Виктор Гвоздицкий широко известен в узких театральных кругахНазад
Виктор Гвоздицкий широко известен в узких театральных кругах
Виктор Гвоздицкий широко известен в узких театральных кругах. Театр умер, а круги остались. Казалось, этот артист, переехав из Ленинграда в Москву, станет ее "достоянием". Но Москва либо теряет, либо душит свои достояния. Тем более В. Г. - артист не вполне московской породы. Южная погашенная мягкость, оставшаяся разве что в волнистой шапке волос, основательность ярославской театральной школы, элегантность рижской "западной провинции", где он работал, и, наконец, горделивая и мрачная печать ленинградской формальной школы, развращающей своих приверженцев снобизмом и утонченностью, наделяющей их сухим шармом.
Точность осознания приема, мерцательность актерской и неуловимость человеческой судьбы создают в случае В. Г. разрыв между чистотой формы, отточенностью стиля и внутренней ущербностью играемых персонажей. Так - в театре. Специфическая внешность (причина маловразумительная) отставила артиста от кино. Зато в театре эту специфичность щедро использовали в классическом репертуаре.
Однако в кино В. Г. все же появился. Исполнив в Закате роль обреченного короля налетчиков и одесского денди Бени Крика, он сомкнул разведенные мосты между величием и гротеском, домашностью и отщепенством, настоящим и прошлым - контрастными клеймами его актерского дарования.
В. Г. не имел успеха в этой роли. Хотя сыграл с отчаянной легкостью и матовым блеском - его не разглядели на фоне бесстыдного лицедейства других актеров, его не расслышали в их педальном гуле. Между тем один "театральный волк", сидя у телевизора, после сцены "Беня у зеркала с луком" воскликнул: "Михаил Чехов!"
В. Г. сыграл писателя Шалимова в экранизации "Дачников". Неудачно снятый оператором, его герой, да и сам артист выпрыгивали из ансамбля, хотя работали чисто и били по цели.
Сейчас актер снимается в фильме о современной Москве, в роли психиатра Марка. В очень хорошей роли, и "есть надежда"... Тем более что его место в текущем театральном репертуаре премьерно и призрачно. И неизменно - как присутствие в отменных ролях (но в средних или даже плохих спектаклях) - безукоризненного артиста, соблюдающего неопошленные правила психологического театра. Вот почему казалось невероятным, что он впишется своим Тузенбахом в мхатовские "Три сестры". Вписался, но вдруг становилось понятным главное: его праздничный Тузенбах обязательно должен умереть. В мертвой среде - в прямом и переносном смысле - ему не выжить. Поэтому он прощался с Ириной коротким страшным криком. Психологически резко, формально, то есть по сути - точно. В. Г. сыграл финал про тех, кого не любят. Может быть, ценят, терпят или хотят полюбить.
АБДУЛЛАЕВА З. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. I. СПб, "Сеанс", 2001
