Рисунок, предложенный режиссером В. Зельдину, очень сдержан, не сатиричен и не саркастичен. Театральные Серебряковы обычно выглядят гадкими, циничными, деспотичными. А Михалков-Кончаловский вовсе не жаждет ни осмеяния, ни даже яростного обличения. Его не пугает и даже не приводит в негодование этот Серебряков. В конце концов, как бы спрашивает нас В.Зельдин, разве Серебряков повинен в том, что бог не дал ему таланта. Да, он "двадцать пять лет читает и пишет об искусстве, ровно ничего не понимая в искусстве". Но разве это так феноменально? Совсем напротив, это обыденно, привычно, так было, так будет, мы и теперь сталкиваемся с этим явлением едва ли не всякий. Да, он "переливает из пустого в порожнее". Но это ли беда? И это ли вина? Ведь даже Войницкий, обнаруживший - отчаянием и ужасом - духовное ничтожество давнего своего кумира, даже он, дядя Ваня, не скажет, будто профессор испытывает болезненную ненависть ко всякому таланту, будто он предает анафеме всякое творение, в котором угадывает искру божию, новизну, красоту! Перед нами - счастливый, можно сказать, редкостный случай: бездарность безвредная, неагрессивная, пресная.
Вот эту-то пресность, какую-то мучнистость, вялость, духовную анемию и сумел передать Зельдин в пластически очень точной, холеной и гладкой форме. Его профессор сравнительно еще молод, комильфотен, даже элегантен - вовсе не рамоли, каким его изображают обыкновенно в театрах. Конечно, оттенок самодовольства сквозит в его сентенциях и назиданиях, но Серебряков искренне мнителен, искренне страдает от своих немощей, искренне любит свою эффектную жену и можно сказать, восхитительно далек от всякой реальности.
Когда дядя Ваня стреляет в него, Серебряков ничуть не пугается. Это одна из самых точных психологических догадок режиссера, великолепно выраженная в мизансцене. Серебряков стоит на первом плане, невозмутимо полный достоинства и некоторого брезгливого удивления, а снизу, из глубины кадра гремят выстрелы. Что он, храбрец, что ли? Да нет, вовсе он не храбрец. Просто он настолько "далек от практической жизни", что и вообразить не может, будто пуля способна его убить, ранить хотя бы - причинить ему боль. Он видит только, что дядя Ваня ведет себя некрасиво, неразумно и неблаговоспитанно!.. Тут нет режиссерского сарказма - тут только режиссерская проницательность плюс подлинно чеховская объективность. В форме безусловного бесстрашия явлена безусловная, полнейшая отрешенность от действительности.
РУДНИЦКИЙ К. Поэзия без иллюзий // Искусство кино. 1971, N 12, С. 48-49.
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=2912
Док. 626602
Перв. публик.: 20.05.80
Последн. ред.: 20.05.10
Число обращений: 0
Зельдин Владимир Михайлович
|
