В 1968-м на экраны вышла картина Тенгиза Абуладзе "Мольба". Смысл ее в выявлении связей "поэт и жизнь", "поэт и история", "поэт и народ". [...] Понять поэта - значит понять мир, побудивший его к творчеству. "Мольба" - о Грузии, о жизни в зеркале поэзии Важа Пшавела. Как будто и ни при чем тут был работавший тогда в Киеве кинооператор Александр Антипенко, и вовсе не его материал мучительные поиски истины и идеала, ставшие достоянием грузинской культуры (а потому и явлением мирового искусства). Но Антипенко к тому времени уже успел проявить чуткость к подлинности, к народности (без экзотики и упора на этнографию). Очень молодой оператор владел неожиданно мудрой камерой. Его пластические решения красивы, как бывают красивы реакция, формула: абсолютная четкость - до резкости - мысли плюс изящество исполнения. Объективная ценность композиций "Мольбы" косвенно подтверждается их согласием с давними открытиями романтиков. Еще в XVIII веке теоретик немецкого романтизма Новалис писал: "Поэзия в строгом смысле слова кажется промежуточным искусством между живописью и музыкой. Разве не должны соответствовать такт фигуре, а звук - цвету?".
Самого Важа Пшавела нет на экране. За него - его лирический герой Хвтисия и воплощенные в зримые образы поэтические метафоры. Это самая сильная сторона Александра Антипенко. Снимая, он слышит звуки иноязычной для себя речи великого поэта и душой откликается на них; он чувствует, как образы и явления реальности вырастали до символов в творчестве Важа, и камера его как бы воспроизводит этот процесс. В "Мольбе" многие планы сняты с верхних точек. В любом другом случае такой ход мог бы показаться рискованным: то ли принижается действительность, то ли возвышается над народом поэт, то ли материализуется их разъединенность, одиночество поэта. У Антипенко все сложнее и проще: высота - это, конечно же, парение духа, но ему есть обыкновенное "объяснение" - это страстное желание Важа увидеть жизнь не с какого-то боку, а всю, сразу, увидеть и понять, где добро, где зло, в чем их борьба и за что.
Но поэт не наблюдатель, и камера не фиксирует течение жизни. Фантастические ужасные видения представляются Хвтисии, и он - участник этих кошмаров. Он предает свой идеал, отдав оружие злой силе. И все смешалось, закрутилось в бешеном ритме шабаша. Люди перестают быть людьми, теряют человеческий облик, и прекрасная земля превращается в огромную могилу. Камера мечется, стараясь выхватить хоть какое-то лицо, какую-то фигуру, но "не успевает". Время злодеяния - быстрое время, страшное тем, что это холостой ход истории: зло ничего не вырабатывает, кроме воспроизведения самого себя. Это наглядно. Это видно на экране. Закапчивается картина гимном добру, человечности, человеку.
ИВАНОВА В. Операторы советского художественного кино. М., 1982.
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=38
