуждаем с именитой певицей не оттенки звуковых диапазонов, а мировую проблему -почему народы ссорятся.
- Рубина Рубеновна, вы страстно пытаетесь подружить людей разных национальностей. Это не модно, а порой опасно. Во имя чего вы это делаете?
- Однажды после концерта я поехала домой на такси. По дороге разговорилась с водителем. Парень был родом из Пензы и сказал, что ему очень нравится жить в Петербурге. Что здесь хорошие люди, только много черных и евреев. В ответ на вопрос, кто же из них ему не нравится больше, он сказал, что черные. Тогда я повернулась и говорю: "Посмотри на мое лицо". А он ответил: "Ну, евреи еще ничего". Разве можно оставаться равнодушной, сталкиваясь с дремучим бытовым национализмом?
- Кажется, человечество во все времена не способно было преодолеть межнациональную неприязнь.
- Этот вопрос - моя личная судьба, моя биография. Что такое межнациональная рознь, мама рассказала мне, когда я была маленькой. Она родилась в Турции, ее семья едва спаслась от армяно-турецкой резни 1915 года. Так они оказались в Армении, в Лорисском районе. Когда отец влюбился, ему, представителю древнего знатного рода, запрещали приводить в дом беженку. Его родители были из дворян Лорис-Меликовых. У нас на Кавказе не говорят "дворянин", говорят "князь". И нам с сестрой с детства говорили, что мы княжны Лорисские, но это была опасная семейная тайна.
- Граф Лорис-Меликов - правая рука Александра II, автор первой российской конституционной реформы - ваш предок?
- Да. Раньше я особого значения своему происхождению не придавала, но теперь, глядя на храм Спаса-на-Крови, построенный во имя этого убиенного царя, знаю, что мой предок верно служил России. Когда он был министром внутренних дел, это время называли "диктатурой сердца". Некоторые историки считают, что, если бы его реформа состоялась, не было бы ни Февральской, ни Октябрьской революций 1917 года.
- Такое родство отразилось на вашей судьбе?
- Папу и маму в 1939 году арестовали как "врагов народа". Мы с сестрой остались вдвоем - ученицы четвертого и шестого классов. Даже бабушка от нас ушла, ведь если бы в доме "врагов народа" ее стал навещать второй сын, его бы тоже забрали.
- Кто вам помогал выжить?
- Мы стали работать. Конечно, детский труд был запрещен, но сестру взяли "на подхват" в отдел живописи Публичной библиотеки, а меня - в нотную библиотеку ереванской Консерватории. Спасибо, что люди поделились своими зарплатами. Как сейчас помню, библиотекарь получала сто двадцать рублей. Двадцать из них она отдавала мне.
Помог и мой голос. Ведь я с восьми лет была солисткой хора Радиокомитета Армении, и в республике меня все знали.
- И вас отправили учиться в город на Неве?
- С десяти лет я сама принимаю решения. Во время войны у нас в эвакуации жила музыкальный педагог из Ленинграда Виргилия Багратовна Арцируни. Вернувшись домой, она прислала письмо, в котором советовала мне обязательно поступить в ленинградскую Консерваторию. И я поехала к ней. Денег на билет накопила лишь к зиме и отправилась в путь, не понимая, что в это время года экзаменов никто не принимает. Через трое с половиной суток вышла на Московском вокзале с одним рублем и десятью копейками в кармане. Кое-как добралась по адресу. Знаете, о чем спросила меня домработница моей учительницы, открыв дверь? Она сказала: "Разве ты не получила телеграмму, что не надо приезжать?"
- Что-то случилось с педагогом?
- К счастью, нет. Просто домработница была очень злой. Виргилия Багратовна встретила меня приветливо, выделила угол, и мы с ней стали заниматься. Через месяц домработница написала донос, что я живу у них без прописки. Меня забрали в милицию на сутки и строго приказали: "Уезжай сама или отправим тебя домой эшелоном". В отчаянии пошла я прощаться с Ленинградом. Стою на Дворцовой площади и реву. Смотрю на Александрийский столп, и вдруг вижу: Ангел указывает мне пальцем... на Зимний дворец. И тут вспоминаю, что директор Эрмитажа - Иосиф Абгарович Орбели. Армянин. Я рванула в Эрмитаж. Прихожу в приемную, говорю секретарше: "Орбели". Потом показываю на себя: "Армянка". Тогда я совсем плохо знала русский язык, хотя в школе была отличницей. Она зашла в кабинет директора, выходит и говорит: "Орбели просил подождать". Села, жду... Когда я вошла в кабинет Орбели - рост метр пятьдесят пять, вес сорок килограммов, - он спросил: "И это все?!" Иосиф Абгарович стал расспрашивать, кто я такая и откуда, и я важно сообщила ему, что у меня очень хороший голос. Тогда он набрал какой-то номер и деликатно кому-то сказал: "Убедительная просьба: к вам сейчас приедет моя соотечественница, и если мы с вами не сделаем все, чтобы она закончила Ленинградскую консерваторию, мир нам этого не простит".
Судьба не раз сводила меня с великими людьми, которые давали мне уроки человечности. Эти встречи были моими университетами...
- Сегодня кажется странным, что в строгие послевоенные годы эстафету русского романса в стране приняла молодая певица с национальной окраины.
- Я окончила Консерваторию оперной певицей, но моя республика не помогла мне встать на ноги. С 1955 года храню письмо бывшего директора Ереванского оперного театра, который в ответ на мой запрос о работе сухо сообщил, что в их театре свободной вакансии нет. И я очень благодарна России, которая меня приняла и оценила, дала возможность состояться. Что касается русского романса, именно этот жанр оказался моим призванием. Когда я, начинающая певица, приехала в Магадан с вечером русского романса, Вадим Козин сказал: "Дорогая моя, давайте-ка петь без армянских страстей. Вы создаете образ русской женщины, а русская женщина о любви говорит шепотом. Она как наша природа: тихая, спокойная". Мой первый большой концерт "Вечер старинного русского романса" состоялся в 1959 году, и меня одобрила и считала своей преемницей Изабелла Юрьева. Возможно, благодаря тому, что я армянка, мне позволяли петь то, что было, в общем-то, запрещено. Правда, пару раз в прессе меня осудили за то, что комсомолка предпочитает упадническую лирику, присущую белогвардейщине.
- Вам в жизни часто не давали забывать о том, что вы армянка?
- А зачем об этом забывать? Всю первую половину жизни я была избалована Россией за то, что рождена армянкой. Меня любили, называли "армяночка". Это сегодня говорят "армяшка". Знаете, почему я до сих пор неправильно говорю по-русски? Потому что надо мной никто не смеялся, наоборот, всех умилял мой акцент. Лишь во второй половине жизни, когда я достигла признания, мне стали напоминать, что "у нас своих хватает". Я, например, никогда не была заслуженной артисткой России. Пять раз Ленинград посылал мои документы на присвоение этого звания, и всякий раз приходил ответ: "У вас что, нет русских?" Но это обстоятельство можно отнести и к особенностям творческой кухни.
- Что пережила знаменитая ленинградская певица, когда началась перестройка?
- Я была выброшена на улицу. Меня уволили из Ленконцерта. Прожив большую творческую жизнь, объездив полмира, доставляя людям радость своим искусством, я осталась без работы.
Полтора года не выходила на сцену. Это было время унижений и забвения. Мне не стыдно признаться в том, что в начале девяностых годов я откровенно голодала. Мои сбережения - результат большого труда - в одночасье сгорели. Пусть стыдятся те, кто это допустил. Как-то, проходя мимо Московского вокзала, я увидела в продаже красивую вишню. Мне до смерти захотелось вишни! А купить не могу, я нищая пенсионерка. Смотрю, женщины из ящика гниль выбирают. Что делать? Встала рядом, чтобы тоже хоть горстку набрать. Взмокнув от стыда, вытерла рукой, испачканной вишневым соком, лицо, и надо мной засмеялись. Опомнившись, побежала умываться в привокзальный туалет, и то, что я увидела в зеркале, меня здорово встряхнуло! Тут я сказала себе: "Рубина, что с тобой? Голос при тебе, мозги при тебе, ноги ходят - так что ты в помойке роешься?!"
- Куда же подевались влиятельные друзья?
- При мне осталась гордость армянской княжны, а обременять просьбами друзей я не привыкла. В 1992 году на глаза попалась афиша - "Память сердца". На ней имена коллег моего поколения: Гелены Великановой, Владимира Трошина, Галины Ненашевой, Махмуда Эсамбаева. Я поняла, что кто-то решил устроить концерт любимых артистов. А моего имени на той афише нет... Вдруг звонок Эсамбаева: "Рубина, если тебя сегодня пригласят в БКЗ "Октябрьский", прошу, не отказывайся". И они позвонили. Вы можете себе представить, что со мною было?!
Прихожу на репетицию, а режиссер - незнакомый молодой человек - говорит: "Давайте". Я говорю: "Что давать?" Он говорит: "Как что? Фонограмму". Я говорю: "У меня нет фонограммы". Он говорит: "Что же вы пришли?" Я отвечаю: "Так вы же меня пригласили". Он говорит: "А что вы будете делать?" Тогда я спрашиваю: "А вы для чего меня пригласили?" Он отвечает: "Петь". "Так я буду петь. Вот мой пианист". Режиссер разозлился и ушел. Полуживая, я подошла к микрофону и стала исполнять арабское танго. Под конец Эсамбаев, сидевший на сцене, не удержался, подбежал ко мне, обнял и радостно закричал: "Вживую! Вживую поет!" Когда все закончилось, Эсамбаев сказал: "Я встречаю первую армянку-дуру! Так петь, и так жить!" Через месяц великий танцор отмечал в Петербурге свое семидесятилетие. Как только я вошла в зал, он прочитал собравшимся гостям письмо: "Уважаемый Махмуд! Хочу вас поблагодарить за внимание к моей любимой ленинградской певице Рубине Калантарян. Недоразумение, о котором вы напомнили, будет исправлено. С уважением, мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак". Оказывается, Эсамбаев написал Собчаку письмо и упрекнул его в том, что мэр не интересуется, как живет Калантарян. Тут все спохватились, в Москву быстро ушли мои документы. Изучив их, в министерстве опомнились и сразу присвоили мне звание народной. Когда в следующий раз я стояла на сцене БКЗ и объявили, что выступает народная артистка России Рубина Калантарян, у меня перехватило дыхание, а зал встал. Так я родилась в очередной раз.
- С вашим именем связано возвращение армянам культовых зданий в Петербурге.
- Я прошла через многие кабинеты, чтобы нам вернули церкви на Невском проспекте и на Васильевском острове. Там же, на Васильевском, я организовала первый армянский детский церковный хор. Вера - часть культуры народов, без ее возрождения невозможно преодолеть бездуховность. Одному искусству не справиться с этой задачей, потому что сегодня оно очень зависит от коммерции.
- Петербург любят называть самым толерантным городом России, приводя в пример Невский проспект, на котором расположены храмы нескольких конфессий.
- Мне очень хотелось бы, чтобы это так и было. К сожалению, бытовой национализм пронизывает нашу жизнь, и его нужно преодолевать. Каждый может делать это по-своему. В самые острые моменты межнациональных конфликтов в начале девяностых годов мы организовывали шествие по Невскому, во время которого из храмов выходили священники и вели службы на разных языках. В разгар карабахской войны я пришла на мусульманский праздник Навруз, на который приехало много гостей из Баку, и спела им сначала азербайджанскую, а потом и армянскую песни. Никто из них меня не побил.
Шесть лет тому назад я придумала программу "Многонациональный Петербург". Совместно с российско-немецким культурным обществом с разрешения епископа мы стали проводить в зале лютеранской церкви на Невском проспекте особые концерты. На них приглашаем известных артистов разных национальностей. Объявляя имя певца, обязательно подчеркиваю: вот еврей, вот татарин, вот якут, а вот немец. И всякий раз говорю, что у искусства нет национальности. Каждую третью субботу месяца зал Петеркирхе на две тысячи человек переполнен. Приходит интеллигентная петербургская публика, которая не может себе позволить поход в Мариинку или в филармонию.
В последние годы провожу международные конкурсы любимого жанра. Эта идея возникла на праздновании 80-летия Георга Отса в Таллине, куда меня пригласили выступить. На улице меня остановила какая-то дама и сказала: "Я вас знаю, вы госпожа "Русский романс". Я познакомилась с таллинской певицей Ольгой Бундер, и мы с ней решили организовать конкурс русского романса в Эстонии. А в Белоруссии и в Москве подобный конкурс называется "Романсиада". Я не устаю повторять, что благодаря русскому романсу можно ощутить, что сердце у людей одинаковое, а призвание у него одно - любить.
- Подготовленная, образованная аудитория не слишком нуждается в воспитании толерантности...
- Я не боюсь и другой публики. В нашем Союзе концертных деятелей есть программа, которая называется "МИР" - милосердие, искусство, религия. Вместе со своими учениками я выступаю в больницах, в тюрьмах, в психиатрических лечебницах, там, где артисты бывают очень редко. Союз также пытается как-то помочь уличным музыкантам, "тусующимся" в подземных переходах. Мы их собираем, проводим конкурсы, вручаем награды и призы. Как-то раз эти ребята устроили для своих поклонников концерт в Театре эстрады. А на афише написали: почетный гость Рубина Калантарян. Мы с пианистом пришли, смотрим, на сцене мальчик поет, потом зажимает бедрами микрофон и начинает танцевать. Публика в зале курит, пьет пиво, "оттягивается". Пианист в ужасе: "Рубина Рубеновна, только не пойте, скажите им несколько добрых слов, и уйдем". Но я сказала: "Нет, мы будем петь". Знаете, что я спела? Армянскую молитву. Всю энергию, которую только можно было собрать, я вложила в эту песню. В зале стояла гробовая тишина, которая через секунду взорвалась аплодисментами. Воспитывает не доступное, а высокое искусство.
- Мало кто пока знает, что вы мечтаете о появлении в Петербурге Дома наций.
- Когда построили Ледовый дворец, я заявила через газету, что теперь очередь за новым проектом. Москва построила храм Христа Спасителя, а Петербург обязан возвести Дом наций. Ведь сегодня в России национальный вопрос стоит так же жестко, как это было во времена образования Советского государства.
В Москве Дом наций открылся на Басманной улице. Я там побывала и, честно скажу, позавидовала. Давно мечтаю собрать под одной крышей все диаспоры Петербурга, все его национальные образования. Когда представители разных культур окажутся под одной крышей, они просто не смогут не общаться. Все знают, что чем меньше нация, тем больше ее амбиции. Государство нас перессорило. Теперь, чтобы преодолеть накопившиеся обиды, межнациональную рознь, нужна особо тонкая дипломатия. Раньше в нашем городе диаспоры собирались во дворцах культуры, но теперь, когда их распродали, проблема повисла в воздухе.
- У вас в связи с бурной общественной деятельностью даже появилась серьезная политическая должность?
- В представительстве Президента по Северо-Западу я возглавляю комиссию по вопросам межнациональных межконфессиональных отношений и миграционной политике при общественной палате. При поддержке властей легче помогать людям, которые хотят мирно жить и трудиться в Петербурге. Я с удовольствием взялась за дело, это моя миссия.
Наталья Шергина
"Российская газета"
Санкт-Петербург
