В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
`Танец - процесс быстрого взаимодействия двух человек` Назад
`Танец - процесс быстрого взаимодействия двух человек`
Управляющий партнер "Третьего Рима" Андрей Мовчан 4
[Андрей Мовчан. Фото: Евгений Дудин/ Коммерсантъ] Андрей Мовчан - известная личность на российском финансовом рынке. В 2003 году возглавив новое для "Ренессанс Капитала" направление по управлению активами клиентов, он зарекомендовал себя не только как профессионал, но и как агрессивный менеджер, способный на равных конкурировать со старожилами рынка. Шесть лет - в феврале этого года Мовчан покинул "Ренессанс" - не прошли даром. Накопленные опыт и связи бизнесмен теперь использует при строительстве новой управляющей компании "Третий Рим", с сентября начавшей завоевание опустошенного кризисом пространства. Подводить первые итоги пока рано: под управлением Мовчана сейчас не миллиарды, а всего пара - тройка сотен миллионов долларов. Но амбиции велики, а за спиной - сильная команда, включая многих коллег из "Ренессанс Управления Активами". Но главное - Мовчан уверен, что четко представляет, на чем и как можно заработать деньги.

Наши читатели номинировали Андрея Мовчана в проекте "Рейтинг признания российских бизнес-лидеров". Проголосовать за него или других бизнесменов можно здесь.

Ставка на толстосумов ` Быстрые проводы ` Нарисованное восстановление ` Экономика - не болото ` Банки и кладбища ` Нефтеметаллическая корпорация ` Правильные инвестиции ` Потребители в цене ` Для рискованных, но терпеливых ` Недвижимость не на дне ` Молодым - одна дорога ` Семейный фонд


СТАВКА НА ТОЛСТОСУМОВ

- Стратегия "Третьего Рима" рассчитана на состоятельных клиентов, а "Ренессанс Капитал" обслуживал и другие слои инвесторов, если так можно выразиться, - и пенсионные фонды, и в небольшом количестве розницу.

- Мы работали с пенсионными фондами и в целом убедились в низкой коммерческой привлекательности этого бизнеса. Мы не участвовали в пенсионной реформе, у нас был всего один счет по управлению пенсионными накоплениями: мы взяли его как тестовый и решили не расширять бизнес. Мы никогда не участвовали в конкурсах за право управлять накопительной частью пенсий, равно как и средствами военной ипотеки и т.п. Даже управление резервами и собственными средствами пенсионных фондов никогда не виделось нами как выгодное и стратегически правильное.

- Неужели боялись конкуренции?

- Мы, собственно, были в числе лидеров, притом, что категорически отказывались давать фондам гарантии. И "Ренессанс" оказался едва ли не единственной управляющей компанией, не вовлеченной в скандалы и судебные процессы, связанные с претензиями пенсионных фондов. Но рынок управления средствами пенсионных фондов непрозрачен, методы продажи услуг на нем не вполне соответствуют нашим представлениям о "лучшей практике", а доходы управляющих компаний, если конечно не воровать, - предельно низкие. Как я уже сказал, в этом бизнесе нет экономического смысла.

- Поэтому сейчас вы решили сосредоточиться только на состоятельных инвесторах и не обслуживать институциональных?

- У институционального инвестора есть менеджмент, чьи мотивации зачастую отличаются от мотивации бенефициаров. Частный инвестор принимает решение, исходя из своего понимания уменьшения рисков и увеличения дохода. Институциональный инвестор - исходя из стремления менеджеров защитить свою должность и получить максимальный бонус, а иногда - просто получить "вознаграждение" от управляющего. Очень часто одно противоречит другому. Мы считаем, что работать с бенефициарами значительно проще и выгоднее и для инвестора, и для нас.

- Вы разочаровались в институциональных инвесторах?

- Я никогда ими не очаровывался. Были стратегические задачи группы "Ренессанс", в рамках которых акционеры хотели, чтобы этот сегмент присутствовал.

- А почему вы считаете, что это - не ваш клиент? Они капризные, приносят меньший доход?

- Нет. Чтобы понять суть разницы, давайте посмотрим на наш сервис "сверху": природа рынка инвестиций при отсутствии существенных барьеров для инвестирования. Есть, конечно, локальные сложности и частности, но, в общем, наша ценность для клиента не в том, чтобы мы проинвестировали куда-то, куда другие не могут. Наш бизнес в том, чтобы мы сделали это, с точки зрения процесса и сервиса, лучше других. Если нашу индустрию сравнить с автомобилями, то нельзя сказать, что "Мерседес" доедет туда, куда не доедут "Жигули". Это не так. И "Мерседес" и "Жигули" одинаково доедут до одного и того же места. Преимущество "Мерседеса" над "Жигулями" состоит в том, что он это делает комфортнее, надежнее и удобнее.

- Издалека заходите...

- ...И так же точно, как "Жигули" и "Мерседес" различаются в цене и спросе, точно так же управление инвестициями различается в цене и спросе не в связи с тем, куда произведены инвестиции, а в связи с тем, что более сильные компании делают лучший сервис, лучший процесс и лучшую связь с клиентом. Так вот, институциональные инвесторы, по определению, в сервисе, процессе и связи не нуждаются. Им необходимо довести свои инвестиции до конечной точки любым способом, потому что внутри институциональных инвесторов есть собственный сервис, а менеджмент заинтересован не в долгосрочной прибыли от инвестиций и не в адекватности процесса, а в краткосрочных результатах и комиссиях, преобразуемых в бонусы и личные доходы.

Поэтому все наше конкурентное преимущество, которое мы много лет строили и продолжаем развивать, оказывается для институциональных инвесторов просто ненужным. Как, например, если бы мы пытались предлагать "Мерседесы" S-класса компаниям типа "Мама-Пицца", которым нужны тысячи машин для того, чтобы развозить заказы. Они покрутят у виска и скажут: "Ребят, зачем нам подогрев сидений, телевизор? Нам нужны машины типа "Оки", на которые мы посадим мальчиков, и они поедут развозить заказы".

За бизнес с институционалами всегда будут бороться очень много игроков, которые научились зарабатывать не только и не столько на комиссиях за управление, но при этом умеют мотивировать менеджеров своих клиентов. Это всегда будет приводить к максимальному снижению прямых комиссий, ротация управляющих будет быстрой, коррупционная составляющая очень высокой, а это - совершенно не наш профиль. Ввязываться в такие игры с ничтожной маржой и огромной головной болью я не хочу.

БЫСТРЫЕ ПРОВОДЫ

- "Ренессанс" не будет сильно зол на то, что его прежние клиенты ушли вместе с его прежними сотрудниками? Спрашиваю, потому что сейчас очень многие инвестбанкиры и портфельные управляющие уходят и заводят свой бизнес. Аргументы следующие: вот у нас были клиенты, вот их телефоны, мы сейчас пойдем и отъедим часть бизнеса у тех структур, где раньше работали.

- Не готов публично обсуждать уход прежних клиентов из "Ренессанса". Это дурной тон, тем более, что никто из нас не желает "Ренессансу" зла, - мы много сделали для успеха "Ренессанса" в прошлом, но много и получили от него. У нас много теплых чувств осталось и к компании, и к Стивену [Дженнингсу] как ее владельцу. В общем же, клиенты - не вещи и не домашние животные, их нельзя ни насильно удержать, ни обманом переманить. Клиенты будут действовать, исходя из своих интересов. Те, которые верят, что новый бизнес организован лучше, будут переходить.

- Часто в таких случаях компании подписывают соглашение о непереманивании сотрудников. Интересно, а в отношении клиентов такие соглашения бывают и есть ли такое у вас и "Ренессанса"?

- Везде по-разному. Иногда подписывается non-solicitation. Как правило, чтобы подписать такое соглашение с человеком, ему предлагается что-то взамен. Нам никто ничего не предлагал и подписывать соглашения о непереманивании в том числе. И это совершенно разумно - подобные соглашения противоречат интересам клиентов и их свободе выбора. Ни мы, ни "Ренессанс" не пошли бы на это.

- О первых результатах говорить еще рано?

- О чем вы? Мы начали работать несколько месяцев назад.

- Ну, может, уже какие-то деньги в управлении, клиентская база растет...

- У нас есть $250 млн в управлении, мы ведем несколько corporate finance мандатов, но это только первые шаги. Есть небольшой трейдинг, сделан ряд сделок по продаже структурных продуктов, в "книжке" около 50 клиентов - в общем, мы еще не "оторвались от Земли", хотя скорость уже набираем. Разве это результаты?

- Для такого офиса в центре Москвы - конечно, нет.

- Я сам все время тороплю коллег, но технологический процесс есть технологический процесс.

- Отсутствие результата - это действительно из-за длительности процедур или все-таки с рынком не очень хорошо?

- Да нет, у нас прекрасный результат. Просто все требует времени. Трансфер клиента занимает несколько месяцев. Особенно учитывая то, что сейчас все компании, которые существуют, всеми средствами, любой ценой пытаются клиентов удержать, остановить их и не дать им вывести активы. Стратегически, это большая ошибка.

- Почему стратегически?

- Потому что клиент никогда не простит им таких вещей. Он никогда не вернется, в итоге.

- Если он изначально так настроен, то да, но если ему что-то посулили...

- Они не могут ничего посулить - клиент собственно все их возможности и так знает. Они требуют все новых и новых документов на вывод средств, устанавливают бессмысленные комиссии, пытаются напоследок "раздеть".

- А, вот вы о чем.

- Да, они затягивают процесс принятия решений, вводят жесткие процедуры, комиссию за вывод, комиссию за поддержание счета. И конечно, клиенты, в итоге, уходят и никогда больше не возвращаются, тем не менее, я сейчас вижу на рынке массовое принятие подобных решений. Видимо, менеджеры компаний, пытаясь получить за этот год бонус, стараются сохранить как можно больше активов, даже не думая о том, что в следующем году все эти активы исчезнут.

НАРИСОВАННОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ

- Вернемся к рынку. Для массового населения, которое разочаровалось в коллективных инвестициях, есть какой-то совет? Какое-то время их спасали достаточно высокие ставки по вкладам, а теперь что им делать?

- В каком смысле?

- У обычных людей с несколькими десятками тысяч рублей сбережений нет особой альтернативы банковским вкладам, а банки, ссылаясь на восстановление экономики, теперь не очень готовы платить высокие проценты.

- А с чего вы взяли, что экономика восстанавливается? Какую картинку чиновники рисовали в начале 2008 года, вы помните? Невероятного успеха. Это было за полгода до краха. А какую картинку они рисовали в конце 2008 года? Полного краха - это было за несколько месяцев до начала роста. Предсказания всегда неверны и, как правило, преувеличивают тенденции.

- Винить их в этом, возможно, не совсем верно. Они опираются на официальную статистику, которая не позволяет оценить масштаб надвигающейся угрозы.

- Дело даже не в "официальности" статистики, а в непредсказуемости экономики и недостаточности данных. И еще более - в краткосрочных интересах предсказателей-чиновников: до кризиса они заинтересованы говорить, что все будет великолепно, приукрашивая свою работу, в момент падения - что все пропало, чтобы просить из бюджета больше денег и меньше нести ответственность за "медленный" выход из кризиса, при появлении минимальной стабильности - опять что все хорошо, чтобы их не уволили за недостаточную динамику восстановления.

- Но они ссылаются, например, на снижение роста просроченной задолженности.

- Во-первых, снижение роста - это далеко еще не снижение. Во-вторых, это абсолютно манипулируемая величина.

- Не спорю. Но если раньше с учетом заведомой минимизации она росла, то теперь рост вроде как замедлился.

- Да нет. Просто на определенной фазе кризиса банки, насколько это возможно, максимизировали эту величину, для того чтобы получить поддержку от Центрального банка. Старались выглядеть победнее. А сейчас необходимость в этом отпала. Но если копнуть глубже, то просроченная задолженность не может меняться так быстро. С точки зрения экономического цикла, проценты платятся поквартально. Соответственно, она [просрочка] не может сначала сильно вырасти, а потом сильно упасть. Просто технически. Это вопрос переосмысления внутри банка. Я сегодня хочу назвать это просроченным, а завтра - не хочу.

ЭКОНОМИКА - НЕ БОЛОТО

- Постойте. Если бы нефть стоила сейчас $40 за баррель, то, возможно, ситуация была бы крайне плачевна.

- При чем тут нефть?

- При том, что просроченные платежи - это частично функция от стоимости нефти.

- Вовсе нет.

- Почему же? Если нефть дорога, то российская экономика не так уж плохо себя чувствует, и какие-то деньги в системе есть. Значит, предприятиям есть, чем расплачиваться по кредитам, по крайней мере, экспортоориентированным, а у банков есть средства, чтобы реструктурировать долги остальных компаний.

- Экономика - это не болото, в котором все купаются. Экономика очень дискретна. Предприятия нефтяного комплекса, в широком смысле слова, конечно, зависят от цены на нефть. Но есть предприятия, которые выпускают, например, мороженое. И их благосостояние зависит от спроса на мороженое, то есть, в конечном итоге, от того, какая на улице погода, а не от цены на нефть. Кроме того - состояние предприятия сильно зависит от эффективности управления. Слишком много компаний в России компенсировали недостатки управления неограниченными возможностями по привлечению дешевых денег. В конечном итоге, пол-России кредитовалось на то, чтобы платить проценты по предыдущим кредитам. С таким ведением хозяйства никакая цена нефти не спасет.

- На мороженое, возможно, спрос сейчас не будет расти, но на другие продукты - вполне вероятно. Слишком резкое падение было. Берем "Мечел". Убытки, убытки, убытки. Теперь прибыль.

- Восстановление [спроса] вовсе не обязательно. "Мечел" - не лучший пример, это часть цепочки реализации натуральных ресурсов, сильно зависящей от экспортных возможностей. Поэтому на "Мечел" распространяется часть идеи "Нефть дорогая, нефть дешевая". Во-вторых, ситуация с изменением показателей в такой компании в краткосрочном периоде часто связана с изменениями производственного цикла: много производишь и мало продаешь - убыток. Снижаешь производство и продаешь со склада - прибыль. Но прибыль эта плоха - это признак стагнации, а не роста.

- А как тогда трактовать рост цен на металлы? Разве это не появление спроса?

- Насчет роста спроса на металлы я был бы осторожнее. Для уверенности в тренде нужна макростатистика, мы ее пока не видим. Цена на металлы как бы растет, но волатильна, и во многом - продукт биржевых спекуляций. И даже в рамках роста цен на металлы многие компании неэффективны и будут находиться в ситуации, когда и при возврате к докризисным ценам без кредитной пирамиды будет им невозможно показывать позитивные результаты.

- Мы отклонились. Имелось в виду, что для банков металлургическая отрасль в конце прошлого года была одной из самых болевых точек. Это были главные кандидаты на просрочку платежей по кредитам.

- А что они сделали сейчас?

- У них деньги появились.

- По большей части они просто реструктурировали задолженность. Все поголовно. Кто, как "Евраз", скупив ее, кто, как "Северсталь", не скупая.

- Вы хотите сказать, что из тех денег, которые "Евраз" привлек в капитал, ничего не досталось банкам?

- Я говорю о долгах.

- Акционеры влили довольно приличную сумму.

- Акционеры - да. Но это - не банковские деньги. Это - замещение недостаточного капитала, который ранее был выведен через дивиденды или потрачен на приобретения, и ранее замещался заемными средствами. Где-то акционеры могли это сделать, где-то нет, где-то - не захотели. А с долговым финансированием ситуация аховая. Индия, Бразилия, Китай, Мексика, можно еще продолжить, за время кризиса в среднем в два раза увеличили объем внешних заимствований. Что это значит? А то, что, пользуясь низкими ставками, они увеличивают объем своих инвестиций в экономику за счет внешних ресурсов.

У России за тот же период времени объем внешних инвестиций сократился... внимание, на 87%! В массе своей эти инвестиции были замещены государственными бюджетными деньгами из резервных фондов, а также напечатанными государственными деньгами или реструктурированы как задолженность в другую форму. Что это означает на практике? Это означает, что плечо российской экономики сократилось в пять раз - за счет того, что мы в два с половиной раза убили свои резервы и очень много чего напечатали.

Кредитные портфели банков, которые были розданы лесопилкам, прачечным, булочным, ресторанам, ритейлерам, деревообработчикам, производителям полимеров, реструктурируются, и поэтому мы не видим проблемы во всей красе. Но по сути - большая часть кредитных денег к банкам от заемщиков не вернется. И если не вернется вообще - банковской системы не будет. А вернуться она может только от государства.

Что будет происходить при условно дорогой нефти? Поскольку у нас основная масса доходов от нефти вне зависимости от цены изымается бюджетом, пополняющийся бюджет будет продолжать тратить деньги на покрытие прямых убытков тех компаний, которые они сочтут нужными, как "АвтоВАЗ", например. Он будет продолжать тратить огромные деньги на социальные программы, которые будут экспоненциально расти в силу того, что инфраструктура мертва и людей надо кормить все больше и больше. Рабочих "АвтоВАЗа" надо будет кормить, рабочих в Пикалеве надо кормить, рабочих портов, которые перестают функционировать, коммунальных служб тех регионов, где люди не в состоянии оплачивать услуги. Экономика реальная "не заводится", потому что вместо помощи лучшим государство тратит средства на поддержание в коме худших. Государство все больше становится "пенсионным", доходы от природных ресурсов будут перераспределяться напрямую, вне экономики, на прокорм пассивного населения, которое не может быть активным, потому что ему негде работать. И конечно банки, особенно те, которые должны были умереть вследствие безответственной кредитной политики, тоже будут спонсироваться государством - мы медленно двигаемся к квазимонополии государства в финансовой сфере.

БАНКИ И КЛАДБИЩА

- А как же многочисленные "дочки" банков, которые якобы по-серьезному разбираются с проблемными долгами, то есть не просто реструктурируют, а помогают выжить и начать работать, запустить остановленное производство.

- А за счет чего они могут запустить? Представьте, что у нас есть банкир, который давал деньги больному на лечение. Больного лечили, его оперировали, а потом этот больной говорит банкиру: "Слушай, я не совсем выздоровел. Мне так плохо. Я и денег заработать не могу, чтобы тебе вернуть, да и доктора требуют оплачивать их услуги". На что банкир отвечает: "Ну хорошо, я тогда делаю больницу при банке, и сам буду тебя дальше лечить и оперировать. И это будет называться "Сбербанк-Медицина". Иди сюда. Вот у меня, дорогой, скальпель, зажимы, клизма. Я, кстати, нанял из разных больниц пару медсестер. Я тебя сейчас сам порежу, и ты тут же у нас станешь здоровым".

- Не все же хронически больны.

- Нет, но как может банкир помочь предприятию, которое дефолтит по кредиту? За счет чего? Он что, умнее менеджеров в индустрии?

- Нет, но у него есть возможность помогать ему деньгами.

- Он может прекрасно это делать, обходясь без получения контроля над предприятием. На самом деле, такой контроль даже вреден - мотивация банка не в том, чтобы максимизировать стоимость такого бизнеса, а в том, чтобы быстрее отбить кредиты. Это в совокупности с профессиональной некомпетентностью в конкретной индустрии до конца разрушает бизнес. Значительно разумнее было бы, получая залог, немедленно его реализовывать, либо передавать в управление компетентным компаниям.

- Возможно, отдельная структура - это просто более удобная форма. Они же действительно приглашают туда людей не совсем из банковской индустрии. Специалистов по private equity, например, которые будут следить за тем, как расходуются полученные деньги.

- Специалисты по private equity вряд ли могут заменить профессиональный менеджмент предприятий, который в России эффективно осуществляется, как правило, только акционерами.

- Но кто-то же должен установить контроль за потоками предприятия, которое не может отдать кредит?

- Контрольно-ревизионное управление [внутри] банка. Оно существовало там всегда и могло бы продолжать заниматься проблемными должниками и дальше. Я думаю, что цель создания выделенных компаний-кладбищ совершенно иная - снять с баланса искусственным образом то, что должно портить картину.

- Да, но все равно же они консолидируют отчетность.

- Это пока и то не везде. Я думаю, что через некоторое время они выделят "кладбище" как отдельный бизнес, небанковский, который будет должен очень много денег банку, и этот долг будет считаться живым еще очень много лет, хотя на самом деле он будет мертвым, поскольку под ним дефолтные компании.

- Неужели все так плохо?

- Нет. Идет естественный процесс. И он должен идти.

- Разве не интересная возможность - получить сейчас по дешевке привлекательный актив. Те же девелоперы. ПИК, например, Mirax.

- Что значит получить актив ПИКа? ПИК вложил, условно говоря, $2000 на квадратный метр построенных домов, как из своих средств, так и из средств кредиторов. Сегодня ПИК дефолтится и, по идее, долги его должны "умереть", кредиторы - получить либо активы, либо возмещение по текущей, низкой цене построенных квадратных метров, и история закончится - убытки останутся у кредиторов, которые шли на риск, инвестируя в девелопера. Но никто не банкротит ПИК. Сбербанк приходит и долги рефинансирует. Потом дает еще денег на достройку. И оказывается, что у Сбербанка, по определению, - актив, который стоит дешевле, чем деньги, которые он потратил. Потому что покупать с учетом всех затрат сейчас никто не будет. Вся эта операция оказывается убыточной для экономики. Во всяком случае, более убыточна, чем если бы ПИК просто обанкротили. В этом случае пострадали бы кредиторы, но они сами виноваты, не надо было давать денег, надо было считать, так случается - в кризис инвесторы страдают. Дома по остаточной стоимости продали бы с аукциона или другим способом, но недорого, в них заселились бы люди, которые оттуда ходили бы на работу, чего-то производили, и история была бы закончена. На практике делается совершенно другое. На практике Сбербанк получает актив, который стоит дешевле, чем затраты Сбербанка, и не может делать ничего дальше, потому что продать ниже себестоимости - это зафиксировать убытки.

- Но кроме недостроенных домов у девелоперов есть люди, команда.

- Люди не создают капитализации.

- Но это не просто люди, а отлаженная система. Сбербанк никогда не пойдет строить, у него нет для этого соответствующих специалистов.

- Зачем же он тогда забирает все это, если он не пойдет строить? Если это такая инвестиция, то с учетом высокой стоимости объекта, она не имеет никакого экономического смысла.

- Разве в перспективе нельзя заработать? Им сейчас дадут денег, придумают какой-нибудь госзаказ, они начнут строить, за счет доходов от продажи будут расплачиваться по кредиту...

- А разве нельзя взять все то же самое, но существенно дешевле - по рыночной стоимости, в процессе банкротства? Это называется взять бюджетные деньги и бессмысленно потратить их на возврат старых долгов, или, еще точнее, - купить за государственный счет дороже то, что стоит дешевле. То есть государственные деньги "от нефти" будут использоваться для того, чтобы закрывать дыры в экономике.

НЕФТЕМЕТАЛЛИЧЕСКАЯ КОРПОРАЦИЯ

- Получается такая страшилка. Сколько лет все это займет, и к чему мы, в итоге, придем?

- Эта страна будет большой нефтеметаллической корпорацией, принадлежащей государству, в которой все остальное будет либо импортироваться, либо делаться на местечковом уровне дешево и плохо. Потому что это - не основной бизнес.

- Выхода нет?

- Так тоже можно жить и жить неплохо. Просто эта страна - корпорация.

- И другие пути невозможны?

- Для того чтобы возник другой путь, кто-то должен встать и сказать: "Надо нейтрализовать действие нефтяного наркотика. Давайте оставим нефтяникам нормальную рыночную маржу, а остальное не просто заберем в бюджет, а еще и запретим тратить на что бы то ни было, кроме социальных выплат, оплаты госслужащих по разумным ставкам и инфраструктурных проектов. А еще давайте приватизируем большинство государственных предприятий. А еще давайте создадим действительно независимую судебную систему. А еще давайте создадим режим максимального благоприятствования иностранным инвестициям, и инвестициям в трудоемкое и технологичное производство. А еще срочно вступим в ВТО и раз и навсегда откажемся от ограничения конкуренции и заградительных барьеров. И так далее - еще 20 пунктов. Нам 10 лет будет очень тяжело, но через 10 лет мы будем страной с бурно развивающейся промышленностью, и большими государственными резервами, позволяющими обеспечивать комфортную социальную ситуацию". Как вы думаете, есть кому у нас это сказать?

- Но на бюджете и нефтяных доходах не один человек ведь сидит.

- Сидит масса людей, но сидят они определенным способом - не сохраняя, и не реинвестируя, а распределяя между собой. Так что рентная экономика будет здесь превалировать все больше и больше, и за обозримый период времени - 10 -12 лет страна окончательно превратится в такой колониально-капиталистический придаток, который будет экспортировать сырье, и все остальное импортировать.

- При таком раскладе инвестиции на российском рынке выглядят бесполезным занятием.

- Почему?

- Доходы нефтяных компаний, авангарда сырьевой экономики, ограничены многочисленными налогами и сборами. С этой точки зрения, их акции - не самый привлекательный инструмент. А что еще может привлечь инвестора в стране, где все импортируется? Разве что торговцы, которые, собственно, поставляют и продают здесь чужую продукцию.

- Не совсем верно. Сырьевой сектор будет развиваться. И достаточно активно. И будет получать свою норму прибыли, причем довольно существенную. Она и сейчас достаточно высока. К тому же есть некое картельное соглашение между государством и крупнейшими нефтяными компаниями о том, что если эти компании ведут себя правильно, то и неплохо получают.

ПРАВИЛЬНЫЕ ИНВЕСТИЦИИ

- И это - единственная правильная инвестиция?

- Нет. В реальности существует масса областей, замещение которых импортом объективно невозможно, а спрос на которые высок и, еще лучше, напрямую зависит от "нефтяных" доходов. Если же вы займетесь производством автомобилей, то, естественно, импорт не даст вам развиваться. Потому что там R&D (затраты на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы - Slon.ru) огромный, цикл длинный и т.д. Другое дело, если вы вложите деньги в картошку, мороженое, рестораны, почту, телекомы, то есть в то, что имеет короткий цикл, не нужен R&D, легко производить, но дорого транспортировать, высокие таможенные пошлины, бренд не важен.

- Вкусы разные. Да и украинцы с белорусами со своей сельхозпродукцией здесь тоже не дремлют.

- И все-таки дорого везти мороженое с Украины. Все производят на месте. В Новосибирске - новосибирское мороженое, в Москве - московское. И вот такие производства, безусловно, будут приносить высокую норму прибыли, потому что очень маленький рынок инвестиций.

- Ну, кризис для пищевой промышленности - золотое время.

- Не только для пищевки. Телекомы, например, очень похожи. Телекомуслуги локальны - вы не можете импортировать широкополосный интернет из Америки, они все равно нужны, качество сильно варьируется, а поглощения легки. И таких индустрий очень много. Даже, например, переработка попутного газа. Вы не можете вывозить попутный газ и перерабатывать его в Америке, вам придется перерабатывать его на месте, на скважине.

- Это и к энергетике относится?

- Энергетика - инвестиция сложная. Во-первых, потому что очень много инфраструктуры, во-вторых, из-за слишком долгого цикла. Большая, сверхмощная энергетика - это очень долгий процесс, тяжелый бизнес с огромными затратами и отдачей в 30 лет, огромная зависимость от сетей, от распределения, от ФОРЭМа, от диспетчеров, от крупных потребителей. Причем зависимость не напрямую - купили-не купили, а зависимость еще и от технологий. Предприятия раньше работали в Москве в две смены, и подмосковные котлы выдавали электроэнергию в стабильном режиме. Потом предприятия стали закрываться, и использование электроэнергии стало волнообразным - утро-вечер, меньше день, совсем мало - ночь. Избыток электроэнергии ты не можешь копить, котлы надо тормозить. Торможение и разгон котла вызывает резкий рост амортизации. Вот так - многое зависит совсем не от самого бизнеса.

- А локальная?

- Локальная энергетика, особенно с точки зрения новых технологий, очень интересна. Но только надо очень хорошо понимать, каково потребление и насколько оно устойчиво. Строить локальную станцию, которая будет работать на новых технологиях, например, в Тольятти, я бы не стал, потому что я не уверен, что через 5 лет там будет нужна эта энергия, а продажа ее в общий рынок может быть проблематична. Строить маленькую ветряную станцию около коттеджного поселка на Рублевке достаточно опасно. Во-первых, потому что ваш конкурент может поставить рядом еще одну, а, во-вторых, потому что в этом поселке через пять лет тоже может никого не остаться. У нас уже такое было в 1998 году, когда Рублевка неожиданно опустела.

- Вы там жили?

- Нет, но в районе 1998 года я покупал себе квартиру, и меня привозили на Рублевку и показывали, говоря: "Вот стоят дома, все имеют хозяев, выбирай любой, все продаем".

- Красота.

- Не то слово. А вот поставить такую станцию рядом с комбинатом мороженого - это отличный бизнес.

- То есть, локальная вам нравится больше традиционной. Но ведь и там нет сырья, она замкнута на конкретного потребителя.

- Если говорить о крупных генерирующих компаниях, то нет, сейчас энергия очень правильно продается. Есть объединенный рынок. Ты можешь загнать ее в сетку и продавать. Есть и более интересные вещи. Если ты независимый производитель газа, то ты можешь совершенно отдельно от себя, за 10 000 км построить ТЭЦ, работающую на газе, врезать газ в трубу "Газпрома" в одном месте, отобрать газ из трубы "Газпрома" на свою ТЭЦ, и это будет твой газ. Ничего покупать у "Газпрома" ты при этом не должен.

- Есть уже случаи подобного врезания и забора?

- Да.

- И "Газпром" не против?

- Транспортировка - один из его бизнесов. Независимые производители есть, они работают и пользуются такой возможностью.

- Разве кроме "Новатэка" есть еще более-менее крупные производители?

- Крупных нет, но мелких много.

ПОТРЕБИТЕЛИ В ЦЕНЕ

- А потребительский рынок?

- Замечательный рынок, но только надо понимать, на какой объем сообщества он рассчитан. В России это 139 млн - очень немного по масштабам современных рынков. Емкость этого рынка очень маленькая., реально потребляют на уровне развитых стран 25 млн человек.

- Как же еда? Остальные не кушают?

- Да, но как?! И какую еду, если посмотреть. И какова структура этой еды.

- А если говорить не о производстве, а о торговле?

- Торговля и в Древней Руси была, активная торговля вообще естественна для географически большой страны.

- Это - предмет для инвестиций?

- Это может быть хорошо, когда у тебя хорошая логистическая модель. Вся торговля, на самом деле, сидит на логистике. Ваш конечный пункт - магазин - вообще не имеет никакого значения, с точки зрения стоимости. Хороших логистических систем в России несколько. Они, несомненно, будут расти и будут трансформироваться. Причем сейчас идут очень интересные процессы - некоторые компании из логистики неторговой или торговой, но не продуктовой, присматриваются к продуктовым сетям для того, чтобы работать, получить дополнительные преимущества за счет снижения издержек.

- Разумно. А о ком речь?

- Не могу назвать имя, поскольку мы как раз участвуем в такой сделке. Но рынок эффективных торговых систем будет развиваться. Вопрос лишь в том, что надо приспосабливаться к российскому формату, который не предполагает средней величины. Здесь должны быть либо огромные магазины, либо небольшие торговые точки, либо бутик high-end техники, либо универсам дешевой электроники. И то же самое касается еды. Это должен быть либо "Ашан", либо "Глобус Гурмэ". И все промежуточные форматы так или иначе будут умирать.

- В Москве - возможно. А в регионах?

- В регионах просто "Ашаны" останутся.

- Или еще ниже.

- Останутся либо "Ашаны", либо магазины у дома.

- Типа того, что делает "Магнит"?

- Нормально, когда конкурируют две - три сети. Просто важен формат. Формат "Ашана" основан на масштабе.

- Это все рассуждения. Но если к вам приходит клиент, что конкретно вы ему рекомендуете сейчас делать? На какие сектора смотреть, куда вкладывать деньги?

- Я у него спрашиваю, чего он хочет в этой жизни - риска или надежности, быстрых операций или вложений на всю жизнь...

- Он не хочет бешеных заработков, а желает просто несколько приумножить свое состояние.

- В течение какого периода, с какой ликвидностью?

- Неужели ничего не изменилось после кризиса, и вы по-прежнему практикуете индивидуальный подход и индивидуальную стратегию для каждого?

- Конечно. А почему что-то должно было измениться?

ДЛЯ РИСКОВАННЫХ, НО ТЕРПЕЛИВЫХ

- Хорошо, а самая рискованная инвестиция, которая может выстрелить?

- Тоже как всегда - венчуры и small caps. Так было и так будет. Если клиент приходит ко мне и говорит: "Я хочу обгонять инфляцию более-менее в любой момент времени и иметь ликвидный продукт", я ему предлагаю single А - rated bonds, потому что с помощью корпоративных облигаций исторически - кризис-не кризис - можно обгонять инфляцию и иметь ликвидность. Если он приходит и говорит: "Я хочу многократно приумножить свои деньги, я понимаю, что для этого требуется много времени, у меня вот есть $10 млн, но я достаточно зарабатываю и могу надолго забыть о своих сбережениях, но через 15 лет я хочу взять $300 млн. Сделайте мне из $10 млн $300 млн за 15 лет". Я понимаю, что есть риски, что $300 млн могут через 15 лет вообще ничего не стоить, я говорю: "Ок. У нас есть целая серия венчурных бизнесов по всему миру. Давайте смотреть. Фармацевтика, новая энергетика, очистка воздуха, как это ни смешно, нанотехнологии, покрытия. Пожалуйста. Мы сделаем диверсифицированный портфель, заполнив его наполовину подобными венчурными проектами.

- У вас для этого своя экспертиза?

- Нет, я мечтаю о собственной экспертизе, но это займет годы. Мы работаем с целым рядом венчурных компаний.

Вот, а вторая половина портфеля - это как раз small caps на этапе начала роста.

- Вы имеете в виду перепроданные в кризис и до сих пор не выросшие? Там ведь разные отрасли и разные имена.

- Отрасли очень разные. Пожалуй, в большинстве отраслей есть очень интересные имена. Я бы сейчас не инвестировал разве что в real estate, сейчас это очень плохой рынок.

- Даже покупка уже построенной недвижимости?

- Да.

- Но цены уже довольно сильно упали. Вы считаете, что это не предел?

- Они упали и должны еще падать, а рынок - становиться еще менее ликвидным. Но одно дело - покупать на открытом рынке, а другое - например, выкупать недвижимость в центре Лондона у трастов в процессе "пожарной" реструктуризации. С одной стороны, есть очевидные фавориты - отрасли, которые очень неплохо живут сейчас. Тот же интернет, например, кабельное телевидение или локальное полимерное производство, вода. С другой, есть сектора, которые очень плохи, но и в них можно найти неплохие варианты. Среди привлекательных бизнесов я бы назвал еще consumer finance и collection. Отличные области. Они будут расти активно. По сравнению с какой-нибудь Португалией у нас коллекторский портфель раз в сто меньше. Очевидно, что он будет расти. Этот бизнес очень стабильный в плане доходностей, контрцикличный.

- Вы имеете в виду долги физических лиц?

- Да.

- Сами коллекторы утверждают, что у них не такая большая доходность. Или они так маскируются?

- Что значит небольшая? Если вы стабильно делаете 30 - 32% на портфеле, я не думаю, что это маленькая доходность. А самое главное, что при такой доходности у них еще объемы будут расти во много раз в ближайшие годы, и для этого им практически не требуется капитальных затрат.

- Возможно, если только банки начнут заново кредитовать. Иначе им придется работать исключительно со старыми кредитами.

- А банкам деваться некуда. Им надо же куда-то направлять поток нефтедолларов.

- В ценные бумаги.

- Ценные бумаги тоже насыщаемы. И уже практически насытились. Кредитовать надо. Кредитовать промышленность при этом практически невозможно, потому что ее нет, потому что страшно. Соответственно, частные лица в данном случае очень хорошая цель.

НЕДВИЖИМОСТЬ НЕ НА ДНЕ

- А по поводу недвижимости, почему вы считаете, что цены будут падать еще?

- В чем проблемы российского рынка недвижимости? Проблема первая - это спекулятивная направленность массовых инвестиций в этот сектор. Пришли спекулянты, которые решили, что они сегодня купят, а завтра продадут. Это такой синяк, который должен рассосаться, и только после этого можно будет двигаться дальше. Нигде в мире, в общем, такой проблемы нет, кроме Майами. Что происходит в Майами, всем известно.

- Расскажите.

- Там существенное падение цен и отсутствует спрос. Там практически за коммунальные расходы отдают квартиры.

- А почему?

- Потому что когда вы покупаете нечто, только чтобы перепродать дороже, рано или поздно веревочка заканчивается и происходит обвал.

- Это из-за географического положения был такой ажиотаж?

- Конечно. Была странная уверенность, что все пенсионеры мира почему-то очень дорого в итоге купят там квартиры. Пенсионеры не стали этого делать.

Вторая проблема российской недвижимости - рынок очень плохо регулируется. Это крайне непрозрачный, основанный на закрытых тендерах, утверждениях, согласованиях и прочих бюрократических играх рынок. Реальная коррупционная составляющая в себестоимости жилья такова, что ее малейшее сокращение меняет себестоимость недвижимости очень существенно. Поэтому этот рынок настолько неэффективен, что никакие долгосрочные стратегические процессы на нем просто невозможны. Никто не понимает, что будет. Вы плаваете на кораблике в тазике, а при этом кто-то может этот тазик все время качать. Свободных игроков на этом рынке быть не может. Я не могу выйти на этот рынок и сказать: "Я хочу построить дом вот на этом месте и раз у меня хороший проект, хороший архитектор, хорошая команда, хороший застройщик и хороший спрос, я его построю". Нет, и такого не будет никогда.

Третья огромная проблема этого рынка состоит в том, что рынок недвижимости - это рынок длинных денег. Цикл - больше 10 лет. В России в силу инфляции, высоких процентных ставок таких денег быть не может. У нас деньги короткие. Это значит, что должен создаваться искусственный freezing, цикл недвижимости должен резаться на куски и должна появляться искусственная ликвидность посередине. Когда эта ликвидность создается и искусственно поддерживается спекулятивным настроем инвесторов, что-то работает. Когда она не поддерживается, все моментально умирает. Потому что игрок, который входит на этапе brown field, в силу своей короткой ликвидности должен продать на этапе согласования проекта. Для этого должен быть кто-то, кто за большие деньги купит проект, думая, что квартиры или офисы будут еще дороже. Игрок, который начинает строить проект, должен продать, не эксплуатируя, потому что у него деньги такой длины. Для этого должен быть эксплуатант, которого устроит маржа эксплуатации. Эксплуатант тоже покупает ненадолго, потому что у него короткие деньги, а немецких фондов у нас здесь пока нет - рынок непрозрачен. Значит, он покупает не потому, что у него IRR (внутренняя норма доходности) 11% навсегда, а потому, что он думает, что недвижимость за три года вырастет в цене, и у него IRR будет 15%. Так устроен этот рынок.

- Все равно непонятно, почему вы убеждены в том, что дно еще не пройдено. Себестоимость в недвижимости всегда была понятием очень относительным, но если посмотреть, скажем, на жилье, то цены опустились достаточно сильно.

- Как сильно? Я покупал свою квартиру, в которой имею удовольствие сейчас проживать, в "Короне", в первом построенном в Москве доме Полонского, в одном из лучших в городе, шикарную квартиру с панорамными окнами, с видом на лес, со всеми удобствами по $1400 за квадратный метр. И когда я покупал, я думал: "Это ж надо, буржуи с меня столько денег берут!". И это было не так давно. 2003 год. Нефть стоила столько же, промышленное производство развивалось активнее, чем сейчас, мягко говоря, страна эффективнее выходила из кризиса, веря в светлое будущее, весь мир переживал подъем, "Корона" стоила $1 400 за метр - с подарками, песнями, прибаутками, с завлеканием клиентов, и нам казалось, что это дорого. А сколько сейчас стоят квартиры? Сейчас квартиры в подобном строящемся доме, например, напротив "Миракс Парк", в условиях жесточайшего кризиса стоят по $9000 - $10 000, а учитывая, что Mirax не очень хорошо себя чувствует, их владельцы полулегально предлагают переуступить права без гарантий получения квартиры по $3000 - $4000. О чем мы говорим? Какие цены опустились?

- $3000 - $4000 - уже как-то по-божески.

- Это же дефолтный объект. Ты можешь купить бумажку, но будет ли она когда-нибудь в твоей собственности и не отберет ли ее себе "Альфа-банк", никто не знает.

- И пока цены не упадут, инвестировать в недвижимость не стоит?

- Возможно, очень избирательно.

- Но ведь они могут и не упасть.

- Да, такая ситуация, как сейчас, может длиться вечно. Москва - очень стабильный рынок.

- Неужели новый пузырь невозможен? Деловая активность восстанавливается. Пробки такие же, как и до кризиса. Людям нужна недвижимость. Недвижимость не строится и не достраивается.

- Хлеб людям тоже нужен. Но буханка хлеба не стоит 1000 руб.

- Да, но в какой-то момент может прорвать плотину. Можно долго ждать, но когда приспичит...

- Если спрос будет реальный и живой, то он будет на реальные деньги. Плотина рано или поздно всегда прорывается, просто по-другому. Просто выходит компания и начинает продавать метр по $1000.

- Возможно, но как только появится спрос, цены снова пойдут вверх.

- Спрос есть, но он не такой, чтобы держать его на уровне сегодняшних цен. И поэтому когда найдется компания, которая решится продать по адекватной цене, она может полностью удовлетворить этот спрос. Затем наступит равновесие.

- Чтобы продать по $1000, придется зафиксировать убытки?

- Да, конечно. И умные люди будут фиксироваться, потому что бетон никому не нужен. Но когда это произойдет, непонятно. И дадут ли им зафиксироваться, позволят ли им такие продажи делать, - тоже большой вопрос.

- То есть сценарий, когда люди спустя какое-то время, снова начнут покупать по $5000 - $6000, нереален?

- Реален. Только вопрос, почему они готовы будут столько платить.

- Ну, сейчас жалко денег, а там, глядишь, нужда заставит.

- Вы говорите о личных потребностях, а я веду речь об инвестициях. В Москве порядка 35% квартир - инвестиционные. Если вам нужна квартира не для проживания, то покупать за безумные деньги вы ее не будете.

- Равно как и продавать по дешевке.

- Я скажу, кто будет продавать. Те, кому нужны деньги. Затем те, кто не видит перспективы. Если тебе 60 лет, то ты и за $2000 продашь. Ждать еще 10 лет бесполезно.

- Вы сказали про 35% инвестиционных квартир. Есть какие-то оценки - это одна-две компании или таких инвесторов много?

- Это очень большой круг индивидуальных инвесторов.

- Тогда, если продаст один, то это будет капля в море.

- Безусловно. Поэтому и не происходит тотального обрушения. Но все равно процесс будет идти. Амортизация капает. Разогнать цены в такой ситуации практически невозможно. Сейчас покупать будут только те, кто верит, что квартиры будут еще дороже. Но этой уверенности уже нет ни у кого и быть не может.

- Некоторые уже задумываются.

- Для кого? Для себя? Да. Я бы тоже купил. У меня ребенок только родился. И даже купил бы дорого, потому что мне нужно расширять площадь. Но это точечный спрос. Он очень маленький. В Москве люди расширили свои площади квартир в среднем в четыре раза за последние 20 лет. Это очень много. Сейчас будет волна сжатия.

МОЛОДЫМ - ОДНА ДОРОГА

- Не хотелось бы. Я про свою жилплощадь. Мрачноватое какое-то будущее. В безумном росте цен, конечно, нет ничего хорошего, но обвал давит на психику. А с учетом того, что вы рассказали про сырьевой придаток капитализма и вовсе как-то не по себе. Хотелось бы, пусть с перекосами, но двигаться вперед.

- У России есть вполне сформировавшаяся экономическая логика, которую можно сделать очень красивой. Добыча сырья, его эффективная транспортировка за рубеж и импорт товаров народного потребления - так устроена российская экономика. И логика предполагает высокий уровень социализации, потому что основная масса населения не занята в производстве сырья и получает фактически дотации. Естественно, полное отсутствие демократии, потому что все производственные силы находятся в руках власти, наличие элиты, потому что движение всех средств контролирует малое количество людей.

К сожалению, эта логика также предполагает плановое сокращение населения и сокращение срока жизни людей. Потому что такая экономика тем эффективнее, чем меньше население в стране. Его ж кормить надо. А нефти больше не становится. Вот такая экономика может быть отполирована, вычищена и работать крайне эффективно. Пока эффективность крайне низкая. У нас на $1 в ВВП сжигается в четыре раза больше нефти, чем в Японии. Мы просто очень плохо делаем эту экономику. И я думаю, что тренд ближайших 10 - 15 лет будет в том, чтобы начать делать ее хорошо, чисто, четко, красиво - в частности, к сожалению, в рамках сокращения населения.

- Что делать молодым? Куда идти? По вашим словам, получается, что у них только два пути - либо заниматься импортированием товаров народного потребления, либо качать нефть и добывать газ.

- Это зависит от их индивидуальных предпочтений. Здесь будет развитая инженерия ресурсов, транспортная инженерия и транспорт. Здесь будет менеджерский класс, потому что всем этим нужно управлять. Здесь будет много политики. Здесь будет обслуживание сокращающегося в объеме населения преимущественно низкого уровня, потому что - пусть помирают, и высокого уровня - для элиты. Здесь будут экспортно-импортные операции в огромном объеме. Здесь будет ФСБ, налоговая полиция, таможня, армия, милиция.

В такой модели - не до науки и культуры. Не будет диверсифицированного производства, не будет R&D кроме областей, связанных с сырьем, не будет демократических институтов, не будет юриспруденции и судопроизводства. Кто хочет заниматься перечисленным, надо ехать за рубеж. Мозги у русских есть - пробиваются они хорошо. Кто хочет заниматься первым - Welcome to the club! Это не плохо, и не хорошо. Такая вот жизнь.

- То есть надо приспосабливаться.

- Лучше не приспосабливаться. Человек все-таки ищет, где лучше.

- У каждого свои ценности. Кому-то в семье хорошо, и неважно, что за окном.

- Кто-то сказал очень хорошо, что если вы не занимаетесь политикой, то будьте уверены, что политика займется вами. Поэтому если все равно, что за окном, то, как правило, это оказывается в квартире. Это надо понимать, и каждый гражданин этой страны, безусловно, должен делать для себя выбор, что он хочет делать. И если это талантливый физик-теоретик, то ему нечего здесь делать, он здесь только мешается. Страна ему, а он ей, потому что страна должна ему деньги ни за что платить, а у него к стране претензии, что ему работу не дают.

- Вы же - математик. Вы что делаете в этой стране?

- Я перераспределяю нефтяные денежные потоки и помогаю эффективно инвестировать, между прочим, в основном в российскую экономику. Я нужен стране, и страна мне нужна, потому что здесь - мой рынок. При этом я еще умудряюсь делать это честно и, надеюсь, качественно, что не свойственно таким экономикам. То есть я даже забегаю немножко вперед - вот так должна работать вся страна через 10 лет.

- Что значит честно?

- Это значит, что я не пилю бюджет, не продаю пустоту и никого не кидаю. Исправно плачу налоги.

- Вы в России зарегистрированы?

- Да, разумеется.

СЕМЕЙНЫЙ ФОНД

- Вы все время на работе? Чем-нибудь еще занимаетесь?

- Я занимаюсь своими четырьмя детьми. И это большой бизнес.

- Разница по возрасту большая?

- 20, 16, 11 лет и 9 месяцев. Это очень разнообразный опыт (Улыбается).

- Прямо [продуктовая] линейка.

- У меня такое впечатление, что у меня private equity fund из четырех разных проектов, разных индустрий. Двадцатилетняя дочь - медик. Учится в медицинском и собирается ехать в Гарвард продолжать образование. Это проект уже взрослого человека. Шестнадцатилетняя дочь играет на саксофоне, увлекается музыкой, рисует, очень много занимается искусством и не хочет ходить в школу. Это второй проект. Одиннадцатилетняя дочь в разгаре подросткового возраста учится в спецшколе, занимается математикой и одновременно играет во взрослом профессиональном театре, играет как актриса, и это - невероятный конфликт, потому что ей не хватает времени, она играет в полноразмерных спектаклях, и ей надо все время быть на репетициях, а параллельно ей надо учиться, а важнее всего - скандалить с родителями. А девятимесячный сын просто не спит ночью, потому что он как раз хочет веселиться с 3 до 6 утра.

- Вы - счастливый человек.

- Да. Параллельно, жена, которая тоже private equity проект, потому что мы тоже должны как-то видеть друг друга за всем этим и общаться.

- Она не работает?

- Работает, хотя у нее маленький ребенок. Она - кардиолог, кандидат наук, большой врач, сейчас еще занимается венчурами в фарме, планирует создание медицинского центра. Так что неизвестно, кто больше занят. Мы с ней встречаемся в основном на занятиях танцами.

- Какими?

- Бальными. Это потрясающая вещь с точки зрения team building (построения команды). Танец - процесс быстрого взаимодействия двух человек, быстрого принятия решения и умения адаптироваться друг под друга, контролировать ситуацию и при этом отдавать контроль партнеру. Я бы порекомендовал членам правлений заниматься танцами друг с другом - возможно взаимопонимания было бы больше.

- Вы участвуете в соревнованиях?

- Нет, но мы два раза в неделю, как штык, при любой погоде идем на тренировку, параллельно занимаемся дома. Это, плюс спорт, позволяет быть в форме.

- А театры, книги?

- Сейчас из-за ребенка сложно. Раньше ходили. Но дети помогают быть в курсе, по крайней мере, последних тенденций. Читаю тоже непростительно мало. Совершенно нет времени. Это плохо. Но у меня в последнее время происходит реструктуризация сознания из-за того, что мы полезли в венчуры. Я за несколько месяцев узнал о мире столько, сколько не узнал за годы. Мы влезаем в переработку газа, в медицину, в медоборудование, в энергию, в новые технологии. Огромный пласт.

- Странно, мне всегда казалось, что венчуры - это очень непрозрачная история. Потому что непонятно, много или мало ты вложил.

- В разработку вкладывается мало денег всегда, основные вложения идут от опытных образцов до промышленного производства. А дальше уже все понятно.

Елена Мязина
http://slon.ru/articles/200552/?sphrase_id=142342

Док. 635586
Перв. публик.: 16.12.09
Последн. ред.: 25.01.11
Число обращений: 0

  • Мовчан Андрей Андреевич

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``