Валерий Гергиев: `Не хочу и слышать о том, что существует Большой театр`Назад
Валерий Гергиев: `Не хочу и слышать о том, что существует Большой театр`
Мэр Москвы Юрий Лужков и худрук Мариинского театра Валерий Гергиев открыли в столице Пасхальный фестиваль. Первое интервью в Москве Валерий Гергиев дал "ГАЗЕТЕ". Гергиев сделал два важных заявления: вскоре разрешится затянувшийся конфликт вокруг реконструкции Мариинского, а сам Гергиев не собирается бросать свой питерский театр и переезжать в Москву.
- Как вы относитесь к новому витку слухов о том, что после празднования 300-летия Петербурга вы возглавите Большой театр?
- Никак не отношусь. Предпочитаю обсуждать конкретные дела. Сейчас я провожу Пасхальный фестиваль. А когда он завершится, станет чуть-чуть яснее с реконструкцией Мариинского театра. Я еще пять месяцев назад сказал, что предпочел бы вообще не разговаривать с министрами, если вся наша работа окажется пшиком и блефом.
Я могу себе позволить не ездить в Москву, не ходить к президенту. Я с большим уважением отношусь к Владимиру Путину и демонстрирую это уважение не с 1999 года. У нас была возможность говорить с ним о трудностях Мариинского театра в 1995-м. Мы решали квартирные вопросы в 1991 году - в кабинетах у Собчака, Путина. Поэтому я могу обратиться к президенту, если это будет вопрос государственной важности. Я думаю, он тоже понимает, как это хорошо, что есть такой могучий творческий организм. Мы должны красиво выйти из сложившейся вокруг реконструкции ситуации - после такого количества сказанных слов, сломанных копий, принятых постановлений. Если мы сейчас начнем менять курс, отказываться от уже принятых решений, то я бы предпочел больше ни разу в жизни не сталкиваться ни с какой реконструкцией. И вообще не хочу даже слышать о том, что существует Большой театр. Я хочу заниматься симфониями, операми, спектаклями, фестивалями, а не ходить по кабинетам. Скоро выяснится, дурака мы валяли, хитрили или занимались делом. Я считаю, что мы очень много сделали полезных дел. И это почти невозможная ситуация, когда я предпринимаю усилия, а в результате ничего не сделано. Я уже четырнадцать лет руковожу театром и никогда не попадал в такую ситуацию. Не собираюсь ходить, бороться, добиваться. Это вопрос чести для каждого из нас.
- На какой стадии реконструкция находится сейчас и довольны ли вы процессом?
- Мы уже поработали над сценарием реконструкции и с Госстроем в качестве заказчика, и с Минкультом. Не многое изменилось, потеряны огромные ресурсы времени. Большого прогресса мы не видим. Мы увязли в спорах о творчестве американского архитектора Эрика Мооса. Совершенно категорически хочу заявить, что весь разговор о необходимости реконструкции даже в маленькой степени не был связан с каким-либо конкретным архитектором. Необходимость реконструкции существует очень давно. Великолепие российских творческих сил и унизительное, жалкое техническое состояние двух ведущих оперных театров - это известный факт. За последние три месяца я повстречался уже с несколькими крупнейшими архитекторами нашего времени, поскольку не хочу попасть в положение человека, который судит о чем-то, не имея права на свое мнение. Только незнание и достаточно темное представление о том, что такое современная архитектура, могут подтолкнуть меня к губительной позиции для театра и для моей репутации. Когда я говорю о современном архитектурном ансамбле и развитии театра, я не имею в виду что-то безобразное.
Сегодня музыка Стравинского и Прокофьева, отличающаяся от музыки Моцарта, называется великой. Так же современная архитектура может отличаться от здания самого Мариинского театра. Кстати, у нас далеко не все замечательно с архитектурой вокруг Мариинского театра - есть несколько безобразных зданий. ХХ век подарил нам такое окружение. Я даже слышал мнения, что и здание Мариинского театра не является чем-то особым. Но мы никак бы не хотели менять облик самого исторического здания театра.
Поэтому к защитникам красоты Петербурга я с удовольствием причислил бы и себя, и весь Мариинский театр. Мы свой город любим не меньше других. Мы увязли в дискуссиях, а пресса это подхватила, поскольку все изголодались по архитектурным скандалам: их не было 80 лет. Мы совершили, поначалу не понимая и не зная, прорыв в открытую и очень шумную дискуссию о том, что такое современная архитектура, нужна ли нам вообще современная архитектура или такая современная архитектура. Мы ни в чем не виноваты.
- Как вы относитесь к двум проектам Мооса - нового здания театра и культурного центра "Новая Голландия"?
- Мне нравился проект Мооса, который предложил мне "Новую Голландию", и сейчас нравится. Это было бы бесстыдным враньем, если бы я заявил сейчас, что мне не нравится работа Мооса. Но я был обескуражен, когда узнал, что Моосу предложили делать еще и театр. Я, кстати, был последним, который увидел проект Мооса. Не фальшивый, а подлинный проект. Их было два. Один из них, который не показывался на обсуждении, я назвал фальшивым, потому что он никогда никому не был представлен, но попал в руки людей, которые его сразу запустили. Там было в работе восемь или десять вариантов, вот один из них попал. Но имела место еще и не совсем честная игра. И я этот фальшивый вариант увидел даже на столе губернатора. Меня это крайне удивило. Естественно, сам губернатор не охотился за ним, ему принесли. Люди, которые принесли, прекрасно знали, что это не тот вариант, который обсуждался. Он разительно отличается от подлинника.
- Как американский архитектор относится к полемике вокруг его проектов?
- Моос работает и будет работать, мы его просто прославили, он стал известным человеком и здесь, и в мире. Крупнейшие мировые газеты пишут об этом еще не скандале мирового значения. Но попахивает это уже нехорошо, получилось немножко нескладно. Если мы хотим привлекать крупнейших архитекторов, мы должны были это делать решительнее. В последние 3-4 месяца это должен был делать Минкульт. Мы сейчас находимся в рабочих и, как мне кажется, потенциально в очень конструктивных отношениях со Швыдким - мы оба выбрали этот путь. Я очень жестко критиковал позицию Минкульта именно потому, что мы потеряли год. Мы театр, подведомственный Минкульту. Наверное, вы со мной согласитесь, не нужна помощь кого-либо из министров в том, чтобы оркестр, певцы или балетная труппа были в порядке. Это мы уже доказали. Даже столь мощная фигура, как Евгений Федорович Светланов, не мог бороться с трудностями экономического плана. В силу своего возраста и достаточности физических сил я смог с этим бороться в условиях 90-х годов. Но мне нужна очень сильная помощь и министра культуры, и министра Грефа, и премьер-министра Касьянова, и руководителя нашего государства Владимира Владимировича Путина.
- Вы решали с президентом вопрос реконструкции Мариинского театра?
- Я лично обращался к двум людям - Ельцину и Путину. Я получил оба раза немедленное добро, политическое решение было принято немедленно. Да, Мариинский театр надо реконструировать, надо спасать. Потому что ужасающее техническое состояние, стесненность технических условий - это и есть путь к творческой гибели театра. Сегодня мы стали участниками бюрократической симфонии. И сейчас находимся в начале финальной части.
Я надеюсь, что мы галопом сейчас пролетим заключительное аллегро. Для тех, кто не знает, аллегро - это быстрая заключительная часть симфонии. Я надеюсь, что все это закончится не трагическим финалом. Вряд ли сегодня мы захотим остановиться (мы - это коллектив театра). Мы совершенно точно знаем, что на последующие 50 лет, когда уже нас не будет в живых, это будет единственно правильным развитием ситуации - по этому пути пошли все крупнейшие театры. У нас в России никогда не будет второго Мариинского театра. Он один, и он должен развиваться. Он очень скоро должен быть театром XXI века по всем параметрам: культурно-творческим, финансово-экономическим, социальным.
Он должен быть театром-гигантом, который наряду с Эрмитажем делает Петербург одной из столиц мира. Вот почему это так важно. И вот почему этим занимаются столь сильные министры, как Герман Греф, которому, безусловно, гораздо больше времени нужно уделять вопросам цен на газ или на нефть. Он должен заниматься этим, а не театральными вопросами. Но тот небольшой отрезок времени, который есть в его календаре-расписании для Мариинского театра, должен быть использован максимально продуктивно. Потому что мы тоже немалая составляющая российского могущества. Все хотят сегодня восстановить былую мощь государства. Мариинский театр в этом - очень немаловажная часть уже кажущегося всем реального возвращения мощи государства.
- Когда приблизительно можно ожидать каких-то решений?
- Скоро, мне кажется, что дней через 10 -15. Я думаю, всем поднадоело так зависать. Министры должны считаться с общественными мнением. Министры не должны бояться упреков кого-то из российских архитекторов. Я знаю, что они не боятся, тем не менее одно высказывание кого-либо немедленно порождает общественную дискуссию, находятся желающие выйти из тени, из практически полной неизвестности и громогласно встать на защиту российской архитектуры. Это все правильно, но защищать Мариинский театр от его коллектива не нужно. Защищать от нас город Петербург, я думаю, тоже не нужно. Мы будем предлагать только то, что большинству покажется достойным воплощения. И есть десятка современных архитекторов, которые так же знакомы миру, как имена Светланова или Стравинского. Эти люди известны миру только потому, что они добились выдающихся результатов.
Если сегодня кто-нибудь из наших архитекторов не является, скажем, архитектурным Светлановым, то в этом тоже можно кому-то признаться. Я бы лично слушал с большим почтением, если бы Мравинский сказал, что Гергиев не очень удачно дирижирует оперой "Дон Жуан". Я бы очень внимательно к этому прислушался. Я бы не слушал каждого, кто когда-либо дирижировал. Возможно я, если не лучше всех, но лучше многих знаю, как надо дирижировать. Если мы сегодня опросом будем решать, как мне дирижировать, то ситуация будет совершенно комическая. Также нам всем надо очень быстро решить, кто выйдет в ситуацию реконструкции Мариинского театра напрямую и займется столь ответственной задачей спокойно, профессионально и с увлечением.
- Организация Пасхального фестиваля требует больших усилий. Что заставляет вас принести в жертву очередную возможность отдохнуть между концертами и спектаклями?
- Я не так смотрю на свою жизнь. Я надеюсь, что многие музыканты смогут последовать моему примеру и проводить больше времени в России, даже если это будет стоить потерянного отпуска. Я не знаю, бросилось ли вам в глаза, как выступали в России многие из известных российских дирижеров в 90-е годы. Ну давали в год пять концертов. Я каждый год дирижировал 65 -70 раз. Я бы к этому добавил, если бы хотел, звучных аплодисментов, еще бы добавил, что бесплатно, но это не является сутью нашего разговора. Но это является практически единственным ответом на вопрос, почему крупные дирижеры где-то с конца 80-х и уж точно в 90-е годы почти перестали выступать в этой стране. Винить ли кого-то в этом? Нет. Мы уже слышали на эту тему все, что говорил и покойный Светланов, что написал и рассказал живущий Рождественский. Я не вступаю сегодня ни в полемику, ни в продолжение дискуссии, тем более ни на кого не наезжаю.
Мы многократно говорили с Швыдким о том, что не встанут с колен творческие коллективы России, пока этот вопрос не будет решен. Не нужно 45 нищих оркестров в Москве, нужно 3, но шикарных. Лондон не может себе позволить более четырех оркестров, и то дебатировался вопрос о закрытии одного из них, а может и двух. Поэтому давайте не будем смешить мир. Не будет у нас такого огромного количества высокооплачиваемых оркестров.
Надо решать вопрос зарплат и оплаты труда. А дирижеры, наверное, не смогут сегодня просто удержаться на своих позициях, если эти оркестры увидят, что руководители не занимаются своим коллективом. Мы не виним ни министров, мы виним трудные 90-е годы. Сегодня уже невозможно винить трудные годы. Михаил Ефимыч прекрасно знает, что если эта проблема не будет скоро решена, огромный и могучий хор противников споет яростную мелодию против министра. Я не говорю о Мариинском театре, потому что мы во многом решил вопросы экономического благосостояния театра. Мы трудились очень много, гастролировали, делали фильмы, записи, делали свои фестивали.
Возвращаясь к московскому фестивалю. Я не горел идеей создать еще один фестиваль. Я хотел демонстративно, и говорю об этом на весь мир, что я нахожу ситуацию в России колоссально отличающейся от той, которая была десять лет назад. Наше будущее здесь. У меня масса друзей в Нью-Йорке. Они пять лет назад не верили, что я не хочу искать место в Нью-Йорке. Я совершенно определенно высказываюсь на этот счет. Единственный человек, который меня понял и сразу высказался на этот счет, это генеральный менеджер Metropolitan Opera Джозеф Вольпе. Он сказал: "Мы конечно предложим Гергиеву позицию Джеймса Ливайна, когда Джимми будет уходить с этой позиции, но я не уверен, что он согласиться. Я знаю, что он не согласиться, потому что он "женат на Мариинке".
Это было сказано пять лет назад. Вскоре в России разразился чудовищный кризис, а мы планировали огромное количество постановок до 2000 года. Но моя уверенность в России никогда не была серьезно поколеблена, я надеюсь продемонстрировать это и сейчас. Люди думают, что карьера делает в Лондоне, деньги в Америке. А на самом деле заниматься музыкой можно и здесь. Нет таких залов как Большой зал Консерватории в Америке. Отвечаю - нет таких залов.
- То есть главная цель фестиваля - вернуть в Москву отечественных музыкантов, сделавших карьеру на Западе?
- Я думаю, что коллеги, горячо любимые мной, сегодня уже не бедные люди. Они могут позволить себе выступить у себя на родине даже бесплатно. И объяснить домашним, что это необходимо для ощущения душевного баланса. У меня это ощущение есть давно. Меня можно ругать за очень плохое дирижирование, но меня невозможно ругать за то, что я драпал из России. Я буду сразу браниться в ответ. Это дает мне ощущение огромной уверенности в себе и в нашем тандеме с Мариинским театром. Все, что угодно можно обо мне сказать, только не то, что я забыл родину, а где-то там жил и зарабатывал деньги. Если я даже нахожусь в Америке долго, я тут же организовываю гастроли Мариинского театра. Я дал слово, что "Игрок" и "Война и мир" Прокофьева пройдут в Нью-Йорке, И, как недавно сказал Джозеф Вольпе, они очень гордятся этими двумя работами.
Где-то я недавно прочитал, что культура делает народ нацией. Т.е. мы сегодня одна из очень важных частей общемировой культуры. Посмотрите: многие люди не смогли попасть на открытие Пасхального фестиваля. Пожалуйста, чисто русская программа, произведения Прокофьева, Стравинского, даже не Моцарта, который максимально популярен. Я был очень счастлив, что наш фестиваль так начинается. Отсутствовали многие уехавшие на Багамские и Сейшельские острова, зато в зале не звонили мобильные телефоны, что меня приятно поразило. На нашем последнем выступлении в Большом театре раздавалось до сорока звонков за вечер. У меня было такое ощущение, что на одном из концертов в Большом театре один и тот же телефон звонил. Т.е. хозяину телефона не пришло даже в голову его выключить, он продолжал деловые переговоры, или разговаривал с подругой прямо там же на концерте. В Консерватории этого не было.
Мы сидим на несметных богатствах русской культуры. Мы показали всему миру, насколько мы можем быть глупы по отношению к своей стране. Почему бы сейчас не продемонстрировать обратные качества: ум и преданность? Я не претендую на медаль "За заслуги перед Отечеством". Я претендую на возможность работы в России, не глядя постоянно куда-то на Запад. Как поступили очень многие известные певцы, и танцовщики, и дирижеры, и композиторы, и музыканты оркестра. Их уже невозможно вернуть, сотни и тысячи и в Америке и в Германии. Но какая-то часть может найти здесь применение своим силам.
