По количеству аналитических и полемических статей, ему посвященных или им спровоцированных, Лев Аннинский не знает себе равных ни среди шестидесятников, ни в последующих поколениях. Спорят с ним чаще не от несогласия по конкретным поводам, а от раздражения его непоследовательностью. Однако Л. А. полагает, что истина может быть высказана только через парадокс - в противном случае она неизбежно канет в проломную (его выражение) простоту, а значит - мимо сознания. До поры до времени юродствующий проповедник уживался в нем с кабинетным историком - исследователем поэзии и прозы второй половины XIX и чуть ли не всего XX века, а также фотографии, литературы, кино и отчасти театра. Критик Л. А. всегда высказывался от первого лица, превращая рефлексию в увлекательную игру и с готовностью балансируя на грани персонажности. Потому он и стал наставником чуть ли не всей постмодернистской критики конца восьмидесятых - начала девяностых годов, получив немало признаний в нежданном отцовстве. Сегодня Л. А. регулярно выступает в качестве колумниста на страницах периодики, воюя, как и подобает подлинному либералу, на два фронта - с догматиками и радикалами. Он выпустил в перестроечные годы книгу "Шестидесятники и мы" и - сравнительно недавно - полемическую монографию о поэзии начала века "Серебро и чернь". Он подготовил на ТВ два мощных цикла передач "Уходящая натура" и "Пасынки истории". И он же величественно разминулся с современным ему отечественным кино. За личинами Л. А. всегда искал - и находил - лица, а потому спасовал перед непрозрачной стилистикой и тотальным оборотничеством - не приемом, но мировоззрением.
Л. А. ловит мгновения хоть какой-то искренности - там, где она ему мнится или где можно ее досочинить, и промахивается мимо замысла - в надежде на присутствие автора за текстом-обманкой (статья о Макарове). И выказывает удивительное безразличие к эпицентру боли - там, где она как раз есть (безутешное отчаяние в фильме С Новым годом, Москва! принимает за "то ли смех, то ли плач современной женщины"). Но в статьях о Кавказском пленнике и Времени танцора нащупывается ядро новой позиции критика. Л. А. взывает к актуальному содержанию мифов Войны и Победы, настаивает на фантомности некогда могущественной Империи (по Л. А., она состояла сплошь из окраин - так что нечего было и разрушать) и предупреждает об ошибочности тотального отказа от советского наследства, в котором продолжает видеть и ценить след русской ментальности.
Андрей Шемякин
Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. I. СПб, "Сеанс", 2001
