Роман Балаян: `Люблю превращать правила в исключения`Назад
Роман Балаян: `Люблю превращать правила в исключения`
Лариса Малюкова. Как тебе удается так легко снимать?
Роман Балаян. Если у меня состояния легкости нет, на съемку не пойду.
Л. М. Давай "пленку" отмотаем. В 61-м году карабахский мальчик Рома приехал в Ереван поступать на режиссерский. Но отчего-то с третьего курса перевелся в Киев.
Р. Б. Случайно. Левчук снимал фильм "В горах Армении", на высоте у актеров шла носом кровь. Приехали в наш институт искать "затылки". Мой затылок подошел. Левчук и рассказал мне о факультете в Киеве. Я решил ехать.
Л. М. Но ведь тебе здесь всегда было трудно. Ты всегда был чужаком.
Р. Б. Да нет, если меня завести, могу многое решить. Как ни странно, трудно было устроиться на Киевскую киностудию. Только благодаря Параджанову и Мащенко меня взяли. И трудно было потом, когда Параджанова посадили, год, полтора...
Балаян считает его Учителем. Громких слов не говорит, но в душе боготворит. "Учился" у Параджанова в гостях. Параджанов его опекал.
Р. Б. Он не то чтобы опекал, кричал на углах, что я гений, не имея на то никаких оснований. Перехваливал мою курсовую, дипломную "Злодий". Диплом еле утвердили, если бы не рецензия Мащенко, меня бы сыпанули.
Потом он снял "Каштанку" и стал некоронованным лучшим "интерпретатором" классики на экране, которую не осовременивал, но нащупывал пути кровотока прошлого и настоящего.
Л. М. Почему "к мальчику из Карабаха" пошел сниматься сам Табаков, да еще сыграл одну из лучших своих ролей?
Р. Б. Меня протежировал Боровский. Олег - истинный актер театра представления, любящий актерствовать. Когда он рядом с представителями другой школы, кажется, что пережимает, не попадает. А здесь были он и собака.
Л. М. Как "Каштанку" приняли на Украине?
Р. Б. С прохладцей: "Фильм холодный, как нос Каштанки, оператор хорошо снял, художник придумал декорации. Что там делал режиссер?" [...]
Мои "высокие отношения" с кино закончились в 79-м году. После "Бирюка" я пять с половиной лет сидел в простое. Предлагали снимать лабуду производственную. И я сказал себе: ладно, не переживай, ну снимаешь, не снимаешь... Все, что я "копил" внутри эти пять лет, всю желчь и разочарование я вложил в "Полеты..."
Л. М. "Полеты..." прервали полосу "киноклассики". Почему?
Р. Б. "Полеты..." - накопившееся желчное состояние, которое необходимо было выплеснуть. [...]
Л. М. Разве мог тогда быть героем "антисоциальный тип", меняющий баб как перчатки? Аморальность плюс тунеядство - отдельная статья.
Р. Б. Но в герое есть авантюрное обаяние, которое допускает, что в душе он якобы другой. Говорит не то, что думает. Там есть двойное дно. Одни зрители балдели оттого, что им казалось: я расчехлил некоего мерзавца. Другие говорили, что фильм про их собственный внутренний ком в горле.
Л. М. В начальном варианте Макаров погибал.
Р. Б. Лез на дерево, как бы пытаясь взлететь, падал и умирал, кажется, на коленях у Гурченко. Финал возник случайно. Проезжая мимо стогов сена, увидел свой финал, то, как герой зарывается в солому, закапывается...
Л. М. Правда, что хотелось продолжить эту историю?
Р. Б. Да, была такая неправильная идея. Мы мучились со сценаристкой Мареевой года три и решили: нет - не пойдет.
Л. М. Почему после успешных "Полетов..." вернулся к Чехову?
Р. Б. По одной простой причине. Я хорошо вижу недостатки своих фильмов. Чтобы меня наказать, надо запереть и показывать их, наверняка я сойду с ума. Я не из тех, кто любит "свое кино". После "Полетов..." все стали говорить только об этой картине, но у меня был фильм, уж точно не хуже по профессии - "Бирюк". В "Полетах..." я показал: мол, могу то, "что вы хотите", - фильм-шлягер. После шлягера тянет на классику.
В Киеве на премьеру "Поцелуя" все пришли как на "Полеты-2". А тут Чехов, рукодельный, медленный. Изысканная операторская работа, ворожба Меньшикова и Янковского на полутонах. И это после истерики, жизни "по краю", пронзительных по эмоции "Полетов..."
Р. Б. Фильм не воспринял никто. Кроме Вячика Криштофовича. Было безумно обидно, потому что фильм мне нравится. Кино не для человека, у которого в одной руке мобила, в другой - кофе, и между дел что-то там мелькает. Фильм нуждался в том, чтобы его "прочитали". Ты не замечала, классику читаем, когда неважно себя чувствуем, душевно, физически. [...]
Л. М. Главное в "...Талисмане" - филигранная психологическая вязь, точно сыгранная актерами...
Р. Б. Меня Леша Герман спрашивал: "Как ты делаешь, что Абдулов хроникально себя ведет, что говоришь ему?" Так и говорю: "Саш, не играй ничего, давай как в хронике".
Фильму крупно не повезло. Его показали в Москве, в Доме кино на открытии громкого Пятого съезда. Он не мог "попасть" в предреволюционный митинговый настрой.
Сейчас многие из тех, кто отверг его, говорят: "Тут показали фильм по телевизору, он изменился". Да ничего он не изменился. Сам ты изменился. "...Талисманом" закончилась моя "игра в кино". Дальше я работал... Но мог бы и не снимать.
Л. М. Что-то сломалось?
Р. Б. Перезрел.
Л. М. А что, зрелый человек снимать не может?
Р. Б. Перезрел в отношении к кинематографу. Он перестал быть площадкой для игры. Ты же знаешь, я не трибун.
Л. М. А из идей, маячивших в то печальное пятилетие, что-нибудь потом состоялось?
Р. Б. Нет. Может, и хорошо, что не состоялось. Было пять-шесть сценариев. Придумал кино по дневнику Шевченко. 17 новелл. Он сидит в Петропавловской крепости и узнает из письма друга, что император его помиловал. Но официальное письмо приходит аж через три месяца. Но он служит, как служил, солдатом. Ему неудобно показать, что практически он свободен. Шел 79-й год...
Л. М. Для студии "Довженко" это был бы прорыв, возвращение к истокам.
Р. Б. Замысел увлек всех. Мой соавтор пошел в ЦК к секретарю по идеологии. Тот сказал: "Очень интересно! Но почему это должен делать армянин?" Я обиделся страшно. Мне можно про украинских шахтеров, завод, а про самое святое - нет? Потом приставали, но я уже отрезал.
Л. М. Чья была идея современной картины на тему Чечни "Две луны, три солнца"?
Р. Б. Когда мы думали с Мареевой о продолжении "Полетов...", она рассказала историю о человеке наполовину русском, наполовину чеченце. Я подхватился. Но это точно не мое кино. Впервые задел социальные вопросы. И напрасно. Если бы это снял другой человек, было бы много интереснее. В жанровом кино я не силен.
Л. М. Но ведь сегодня мода как раз на жанровое кино.
Р. Б. Надо уметь это делать. А если нет, отойти в сторону, дать снимать тому, кто может. [...]
Л. М. Бывали периоды, когда ты жалел о своем приезде в Киев?
Р. Б. Нет. Жаль, когда вгиковцы начинают рассказывать свои бесконечные истории о знаменитой общаге. Я был этого лишен. Режиссуре не обязательно академично учиться. Я слушал Параджанова, восхищался. Но я единственный человек в Киеве ни одним кадром не повторил его кино. Вот зовут преподавать, я этого не умею. Ладно, говорю, не преподавать буду - иногда приходить. Низводить в бездну сомнения все, чему они научились. Превращать правила в исключения. Хотите, из Москвы друзей своих, режиссеров позову. Тоже будут все с ног на голову переворачивать. Если молодой режиссер из этого выкрутится, он обретет себя самого.
МАЛЮКОВА Л. Роман Балаян: "Люблю превращать правила в исключения" // Новая газета. 2002. 9 дек.
