В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Отдавшая душу профессии Назад
Отдавшая душу профессии
Автор: Полина Капшеева

- У вас немного утомленный вид. Устали?

- Не то слово... Но, знаете, эта усталость приятная. День выдался настоящий: я напиталась духовностью до краев, по полной программе. В Иерусалиме я не впервые, а ощущения каждый раз одни и те же - очень волнующие... Вы даже не сознаете, что значит жить рядом с таким местом. Не город, а настоящий праздник.

- Что для вас вообще является праздником?

- Не знаю... Ну, может быть, Новый год. А еще - дни рождения мамы, близких.

- А ваши собственные памятные даты?

- Да ну... Хлопотать приходится, возиться... Настоящие праздники у меня бывали только в детстве. Солнышко, мама рядом, не надо ни за что отвечать... Чем ты становишься старше - тем все дальше и дальше от тебя уходит это прекрасное беззаботное время. Количество праздников резко уменьшается, а в какой-то момент они и вовсе исчезают.

- Как, а сцена?

- Разве это праздник? Сцена - это работа. Во всяком случае, я всегда так считала, даже когда была совсем маленькой. Если меня в детстве просили спеть, я соглашалась только при двух условиях: просила поставить меня на стульчик и требовала платы за работу. Рубль или копейка - мне было важно, чтобы мой труд оплатили.

- С тех самых пор без денег не выступаете?

- Никогда. Пение для меня является работой, а не удовольствием... Точнее, работой, которую делаю с удовольствием, но за которую мне обязаны платить.

- Любите деньги?

- ...Однажды в Японии я получила на государственном телевидении немыслимый гонорар: сто тысяч долларов за одну песню. Так совпало, что я тогда вообще находилась в состоянии, близком к счастью: мне все в Японии нравилось. И Андрей мой смеялся: "Вот цена твоего счастья - сто тысяч долларов!"

- А что, цена нормальная...

- Это, конечно, шутка. В принципе, деньгам я не придаю особого значения: они как приходят - так и уходят. Не люблю и не умею копить; мне не нужны бриллианты, меха... Когда у меня спрашивают, богата ли я, - всегда теряюсь. Да, наверное, я богата, но для этого немного нужно: у меня не такие уж грандиозные запросы.

- С ценой счастья - понятно. А вот как быть с ним самим?

- Мне грех считать себя несчастной. Но ведь само ощущение счастья очень относительно. Сегодня, когда я смотрю новости или вижу на улицах бездомных собак, - от счастья мало чего остается. Наверное, я бываю счастлива утром, пока у меня все двери-окна закрыты и телевизор не включен... А в остальном - какое уж тут счастье?..

- Не испытываете его после удачных выступлений?

- О, нет: после выступлений приходит пустота - ничего внутри не остается.

- Часто плачете?

- Вообще не плачу. Вернее, стараюсь, чтобы моих слез никто не увидел. Уж мама - точно: не хочу ее огорчать. Все мои слабости - это только мое личное дело.

- Их много, слабостей?

- Окружающие меня считают сильным человеком - и пусть. Я не собираюсь никого разубеждать.

- Лайма, послушайте, которую по счету сигарету вы закуриваете?

- Вы правы: сама знаю, что незачем. Правда, курю недавно.

- Да как же легкие справляются? Вы же не только поете, но и скачете, как блоха, по сцене...

- Между прочим, многие даже считают, что я под фонограмму выступаю... Наверное, держаться помогает постоянная тренировка. Одно дыхание - когда танцуешь, другое - когда поешь, а совместить их - уже дело привычки.

- Восхищенно глядя на ваши сценические туалеты, я насчитала четыре цвета: белый, красный, желтый, черный...

- Правильно: это самые сценичные цвета. А черный - вообще мой любимый.

- Зачем замечательную фигуру скрываете мужскими костюмами?

- Характер у меня такой: мне нравятся мужские вещи, люблю японский мужской дизайн. Иногда трудно объяснить, почему ты предпочитаешь то или иное направление. Интуиция какая-то... Так мне комфортно. Марлен Дитрих тоже носила мужские костюмы, шляпы... У меня, кстати, есть и более романтические вещи - в следующей программе зрители их увидят.

- Откуда ощущение собственного стиля?

- Даже не знаю... Сейчас у нас модно иметь собственного стилиста. А мне это смешно: считаю, что взрослый, состоявшийся человек сам себе всё. Конечно, кто-то может меня неплохо накрасить, одеть, но даже парикмахер всего лишь выполняет мой замысел, и только я одна точно знаю, какая именно прическа мне нужна.

- Вы назвали на концерте всех, кто участвовал в его создании. Кроме режиссера.

- Режиссер этого концерта - я сама.

- Почему же не объявили?

- Зачем? Это ведь неважно. Для меня куда важнее другое: чтобы люди уходили с приятным ощущением и не жалели о потерянном времени. А кого интересует режиссер, тот спросит. Я всегда режиссировала свои концерты. Больше того, раньше и танцы ставила сама, а потом нашла Аллу Сегалову - прекрасного балетмейстера.

- Вы чувствуете себя звездой?

- Я чувствую себя Лаймой.

- А Лайма чувствует себя звездой?

- Вообще не очень люблю слово "звезда". Что это такое? Я себя чувствую маленьким человеком, которому сделали подарок. Я этим подарком пользуюсь и стараюсь не подкачать. Если мне дано Свыше, то я благодарна и делаю все, что зависит от меня, - вот мои ощущения. Ни в коем случае не считаю, что достигла всего сама. Это моя Судьба, а я - никто. И при чем здесь звездность?

- Наверное, не при чем. И, все-таки, - как становятся Лаймами Вайкуле?

- Рождаются. Надо иметь всего несколько вещей: голову, талант, сумасшедшую работоспособность и немножко удачи.

- Ну и, наверное, Раймонда Паулса?

- Конечно, не помешает.

- Его имя вывело на эстраду и других певиц - Айю Кукуле, Ольгу Пирагс, Мирдзу Зивере... Чрезвычайно ярким был период его совместной работы с Аллой Пугачевой. Но только его союз с вами выдержал испытание временем...

- Два человека, коллеги или супруги, всегда имеют разные характера, а подчас - разные точки зрения. Мы же с Раймондом научились находить компромиссы. Может быть, нам помогает то, что мы одинаково понимаем хорошее и плохое. В апреле я еду в Америку - там к новому концерту будут делать аранжировки двадцати песен Раймонда Паулса. Работаю, конечно, не только с ним. Готовлю программу с Юрой Варумом. Записала несколько песен с Игорем Крутым - по-моему, очень хороший композитор, Паулса, кстати, считает своим учителем.

- Мне, честно говоря, нравятся далеко не все песни Крутого...

- Вам, вероятно, не нравится их исполнение, а оно уже зависит от артиста: композитор пишет только ноты.

- Вас не раздражает то, что происходит сегодня на российской эстраде?

- Я недавно слышала по телевизору, как замечательный пианист Николай Петров сказал: "Нечего пенять на бездарных исполнителей. Если они на сцене, - значит, таковы запросы публики". Я бы, например, хотела, чтобы дети моих друзей слушали лучше Майкла Джексона, чем "Ласковый май". Джексон - тоже не идеал, но это, во всяком случае, какой-то уровень.

- "Дети друзей"... Своих заиметь эстрада помешала?

- Ну, во-первых, у меня еще все впереди. Судьба распорядится - появятся дети и у меня... Конечно, сцена сыграла в этом вопросе свою роль. Всем известен сюжет о том, как человек продал душу дьяволу.

- Дьявол в данном случае - сцена?

- Меня этот вопрос тоже долгое время волновал - я даже у священников ответы искала. Меня успокоили, объяснив, что со сцены я несу людям добро. Если это красиво, если радует зрителя, то, значит, исходит не от лукавого. Между прочим, на концерт, который мы привезли в Израиль, я получила благословение... Но, все равно, душу я продала. Не дьяволу, так профессии.

- Хорошо еще, что, продав душу, вы достигли в этой профессии успеха. Могло ведь произойти и по-другому...

- Не могло. По-настоящему талантливому человеку обязательно воздается по заслугам. Другое дело, что это, как правило, не происходит в один день - нужно запастись терпением. Но, если ты отдал жизнь профессии, - успех к тебе обязательно придет.

- Газеты писали о вашем триумфе в "Карнеги-холл"...

- Не только там: меня прекрасно принимали во всех лучших залах Америки и Европы.

- Представьте себе ситуацию: бродвейская публика восторженно встречает мюзикл, привезенный из Казахстана или, допустим, из Беларуси. Информация о том, что Запад рукоплещет эстрадной певице из СНГ, кажется мне не менее странной...

- К Бродвею, если не возражаете, я вернусь чуть позже... Что же касается средств массовой информации, то у меня с ними были приключения и в Америке. В одной тамошней газете меня назвали "русской Мадонной". Американцы же, как известно, Мадонну не любят: они ведь ратуют за нравственное здоровье нации и борются против всего, что этому здоровью - по их мнению - может повредить... На одном из американских государственных каналов, транслируемом по всей стране, существует популярная передача "Текущие новости" - примерно такая, каким был "Взгляд" в свои лучшие времена. И вот из этих "Текущих новостей" приехали меня снимать, решив, как я думаю, устроить скандальчик. Телевизионщики провели со мной целый день - на улицах, в магазинах, в студии... Передача началась с вопроса: "А нужна ли нам еще одна Мадонна?" Я сразу поняла, что сейчас меня просто размажут по стенке, но получилось все наоборот. Меня сравнили со всеми великими американскими певицами и в конце предложили: "Эй, Горби, может, махнемся?" Потом американцы сделали обо мне вторую программу "Шестьдесят минут" - интонация была примерно та же. Таким образом, я, специально ничего для этого не делая, получила сумасшедшую рекламу: после двух таких передач со мной заключила контракт крупная американская фирма.

- Вы собирались что-то рассказать о Бродвее.

- Да, конечно. На Бродвее в "убойном" спектакле мне предложили сыграть главную роль - великой авантюристки Маты Хари... И я, представьте, отказалась.

- Авантюризма не хватило?

- Нет-нет, дело не в том. Меня страшно напугал сам сценарий: огромный фолиант; всего шесть песен, остальное - прозаические тексты, да еще и - на чужом языке.

- Так вы просто поленились выучить роль?

- Побоялась не справиться. Вообще-то работы я не страшусь: на то, чем занимаюсь сейчас, не жалею ни времени, ни сил.

- Насколько мне известно, сейчас вы занимаетесь не только сценой, но и - бизнесом.

- Я думаю, что это не совсем точное определение: бизнес - это когда покупаешь дешево, а продаешь дорого. Я же пока, в основном, покупаю - и далеко не дешево. Зато у меня есть своя собственная парфюмерная линия, которая называется "Лайма-люкс". Ароматерапевтические (лечащие запахами) препараты для волос и тела изготавливаются в Калифорнии и являются сегодня лучшими в мире.

- Не преувеличиваете?

- Несомненно, существует огромное множество прекрасной парфюмерной продукции. Я перепробовала почти все - и сейчас повсюду вожу с собой препараты "Лайма-люкс". Зайдите в ванную - убедитесь. Поверьте, они великолепны. Да я и не поставила бы свое имя на плохой продукции.

- Откуда вдруг такое пристрастие к парфюмерии?

- Случай, как и все в моей жизни. Все началось с салона. По нашим законам, арендуя помещение, ты не имеешь права менять его профиль. Я узнала об этой странности уже после того, как начала ремонтировать снятое помещение. Раньше оно было салоном, таким образом, у меня появился свой салон... А вскоре, опять же совершенно случайно, я познакомилась в Америке с владельцем крупной парфюмерной фабрики. Он увидел мой видеоклип и предложил создать парфюмерию, присвоив ей мое имя. Зная, что этот человек прекрасный специалист, я согласилась. Полгода ездила в Америку, выбрала самую дорогую, натуральную, линию; занялась запахами, консистенцией, расцветками, баночками; все препараты испытала на себе... Получилось несколько видов шампуней и ополаскивателей, лак для волос и прекрасные кремы - для волос и для тела.

- Дорогое удовольствие?

- Не сомневайтесь. Но решительно все я оплачивала из собственного кармана.

- Но, по вашим словам, вы только покупаете - и не продаете?

- Не все сразу. Я уже получила несколько интересных предложений и надеюсь, что скоро моя продукция появится везде. А пока этими препаратами с удовольствием пользуются латыши, включая и меня.

- Ощущаете себя латышкой?

- Ощущаю себя Лаймой. Очень хорошо сказал покойный Юрис Подниекс, режиссер фильма "Легко ли быть молодым?": "Прежде всего, мы - люди, а потом уже - люди разных национальностей". Фашизм нам убедительно показал, что победителей в войнах не бывает - плачут все стороны... Поэтому я - за мир. Рига - мой город; но мои также Москва, Тель-Авив, Нью-Йорк... Всюду есть близкие.

- Кто для вас самые близкие?

- Самый родной человек на свете - мама. Она, как и мой Андрей, не любит появляться на экране, никогда не дает интервью... Мама не имеет никакого отношения к пению, а вот у бабушки был низкий голос, альт, она пела в церковном хоре. Видимо, именно бабушка меня на сцену и привела. Папа, к сожалению, умер семь лет назад... Еще я очень люблю своих сестер, которые, как и мама, не имеют никакого отношения к сцене, и мою собаку Кенди...

- ...без упоминания о которой вы, кажется, не обошлись ни в одном интервью.

- Я ее обожаю!

- Мне не совсем понятен термин "обожаю" применительно не к человеку, а к собаке.

- А одно не мешает другому. Я люблю людей, а Кенди влюбила меня во все остальное живое. Сегодня я не ношу шуб и не ем мяса. Не потому, что я вегетарианка, нет. Просто желания не возникает. Даже цветы не рву: они так прекрасны, когда растут...

- Как же поступаете с цветами, которые уже сорваны, а потом подарены вам?

- Хватаю их и сразу бегу домой - скорее напоить их водичкой. Жалко, когда цветы вянут, но такова их судьба. Время пришло...

- Вот-вот, который раз упоминаете о беге времени. И в песнях ваших появилась новая красочка: "нам ведь не семнадцать лет"...

- Меня, в принципе, возраст не волнует: я о нем просто не думаю.

- Если не ошибаюсь, вам сорок два-сорок три?..

- Ну, сорок три - это вы немного прибавили: все вертится вокруг сорока... Мне нравится, что с возрастом я становлюсь зрелым человеком. А в общем, несправедливо, что, взрослея, мы становимся внутренне более красивыми, а внешне - менее.

- И как же с этой несправедливостью бороться?

- Ничего не поделаешь: все будет идти, как идет. Да и потом, есть всякие пластические операции - я подожду, пусть врачи потренируются. Наступит время - сделаю, почему нет?

- Вот уж тогда о вас посудачат! Пока, вроде бы, не слишком сплетничают?

- Еще как! Правда, знают обо мне только то, что я разрешаю узнать. Все эти пересуды меня только смешат. Можно вырвать слово из контекста, но, если мне нужно что-то скрыть, - естественно, скрою.

- Вы, по-моему, хотите скрыть о себе все...

- В английском праве существует прекрасное понятие: "privecy". Да, я оберегаю свою личную жизнь.

- Поэтому многие считают Лайму Вайкуле холодной...

- Отлично! Правда, отлично... Истину о моем темпераменте знают только те, с кем я работаю, и, само собой, мои близкие.

- Вам нравится образ женщины, которая "заметает за собой все следы"?

- Почему бы и нет? Мне вполне подходит и это определение.

- Но ведь создавать шумиху вокруг своего имени - тоже часть вашей профессии...

- Ничего, некоторые западные актеры, певцы, писатели прекрасно без всего этого обходятся. Искусственно создавать повод для сплетен мне кажется своего рода грехом - не хочу. И поклонниц своих, которые ездили за мной по всему Союзу, преследовали, беретики "под Лайму" носили, я не приручала, а, наоборот, отваживала. И говорила им: "Грех - создавать себе идола. Вы не должны жить моей жизнью - стройте свою собственную". Мне куда приятнее исцелять людей, нежели заражать их собой.

- А здорово ощущать свое влияние на человеческие судьбы?

- В сущности, кто я такая, чтобы влиять? Нет уж, каждый человек должен самостоятельно пройти свой путь: как известно, на чужих ошибках не учатся.

- Сами часто совершаете ошибки?

- Кто его знает... Мне, как и каждому, кажется, что я делаю все правильно. Не думаю, что в жизни совершила много ошибок. Бог уберег.

- Вы религиозны?

- Учусь быть религиозной. Это пришло само собой лет семь назад. К сожалению, нужно получить сильный удар, чтобы стать лучше...

- Коллеги вам завидуют?

- Не знаю... Во-первых, меня это не волнует, а во-вторых, не хочется верить, что кто-то всерьез желает мне зла. Я хорошо отношусь к моим коллегам.

- Помогаете им?

- Если меня об этом просят.

- Конкуренции при этом не боитесь?

- Не чувствую, что у меня могут быть конкуренты. Работаю совершенно по-своему - в искусстве всем хватит места.

- Лайма, мы с вами беседуем уже довольно долго, - и, как я вижу, наш разговор вам не в тягость, несмотря на сумасшедшую гастрольную нагрузку. Это просто сегодня так "карта легла" или вы вообще уважаете журналистов?

- Вообще уважаю. Общение с журналистами, в отличие от придумывания о себе небылиц, действительно неотъемлемая часть моей профессии. Хотя, среди вашего брата тоже ведь всякие попадаются. Больше всего на свете меня раздражает глупость. Если журналист хочет сходу вызвать мое раздражение, он должен попросить: "Расскажите о себе".

- Я вам могу предложить нечто еще более эффектное: "Задайте себе сами вопрос, на который хотели бы ответить".

- Вот-вот! Я себе никаких вопросов задавать не хочу: мне с собой все ясно.

- Так уж, прямо-таки, - и все?

- Не ловите меня на слове: мы же говорим об интервью. После подобных вопросов я сразу же замыкаюсь. Не хамлю, конечно, но отвечаю односложно: "да-нет". И ни за что не стану "подыгрывать" - это уже мое баранье упрямство... Ну и, разумеется, сразу по окончании концерта я просто физически не в состоянии быть интересным собеседником. В такие минуты меня очень трудно разговорить: мне надо отдохнуть, расслабиться. В одиночестве или...

- ...с Андреем? Мы, кажется, обделили вниманием вашего спутника.

- Смею утверждать, что когда в семье один человек - лидер, а второй живет для него, - это прекрасно. Семья же, где два лидера, как правило, распадается. Мне повезло: есть Андрей, живущий моими проблемами. В одиночку мне порой не справиться - и физически, и морально... Главное - нам есть о чем говорить по возвращении домой.

- А как себя чувствует мужчина, вынужденный ежесекундно сознавать, что лидер в семье - не он?

- Это все пустое. Если мужчина умен, он заслуживает моего уважения - что намного важнее, чем любое признание его профессиональных достижений. И потом, во многих вопросах я, уважая мнение Андрея, советуюсь с ним. И вообще - у него масса достоинств.

- А какое качество вы особенно цените в себе?

- Я профессионал... Эстрадные певцы прекрасно знают, что концерты нельзя начинать с "ударной" песни: публика пока тебе не доверяет, присматривается - не подведешь ли, не зря ли заплачено за билет. Мне это уже не страшно: я знаю, что с первого до последнего номера не разочарую зрителя. И не волнуюсь, выходя на сцену, как прежде... В то время, когда мы зарабатывали по семь-восемь рублей за концерт, приходилось "подхалтуривать" на новогодних представлениях, которых иногда бывало по пять-шесть в день. И вот однажды в городе Горьком, где тогда гастролировал наш коллектив, мне, девятнадцатилетней, предложили роль "снежинки" - причем, даже не петь надо было, а танцевать. Естественно, я была счастлива, но сразу возникли проблемы. "Снежинке" требовались белые туфли, а их купить было не на что, да и негде... Я вышла из положения, натянув на черные туфли белые колготки - очень мне, эдакой маленькой "шопеновке", хотелось выступить. А "снежинок" нагнали много - из какого-то варьете. Я страшно волновалась... Но когда увидела, мягко говоря, "несвежего", "Дедушку Мороза"; "Снегурочку" на полусогнутых ногах и с недельным гримом; "снежинок", одна из которых, поправив лямочку, скомандовала: "Больше секса, крошки!", - я расслабилась и смело вышла на первую новогоднюю "халтуру"...





www.peoples.ru

Док. 594096
Перв. публик.: 24.09.04
Последн. ред.: 24.09.09
Число обращений: 0

  • Крутой Игорь Яковлевич
  • Вайкуле Лайма Станиславовна
  • Паулс Раймонд Волдемар (Раймондас)

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``