сентябрь 1993 "Береника" Жана Расина в постановке Александра Бородина в Российском академическом Молодежном театре. Пресловутый "конфликт между долгом и чувством" неожиданно оказывается близок молодому зрителю
В ролях: Е. Дворжецкий, Н. Дворжецкая, А. Веселкин.
РАМТ Алексея Бородина снискал себе славу театра, скрупулезно выстраивающего собственный репертуар, в основном состоящий из пьес и инсценировок литературы для детей. Решение ставить классицистскую трагедию отважно и по нынешним временам головокружительно оригинально. Задолго до споров о том, можно ли на современной сцене адекватно передать дух классицизма (по поводу "Федры" Григория Дитятковского в БДТ), Бородин делает ставку на Жана Расина и выигрывает. Подмостками трагедии становятся мраморные лестницы театра, украшенные плошками с живым огнем, - актеры с каждым актом перемещаются дальше по лестничным пролетам, и зрительскому взгляду открывается новый вид. Никакого отстранения по отношению к полузабытой традиции, исчезнувшей из практики русского театра и едва ли не осмеянной, никакой дистанции по отношению к тогам и котурнам - постановка демонстрирует полное доверие и к александрийскому стиху, и к смыслу произносимых слов. Превосходно разобранный режиссером расиновский текст и пресловутый "конфликт между долгом и чувством" неожиданно оказывается близок молодому зрителю. Быть может, потому, что в современном театре сам этот конфликт стал отчасти подростковым (идея долга, служения, самоотречения была сильно девальвирована коммунистической эпохой, а слишком серьезное отношение к сфере чувств - признанный синоним инфантильности). Император Тит совершает мучительный выбор между великим Римом и прекрасной Береникой при полной поддержке не на шутку взволнованного зала. Император очень хороший мальчик. Он и становится, по сути, главным героем трагедии (критики недаром рекомендовали переименовать спектакль, назвав его не "Береника", а "Тит"). Евгений Дворжецкий дарит молодому императору свою изысканную, породистую внешность, находит точные, чистые и неяркие краски. "Печален цезарь твой. Не добивай его", - слова звучат негромко и весомо, только так, как это и может быть, когда классицистская трагедия разворачивается на расстоянии вытянутой руки от публики. "Береника" - "бескровная" пьеса, лишенная эффектных смертей, - в спектакле РАМТа ненавязчиво приводит к катарсису. Убедив зрителя в подлинности переживаний (и это "не сходя с котурн"), уже расставшись навсегда, герои произносят магическое и парадоксальное "Мы будем жить..." Вероятно, в этом выборе расиновских персонажей - продолжать жить с ощущением произошедшей трагедии - и заключается актуальность "Береники".
Лилия ШИТЕНБУРГ
Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. VI. СПб, Сеанс, 2004
