31.05.1994 В ЦДК - премьера фильма Андрея Кончаловского "Курочка Ряба". Сиквел "Аси Клячиной..." не удался. Однако автор утверждает, что так и было задумано
"Она взошла. И я взошел. Сидим, молчим. Нечего говорить!"... Фильм Андрея Кончаловского История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж, потому что гордая была, снятый с полки в 1988 г., произвел впечатление культурного шока. Отношение авторов к актерам-непрофессионалам, то внимание, с каким они вслушивались в голоса и всматривались в лица тех, кто в обычном кино оставался нерасчлененной массовкой, - было вознаграждено по достоинству: фильм казался не столько честным повествованием о жизни, сколько самой жизнью. Актеры и не-актеры здесь играли про любовь как дышали, и от этого захватывало дух. Негромкие исповеди взрослых мужиков, пришедших кто с фронта, кто из лагерей, были не предусмотрены сценарием и взрывали замкнутое пространство придуманной истории изнутри, делая ее бездонной, абсолютно открытой, разомкнутой для бесконечного преумножения смыслов. А искусство всех профессионалов заключалось именно в том, чтобы включиться в эту жизнь, не разрушив ее; начать говорить, двигаться, смотреть, петь так же, как эти люди; понимать то же, что и они. То потрясение, которое фильм вызвал, было возможно только потому, что авторы не бежали сломя голову к результату, а "просто" ждали, когда жизнь перестанет их стесняться и начнет свидетельствовать сама по себе.
Когда стало известно, что Кончаловский решил собрать старую труппу и снять продолжение Аси..., кинообщественность забурлила. Активно обсуждалось то, что Ия Саввина по прочтении сценария сниматься отказалась, чуть ли не обвинив режиссера и сценариста в клевете на русский народ, и ее заменила Инна Чурикова. Фильм ждали с нарастающим нетерпением - так сильно было впечатление от Истории Аси Клячиной..., так велики были надежды на первую русскую картину Кончаловского по возвращении ("американский" Ближний круг вроде бы не в счет).
Но каков бы ни был разброс мнений и как бы ни оценивали зрители или критики этот необычный сиквел, в одном сошлись все: в Курочке Рябе не узнать ни героев Аси..., ни ее режиссера. Этот фильм просто не имеет к Асе... ни малейшего отношения.
Очевидно, что в 1993 - 1994 гг. возвращение в ту, прошлую, "асину" поэтику уже невозможно - и не только потому, что и мир, и кинематограф успели измениться. Другой нынче и сам Кончаловский: по известным и понятным причинам он мало, что понимает про российскую деревню образца начала 1990-х гг., но у него больше и задачи такой нет - понимать. У него больше нет вопросов к жизни и к людям, потому что есть ответы (рецепты) по поводу того, что нужно зрителям и продюсерам. Зачем Кончаловскому понадобилось называть героиню Асей Клячиной, станет понятно, когда в русской лексике появится и воцарится слово "брэнд". Вот именно "брэнд" своего прославленного фильма Кончаловский и пытается "пустить в дело", совершая при этом как минимум две ошибки. Во-первых, и международный, и российский успех Аси приходился на 1988 г., т. е. шесть лет назад (для стремительно меняющейся реальности рубежа 1980-х - 1990-х гг. - дистанция огромного размера). А во-вторых, воспроизвести стилистику Аси..., повторить сделанные в ней открытия невозможно по определению. Есть фильмы, рожденные мастерством (режиссера, сценариста, оператора, актеров); и есть - рожденные чудом: никем персонально, всеми сразу, а точнее - особым расположением звезд над этими "всеми" и неуловимым движением воздуха жизни вокруг них. К таким чудесам кино, коих в истории было считанное количество, и относилась История Аси Клячиной... - так же, как Аталанта или Ночи Кабирии. А у чудес сиквелов не бывает: звезды движутся дальше.
Очевидно, Кончаловский понял это довольно быстро и пошел "от противного": предложил сценаристу Виктору Мережко сделать подчеркнуто "придуманное", жестко сконструированное жанровое кино - сатирическую "народную" комедию, в которой фарс и карикатура сочетались бы с социологической диагностикой. Самое удивительное в этом новом замысле было то, что авторы, сочинив новую Асю, в интервью совершенно искренне настаивали на том, что ее сочинила сама жизнь. Мережко в одном и том же интервью сначала говорит: "Мы с Андреем фантазировали: нашу чистую, неискушенную Асю завлекают в ряды, и постепенно из робкой девочки формируется лидер, эдакая парттетя", а потом приписывает эту метаморфозу не авторской воле, а объективному движению истории: "Как противоестественно шло развитие общества, если славная девчушка превратилась в чудовище!" (ИК, 1994, N 7) О "чудовищах" говорит в интервью и Кончаловский: "Они все - монстры, но мы их любим такими, какие они есть" (ИК, 1994, N 9). Эти проговорки свидетельствуют только об одном: авторы заранее решили для себя, что современная жизнь, искалеченная и полуразрушенная, не содержит в себе более никаких тайн и откровений, она способна плодить только уродов и монстров. А если так, то что же в нее "всматриваться", что же к ней "прислушиваться" - это материал для гротеска, фарса, фельетона. Каковой, собственно, и явлен на экране. Герои изначально оказались заложниками весьма умозрительной концепции и выступили фигурантами в перепалке авторов с раздражающей их постперестроечной реальностью. Им выпала участь сыграть "народ" в запланированной авторами "народной комедии" - как казалось, беспроигрышной большой игре на народный интерес.
То, что в фильме речь идет не о людях, а о "русском народе", становится понятно с первых же кадров. Звуковой ряд - безостановочный крик, надрывный и, как правило, пьяный. Почти для всех персонажей придуман только один способ общения - скандал, переходящий в драку и пьянку. Герои, являясь себе и объектом, и субъектом, рассуждают от имени и по поводу "народа" на ключевые темы российской действительности: "непопулярность перестройки в народе, его вековая ненависть к богатству и к собственнику, зависть к умеющим трудиться, страх перед жизнью, богооставленность плюс идиотизм деревенской жизни, осложненной пришествием свободных предпринимателей с непробиваемо-советским менталитетом" (Елена Стишова, Известия, 1994, 3 августа). И немедленно иллюстрируют эти свои рассуждения: травят единственного работающего, и потому богатого, мужика в деревне и пьянствуют в ожидании халявы. И Курочка Ряба, вынесенная в заглавие, тоже должна - посредством золотого яичка, сначала снесенного, а потом разбитого, - проиллюстрировать тщетность надежд на эту самую халяву.
Участники "старого", асоциального и аполитичного, любовного треугольника разбирают себе новые роли: спившийся бездельник - и преуспевающий хозяин. У каждого "своя правда", озвученная пошло, многословно и репрезентативно. Новая Ася в исполнении Чуриковой многоречива и по всем вопросам вооружена "аргументацией": "начала пить через Горбачева", "при Брежневе была свобода", а сейчас "все заблевано, пьянь, ворье" и т. д. Авторы стараются выстроить каждую мизансцену так, чтобы она становилась одновременно и карикатурой, и символом. Вот Ася едет на новорусском грузовике и везет партию сахара, а за ней две старухи, ругая ее "предательницей", на себе тащат тяжеленные сани с гнилой соломой. Вот люди поют за столом народную песню из того, старого, фильма, а потом Ася смотрит в телевизоре на разодетого павлином Бориса Моисеева, который тоже вроде поет. Вот, товарищи, такие теперь песни... Вот сын Аси, бандит-рэкетир, идет в нужник, тут гнилые доски проламываются, и он со всеми своими деньгами проваливается в дерьмо. Тут даже две аллегории: по поводу небрежения духовного русского человека к нужнику и по поводу рэкетирских денег, которые, как известно, "пахнут". Авторы, возможно, пытаются постичь и использовать поэтику русского анекдота, русской байки - а они, как известно, бывают и грубые, и плоские, и матерные. Но самое главное в анекдоте (то, что филологи называют point) - неожиданный разворот реальности, ослепительная вспышка смысла, разрешающаяся тем самым искомым смехом, - ни сценаристу, ни режиссеру, ни актерам не дается. Они ведь от жизни уже ничего не ждут: ни смеха, ни смысла, ни чуда...
Под занавес авторы словно дразнят зрителей нарезкой из первого фильма, который был еще не про "ломку душ" "сельской части населения" и не про "вечную драму русского характера" (Мережко, ИК, 1994, N 7), а просто про Асю Клячину, которая любила, да не вышла замуж, потому что гордая была.
Любовь АРКУС, Елена ГРАЧЕВА. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. VI. СПб, Сеанс, 2004
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=1040
Док. 627578
Перв. публик.: 02.06.04
Последн. ред.: 02.06.10
Число обращений: 0
Чурикова Инна Михайловна
|
