В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Писатель Владимир Войнович: Если власть хочет писателей купить - это плохо. Снова начнется эпоха социалистического реализма Назад
Писатель Владимир Войнович: Если власть хочет писателей купить - это плохо. Снова начнется эпоха социалистического реализма
На днях выходит в свет мемуарный роман Владимира Войновича "Автопортрет", в котором автор "Чонкина" изложил историю своей жизни предельно подробно и без прикрас. Отрывки из него "Неделя" публиковала в трех предыдущих декабрьских номерах. А под конец года наш обозреватель Наталья Кочеткова решила узнать у писателя, что и почему он решил вынести за скобки своих мемуаров.

неделя: Мемуарный роман - жанр, к которому нужно морально подготовиться. Как вы шли к этой книге?

владимир войнович: Постепенно. У меня было много разрозненных автобиографических глав. Когда я писал публицистику - в России и за границей, - в качестве примеров приводил какие-то эпизоды из своей жизни. Потом написал книгу "Замысел", в которой тоже рассказал значительную часть своей биографии. Получалось, что много писал автобиографического, но при этом какие-то главные эпизоды жизни упустил: рассказывал о детстве, но ничего не рассказывал о диссидентстве, об эмиграции, возвращении. Мне показалось, что все это в конце концов важно. Вот я и дозрел до того, чтобы написать все.

н: Написать, чтобы что?

войнович: Чтобы во-первых, как говорил Маяковский, рассказать о времени и о себе. Не знаю, как вам, а мне моя судьба кажется необычной. Я хотел рассказать о себе на фоне истории страны. Я родился в 1932 году, стало быть, через 15 лет после революции. О той жизни, что была за 15 лет до меня, вообще ничего не знал. Когда мне бабушка что-то рассказывала, мне казалось, она говорит о чем-то потустороннем. А сейчас я вижу, что у современной молодежи такие же странные представления о том, что было при жизни их отцов, - они как будто живут на другой планете. Хотя у них, кажется, есть какой-то интерес к истории, но что они о ней знают, если Сталина называют "именем Россия". Значит, есть у них какие-то представления. Только очень искаженные. И одна из моих задач - чтобы из моих мемуаров люди почерпнули какие-то штрихи, детали, факты того, что было до них.

Была еще одна причина. Когда меня преследовали, мне приписывали разные намерения, которых у меня не было. Но когда я вернулся в Россию и наступили новые времена, обо мне было написано еще больше небылиц, чем до того. И мне захотелось, чтобы люди узнали обо всем этом из первых рук.

н: При этом вы описываете себя как-то отстраненно-иронично. Что кроется за этой дистанцией?

войнович: Я так много видел самоуверенных людей, которые о себе такого высокого мнения. Это часто выглядит смешным. Был такой поэт Григорий Поженян (друг и соавтор Василия Аксенова. - "Неделя"), он говорил: "Старик, я тебе прочту свои стихи - ты обалдеешь". Или я знал людей, которые всерьез говорили про себя: "Я - гений". Это же смешно. Мне не хотелось быть смешным. Ведь у всякого человека, даже если у него большие заслуги, все равно есть слабости, смешные стороны и нелепости - он живой человек. А если он талантливый, гениальный, все делает правильно, без ошибок - тогда он либо очень скучен, либо смешон, а скорее всего, первое и второе вместе.

Потом, я какое-то время был очень неуверенным в себе человеком, иногда даже излишне. Писателю быть слишком неуверенным в себе тоже плохо.

н: Почему?

войнович: Когда я попал на Запад, поэт Наум Коржавин, который к тому времени уже несколько лет жил за границей, при встрече мне сказал: "Володя, если тебя спросит какой-нибудь американец, хороший ли ты писатель, сделай вид, что подумал немного, и скажи: "Да я - очень хороший писатель". Я отвечаю: "Ты же понимаешь, что я этого никогда не скажу". Он говорит: "И напрасно. Американцы очень верят самооценке человека".

Сейчас мы попали в ситуацию, когда важно то, что называется пиаром. Есть абсолютно пустые люди, которые подходят к лбому, здороваются, представляются, говорят, что читали его книгу, а на самом деле не читали. Я, когда был молодой, ни к одному большому писателю, кроме Твардовского, сам не подошел. Я не мог подойти, предложить знакомство, попросить почитать, хотя это было и важно. И за границей это чувствовалось. Ведь такая общительность человеку очень помогает. Мне повезло, что даже без этих усилий на меня было обращено внимание. Сам я это не очень умею. За границей меня часто приглашали на какие-то важные, как теперь принято говорить, тусовки. Моя покойная жена Ирина говорила: "Ну, пойди поздоровайся с этим, с тем". Я этого не делал. Но охотно знакомился с теми, кто сам ко мне подходил.

н: Всякие мемуары - субъективны. Автор что-то рассказывает, а о чем-то намеренно умалчивает. Что вы вынесли в этой книге за скобки?

войнович: Бывает, что человек совершает поступки, о которых потом говорить не хочется. Это же не исповедь. Хотя в книге я вспоминаю какие-то вещи, которые меня не красят. Я старался все-таки быть честным, не зря написал рассказ "Хочу быть честным". Не подличал, не пытался угодить начальству, не льстил, не воровал, не наушничал, не стучал, не делал карьеру на чужих костях. Но бывало, конечно, всякое... Особенно с женщинами... Проявлял черствость. Не все хочется рассказывать.

н: При этом вы все-таки рассказываете о себе факты, которые вас не красят: например, как вы ребенком бросили с крыши камень в старуху-татарку... А о чем вы все-таки рассказывать не стали?

войнович: Да о множестве вещей. Например, я там описываю свою детскую любовь - Галю Салибаеву. Мы с ней как-то шли, а мне захотелось в уборную. Я стеснялся сказать - в конце концов, извините, обкакался. Это неприятно, и я это описывать не стал. А в более взрослом возрасте многие писатели были замараны преследованием своих коллег - выступали против них на собраниях. Я этого ничего не делал.

Моя дочь - она тоже немного пишет - написала как-то рассказ из своей жизни. Мы приехали в Германию, и она пошла в гимназию. Там надо было выбрать, что учить: Закон Божий или этику. Она решила изучать Закон Божий, хотя была некрещеная. В какой-то момент всех учеников повели на исповедь. Она стояла в очереди и думала: "Что бы мне такое сказать - я не знаю за собой никаких грехов. Я могу сказать, что разбила блюдце и не сказала маме, но это будет неправдой". Думала-думала и, когда подошла ее очередь, сказала священнику: "У меня только один грех - я не верю в Бога". Хотя она тогда верила, но придумала, что не верит.

Так и я. Совсем неприглядных поступков вроде не совершал и даже не знаю, что вам сказать. Вот был у меня друг, которого я описываю в книге, - Камил Икрамов. Я увел у него жену. Это нехорошо. Я, правда, считаю, что это нехорошо, но я ее любил и заплатил всей жизнью за это. Камил был очень активным в добре человеком - бросался всем помогать сломя голову. Я в этом смысле пассивный. Я и за себя не бросался, и за других. Потом корил, что чего-то не сделал, кому-то не помог.

Конечно, я испытываю чувство вины перед своей первой женой, перед родителями - мама на меня обижалась, что я ей письма не писал. Мне стыдно, что я их не писал, но все равно не писал.

н: То есть эта книга в какой-то степени объяснение с людьми, перед которыми вы чувствуете себя виноватым?

войнович: Не только. Я написал не исповедь и не покаяние, хотя чувство раскаяния мне, конечно, не чуждо. Но в целом мои воспоминания - это просто рассказ о том, что видел, о чем думал, что запомнил и в чем ошибался. Мемуаристам люди часто предъявляют невыполнимые требования. Говорят: об этом человеке надо писать аккуратнее, потому что он жив и может обидеться. Об этом нельзя писать потому, что он умер и не может ответить. А я считаю, что нельзя писать заводомую неправду, и не следует сводить счеты ни с мертвыми, ни с живыми. Но если не писать правду, потому что она кому-то будет неприятна, то не надо писать ничего. Самый безобидный жанр - чистый лист бумаги.

н: Когда человек пишет мемуары в 40 лет, он рассчитывает на скандал, внимание к своей персоне и деньги. А когда в зрелом возрасте, то это, как правило, серьезное подведение итогов. Что должно последовать за выходом такой книги?

войнович: За этим вообще-то, если рассуждать логически, должна последовать смерть. Но не будем пока на это рассчитывать. Говорят, есть какая-то интернет-программа, которая предсказывает дату твоей смерти, но я в нее не заглядываю. У меня есть еще кое-какие планы, я даже еще что-то пишу, рисую, вот делаю обложку для нового издания "Чонкина". Хочу попробовать себя в роли иллюстратора. Но мемуары - это так или иначе подведение итогов. Может, у кого-то есть потребность в 40 лет это сделать. У меня автобиографические рассказы появлялись и когда я был сравнительно молод, но в таком полном виде - только сейчас.

н: А на какие-то события современной жизни у вас нет желания отозваться?

войнович: Для меня последним глубоким переживанием стала смерть Егора Гайдара. Я его знал с детства - он был в 9-10-м классе любимым учеником моей покойной жены, которая была его классным руководителем. Он даже про нее написал в своей книге "Дни поражений и побед". Жена была моих взглядов, их тогда называли диссидентскими, а потому и с учениками говорила довольно откровенно. Гайдар очень интересовался общественными настроениями 1970-х годов, когда он был еще мальчиком-подростком. В этом смысле он интересовался и мной, преувеличивая политическую составляющую моих поступков.

Жена ему рассказывала о Сахарове. Он тогда сказал приблизительно то же, что Ленин, когда казнили его брата: "Мы пойдем другим путем". Я тогда всерьез к этому не отнесся, но запомнил. А потом вспомнил, когда Гайдар стал тем, кем он стал. Мы много общались, когда я вернулся в Россию.

н: Для многих россиян Гайдар - человек, который отпустил цены и способствовал обнищанию страны...

войнович: Многие так считают. А его сторонники повторяют, что он спас Россию от голода и от войны. Второе мне кажется верным. У нас народ инфантильный. Он - как ребенок, которому сделали укол: спасли его от холеры, а он запомнил только доктора, который сделал ему "бо-бо". Гайдар устно недостаточно объяснял свои действия, и это было его слабым местом. Страна ведь лежала в развалинах, СССР обанкротился. Гайдар пришел тогда, когда нужно было бы отпускать цены. Иначе все окончилось бы полной катастрофой. Кроме того, не следует забывать, что он занимал свой высокий пост только полгода, а потому за весь дальнейший путь не отвечает.

н: Как бы вы в таком случае оценили теперешний отрезок этого пути, в котором мы с вами живем? Тем более что вам есть с чем сравнить...

войнович: Знаете, мой возраст тут ни при чем. Большинство людей моего возраста - дураки и маразматики. Так что молодые должны быть поумнее.

н: Сейчас наблюдаются некие попытки власти наладить диалог с писателями - Путин периодически встречается с литераторами, спрашивает, как им живется...

войнович: Я думаю, что эти встречи, если они бескорыстны, то бесполезны, а если корыстны - то вредны. Если власть хочет писателей купить - это плохо. Это значит, что выделятся не самые талантливые, а самые угодные. И снова начнется эпоха социалистического реализма. Премьер-министр может, конечно, общаться с писателями, но помогать им не стоит. Толстым журналам - можно в порядке исключения, но лучше не надо. Лучше власть в дела искусства не вмешивать. Если власть способствует строительству театров или дает деньги на фильм - это хорошо, а писателям не надо помогать - они должны сами барахтаться. Так что пользы в этом общении никакой, разве что только молодым писателям интересно посмотреть на того, кто управляет страной, вблизи.


Наталья Кочеткова, 25 декабря 2009 г.

www.inedelya.ru

Док. 618360
Перв. публик.: 25.12.09
Последн. ред.: 28.12.09
Число обращений: 0

  • Войнович Владимир Николаевич

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``