В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Сергей Шнуров: политический театр, клетка личности и ужас мира Назад
Сергей Шнуров: политический театр, клетка личности и ужас мира
Публичная беседа с Сергеем Шнуровым в цикле "От первого лица"

Мы публикуем стенограмму публичной беседы с музыкантом, лидером групп "Лениград" и "Рубль" Сергеем Шнуровым, проведенной "Полит.ру" 25 января 2011 г. в Политехническом музее в рамках проекта "От первого лица". Модератор - Татьяна Малкина. Собеседники: Андрей Левкин ("Полит.ру"), Виталий Лейбин ("Русский репортер"), Алексей Чадаев ("Единая Россия").

Татьяна Малкина: Здравствуйте! Театр уж полон, ложи блещут. У нас двухминутная готовность. Я хочу, прежде чем представлю гостя, напомнить вам, как устроена наша публичная беседа. Мы часто называем это "лекция", но в случае с Сергеем Шнуровым это будет блиц-лекция минут на 5, такая нано-лекция. Правильно я понимаю?

Сергей Шнуров: Так точнее.

Татьяна Малкина: После чего мы сразу приступим, надеюсь, к экспрессивному и жесткому диалогу, к которому затем присоединятся наши собеседники, а потом и зал. Пожалуйста, участвуйте активно. Можно даже писать записки. Можно писать записки?

Сергей Шнуров: Их можно писать и складывать в карман.

Татьяна Малкина: Также у меня уже есть некоторое количество вопросов, которые пришли на "Полит.ру" от активных Интернет-пользователей. Некоторые из этих вопросов очень любопытные, но до такой степени непонятные, что их тоже можно будет положить в карман. Но там есть два интересных вопроса, очень коротких, которые я озвучу.

А сейчас я хочу представить вам нашего гостя Сергея Шнурова. На всякий случай очень быстро оглашаю неполный перечень заслуг Сергея Шнурова, кроме того, что мы все знаем про "Ленинград" и "Рубль". Он был ведущим передач "Окопная жизнь", "Шнур вокруг света", "История российского шоу-бизнеса". Писал музыку для фильмов "Бумер", "2-Асса-2", снимался в фильмах "Копейка", в том же "2-Асса-2", "Ленинградском фронте", "Дне выборов". И не могу не упомянуть, что вы является родоначальником совершенно нового стиля в искусстве, который называется "Бренд-реализм". Вы в курсе?

Сергей Шнуров: Наверное. Я не знаю.

Татьяна Малкина: Являетесь, это в "Википедии" написано.

После того как Шнуров родился, он пошел учиться в школу, а после школы, которую закончил благополучно, учился в Ленинградском инженерно-строительном Институте, как я знаю, сбегая от армии, потом в Реставрационной "путяге", а потом в Религиозно-философском институте при Духовной академии. А что самое впечатляющее, он работал грузчиком, сторожем в детском саду, стекольщиком, кузнецом, столяром, дизайнером в рекламном агентстве, промоушн-директором на радиостанции "Модерн". Вы помните все это?

Сергей Шнуров: Ну, смутно.

Татьяна Малкина: Но при этом, редчайший случай, Сергей Шнуров сегодня не будет петь. Впрочем, это не исключено.

Сергей Шнуров: А почему нет?

Татьяна Малкина: Это не исключено. По приглашению "Полит.ру" и цикла встреч "От первого лица" он любезно согласился прийти и поговорить с нами о серьезном и важном, о чем он, собственно говоря, и поет. Тема условно называется "Игра в общество". Давайте, вы уже начнете свою нано-лекцию, и дальше будем ругаться.

Сергей Шнуров: Во-первых, я вообще не понимаю, что такое гражданское общество. Во-вторых, я не до конца понимаю, что я тут делаю. Потому что перед аудиторией я обычно выступаю в другом костюме. Костюм я оставил дома. Кеды, они просто прилипли к носкам. Потом, я обычно на людях трезвым не появляюсь. Поэтому сегодня абсолютно какое-то такое новое у меня качество и ощущение, сердце колотится. Задавайте вопросы об обществе и не об обществе. Мне кажется, как-то не нужно сужать круг нашей беседы.

Татьяна Малкина: Спасибо. Вы не волнуйтесь. Вы еще человек молодой, а все когда-нибудь случается в первый раз. Даже в костюме, с прилипшими кедами. Будем говорить об обществе. Я попробую еще раз пояснить о чем. Хотя не обещаю, что разговор будет мирным, но он будет доброжелательным и добросовестным. Понятно, чем продиктован был выбор вас в качестве гостя, причем с такой темой. Во-первых, потому, что особенно в случае с вашей группой "Рубль", это реальный случай возрождения или появления, не важно, это очень сложно определить точно, того самого русского рока, который мелькнул лет 20-25 назад.

Сергей Шнуров: У меня глубокое убеждение, что рока в этой стране вообще не было.

Татьяна Малкина: Я подчеркиваю: он мелькнул. Как смог мелькнуть, так и мелькнул.

Сергей Шнуров: Я не видел этого мелька, может, он и мелькал, но как-то слишком быстро для меня.

Татьяна Малкина: Вы моложе, вот и не запомнили. А "Рубль" - это рок?

Сергей Шнуров: Это попытка играть старые рок-рифы, которые отзвучали в 70-х годах где-то в Америке. Скорее, это школьная группа, как я ее себе представлял в школе. Я вообще всю свою жизнь занимаюсь протестной эстрадой. Я так этот жанр называю. Протестую с помощью эстрады. И протестным джазом я тоже занимаюсь.

Татьяна Малкина: Это ключевое слово - "протестное", спасибо, вы мне помогли определить. Для русского рока, хоть вы и отказываете ему в правильном существовании, главная и единственная черта - это протестность.

Сергей Шнуров: Да, пожалуй, что это единственная черта. Остальное все как-то... И русский джаз примерно такую же роль играл.

Татьяна Малкина: Насчет русского джаза совсем нет уверенности.

Сергей Шнуров
(фото Н. Четвериковой)Сергей Шнуров: А как же Утесов?

Татьяна Малкина: Вы имеете в виду еврейский джаз?

Сергей Шнуров: Хорошо, тогда еврейский рок.

Татьяна Малкина: А вот с еврейским роком у нас не складывалось, не надо.

Сергей Шнуров: У нас абсолютно еврейский рок.

Татьяна Малкина: И особенно Цой.

Сергей Шнуров: А это вообще абсолютно русский человек.

Татьяна Малкина: Русский, подчеркиваем. Так вот. На вас, таких протестных эстрадников, если вам так больше нравится, ориентируются и смотрят молодые люди, которым...

Сергей Шнуров: Совершенная глупость. С какой стати все взяли, что на меня кто-то смотрит. Или вообще, что молодежь на кого-то смотрит.

Татьяна Малкина: Посмотрите на этот зал. Вообще молодежь, конечно, в основном смотрит не на вас, но здесь вы видите достаточное количество мутантов, которые сюда пришли по морозу.

Сергей Шнуров: Ну, не обижайте людей, они пришли, может быть, совершенно...

Татьяна Малкина: А кто вам сказал, что мутант - это обидно?

Сергей Шнуров: Я не знаю, мне не обидно, но людям может быть.

Татьяна Малкина: Не надо творить отрицательную мыслеформу. А почему эти мутанты на вас смотрят, равно как и я? На вас смотрят, это ответственность, в вашей протестной эстраде, безусловно, слова (lyrics) играют не меньшую роль, чем музыка, даже если вы этого не хотите, не имеете в виду. Слова иногда обладают почти магическим действием в этой стране. Есть содержание, вполне политическое. То, что делает "Рубль", остропамфлетично, жестко и гораздо, мне кажется, сильнее, жестче и грубее, чем "Ленинград".

Повестка дня сегодня следующая. Уважаемые ценители творчества Шнурова, поскольку он явно не хочет говорить о том, о чем мы его сюда позвали поговорить, я дам ему говорить только, когда он согласится. Про ответственность и про то, о чем вы поете и про "Химкинский лес". Пожалуйста, про это.

Сергей Шнуров: Я так и знал, что этим все закончится. От слов своих я вообще никогда не отказывался и отказываться не собираюсь. А что про "Химкинский лес", что так вот встревожило? Припев: "Химкинский лес"?

Татьяна Малкина: Кстати, ответка "Noize MC" существенно более сильное впечатление производит, согласитесь?

Сергей Шнуров: Дело в том, что я привык получать ответы, когда задаю вопросы. Когда вопросов я не задавал, не знаю.

Татьяна Малкина: Я тоже долго разбиралась, это не ответ на вопрос, а ответка. Это новое такое слово - "ответка".

Сергей Шнуров: Ну, может быть. У меня вопроски не было.

Татьяна Малкина: "Химкинский лес" почему возник? Это совершенно очевидно, понятно и ясно. Ваши коллеги и не только коллеги восприняли "Химкинский лес" как прямой наезд на музыканта Юру Шевчука и иже с ним, которые оказались в последнее время вовлечены в некоторую политическую движуху.

Сергей Шнуров: Наездом это вряд ли можно назвать, потому что, во-первых, для наезда как-то слабовато, а во-вторых, песня от первого лица. Я пою фактически про себя и гипотетически рассматриваю эту ситуацию в этой песне: "а не спеть ли мне песню", если вы помните. Это же цитата, и цитат там нахвачено очень много. Песня не так прямолинейна, как она считалась в так называемом, как его... гражданском обществе. Совершенно не хочется оправдываться, просто мне кажется, что когда человек выходит на некую политическую арену, некий политический театр, то всегда присутствует некий камуфляж: свои истинные цели он всегда прячет, прикрываясь какими-то странными лозунгами.

Татьяна Малкина: Вы сейчас обо всех художниках?

Сергей Шнуров: О тех людях, которые выходят на политическую арену.

Татьяна Малкина: То есть вы отказываете им в искренности?

Сергей Шнуров: Нет, я никому не отказываю в искренности, просто у этого театра существуют свои законы. Да?

Татьяна Малкина: Ну, я не знаю, я в этом театре никогда не работала.

Сергей Шнуров: Вот и я тоже никогда в этом театре не работал.

Татьяна Малкина: Но откуда мы с вами знаем, что это цинизм, а не искренность?

Сергей Шнуров: Потому что я последователь Доктора Хауса, и мне кажется, что все люди врут.

Татьяна Малкина: Доктор Хаус еще попутно лечит людей.

Сергей Шнуров: Я тоже лечу, заметьте.

Татьяна Малкина: Уже готовы вы задавать вопросы? Если нет, то у меня есть еще один вопрос. Сергей, а есть ли вообще ответственность какая-то лекаря, художника или певца, артиста перед тем, что называется гражданским обществом, или просто людьми? Какая-то существует мера, если не политической, то этической ответственности?


Сергей Шнуров (фото Н. Четвериковой)

Сергей Шнуров: Главное в этом вопросе - слово "какая-то". Какая-то есть.

Татьяна Малкина: Я согласна, а какая?

Сергей Шнуров: Я не знаю, у каждого она своя. Я как-то рано или поздно остаюсь один на один перед собой, вернее, с бутылкой водки, и как-то сам себе задаю вопросы, как я живу и что я делаю. И как-то я либо совершенно вру себе, и как-то с этим уживаюсь. Еще у меня, суки, хватает смелости прийти сюда, да? Это странная история получается. Ответственность есть, да. Но я как-то сам решаю с собой эти вопросы. Да?

Татьяна Малкина: Понятно, что с собой. Не с уголовным же кодексом.

Сергей Шнуров: Ну, уголовным кодексом практически все поле деятельности обрисовано.

Татьяна Малкина: Не знаю, в песне "Доширак" вы нарисовали волшебную и, по-моему, очень верную картину того, что сейчас окружает нас в жизни. Но почему-то вы не склоны верить в искренность намерений тех людей, которые не просто видят тот же Доширак, но еще и считают, что они могут что-то сделать, чтобы люди перестали им питаться во всех смыслах этого слова.

Сергей Шнуров: Мне кажется, что нельзя людям, которые любят Доширак говорить: перестань его есть. Зачем? Это его выбор, его вкус. Я же не диетолог, правильно? И вы тоже. Ну, нравится...

Татьяна Малкина: Зачем тогда петь душераздирающие песни про "Доширак"?

Сергей Шнуров: Потому что я тоже приверженец Доширака в какой-то степени.

Андрей Левкин: Сергей, такой вопрос. У вас очень часто в интервью и выступлениях встречается слово "симуляция". Гражданского общества нет, а есть симуляция, политики нет, а есть симуляция. Но вот такая штука: в театре стоит шкаф, он декоративный, для игры. Что-то в него положить можно, немножко как шкаф он тоже работает. Как вообще определить, тут уже началась симуляция - или это еще что-то, относящеся к реальности?

Сергей Шнуров: Когда есть сцена и когда тебе что-то показывают, я понимаю, что здесь есть некая игра. Это как в политической жизни. Почему туда совершено не хочется? Потому что у меня такое ощущение, что я присутствую на ёлке, мне показывают некий спектакль: вот выбежал зайка. Если я ребенок, который не проводит границы между, вот это сцена, а дальше жизнь, то я выбегаю и говорю: "Ой, охотник, не стреляй в этого зайку!" - и срываю спектакль. Так пускай его показывают, спектакль. Я всего лишь зритель. Я смотрю на это, но я понимаю, что это, братцы, спектакль, и он к реальной жизни имеет такое же косвенное отношение, как эта ёлка. Как "Сне-гу-рочка!".

Андрей Левкин: Получается, что люди, которые со стороны хотят в этом поучаствовать, хотят просто на сцену?

Сергей Шнуров: Нет, нет, почему? Я с детства абсолютно точно помню этих мальчиков и девочек из первых рядов, которые выбегали и спасали от злодея. Это искрение поступки. Я - другой.


Андрей Левкин: То есть можно быть искренним в ситуации симуляции, которая от тебя не зависит?

Сергей Шнуров: Конечно, может быть.

Андрей Левкин: Чисто попадалово такое, да?

Сергей Шнуров: Конечно, но это не мой путь.

Татьяна Малкина: Я хочу сказать из опыта знакомств с актерами детского театра. Для них считается настоящим актерским счастьем, если удалось хотя бы какого-нибудь ребенка вытащить - совершенно не обязательно из первого ряда, можно из последнего, - и чтобы он закричал: "Ааааа!!! За спиной! Смотри!"

Сергей Шнуров: Как вы понимаете, у Путина и у Медведева ровно такая же задача. Ровно.

Татьяна Малкина: Сказано красиво, но непонятно.

Виталий Лейбин: У меня простой вопрос. Сергей, а что, по-вашему, самое-самое настоящее в жизни?

Сергей Шнуров: Много настоящего. А самое настоящее - то, что проводит границу между жизнью и смертью - это, конечно, похмелье. Это самое настоящее, когда ты ощущаешь, что всё, а дальше... ничего. Когда свет меркнет в твоих глазах, когда просыпаешься и понимаешь, что лучше было бы вообще не просыпаться. И любовь - очень сильное чувство. Это, пожалуй, сильнее похмелья. Примерно по степени близости к смерти, наверное, такое же.

Татьяна Малкина: Но более трудно снимаемое, согласитесь? Хаш не помогает.

Сергей Шнуров: Есть привыкание, да.

Виталий Лейбин: А как вы боретесь с похмельем?

Сергей Шнуров: Никак. С этим никак невозможно бороться.

Татьяна Малкина: Сергей, я попыталась осмыслить ваши слова про Путина и Медведева, которые хотят, чтобы мальчики выбегали со слезами. Вы просто хотите сказать, что вообще не хотите участвовать в этом балагане: ни тушкой, ни чучелком? Потому что они вам неприятны? Потому что ничего нового?

Сергей Шнуров: Во-первых, к сожалению, я все равно участвую, так или иначе задействован в этом каком-то там движении. Мне бы, конечно, хотелось быть в стороне и вообще не разговаривать на эти темы, не отвечать ни на какие вопросы. И изобретать свои матерные частушки к радости своей и следующих поколений.

Татьяна Малкина: Хочу сказать, что уже готов выступить Алексей Чадаев - российский журналист и общественный деятель, руководитель политического департамента "Единой России".

Из зала: УУУУ!

Татьяна Малкина: Спокойно. Здесь все-таки не стадион. Разницу видите? Здесь свет другой.

Сергей Шнуров: А почему и не послушать-то действительно?

Татьяна Малкина: А прежде я хочу сказать вот что. Вот вы говорите: "Хотелось бы". Я вас хорошо понимаю. А вот как Левий Матфей ходит и пишет, а поди его разбери, что он там пишет. А вот что, например, пишет Алексей Чадаев: "Много говорится об искусственности получившейся политической конструкции. Но на самом деле этот заговор элиты и народа, направленный на саботаж идеологически оконтуренной многопартийности, - явление абсолютно естественное. Главный идеолог "Единой России" не Сурков, не Исаев и не Чадаев, а Серега Шнуров, автор бессмертного: "С козлами не играю, козлов не выбираю", которые в переводе на язык запросов...". А теперь вот дайте доинтерпретировать ваши слова: "Означает это как бы желание, чтобы все нормально работало, и никакой политики при этом не было". Именно на такой запрос ЕР в свое время и отвечало, и отвечает и по сей день, наилучшим образом".

Сергей Шнуров: Дело в том, что слова эти написал не я. Это написал Кортнев, я их только спел один раз в своей жизни.

Татьяна Малкина: А слово-то не воробей.

Сергей Шнуров: Да. Но дело в том, что когда пишете статью, лучше все-таки помониторить, кто и что написал. Но дело в том, что наверняка это так. И наверняка, я уверен, эта система не навязана сверху, что это стремление друг к другу, что это совместный такой вот экстаз. Это всё выглядит, конечно, ужасно. Но извините меня, посмотрите, как люди одеваются. Они точно так же и одеваются. Страшно. А Стас Михайлов - это не страшно?

Татьяна Малкина: Очень по-разному сейчас одеваются.

Сергей Шнуров: По-разному, но страшно.

Татьяна Малкина: Вот смотрите, как по-рокерски одет Алексей Чадаев.

Алексей Чадаев: Я нагло воспользуюсь возможностью, она редко предоставляется, и задам вопрос, который у меня к Сергею был уже очень много лет, но я не мог его задать. Сергей, просто как специалисту, вот если очень хочется нажраться, надо все-таки с пива начинать, а потом на водку переходить, или сразу с водки?

Татьяна Малкина: В ЕдРе этому не учат.

Сергей Шнуров: Честно говоря, дело в том, что у меня никогда не было выбора. Если хотелось нажраться, я нажирался тем, что есть.

Алексей Чадаев: Это же вопрос подхода. Долго или сразу?

Сергей Шнуров: Я не знаю, все зависит это от ситуации, от душевного состояния. Бывает, думаешь - выпьешь стопочку, и как-то отпустит. И через два дня только понимаешь, что стопочкой все не ограничилось. Тут все по-разному.

Алексей Чадаев: Любой русский человек знает, что вопрос-то политический. Всего и сразу - или по чуть-чуть, но зато уже до конца?

Татьяна Малкина: Так это был политический вопрос?

Алексей Чадаев: Конечно.

Сергей Шнуров: Дело в том, что для русского человека политика - это опять же похмелье, тяжелое. После 1917-ого года оно еще до сих пор длится. Выпили-то один раз, погуляли чуть-чуть, а похмелье до сих пор. Так что все остальные пьянки - это детский сад.

Татьяна Малкина: Вы как любитель сейчас говорите, а Алексей Чадаев занимается политикой, и он не выглядит человеком, который испытывает похмелье.

Алексей Чадаев: Да, да. Есть такая фраза: "Все настоящие вещи опасны". Мне это кто-то говорил про безопасный секс, помнится. Политика, как и похмелье, действительно вещь опасная, но зато в ней открывается иногда настоящее. Иногда видишь, как мир устроен. Но это если продраться сквозь те кулисы, о которых ты говоришь. Продраться сквозь спектакль - и вдруг вот за ним и открывается страшное.

Сергей Шнуров: Мое глубокое убеждение, что мир вообще страшен. И все люди, которые приходят, особенно через политику, они все время говорят, что сделают его лучше. Ни одного не было чувака, который бы пришел в политику и сказал: "Братцы, я вам сделаю хуже". Не было ни одного. Но они все время делают хуже. По мне, так мир все время одинаково плох, он ужасен. Мы приходим в этот мир с болью и кровью и уходим тоже не в комфортных, так сказать, условиях. Это не говорит о больнице, это о болях. И политикой эти проблемы не решаются. Это вопросы добра и зла, они стоят совершенно в другой области, не в партии "Единая Россия", не ...

Татьяна Малкина: Подождите, подождите, прошу вас. Вопросы больниц, крови и пота, в которых умирают наши старики, - это не вопросы добра и зла. Это вопросы, извините, эффективного менеджмента, налоговой политики и совершенно конкретных решений, принимаемых за наши с вами деньги.

Сергей Шнуров: Здесь с вами согласен. Больницы у нас в ужасном состоянии, и мне кажется, что эта проблема не будет решаться.

Татьяна Малкина: Понимаете, иногда на все эти политические сцены вылезают люди, которые делают это именно потому, что хотят, чтобы бы эти проблемы решались.

Сергей Шнуров: Нет, здесь проблема в другом. Это вообще проблема отношения к старикам. Реально мы живем от 20 до 40 лет. Когда мы интересны, когда мы являемся какими-то фигурантами событий. До 20-ти мы еще маленькие. Вообще кто? Как вы говорите - мутанты. Чего их спрашивать? А после 40, ну хорошо, 50-ти - это уже старики. Что их спрашивать? Они уже отжили. Всё, и до свидания. Вот от этого проблемы, от этого больницы. Не оттого, что они сами по себе такие хуевые. А мы-то сами к старикам и детям точно так же относимся - наплевательски.

Татьяна Малкина: Ну, знаете, это уже круче, чем акция в защиту Химкинского леса. Я не отношусь наплевательски ни к детям, ни к старикам и, слава Богу, живу в мире людей, которые к ним хорошо относятся. Более того, они готовы делать что-то, чтобы в больницах стало лучше, чтобы деньги налогоплательщиков шли на это.

Сергей Шнуров: Мне кажется, говорить об этом и делать - это все-таки разные вещи.

Татьяна Малкина: Но не всякий же может заниматься совершенствованием налоговой политики, кто-то может про это и с гитарой петь со сцены.

Сергей Шнуров: Мне кажется, что у нас все могут петь про это с гитарой со сцены, а заниматься этим никто не может.

Вопрос из зала: Сергей здорово говорит, и нечем ему возразить. Но меня немножко напрягает следующее обстоятельство. Только что вы сказали, что х..ево относимся к старикам, и в этом было явное "мы", это было явное политическое высказывание.


Сергей Шнуров (фото Н. Четвериковой)

Сергей Шнуров: Нет.

Виталий Лейбин: Даже наши политики такого не говорят. Они говорят: кто-то сделает или я сделаю, как Медведев. А "мы" - это, конечно, политическое высказывание, что вы, конечно, сейчас будете отрицать. Это отрицание мне кажется не очень искренним, потому что если ты влияешь на людей и говоришь "мы", то лучше осознавать, что ты являешься политическим агентом, что ли.

Татьяна Малкина: Демагогию хватит разводить.

Сергей Шнуров: Нет, без демагогии сейчас вообще никуда. Хорошо, переговорю, скажу "я" вместо "мы". Но это тогда ничего значить не будет.

Виталий Лейбин: Точно, я об этом и говорю.

Сергей Шнуров: Мы, я имею в виду всех нас и себя в качестве части гражданского общества, да?

Виталий Лейбин: Да, конечно. И это политическое высказывание.

Сергей Шнуров: В этом политики я вижу не очень много. Потому что я не знаю, что с этим делать. Любое политическое высказывание предполагает: "а сейчас я вам, братцы, скажу, что с этим делать". Но я не знаю, что с этим делать. И в отличие от любого политика я понимаю, что я реально не знаю, как здесь жить, как я буду здесь стариться. Вернее, я понимаю, что мне будет хуже и хуже.

Татьяна Малкина: Но это вообще свойственно человеку - старение.

Сергей Шнуров
(фото Н. Четвериковой)Сергей Шнуров: Дело не в том. Дело в том, что я так себе представляю, сколько я себе отложу в пенсионный фонд, как-то это будет смешно. К сожалению, надеяться приходится только на себя.

Татьяна Малкина: Но это правильно, почему "к сожалению"?

Сергей Шнуров: К вашему сожалению.

Татьяна Малкина: У меня абсолютно никаких сожалений.

Сергей Шнуров: Опять же, когда говорят про гражданское общество, про политику, все надеются, что придет кто-то и сделает лучше.

Татьяна Малкина: Нет, нет. Гражданское общество - это когда никто не надеется, что придут и сделают лучше. Это когда все сами делают лучше и чувствуют себя согражданами, а не овощами.

Сергей Шнуров: Дело в том, что не так все это, все сложнее. Опять же употреблю это слово "мы". Я понимаю, что мы находимся в каком-то заколдованном круге; мы все время ходим и говорим. Вроде бы уже все проблемы поставлены, мы все эти очаги и язвы видим, но далее этого ничего не идет. Мы все прекрасно понимаем, что болит, мы прекрасные докторы Хаусы, диагноз ставим четко, все до единого. Но что с этим делать?

Татьяна Малкина: А как вы думаете, это вообще должно куда-то идти? Что-то вам бы хотелось, чтобы изменилось в нашей жизни?

Сергей Шнуров: Мне хотелось последний раз в 1991 году, а потом перехотелось. Просто перехотелось.

Татьяна Малкина: А как же бедные дети, молодые?

Сергей Шнуров: Мне их жаль.

Андрей Левкин: Ужас - это ужас вообще, или ужас от нахождения в этом замкнутом круге?

Сергей Шнуров: Это ужас невозможности пути. Ты понимаешь, что это самая последняя модель велосипедной, вернее, пешеходной дорожки. И по ней бесконечно идем.

Андрей Левкин: То есть мы попали в какую-то круглую клетку и ощущаем, что мы там. Мы в принципе понимаем, что из нее как-то куда-то можно деться. Куда?

Сергей Шнуров: Я не понимаю, что из нее можно куда-то деться, я не вижу из нее выхода.

Татьяна Малкина: Если вам вдруг предложат: давайте будем раскачивать прут этой клетки, он отогнется - и мы выбежим, вы не станете в этом балагане принимать участие?

Сергей Шнуров: Дело в том, что у меня есть примеры подобных предложений. Они все из истории России видны. В 1991 году точно так же рвали эту клетку, точно так же выбегали куда-то, а оказалось, что никуда.

Татьяна Малкина: Так уж и никуда? Не порвали, не выбежали?

Сергей Шнуров: Не выбежали.

Татьяна Малкина: Может быть, не нравится снаружи, то, что вокруг клетки?

Сергей Шнуров: У меня глубокое убеждение, что остались ровно там же, что психология советского человека никуда не делась.

Татьяна Малкина: Клетка внутри нас.

Сергей Шнуров: Видимо, да.

Татьяна Малкина: Ну, хорошо. В ваших великолепных песнях "Полный п..ц", "Ничего нового", "Доширак", любовь. Вы ведь про это поете, хотите вы или не хотите. Про это.

Сергей Шнуров: Про что - про это?


Татьяна Малкина (фото Н. Четвериковой)

Татьяна Малкина: Про экзистенциальное одиночество, про страшный мир, про ужас жизни, про то, что клетка внутри.

Сергей Шнуров: Дело в том, что это не экзистенциальный ужас, он не уйдет со сменой политической ситуации. Вот это я четко понимаю.

Андрей Левкин: Сергей, совсем дурацкий вопрос. Если все время ощущать несвободу, то свобода ведь тоже как-то ощущается? Какой-то противовес этому, иначе вы не ощущали бы несвободу.

Сергей Шнуров: Ощущается свобода. Свобода, конечно же, внутри. И самое главное событие, все, что было сделано, произошло в 1991 году - это то, что ты можешь читать всё, что хочешь. Вот это свобода. И даже Ходорковского ты можешь читать.

Татьяна Малкина: Так и хочется заказать песню для молодежи про пользу чтения.

Сергей Шнуров: Это совершено глупая позиция, что я спою: "Братцы, читайте книжки", - и вся страна начала читать.

Татьяна Малкина: Никогда не знаешь, как это происходит.

Сергей Шнуров: Но можно попытаться... Это глупость. Песня будет очень плохой.


Сергей Шнуров, Татьяна Малкина, Виталий Лейбин, Андрей Левкин, Алексей Чадаев (фото Н. Четвериковой)

Татьяна Малкина: Послушайте, даже если не кинутся читать... Вот вопрос прислали: "Здравствуйте, Сергей. Что вы думаете про ювенальную юстицию в России?"

Сергей Шнуров: Я по этому поводу ничего не думаю. А с термином знаком, да.

Татьяна Малкина: Хорошо. А какое для вас идеальное государство? Существует ли такое в нашем мире?

Сергей Шнуров: Нет. Государства идеального быть не может, как и идеального круга. В этом мире все неидеально.

Татьяна Малкина: Вот тоже интересный вопрос: "Сергей, вы говорили о "русскости", протесте и правилах в театре, так называемом. Какую роль в этом театре сыграли недавние беспорядки в Москве и других городах? Будет ли песня об этом?" Подпись: Девушка в зеленом шарфе.

Сергей Шнуров: Подпись лучше, чем все, что там написано.

Татьяна Малкина: Зачем вы так пренебрежительно?

Сергей Шнуров: Нет, это я так. Мне подпись понравилась. Не знаю, я не думаю по поводу каких-то событий, меня интересуют совершенно другие вещи. Я занимаюсь другим, и я не реагирую на события. Хотя нет, на события я тоже реагирую, волей-неволей. Но это какая-то внутренняя фигня. Я опять же возвращаюсь к песне этой - "Химкинский лес". Дело в том, что когда уже весь этот шквал пошел на эту песню замечательной реакции демократически настроенной общественности, я подумал: "Действительно, а что я ее написал?" И, вы знаете, сам себе ответил: вдохновение!

Татьяна Малкина: Понятно. Сергей, вот я только ни за что не поверю, что написав ее в порыве вдохновения, потому что Муза посещала и прочее, вы не знали, что она чудовищно заденет и обидит целый ряд людей.

Сергей Шнуров: Дело в том, что там был другой последний куплет, еще более жесткий. Я его подкорректировал, это правда.

Татьяна Малкина: Так вы знали или не знали?

Голос из зала: А можно точно сказать, что же там было?

Сергей Шнуров: Нет, я же подкорректировал. Зачем вам?

Татьяна Малкина: Смотрите, какие вам шлют записки юноши и девушки: "Если мы все находимся в замкнутом круге, то эмиграция - это выход?" Это написала Татьяна.

Сергей Шнуров: Для многих - да. Будь я помоложе, если честно, я бы уехал отсюда, даже не парился бы.

Голос из зала: А зачем, если нет идеального государства? Куда ехать?


Сергей Шнуров и Татьяна Малкина (фото Н. Четвериковой)

Сергей Шнуров: Там, где теплее, как пишет поэт Орлуша.

Голос из зала: Какая разница - в холоде или в тепле?

Сергей Шнуров: Большая разница. В холоде умирать гораздо дольше и мучительнее.

Татьяна Малкина: По-моему, ровно наоборот.

Сергей Шнуров: Или наоборот.

Татьяна Малкина: Профессионал, да. Это из серии мастерство не пропьешь. "Сережа, где находится грань между музыкой и политикой?" Кто-то ищет такую грань. И "можно ли заниматься музыкой, уделяя внимание политике?" Михаил спрашивает вас.

Сергей Шнуров: Я всегда думал, когда меня старшие товарищи спрашивали: "Ты как: панк или хиппи?", что этот вопрос должен звучать так: "Ты за кого: за Баха или за Моцарта?" Вот примерно так. Где проходит граница между политикой и музыкой? Мне кажется, они вообще не граничат. Вообще.

Голос из зала: А гимн? Серьезно, Михалков помер, может, новый напишем?

Татьяна Малкина: Кстати, я считаю, что это действительно задача для вас, Сергей. Поскольку никто старше 25 лет, как выяснилось, оказался не в состоянии выучить слова нового гимна: "от Белого края до синего моря" или наоборот, то явно нужны слова. Но размер трудный для вас, необычный.

Сергей Шнуров: Нет, почему. Любой размер осилим. Дело в том, что я не знаю, какие слова подходят нашей стране сейчас. Тот гимн явно уже не подходит, а новый... Таких слов еще нет, наверное. Да и гимн... Мне не нравится официальное искусство.

Татьяна Малкина: Простите, я получила записку: "Сережа, что мне делать? Дмитрий Медведев".

Сергей Шнуров: Я знал, конечно, я знал, что рано или поздно это произойдет. Вообще умных людей немного в стране. Во-первых, надо завязывать с Твиттером, очень много уходит на это времени. И потом уже не мальчик все-таки. Второе, что я бы посоветовал, никогда больше не писать мне таких записок.

Татьяна Малкина: Все?

Сергей Шнуров: Все, да.

Татьяна Малкина: А остальное - больницы и пр.?

Сергей Шнуров: Остальное все приложится, главное - Твиттер и записки.

Виталий Лейбин: Мне кажется, что нам очень не хватает сильно политизированного человека, вроде Юры Шевчука. Очень трудно спорить с позиции, что не надо что-то такое сильно разрушать, быстро в будущее устремляться и вообще что-то пафосное делать. Среди нас, видимо, нет пафосного человека, а он нам нужен. Давайте где-нибудь его найдем.

Татьяна Малкина: Мы ищем его в Шнурове. Вы не поняли еще? Еще вопрос есть, очень в жилу: "Платон видел в разделении труда не только распадение общества на сословия, но и основной принцип государства. А вы как думаете, Сергей, какими чертами должна обладать государственная система, чтобы воспитать гармоничного человека? Виктория".

Сергей Шнуров: Не знаю. Мне кажется, что государственная система и гармоничный человек - это вещи совершенно из разной области истории. Государственная система не имеет никакого отношения к гармоничному человеку. Гармоничный человек вообще всегда гармоничен. Самый большой поклонник Платона Хайдеггер жил при Гитлере, и ничего.

Вопрос из зала: А что входит в ваше понятие гармоничного человека?

Сергей Шнуров: Гармоничный человек в моем понятии - человек, которому по ночам не стыдно. Наверное, так.

Татьяна Малкина: Ужасно многогранно.

Вопрос: А с похмелья то стыдно?

Сергей Шнуров: С похмелья всегда стыдно. Всегда. Но в этом тоже есть гармония. Потому что, когда пьяный, вообще ничего не стыдно.

Алексей Чадаев: Раз Хайдеггера вспомнили. Я знаю, что ты, как и я, учился в свое время в церковной воскресной школе или прислуживал в церкви. Это сейчас как-то работает? Помогает находить альтернативы политике, альтернативы каким-то стандартным ходам мышления или нет?

Сергей Шнуров: Я даже не знаю. Если про воскресную школу, то я никогда там не учился, но это не важно. Я даже не знаю, что мне сейчас больше помогает: позиция церкви или позиция Виктора Пелевина.

Алексей Чадаев: А что такое позиция Пелевина?

Сергей Шнуров: Позиция Пелевина - это его книжки. Она, по крайней мере, озвучена. А позиция церкви... Я даже не знаю.

Татьяна Малкина: Пелевин, мне кажется, сейчас бы обиделся за слово "позиция".

Сергей Шнуров: Есть, есть позиция. Если я ее вижу, значит, она есть.

Татьяна Малкина: Дело в том, что и мы видим много разных политических позиций в вашем творчестве. Значит, они есть.

Сергей Шнуров: Значит, есть. Бесспорно.

Татьяна Малкина: Видите, какие вам вопросы шлют ваши поклонники: "Сергей, прокомментируйте, пожалуйста, ситуацию с Ходорковским. Очень подробно". А также N2: "Что вы думаете о ситуации с Чичваркиным?"

Сергей Шнуров: С Ходорковским. По Ходорковскому, как сейчас принято говорить: что у нас по Ходорковскому? Я не знаю, что с Ходорковским, но по-человечески я бы его отпустил уже. Даже несмотря на то, что там совершено, не совершено. Это вообще не понятно и неизвестно никому.

Алексей Чадаев: А ЮКОС назад отдал бы все эти вот миллиарды, эти компании?

Татьяна Малкина: Так его же уже давно нет, как его можно отдать, если он уже разделен?

Алексей Чадаев: Ну, Роснефть обратно отдать.

Сергей Шнуров: Дело в том, что мне никогда не приходилось ни у кого отнимать такие дорогие игрушки, даже в детском саду, чтобы возвращать их потом. Поэтому не знаю, это вопросы не ко мне. Отдал бы ЮКОС? Задуматься тут можно. Был бы ЮКОС, не отдал бы, конечно.

Татьяна Малкина: Сергей шутит, не расстраивайтесь.

Сергей Шнуров: Не знаю. История туманная, и я не знаю, что сказать, потому что не обладаю никакой информацией. Все то, что пишут одни издания, опровергают другие. И домыслов очень много. К сожалению - или к счастью, я не знаю, не могу прийти ни к какой точке зрения. С Чичваркиным что? С Чичваркиным все хорошо.

Вопрос из зала: Вы объяснили всему залу, что ни разу не видели в нашей стране гражданское общество. Так что вы надеялись увидеть и не увидели?

Сергей Шнуров: Подождите, я вот ни разу не видел инопланетян, и я их не надеюсь увидеть. Так и с гражданским обществом. Я не знаю эту категорию: как оно, что это такое.

Вопрос из зала: А в другой стране вы видели?

Сергей Шнуров: Я там не живу.

Татьяна Малкина: Но вы бывали?

Сергей Шнуров: Я думаю, что в Африке, бесспорно, есть гражданское общество. Бесспорно.

Татьяна Малкина: Мне кажется, это не вопрос, а скорее реплика: "Сергей, не напоминает ли вам происходящее здесь сцену из "Отцов и детей", где Базаров спорил, если мне не изменяет память, с Павлом Андреевичем о нигилизме. Иван"? Напоминает.

Сергей Шнуров: Да.

Реплика: Все-таки Павел Петрович, имейте совесть.

Из зала: У меня сейчас такое ощущение, что вроде как забавно тут болтаем, а что-то ненастоящее, какая-то туфта происходит. Потому что все-таки я не выходил на площадь, но сейчас мне хочется на митинг по поводу Химкинского леса. Потому что даже там более настоящее, чем у нас. Просто потому, что там не играли, а если играли, то по-серьезке. А здесь мы играем в какую-то ерунду, не зная даже, в чем проблема.

Татьяна Малкина: Не просто пойти на митинг, а связать Шнурова, свинтить, притащить с собой и, прикрываясь его телом, демонстрировать в защиту Химкинского леса. Хочется, потому что все так плохо.

Из зала: Как-то туфтово, не по-настоящему. Похмелья уже хочется.

Сергей Шнуров: Похмелья хочется, да. Но я даже не знаю, это был вопрос или что?

Татьяна Малкина: Это тоже реплика, как про "Отцов и детей". Вот есть вопрос: "Если не ломать клетку, а оставить все как есть, рухнет ли данная система - или вдруг станет хуже? Девушки из Синего Пушкина".

Сергей Шнуров: Система рухнет по-любому, рано или поздно. Может быть, не в нашей жизни и не в жизни наших детей. Любая система на этой земле обречена.

Татьяна Малкина: Вот еще два вопроса: "Ваше любимое слово". По-видимому, имеется какое-то другое, кроме известного. И второй: "Кто вы по жизни?"

Сергей Шнуров: Я не знаю, кто я по жизни, и потом - как-то слова я не выбирал, любимые - нелюбимые, всегда были какие-то слова, которыми я пользовался.

Татьяна Малкина: Не отходя от темы: "На ваш взгляд, возможны ли честные выборы в Росси в 2012 году?"

Сергей Шнуров: Нет, не возможны.

Вопрос: А будут?

Сергей Шнуров: Нет.

Татьяна Малкина: Нужны честные выборы в России?

Сергей Шнуров: В России, наверное, да.

Татьяна Малкина: А в 2012 - нет?

Сергей Шнуров: Сейчас выбор России - это Стас Михайлов, неужели не понятно?

Татьяна Малкина: Мне непонятно.

Сергей Шнуров: Мне это совершенно четко понятно. Я это вижу. Гриша Лепс - это выбор России. И Стас Михайлов.

Татьяна Малкина: А Алексей Чадаев?

Сергей Шнуров: Это выбор маленькой России. Внутренней.

Реплика: Но очень единой.

Татьяна Малкина: Пока люди, пока человеческая природа почему-то слегка не улучшится, люди у нас как-то не смягчатся, не просветятся, лучше не надо честных выборов, потому что это будут Лепс и Михайлов, да?

Сергей Шнуров: Надо или не надо - это вопрос не ко мне. Я не знаю, надо или не надо.

Татьяна Малкина: Я спрашиваю вашу сугубо личную точку зрения.

Сергей Шнуров: Сугубо лично мне кажется, что они невозможны. Скажем так.

Татьяна Малкина: А на вопрос "нужны ли" вы не готовы ответить?

Сергей Шнуров: Смотря какого результата хотеть.

Татьяна Малкина: Любого честного.

Сергей Шнуров: Любого честного? Но он будет страшный.

Вопрос из зала: А на выборы пойдешь?

Сергей Шнуров: Нет.

Алексей Чадаев: Я уже второй раз слышу, что Стас Михайлов - образец всего плохого и неправильного, что есть. А можно подробно прокомментировать (как тут просили про Ходорковского), подробно прокомментировать Стаса Михайлова? Что в нем не так?

Сергей Шнуров: Я не знаю, что в нем не так.

Реплика из зала: Проект.

Сергей Шнуров: Нет, ну, коммерческий проект... "Пираты Карибского моря" - коммерческий проект, но я ничего против не имею. "Звездные войны" - коммерческий проект отличный. Не знаю. Дело вкуса.

Алексей Чадаев: По ощущениям просто. Без каких-то профессиональных соображений. Что не нравится, отчего не прет, когда это видишь или слышишь?

Реплика из зала: Говнище.

Сергей Шнуров: Это не объяснение. Это комментарий где-то в ЖЖ. Говнище, ну и что. Вопрос хороший действительно. Не знаю, сейчас попытаюсь как-то сформулировать. Мне кажется, какой-то во всем этом диссонанс. От манеры подачи до манеры одеваться. Очень странная поэзия, которую поэзией даже не назовешь. Диссонанс.

Алексей Чадаев: Грубо говоря, кто его герой, кто твой герой? Герой, от имени которого он выступает, и твой герой.

Татьяна Малкина: Лирический герой называется.

Сергей Шнуров: У меня нет лирического героя. Я всегда себя ругаю, если я слышу какую-то корявинку, какую-то ерундовинку. И если это не стоит как задача творческая. А там все сплошная какая-то ерундовинка.

Голос из зала: А Лепс?

Сергей Шнуров: Лепс лучше. Гораздо. Но ни одной песни не написал, или написал одну. Поет шикарно, да.

Татьяна Малкина: Сергей, я не знаю, что делать. Нас невероятно забросала вопросами, вопреки ожиданиям, политически активная аудитория. В частности, такой вопрос: "Я правильно поняла, что вы не против людей, которые лезут в политику? Вы не поддерживаете именно сам этот социальный институт. Когда власть любви пересилит любовь к власти, наступит счастье? Хендрикс".

Сергей Шнуров: Не знаю, я говорю про себя и про свое ощущение, про себя в этом мире. Не в мире политическом, не в мире еще каком-то, а именно в мире, где я родился и где мне суждено умереть.

Татьяна Малкина: "А что вы тогда думаете о реформах в сфере образования, о попытках воспитания патриотизма в школьниках? В частности, идеи Минобразования по поводу включения в распорядок дня школьников строевой подготовки?"

Сергей Шнуров: Патриотизм не воспитать. Это глупое задание и глупое решение, что его можно каким-то образом привить. Мне кажется, что этот момент уже абсолютно упущен. То, что преподавать химию будут в два раза меньше, если бы я был школьником, меня бы обрадовало. А в 37 лет мне кажется, что это ужасно.

Татьяна Малкина: Сережа, еще записка очень страстная: "Что делать русскому человеку, который стоит в пробках из-за машин с мигалками, который не имеет свободы при таком порядке? Что делать с Путиным и его проделками? Что???"

Сергей Шнуров: Мне кажется, что человек от "Единой России" лучше ответит.

Татьяна Малкина: Да, я предлагаю этот вопрос переадресовать Алексею.

Сергей Шнуров: Давайте я отвечу вместо него. Кому не нравятся мигалки - обзаведитесь своей. Вот и все, что делать русскому человеку. Я в последнее время вообще не езжу на машинах. В Петербурге это стало невозможно, потому что снег везде. Хожу пешком, и как-то проблемы мигалок на себе не ощущал никогда.

Вопрос из зала: Что с Путиным-то?

Сергей Шнуров: Что делать с ним? Могу сказать по себе. Убивать его внутри себя, выдавливать по капле каждый день.

Татьяна Малкина: Алексей, вы этого не слышали.

Алексей Чадаев: Я не слышал.

Татьяна Малкина: Извините, я просто хочу прокомментировать. Здесь есть несколько записок с вопросами о вчерашнем теракте: об отношении, комментариях. Я взяла на себя смелость не задавать этот вопрос, потому что - какое может быть отношение, какие могут быть комментарии? Что-то новенькое? Давайте мы не будем Сергею Шнурову задавать вопрос о том, как он относится ко вчерашнему теракту.

Вопрос из зала: Ну почему?

Татьяна Малкина: Ну, потому что он плохо относится к терактам. А про политику Шнуров не хочет говорить.

Реплика из зала: А про демократию?

Татьяна Малкина: Я? Давайте мы с вами об этом отдельно поговорим.

Реплика из зала: Стыдно при всех?

Татьяна Малкина: Нет, почему. Понимаете, я сейчас не готова с вами разговаривать о том, что такое демократия. Если Шнуров меня спросит, я, может, отвечу. Мне не стыдно, я ни к чему плохому не стремлюсь.

Какой-то человек, мне кажется, очень молодой написал: "Мы слишком сытое общество. Мы имеем все, о чем мечтали наши предки, мы забыли, что наше благополучие построено на их костях. Мы забыли об этом, может быть, отсюда все наши проблемы? И что самое лишнее в нашей социальной системе?"

Сергей Шнуров: Я не знаю, общество у нас разное, расслоенное. Кто-то сытый, кто-то обожравшийся, а кто-то голодный. И благополучие такое - оно эфемерно. Недаром, все, кто что-то здесь утащили, стараются утащить это как можно дальше на Запад. Благополучие это странное. Не закопать здесь, даже под дубом, как раньше. А упереть как можно дальше, потому что уже наученные.


Виталий Лейбин (фото Н. Четвериковой)

Виталий Лейбин: Я просто пытаюсь довыяснить. Я понял, что вы не любите говорить про политику. Но все-таки хочется узнать, где граница этого, она же точно есть. Даже у пацифистов есть определенные ситуации, когда любой человек выйдет воевать. Когда, например, его дом или семья в опасности. А где та ситуация, в которой вы не сочтете пафосным и лживым выйти на площадь, что-то такое сказать и против чего-то протестовать?

Сергей Шнуров: Вы увидите. Если такая ситуация будет, поверьте мне, вы увидите. Да, у меня есть.

Вопрос из зала: Вместе с Путиным пойдете?

Сергей Шнуров: Зачем? У Путина есть Медведев, зачем мне ходить на площадь с Путиным?

Из зала: Раз вы его поддержали с Химкинским лесом.

Сергей Шнуров: Я никого не поддерживал с Химкинским лесом. Подождите, кого я поддержал с Химкинским лесом? Путина? Я поддержал себя.

Татьяна Малкина: Разреши, Виталий, я попробую интерпретировать твой умный, занудный вопрос попроще. Мы хотели поговорить про конформизм художника, но раз вы не захотели, не получилось. Есть выражение хорошее, которое придумал один симпатичный человек, который был политиком и перестал им быть, потому что у него предел упругости наступил. По-моему, очень понятно, о чем идет речь. Вот я достиг предела упругости - и больше не могу этим заниматься. Этот предел упругости, как вы понимаете, в обе стороны работает. Виталий, мне кажется, пытался спросить, где тот предел вашей артистичной упругости, после которого вы перестанете быть просто великолепным художником, каким вы являетесь, и превратитесь (вольно или невольно) в гражданина - больше, чем поэта.

Сергей Шнуров: Когда появятся лозунги.

Татьяна Малкина: Это все?

Сергей Шнуров: Да.

Алексей Чадаев: Я хотел бы понять, что все-таки круче: Питер или Москва?

Сергей Шнуров: Лондон. Можно у Чичваркина спросить.

Татьяна Малкина: Тут есть вопрос, написанный каким-то закодированным языком: "Ваша любимая зондер-команда?"

Сергей Шнуров: Такая же, как у вас, наверное.

Татьяна Малкина: "Ваша любимая книга?"

Алексей Чадаев: Вы, кстати, Пелевина что читаете?

Сергей Шнуров: Последнюю книжку прочитал сейчас, "Ананасную воду" ("Ананасная вода для прекрасной дамы" - Полит.ру).

Алексей Чадаев: Хорошая?

Сергей Шнуров: Я вообще к книжкам так не отношусь: хорошая или плохая.

Татьяна Малкина: Понравилась?

Алексей Чадаев: Надо читать?

Сергей Шнуров: Ну, вообще читать надо. А Пелевина, мне кажется, точно.

Татьяна Малкина: Есть такой короткий вопрос: "Национальной идеи нет. Не сформулируете?"

Сергей Шнуров: По поводу национальной идеи. Сегодня, кстати, говорил с одной знакомой американской: есть ли в Америке национальная идея. Не важно, что я говорил по этому поводу, важно, что национальная идея не спускается сверху, и она иногда может быть не формулируема самими участниками этой национальной идеи. У нас такой идеи никто не вербализирует, но она наверняка есть. Сложно понять, не знаю. Но национальную идею Америки сформулировал очень просто: из грязи в князи. Мне так показалось, что это самое главное, что у них есть. А у нас такого нет, по-моему. Случай Чичваркина - из князей в грязи.

Татьяна Малкина: По-моему, очень интересный вопрос: "Есть ли какие-то средства массовой информации, которым вы доверяете, и из которых черпаете информацию?"

Сергей Шнуров: Я стараюсь держаться подальше от средств массовой информации, но так или иначе читаю все эти Интернет-замечания. Есть такие средства массовой информации.

Татьяна Малкина: Но вы не станете их называть, дабы не делать им рекламу?

Сергей Шнуров: Все их знают. А почему рекламу не сделать? "Газета.ру", собственно "Полит.ру", "Коммерсант" - и все подразделения "Коммерсанта". Телевизор я не смотрю уже года два, наверное.

Татьяна Малкина: И еще: "Считаете ли вы ЖЖ основой будущего гражданского общества, и есть ли у вас ЖЖ?"

Сергей Шнуров: Нет, ЖЖ у меня нет.

Татьяна Малкина: А основой будущего гражданского общества?

Сергей Шнуров: Вряд ли. Скорее (где-то прочитал) с помощью Facebook создадут искусственный интеллект лет через 20. Вот в это я больше верю.

Татьяна Малкина: "Если вы учились в религиозном учебном заведении, остались ли у вас религиозные чувства после учебы в нем? И вообще, религиозный ли вы человек?"

Сергей Шнуров: Да.

Татьяна Малкина: Девушка с зеленым шарфом продолжает вас забрасывать вопросами, уже почти интимными: "Ваш эстрадный протест - это цель или средство?"

Сергей Шнуров: Протестная эстрада или что? Вы про что сейчас?

Татьяна Малкина: Это цель или средство - ваш эстрадный протест?

Сергей Шнуров: Я не знаю. Мне кажется, что сама себе формулировка ужасающая, как и протестный рок, как и протестный любой жанр, как протестная живопись, как протестный натюрморт.

Алексей Чадаев: Представь протестную архитектуру.


Алексей Чадаев (фото Н. Четвериковой)

Сергей Шнуров: А ее очень много в Москве. Протестной архитектуры я здесь вижу очень много. Она сплошь построена из протестной архитектуры против вообще всего человечества.

Андрей Левкин: Сергей, вот есть конформисты и нонконформисты. А если нонкоформисты соберутся вместе, они ими останутся?

Сергей Шнуров: Не всегда. Кстати, пьющие нонконформисты после первой бутылки водки становятся государственниками. Вот что я заметил.

Татьяна Малкина: В каком смысле?

Сергей Шнуров: Или начинается разговор о геополитике, будущих судьбах мира и роли России в этой будущей геополитике. Да, точно.

Татьяна Малкина: И с вами тоже такое происходит?

Сергей Шнуров: Дело в том, что есть нонконформисты, а есть конформисты. А я где-то между ними, я пох..ист. Это другое несколько направление.

Андрей Левкин: А его как-то поддерживать надо, или это само собой и навсегда?

Сергей Шнуров: Оно всегда будет.

Андрей Левкин: Тренировать это качество не надо?

Сергей Шнуров: Нет, нет. И называться не нужно никак.

Вопрос из зала: Как вы считаете, для кого Пушкин написал всем известные стихи: "Пока свободою горим" - и так далее?

Андрей Левкин: "К Чаадаеву", там написано.

Сергей Шнуров: Мне подсказали - Чаадаеву.

Татьяна Малкина: С двумя "а".

Сергей Шнуров: Ну, не знаю. Я вообще к Пушкину в последнее время плохо отношусь. И это мое право, которое я буду отстаивать.

Татьяна Малкина: Зачем вы сбили Шнурова, теперь он опять будет играть в пох..иста.

Сергей Шнуров: Мне не нравится Пушкин в последнее время.

Татьяна Малкина: То есть последний Пушкин вам не нравится?

Сергей Шнуров: Последние книжки Пушкина мне не нравятся.

Алексей Чадаев: Хуже стал писать.

Сергей Шнуров: Хуже, чем Пелевин, да.

Татьяна Малкина: Уважаемые зрители, у нас осталось несколько минут, и я хочу попросить собеседников задавать еще вопросы. Сергей, я складываю в отдельную кучку вопросы про теракт. В отдельную кучку вопросы, касающиеся музыки, поскольку они немножко не по теме. В частности, один из слушателей напоминает, что сегодня день рождения Владимира Семеновича Высоцкого, и спрашивает: "Как вы относитесь к его творчеству? Что бы он думал про сегодняшний день?"

Сергей Шнуров: Не знаю, сложно думать за Высоцкого, да и невозможно.

http://www.polit.ru/lectures/2011/02/01/shnurov.html#

Док. 636142
Перв. публик.: 26.01.11
Последн. ред.: 06.02.11
Число обращений: 0

  • Шнуров Сергей Владимирович
  • Чадаев Алексей Викторович
  • Высоцкий Владимир Семенович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``