Алла вышагивала по номеру парижского отеля - взад-вперед. Доходила до окна - резко поворачивалась и двигалась в обратную сторону. Она заламывала руки и причитала:
- Ох, Господи, да за что мне это наказание? Ох, ну нельзя же так долго ждать... Женя, сколько там времени?
- Три часа, - отзывался Болдин из другой комнаты. - Аллочка, успокойся.
- Сам успокойся! Ох, да это же еще сколько времени ждать-то? Ой, нет, я с ума сойду... Да зачем я с огласилась на эту "Олимпию" идиотскую? Тоже мне Эдит Пиаф...
- Алла! - Болдин вошел, подтягивал узел галстука. - Ты мне три года зудела про эту "Олимпию" и теперь психуешь...
- Вот сам иди туда и пой! Тоже мне умник нашелся... Сколько там времени?
- Три минуты четвертого, - ответил Болдин, даже не глядя на часы
28 июня 1982 года Пугачева выступала в Париже, в зале "Олимпия" - самой престижной концертной площадке Франции. Шесть лет назад она уже выступала в этой стране - на международном фестивале МИД ЕМ в Каннах Алла спела "Арлекино". И тогда же, проезжая в Париже мимо "Олимпии", она вышла из машины, постояла перед входом и сказала, ни к кому не обращаясь:
- Вот здесь пела Пиаф... Боже мой... Теперь надо и мне.
... Мечта сбылась. Ее приглашал директор "Олимпии" Жан-Мишель Борис. Но этот галантный француз не знал, каких мук стоило "совьетской пьевице" добраться до Парижа.
Конечно, она много ездила за рубеж - по тогдашним, советским меркам - даже слишком много, слишком часто, слишком далеко - дальше соцстран. Но что предшествовало этим поездкам?
"Страшно вспомнить, - говорит Болдин. - Это выездные комиссии райкомов и Росконцерта. Это вынужденные мероприятия в нашем коллективе - раз в неделю политические занятия, для чего нам из райкома "спускалась" тематика. Нас заставляли знать какие-то совершенно ненужные вещи..."
Всю иррациональность общения с партийными органами перед выездами за рубеж описывали уже много раз, но для молодого читателя нелишне будет повторить, для чего воспользуемся отрывком из книги Ильи Резника:
"Если в концертные организации поступали деловые приглашения из-за рубежа, их зачастую прятали под сукно, потом как могли затягивали оформление документов, потом гоняли по выездным комиссиям, где, как правило, заседали въедливые функционеры:
- ... А назовите столицу Свазиленда!
- Мбабане!
- А кто Генсек компартии Гондураса?
- Ригоберто Пацилья Руш!
- А "Труд" чей орган?
- Орган? ВЦСПС.
- С какого года издается?
- ???
- Та-ак! Ну, а если на какой-нибудь стрит какой-нибудь иностранец обратится к вам с вопросом: "Кто руководил восстанием лионских ткачей в 1834 году?", что ответите?
- Э-ззз...
- Не стыдно? А еще собираетесь представлять Союз Советских Социалистических Республик за рубежом...
И каждый раз перед поездками Пугачева "теряла" кого-то из своих музыкантов: партийные и лубянские органы запросто не выпускали несколько человек за границу. Аргументы, что в урезанном составе (без бас-гитариста или без барабанщика) группа потеряет всякий смысл, не брались во внимание.
Каждый раз мы отбивали кого-то из музыкантов. И иногда нам приходилось общаться напрямую с высшими чинами КГБ. Алле часто помогал генерал Филипп Денисович Бобков - теперь-то об этом уже можно говорить.
Это было как в детективе. Мы ехали на площадь Дзержинского, останавливались у главного входа, из которого обычно никто не выходит. Милиция внизу уже была предупреждена, что сюда подъедут "Жигули" такого-то цвета и с таким-то номером. Кто-то выходил из дверей, встречал нас и провожал к Бобкову".
Кстати, о КГБ. Естественно во всех поездках Пугачеву с "Рециталом" сопровождал сотрудник компетентных органов. Болдину, как неизменному руководителю группы, всегда дав алея заместитель - с Лубянки.
"Это были разные люди, - вспоминает Евгений Борисович. - Многие из них по сей день работают в Службе Безопасности. Они писали отчеты о нашем пребывании за рубежом, чтобы оправдать свою поездку. Они, конечно, мешали нам, потому что после каждой поездки были обязаны о ком-то в своем отчете написать плохое. "Такой-то с переводчицей пошел в магазин и купил себе магнитофон. А другой на Кубе пел частушки с непристойным содержанием". После этого идешь и начинаешь объясняться.
Иногда Алла срывалась на этих кегебистов - мы же с ними все время общались, водку пили вместе.
Был у нас один кегебист, который все время напивался. Однажды он пошел куда-то, и я сказал нашим ребятам следить за ним. Чтобы вовремя его унести. И вот он нажрался до невменяемого состояния, и наши музыканты волокли его в гостиницу. Ведь если бы с ним что-то случилось, то досталось бы и нам".
Когда Алла должна была ехать в Западную Германию, чтобы выступить в Кельне, туда не пустили двух человек из "Рецитала". Перед caivibiivi концертом прямо на месте им подыскали замену. Алла нервничала, но настроена была решительно:
- Да хоть я вообще осталась бы без группы - все равно пойду и буду петь!
Во время концерта, когда в какой-то момент освещение сцены стало совсем скудным, чужие музыканты просто перестали играть, потому что не видели нот. А Пугачев а продолжала петь, словно ничего не случилось.
После концерта, покинув с ослепительной улыбкой сцену, она вбежала в гримерку, свалилась на стул. Прибежали музыканты, "прикрепленный" гебист, кто-то еще. Все обнялись и буквально рыдали.
И вот "Олимпия".
Ей сперва предлагали петь на французском. Она сказала:
- Я могу на французском, могу на английском и даже немецком, но какой в этом смысл? Мы же не просили "Бони М" петь по-русски...
Поэтому решили, что каждую песню переводчик будет предварять ее кратким содержанием.
Чуть ли не половину "Рецитала" опять не выпустили из СССР. Пришлось договариваться со здешними. Рекламы почему-то не было почти никакой.
Перед концертом Пугачева ходила за кулисами (она всегда перед тем, как выбежать на сцену, нервно ходит туда-сюда по прямой, встряхивая кистями рук) и бормотала:
- Ой, эта пытка никогда не кончится... Ох, ну скоро уже? Потом тихонько выглядывала сквозь щелочку в зал:
- Рассаживаются... Ох, ну как же долго они рассаживаются... Чего тянуть-то?
... Во время концерта, когда пела "Маэстро", она вдруг почувствовала, что еще чуть-чуть и - взмоет над огромным залом, раскинув руки.
Уходя под овации со сцены, отпев вместо положенных двух часов - три, она произнесла фразу, которой как правило заканчивала выступления на родине:
- Если что-нибудь осталось в ваших сердцах, то большей награды я и не желаю! - и простилась на французский лад: "Адью".
После концерта она не могла спокойно сесть в своей гримерке: тут собралась разноязыкая толпа. Ее поздравляли, целовали, засыпали цветами.
Прибежал директор "Олимпии" Жан-Мишель Борис, сплясал на радостях "цыганочку" и потребовал тут же принести шампанское.
Через пару дней в Москве один известный композитор объявил во всеуслышание, что на Пугачеву в "Олимпии" было продано всего 53 билета. Позор!
Справедливость восстановила, как ни странно, главная телепрограмма страны "Время": там был показан репортаж из Парижа, и вся страна увидела, что Пугачева пела при полном аншлаге.
В том же году она еще выступала в Италии. Сначала в каком-то маленьком городе. Устроители концерта не хотели особо рисковать, приглашая никому не известную русскую певицу, поэтому для подстраховки в первом отделении пел какой-то местный кумир. Потом вышла она со словами: - Ну, голубчики, сейчас я вам покажу! После ее выступления тот итальянец стеснялся выходить на сцену для общего финального поклона.
"Я его вызываю: "Дружба народов!" - вспоминала Пугачева. - И он выходит - в своей бабочке, такой весь тоненький, такая конфетка, такая раковая шейка..." (Цитирую по статье Аполиковского "Олимпия" мимолетная" в "Ровеснике" за июнь 1983 года. Кстати, то был один из лучших "доперестроечных" материалов про Пугачеву. Именно здесь автор назвал ее "рыжей тяжелой кошкой".) Потом был концерт в римском зале "Олимпико" (просто некуда было деться от этой "символики" - в Москве репетиционная база Пугачевой находилась в спорт-комплексе "Олимпийский").
Здесь Аллу ожидала еще одна нервотрепка. Концерт начинался не в 19 часов, как везде принято, а в 21, как заведено в Италии. Но в это же время открываются и все вечерние бары.
В девять вечера в зале еще не было никого! Пугачева растерянно носилась за кулисами:
- Это полный провал! Нет, я сейчас побегу на улицу и сама буду за руку тащить сюда людей!
К половине десятого набралось уже ползала. Надо было начинать.
В конце выступления Алла вгляделась в зал и увидела, что он весь заполнен веселыми итальянцами. Оказывается, это в традиции у здешней публики - убегать посреди концерта и приводить своих друзей, если понравилось.
В 1982 году умер Аллин папа - Борис Михайлович. В тот момент рядом с ним не оказалось даже Зинаиды Архиповны - она отдыхала в санатории под Звенигородом.
Когда Алла узнала о смерти отца, с ней случилась настоящая истерика. Она редко когда говорила о Борисе Михайловиче - все больше о маме, но только самые близкие люди знали, как сильно она его любила. Своего веселого доброго папу...
