Яна Таран: В 93-м году в интервью для книги "Сокуров" Вы говорили, что намерены отказаться от кинодраматургии и заняться поэзией. Прошло 13 лет, Вы продолжаете писать сценарии. Что-то изменилось с тех пор - в кино, в Ваших с ним отношениях?
Юрий Арабов: Тогда возник промежуток в моей сценарной работе, пауза, пустота. Замерло кинопроизводство. Я преподавал в институте и изредка работал для Сокурова. Именно в тот период я написал большую часть стихов для книжки "Воздух", которая сейчас вышла, и кое-какую прозу. Я хорошо жил, вот только уверенности никакой не было - не то, что в завтрашнем, но и в сегодняшнем дне.
А потом киноиндустрия ожила, понадобились сценаристы. Появилась возможность профессиональной работы. И я этому рад. Мне-то приятнее стихи писать и прозу, чем поддаваться искушению зарабатывать деньги. Но я радуюсь за тех, кто сейчас приходит в кино. Как человек, который выпустил несколько мастерских, я сейчас спокоен за своих студентов. [...]
Я.Т.: Скоро выходит уже третий сериал по Вашему сценарию. Говорят, что от дальнейшего участия в телепроизводстве Вы отказываетесь...
Ю.А.: Это необходимо прекратить, иначе придется присутствовать на похоронах самого себя. Телевизионный кинематограф сегодня представляет из себя всеядного монстра, который заглатывает любую дрянь. И только хорошее он сплёвывает, старается сплюнуть. Поэтому результат твоей работы непрогнозируем. Я всегда стараюсь приготовиться к поражению, чтобы потом не расстраиваться. [...] Честно говоря, очень устал от этого формата. Впрочем, как и от самого понятия "формат".
Я.Т.: Вашим студентам известно, что Вы горячий поклонник жанрового кино. На своих лекциях Вы непременно показываете жанровую классику и очень интересно о ней говорите. Однако сами никогда не работали с жанром. Почему?
Ю.А.: Я пропагандирую жанровое кино, чтобы обучить студентов ремеслу. Я беспокоюсь, чтобы они не пропали, чтобы могли зарабатывать на кусок хлеба. Вот и весь секрет. Жанр - вещь хорошая, очень глубокая. Но я не могу сказать, что предпочитаю жанровое кино авторскому. Или наоборот. И там, и здесь прежде всего важен уровень таланта. Я бы с удовольствием попробовал в себя в жанре, но пока не было режиссера, который бы мне это предложил. А сценарист - неважно, известный или неизвестный - это ведь вечный батрак, наемный работник.
Я.Т.: В Ваших сценариях важную роль играет Его Величество гэг. Но это в полной мере знают лишь те, кто читал их в "бумажном" варианте. В фильмах Александра Сокурова либо их удельный вес значительно уменьшен, либо они растворены в визуальной драматургии. Вы относитесь к этому без сожаления?
Ю.А.: В кино автором является режиссер. Я отвечаю за сценарий, режиссер - за фильм. Сокуров борется в моих сценариях именно с гэгом. Я думаю, это потому, что в гэге есть некая завершенность, с которой ему неинтересно иметь дело. У него ведь свой фильм в голове, который он видит с самого начала. И который ему нужно перенести на экран. Он берет из моих сценариев то, что помогает в этом переложении. [...] Главное - непрерывная причинно-следственная связь, которая диктует и объясняет действия персонажей. [...]
Я.Т.: Ваши с Сокуровым точки зрения на многие вещи подчас едва ли не противоположны. Как вам удается так долго сотрудничать вместе?
Ю.А.: То, что нас связывает, нельзя сузить до понятия "сотрудничество". Слишком много лет, наполненных совместным трудом - не только профессиональным, но и душевным. К сожалению, живем в разных городах и общаемся теперь довольно редко. У Саши своя программа действий и свои, отдельные от меня, фильмы. У меня появились свои. За последние годы вместе мы сделали только "Солнце". Но все это не столь важно. Есть огромное взаимное уважение и есть товарищество, проверенное уже многими годами. [...]
Я.Т.: А с официальными инстанциями отношения у вас продолжали оставаться напряженными?
Ю.А.: В немалой степени. После защиты Сашу [Сокурова] пригласили работать на "Ленфильм", который и считался, и на самом деле был неким либеральным заповедником, что во многом объяснялось удаленностью от столицы нашей родины. Здесь работали Авербах, Панфилов, Асанова, Клепиков. Ребята что надо. Они Сашу приняли в свои ряды. Началась эпопея с запуском. Я писал сценарии, которые начальники заворачивали один за другим: Сокурова они не любили, боялись, и не считали возможным это скрывать. Потом объединение предложило ему экранизацию "Дома, где разбивается сердца" по Бернарду Шоу, и мы сделали "Скорбное бесчувствие". Но фильм благополучно закрыли. Легализовали его только благодаря перестройке, положившей конец нашим мытарствам. Я-то, в общем, относительно легко пережил то лихолетье. А вот Саше досталось не на шутку. Он долгое время жил как на войне: обыски в монтажной, нежданные визиты комитетчиков, проработки на худсоветах, прочие прелести. Все это, конечно, здоровья ему не прибавило.
Я.Т.: Возможно, не будь тех лет, не появился бы у Сокурова и замысел Трилогии о власти... Вы написали сценарии ко всем трем фильмам: "Молох", "Телец" и "Солнце". Как складывались Ваши отношения с такими персонажами, как Гитлер, Ленин, Хирохито? Менялось ли отношение к ним в процессе работы?
Ю.А.: К Гитлеру не менялось. Я считаю его персонажем низким. Мне кто-то возражает: "Это же был мистик, с мистическим ощущением мира, с мистическим ощущением предназначения германской нации". Но мистицизм тоже может быть низким - когда основан на крови, на жертвоприношении молоху - себе. А вот к Ленину у меня всегда был отношение двойственное. Меня примиряет с ним болезнь. Болезнь - как возможность осознания человеком своих ошибок и грехов и, возможно, его покаяние. Есть свидетельства, что Ленин, как собака, выл на луну в рождество последнего в его жизни года. Какое страшное страдание: человек воет на луну от невозможности говорить. Он великий грешник, он принес России много зла, но я не мог бы бросить в него камень. Из трех героев цикла, наверное, Ленин - глубоко несчастный и страдающий - мне наиболее близок.
Я.Т.: А Хирохито?
Ю.А.: В культуре Востока нет понятий "страдание" и "покаяние". Наоборот, в ее центре - не-страдание, не-деяние и медитациия. Для меня нет ничего более чуждого. Православная молитва - это тоже сильнейшая медитация. Но она не отменяет страдания и покаяния. В биографии Хирохито меня заинтересовал именно момент ее перелома. Вот это слагание с себя божественного статуса - и покаяние. Об этом я писал сценарий. О человеке, который вывалился из азиатской культуры, выпал из японского культа солнца. Я считаю, что Япония восстала из руин именно за счет этого. Но, как я понял, то, что мне показалось самым значительным в судьбе Хирохито, японцы не могут ему простить. И до сих пор сложение императором с себя божественного статуса воспринимается ими как нонсенс и национальный позор.
Я.Т.: Можете ли Вы как драматург представить идеальный жизненный путь человека?
Ю.А.: Жизнь в знании. Не в механическом сне, призванном удовлетворить тягу к деньгам, славе, власти - но в свободе от них. Чтобы различить добро, нужно бодрствовать каждую секунду, потому что за добро легко принять ему противоположное. Жизнь в постоянном напряжении, в постоянном различении добра и зла, в постоянном усилии - вот что для меня представляется идеалом. Я, конечно, далек от того, чтобы этому соответствовать. Сегодняшнее время целиком построено на самопрезентации. А если самовыражение имеет характер творческий, то самопрезентация, маркировка себя в общественном сознании целиком зиждется на гордыне. Я борюсь с этим как могу.
Я.Т.: Одну из ваших книг вы назвали "Механика судеб". Чувствуете ли Вы сами какую-то "механику" своей собственной судьбы?
Ю.А.: Ничего сверхъестественного я не чувствую. Я знаю, что единственно сущностное в мире, это любовь к своему ближнему и чувство Бога, что, в общем-то, одно и то же. Вот и вся "механика".
АРАБОВ Юрий. "Автором является режиссер" [беседу ведет Яна Таран] // Арабов Ю. Солнце: [киносценарии]. СПб. 2006
