Пьесы Рустама Ибрагимбекова "Женщина за зеленой дверью" и "Похожий на льва" произвели в свое время впечатление авторской моральной твердостью. То была эпоха притч, и они сообщили нашему искусству новую интонацию. Можно сказать, на советский запад подул восточный ветер. Притчи, рожденные на окраинах огромной империи, несли в себе философию перемен. Были теми ступенями мудрости, по которым общество потребления литературы и зрелищ могло подниматься к осмыслению истории и времени. Фазиль Искандер, Чингиз Айтматов, Мустай Карим, Нодар Думбадзе, Ион Друцэ - эта литература была прежде всего национальной, то есть узкой, затем - интернациональной (многое сходилось и объединялось независимо от места действия), эпической по глубине "колодца времени", в который заглядывала, и психологической по зрелости понимания человека.
Таковы истоки Р. И., писателя, сценариста, режиссера и, если все это связать, - драматурга. Его драматургия выросла из мифологии Баку. Как отдельные эпизоды этого цикла появлялись пьесы о сегодняшнем дне и о большевистской революции в Азербайджане, о послевоенном быте и детстве, о современности - о ней больше всего. И всегда в центре эпоса - человек-лев или человек, только похожий на льва. Местные нравы и обычаи, хемингуэевский лаконизм стиля, восточный символизм, монтажные ходы, наплывы - эта драматургия была привлекательна не только для театра. Р. И. сам шел в кино, переделывал для него прозу и пьесы, вращаясь в постоянном кругу "своих" фабул и героев. Но ему стало тесно в границах "моральной школы". Да и притчи, сделав полезное дело, отошли на второй план. Для Р. И. еще в семидесятые годы наметился другой путь, мало похожий на путь советского национального писателя, верного экзотике и этике своей культуры.
Превратившись в кинописателя, Р. И. начал разрабатывать драматургические формулы для масс. И хотя фабула "Белого солнца пустыни" (сценарий написан в соавторстве с Валентином Ежовым) тоже восточная, гораздо большее значение имел отказ от церемониала притчи. Сейчас уже трудно сказать, какой смеховой процент был заложен Р. И., а какой привнесен другими вдохновенными и азартными участниками этой выдающейся киноакции. Одно понятно: Р. И., желая того или не желая, пародировал сам себя. "Белое солнце..." требовало иронической динамики. Пустыня, море, нефть, гарем, кровная месть, мужская честь, басмачи, красноармейцы - соединились в комедийном коллаже. Так начинался "наш" Голливуд.
В дальнейшем Р. И. выполняет заказ - не столько социальный, сколько психологический и эстетический: он пишет сценарии для Романа Балаяна и Никиты Михалкова. Предлагаемые обстоятельства - от пушкинской вакханалии до культа личности, от охранки до юнкерского училища. Время - переломы русской истории. Жанры - от психологической драмы до исторической эксцентриады, от хроники до мелодрамы.
В фильме Храни меня, мой талисман он с журналистской беглостью обозревает "ближний круг", своих среди своих, этакий хоровод, в котором запевал подхватывают не совсем уравновешенные современники. Едкий очерк всенародного экстаза вдохновил Балаяна на проницательную сатиру. Михалкову же в любой исторической ситуации, отдаленной или сегодняшней, всего важнее "выяснение отношений" - поэтому сценарий Утомленных солнцем написан резко, антагонисты выведены на первый план, быт дан в самых ярких деталях, финал - жестокий. В "Филере", где речь тоже идет о предательстве, так сказать, в старорежимном масштабе, нет ни одной прокурорской ноты. Сценарист и режиссер смотрят на человека, нарушившего заповедь, да, наверное, не одну, и нельзя сказать, что их взгляд совсем лишен сочувствия. "Сибирский цирюльник" - историческая утопия. В нем почти не различим автор "Женщины за зеленой дверью" и "Парка". Сценарист вдохновлен пафосом режиссера, давней его мечтой показать на экране великую Россию. 1905 год - последняя дата, появляющаяся на экране, дата для русской истории роковая, время мучеников и филеров. Будущее сулит Андрею Толстому, москвичу, дворянину, юнкеру, каторжнику, сибирскому цирюльнику, невиданные перемены и рубежи. Его воинский дух и патриотизм еще найдут себе применение лет через десять-пятнадцать, и, может быть, соавторы предугадывают трагическое место своего героя в русской катастрофе двадцатого века.
Через Сибирь Р. И. пойдет обратно, дойдет до Баку и бури, сметающей с земли людей, их страдания. Кино освободило его, раскрепостило. Горизонты и проблемы истории стали для Р. И. горизонтами и проблемами "истории". В голливудском смысле.
Елена Горфункель. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. I. СПб, "Сеанс", 2001
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=355
Док. 626770
Перв. публик.: 21.05.01
Последн. ред.: 21.05.10
Число обращений: 0
Ибрагимбеков Рустам Мамед Ибрагимович
|
