Cочинитель перевертней независимо от собственного желания не ведет за собой слово, а сам идет за словом, как за сказочным клубком... Работая в этом жанре, автор почти никогда не знает, куда катится клубок. Зацепившись за какое-либо слово, он и за минуту не предвидит, каким оно рассыплется спектром, - здесь играет некая радуга-калейдоскоп, в ней то и дело перемешиваются все цвета...
...В период триумфального шествия нашей политпсихиатрии (1969 - 1974 годы) автор убедился, что для здорового человека, надолго помещенного в желтый дом, составление перевертней - лучший способ спастись от сумасшествия. Эти упражнения, интеллектуальные, почти как шахматы, и азартные, почти как карты, до отказа заполняют досуг, стерилизуют сознание от всего, что могло бы ему повредить, перестраивают структуру мышления таким образом, чтобы оно было постоянно и прочно избавлено от изнуряющей его губительной зацикленности на ближнесущных проблемах, которая для зэка спецпсихтюрьмы может стать причиной духовной, моральной, а то и психической катастрофы. В отличие от обычных тюрем в желтой тюрьме человек не только заживо погребен, но погребены и его мысль, его дух - в той обстановке беспросветного, идеального бесправия, которую не пробивают даже активная поддержка и защита извне. Там постепенно исчезает желание и способность к чтению, адского напряжения ума требует писание даже коротких писем. Деформируется восприятие реального, и сюрреалистическое, кафкианское делается доступным и близким - но не так, как для ребенка волшебная сказка, мобилизующая хоть небольшие усилия воображения, а так, как во время бреда галлюцинаторные образы, в реальности которых больной не сомневается... В этой атмосфере Босх и Дали убедительнее Репина, Бодлер читается так же легко, как Михалков... Мировосприятие, порождаемое желтой тюрьмой, обрекает на модернизм.
Я все это рассказал, чтобы объяснить, в какой творческой атмосфере (это может разуметься и в кавычках, и без кавычек) проходили мои занятия перевертнями...
ТАТЬ
Отрывки из поэмы
......................
Нам атаман,
как
иерей,
мир указал. А закурим -
мир озарим и разорим!
Миру курим
мы дым!
Ужас - как сажу
метем!
Яро горя,
беда с усадеб
тень холопий полохнет...
Миру душу дурим!
Мишуру рушим!
Отчины - ничто!
Мир обуян - гори! Пир огня - убор им!
Мори пиром!
Уничтожь отчину! -
Вознесен зов,
зов к силе. Пели сквозь
топот
и рев двери,
ярость соря!
О, до
жути пир хмелем хрипит уж,
и смеемси,
аки на пиру до одури паника,
и харь пот, рев. И носились они, вертопрахи,
и князь таращил, ища рать, зенки:
"Ущерб обрещу!"
Яра харя,
как
у худого духу,
отупел сослепу-то!
А рать стара.
Лелеет ее Лель,
Лель одолел.
(Или опоили?)
Но стереть сон
могим мигом!
Но сметем сон -
да в ад!
......................
Ад - жажда!
Ад - еда!
Туда пира цари падут -
ада ртов отрада!
Их и
давили, в ад
маня, ров дворянам
вырыв,
умереть в терему
велев
им. А чем велев? Мечами!
Им, аду пира, дари пудами
и не цени
вора даров!
Мир обуян - гори! Пир огня убор им
несет, мир им тесен!
Отчины - ничто!
................................
Не вилы - ливень
сено понес
и мял емшан со сна шмелями
и маки с усиками.
Се, воя, с ливня пьян, вился овес,
оторопело поле порото,
оно
мокло волком
и ныло. Мечут в туче молыньи,
моргая, а гром
мир оглашал: "Горим!
Я славен! - гневался. -
Я Илия!
Яро в туче лечу, творя
потоп
ада пен, горимир огнепада -
иду, гроз вперив свиреп взор!" Гуди,
летатель
гор! Ветра, жарьте в рог!
Лети, но гори, мирогонитель,
и, опьянев, звеня, пой!
Небу бубен
и радугу дари!
Иди!
"И иду!" - Буди, и
дебри, мир бед,
как
тень гор, дрогнет!
..............................
Иди
и потопи
лета темень! Говори, миров огнеметатель!
Рок, сила! Шал и скор,
носясь, он
море в узилища тащил изувером -
потоп
он носил, а тополя лопотали сонно
и ливень гневили.
...Но светел, улетев, сон
овил тополя вяло, потливо,
и лавы бурь убывали.
И еле с елей
течет,
и лапы ссыпали
уже долгих игл одежу.
Ясень умер, дрему неся
и лень, и синели
тучи, чуть
морося сором.
......................................
Лари бояр я обирал -
и на день мне дани!
И зову юного, гоню: "Увози".
Но вон
еще,
уведя, деву
тащат.
Ахти! Журка та кружит, ха!
Косы, венец - в цене высок.
И ребята: "Батя, бери,
от мира дарим-то!
И бей ее, и...
и поркой окропи!"
И, обругана гурьбой,
алела.
Оху... ее ухо -
мат и тут и там.
Уж я вяжу
ее,
а не лезу - зелена.
Ей немило зол имение -
там ее мать...
Тать,
ее
не убий, буен!
Но он -
аки наш Аника!
Ее
тень отстонет...
.........................................
Но, взлетев, светел звон!
Ух, рев вверху!
Мечту во злобе на небо ль зовут? Чем
нов звон
тот?
Уж я ль гляжу,
и там - ого! - Богомати...
О, видение! И ей-ей не диво.
Сиро в тине лени творись!
Ох и тупел сослепу тихо -
и тины нити
опутали... Вся сила! Виси, валися, - свила тупо.
Али мне лень мила?
Али пел сопьяну, глазел, слеза-лгунья послепила?
Как
у вод неводу, худо. В ендову
сую ус,
сую, опьянен... Я пою, ус
в висок скосив.
Он рот умилял, и муторно.
Я бес, я у чар в яме! Нем я, врачуя себя,
и черт речи
меня лишил, я нем.
Я, следя, лгу ему в уме. Угляделся.
Видел, суть уследив...
И себе на небеси -
нема, как и лика камень,
а чутка, как туча.
Ясен зов Ее вознесся:
"Я и надзор, и мама мироздания,
беду судеб
вижу, ран боль обнаружив.
...И о плаче, печаль, пой,
и воззови,
и мир прими!"
...........................
Ее
дивен мне вид!
У дива на виду
я утеснен, сетуя,
и лоб томим от боли,
от чуда-ладу: что
Успенье псу?
Молися силом!
И омыты мои
очиньки, лик... Ничо,
вымолил, омыв
ее
укором тенет мороку.
Зло переполз...
Я славил боль, обливался
ей, нем, ан знамение
яро в тиши творя...
Меня истина манит сияньем!
Лети, сон, тенет носитель!
Лети, чар рачитель!
А тута
въявь:
- Лезь, мамзель!
- Залазь!
- И повопи!
- Цыц! -
Убрав ее в арбу
и обдав свадьбой,
катили так
и летели,
как
ада чада,
а дар конокрада
летел,
ровно и он вор.
Удал, сулил усладу...
Села, лес,
и луг, и Жигули,
и город у дороги -
о, мимо, мимо!
Тю! О пирах ухари поют
и воде медовой!
Их усы сухи.
...................................
Веру доищи, одурев,
и мало - колоколами,
и рано в звонари...
Ала в хуле делу хвала!
А народу хула в хвалу. Худо-рана
течет -
вымокал у ката кулак, омыв
дел сих уд и дух, и след.
Народ чохом охоч до ран,
он сир присно,
и крут, как турки,
и круче чурки,
и серее ереси.
Неодолим он, но мило доен,
нечесан, а сечен,
надзору роздан,
надолго оглодан,
натупо опутан,
утоп в поту
и ох... под оплеухой!
magazines.russ.ru
"Новый Мир", N 9 за 1994 г.
Док. 598837
Перв. публик.: 13.10.94
Последн. ред.: 13.10.09
Число обращений: 0
Гершуни Владимир Львович
|
