Валерий БОЛДИН, в прошлом заведующий Общим отделом ЦК КПСС, свидетель многих драматических событий (при нем за короткий срок сменились четыре лидера партии), предлагает вниманию читателей малоизвестные страницы из жизни кремлевской элиты "времен застоя".
Среди тех, кто готовил смещение Н.С.Хрущева, были люди, главным образом, обиженные первым секретарем, недовольные его внешней и внутренней политикой. Л.И.Брежнев, Н.В.Подгорный легко вычислили тех, кто может колебаться или встанет на сторону Хрущева в ответственный момент, и постарались одних не информировать, других отправить подальше от Москвы. Ничего не знали о надвигающихся событиях ни М.А. Суслов, ни Г.И. Воронов, ни даже А.И.Микоян, отдыхавший в Пицунде вместе с Хрущевым.
Я хорошо помню то время - конец лета и начало осени 1964 года. Но хотелось узнать обо всем поподробнее, в частности, почему был отправлен в дальнюю командировку член Политбюро Г.И. ВОРОНОВ. Поговорить с Геннадием Ивановичем удалось лишь четверть века спустя...
- Я знал Хрущева с 1950 года, - рассказывал Воронов. - Как секретарь Читинского обкома партии, я отчитывался тогда в ЦК на оргбюро. Он был первым секретарем МК ВКП(б). И когда критики начали добивать меня - из-за кукурузы, - он встал на защиту. Кукурузу ведь уже тогда сеяли. В Чите я с 1939 года. Когда приехал туда, увидел, что в личных огородах прекрасно растет кукуруза и зерно вызревает. Мы решили сеять ее в колхозах и совхозах. А меня вдруг на оргбюро обвинили в том, что мы сеем кукурузу, а семена завозим с Украины. Потом мы встретились в 1954 году, когда они все ехали из Китая: Булганин, Микоян, Хрущев и Фурцева Катя. Кстати, с Фурцевой мы сидели в школе за одной партой, мы оба из Вышнего Волочка.
Там, в Чите, я ездил с Хрущевым по колхозам. После этого он сначала утвердил меня заместителем министра сельского хозяйства. Я по образованию не сельскохозяйственник, но он заставил меня проработать два года в министерстве, а потом направил в Оренбург. В январе 1961 года меня ввели в состав Политбюро. Работал заместителем председателя бюро ЦК по РСФСР, а потом десять с половиной лет был председателем Совмина РСФСР. Но при Хрущеве я возглавлял бюро ЦК. С ним было очень легко работать. Правда, под конец что-то случилось. Он просто переродился. Видимо, окружение виновато...
А первое время с ним можно было спорить. Как-то раз приехал он в Ставрополь и нашел там какого-то овцевода. И присвоил ему звание Героя Социалистического Труда за два окота в год. Я ему говорю:
- Никита Сергеевич, тонкорунная овца не может дать два окота в год. Только одна порода, романовская, может дать два окота. А тонкорунная - нет.
- Ты ничего не знаешь! Ты горняк!
Но я все-таки начал с ним спорить:
- Это авантюра, вы поддержали авантюриста.
Когда я уже в Москве работал, он это вспомнил и говорит:
- Я ведь не знал, меня обманули. Если бы ты раньше об этом сказал...
И еще был случай. На меня поступила жалоба. Жалоб, анонимок было очень много. Он мне всегда эти анонимки отдавал. А одну оставил у себя. Она была подписана "Группа специалистов". Я тогда выступал против разовых свиноматок. И привел в своем выступлении даже цитату из Салтыкова-Щедрина. Как один помещик говорит другому о разовых свиноматках: "Так это же можно всю землю очень быстро свиньями покрыть". Хрущев обозлился. Звонит мне в Совмин:
- Зайди ко мне.
Я приехал в Кремль, захожу. За столом сидят Кириленко, Ефремов, Полянский, Шевченко, Поляков - секретарь по сельскому хозяйству. Хрущев вскочил мне навстречу:
- Ты что, против меня выступаешь?
- Никита Сергеевич, я не против вас, а против разовых свиноматок.
- Ну ладно, пошли обедать.
И за обедом все время мне нотации читал:
- Ничего не понимаешь, горняк! Я тебе запрещаю заниматься сельским хозяйством!
- Как же так? Я же председатель Совмина. Тогда снимайте меня с работы.
Прошло два дня, мы его куда-то провожали на Внуковском аэродроме. Я приехал попозже, поздоровался. Вся группа стояла впереди, я в сторонке, настроение паршивое после его ругани. Вдруг он подъезжает, остановил машину около меня, выскакивает, руку мне подает:
- А ты насчет свиноматок был прав.
С Брежневым совершенно невозможно было спорить. Это был совсем другой человек. Причем он мало понимал в промышленности и сельском хозяйстве. И классиков марксизма-ленинизма, по-моему, не читал. Когда я работал в Комитете народного контроля, там трудились хорошие, грамотные люди, и мне кажется, что за те два года, что я там был, я сумел КНК поднять на должную высоту. А он этого дела не понимал. Как-то в беседе со мной сослался на труды Ленина "Лучше меньше, да лучше" и "Как нам реорганизовать Рабкрин", но содержание работ не понимал и не помнил.
Основную роль в организации сговора против Хрущева играл, конечно, сам Брежнев, но и Андропов большую роль играл. Я-то знаю, потому что Брежнев с Андроповым беседовали со мной перед октябрьским пленумом, чтобы я проявил лояльность, чтобы я не выступил. Меня они пригласили в Завидово на охоту. Брежнев мне позвонил. А я тоже охотник был в то время неплохой и удачливый. Приехал, поохотился. И Сергей Хрущев там был. Сергея они, по-моему, пригласили для отвлечения внимания. Вот это он не понял...
После охоты Андропов мне говорит:
- Поехали вместе в одной машине.
И дорогой разговор в основном шел о Хрущеве, что он такой-сякой. Андропов приводил примеры, какие он на Украине подписывал решения о репрессиях, какие в Москве. У них, по-моему, был заранее подготовлен материал на Хрущева. Если бы он вступил в борьбу, отказывался от предложения уйти на пенсию или кто-то начал его защищать, то они бы и все компрометирующие факты применили против Хрущева. Но этого не понадобилось...
Я считаю, с Хрущевым можно было работать, до определенного времени. Его некоторые подпевалы портили. В книжке "Эти десять лет" Аджубей вроде все правильно описывает. Мне не понравилось только, что он Хрущева характеризует как малограмотного человека: "Я не видел, чтобы Хрущев хоть одну бумажку написал". Действительно, он не писал бумажки, он диктовал. Чужими докладами он, по существу, не пользовался. Он вызывал стенографистку, иногда кого-нибудь из нас, я часто присутствовал при этом, и диктовал. Давал возможность и нам какое-то предложение высказать. Надиктует, а потом помощникам: "Уточните цифры, факты". Это совсем не то, что кто-то ему напишет, как Брежневу. Брежнев никогда ничего не писал.
Подгорный как-то приехал ко мне на дачу и говорит, что книги свои Брежнев не только не писал, но даже и не читал. Хотя, может быть, это и сказано было по злобе... А при обсуждении государственных планов он одну и ту же речь несколько лет подряд произносил. Причем в этой речи был факт, который он много раз повторял. Как один раз он только что сшил новый костюм, пошел гулять, сел на скамейку и - на гвоздь. Вот такой клок выдрал.
"Я дал Рябенко: выброси.
Он в ответ:
- Леонид Ильич, зачем выбрасывать? У нас есть мастера, заштопают и не заметите.
- Ну, решай сам.
И вот через несколько дней Рябенко приносит костюм.
- Я даже не нашел, где эта дырка была. Вот какое значение имеет вопрос организации мастерских бытового обслуживания. Надо им добавить бюджетных ассигнований".
В.Болдин. А как же он все-таки мог организовать достаточно разумных людей на то, чтобы изменить руководство и продержаться у власти восемнадцать лет?
- В этой группе был очень умный человек. Заведующий отделом обороны в ЦК - Миронов. Помните Миронова? Разбился при подлете к Белграду вместе с генералом Бирюзовым. Бирюзов тоже в этой группе был. Как это получилось, мы не знаем, но, во всяком случае, Миронов и Бирюзов играли в этом деле очень большую роль. Все остальные люди для этого были не совсем подходящие. Что можно было ждать от Гришина? Они, наверное, другие цели ставили. Андропов, конечно, неглупый человек. Правда, с Андроповым у меня было много стычек. Я вообще там был человек не совсем удобный, наверное. Ведь у меня был большой скандал с Брежневым и Кириленко. Это тоже очень характерно. Чебоксарскую и Нижнекамскую гидроэлектростанции начали строить еще при Сталине. При Хрущеве сразу строительство приостановили. И можно найти план ГОЭЛРО, который Ленин подписал, где черным по белому написано: "В среднерусской низменности ни в коем случае строительство крупной гидроэлектростанции не рекомендуется". Но Брежнев, как только пришел, сразу поставил вопрос о начале строительства. Мол, проект есть, затрачено 10 миллионов рублей.
Я выступил категорически против. Меня поддержали. В результате была создана комиссия во главе с Кириленко. В эту комиссию вошли многие специалисты и партийные работники. Все секретари приволжских областей. Опасность была в том, что большая часть Татарии, огромные массивы угодий Марийской республики затапливались. Затапливалось, по-моему, девяносто шесть сел, очень много скотомогильников. Причем в этих скотомогильниках ведь и павшие животные с сибирской язвой были, и черт знает с чем. Очистить это будет невозможно. Будем выгребать все это экскаваторами, все это поплывет, эпидемии начнутся. Но дело не только в этом. Из оборота выпадут огромные угодья плодородных земель. Но вопрос этот с повестки дня никак не снимается. Его и сейчас обсуждает печать. Кто в этом виноват?
В общем, решение не было принято. И началась обработка людей. Начали вызывать секретарей обкомов на личную беседу и настаивать на необходимости этой глупости. Сам Брежнев вызывал, и Кириленко. Мол, это имеет оборонное значение, надо будет подводные лодки перегонять на Балтику и Черное море, значит, следует углубить это место Волги и т.д. В общем, уговорили... Миллионы истратили и вреда принесли тьму-тьмущую.
То же было со строительством КамАЗа. У нас уже был проект. Мы автомобильный завод хотели строить в Абакане, в Красноярском крае. Какой бы город в Сибири возник! Потом, у нас в Сибири нет ни одного автомобильного завода, все, по существу, на пятачке, на Волге. Все было готово. Косыгин рассмотрел этот вопрос в Совмине, согласился с нами. Вопрос был внесен на Политбюро. Там перед залом заседаний Политбюро была ореховая комната: круглый стол, кресла, все виды связи. Обычно мы там собирались. Ну вот, сидим, чай пьем. Вдруг Брежнев приходит. Как всегда, портфель бросил на стол:
- А я думаю, надо строить этот завод в Набережных Челнах.
Даже вопрос такой никогда не возникал. Я встрепенулся:
- Как же так, Леонид Ильич, уже вопрос везде обсужден. Откуда Набережные Челны взялись?
Смотрю на Косыгина - он сидит понурившись. Вообще в последнее время он стал совсем беспринципный, сломленный человек, словно стержень из него вынули. Хоть бы слово вымолвил.
А Брежнев:
- Никогда никто на меня так не кричал, как кричит Воронов.
Отвечаю:
- Я не кричу, это вы орете. Я просто говорю, что у нас вопрос этот обсужден, проработан. Давайте материалы другие, будем их рассматривать.
- Нечего рассматривать, снимаю вопрос с обсуждения, - раздраженно бросил Брежнев.
Без меня уже было решено строить автогигант в Набережных Челнах. Этот завод доставил республике много хлопот. Так что с Брежневым трудно было работать.
В.Б. Вы ездили в 1964 году на охоту, и там вас пытался уговаривать Андропов выступить против Хрущева. Удалось ему это?
- Удалось, потому что я был злой. А потом, мне казалось, что если на Хрущева нажать как следует, он бы изменился. Когда мы ехали, они мне говорили, что доклад уже есть. Но еще не был решен вопрос, кто будет этот доклад читать. Суслова просили это сделать, по существу, перед самым президиумом и пленумом. Что еще скажу по этому вопросу. Мы все-таки молодые тогда были, но ориентир у нас был на Косыгина. Ведь Косыгин пользовался авторитетом в партии, в ЦК, в народе. Его уважали. Если бы он в защиту хоть одно слово сказал, за ним, может быть, и пошли. Но, по-моему, он уже перед смертью понял, что допущена большая ошибка. Плохо мы знали Брежнева.
У меня с ним была большая стычка, когда он вернулся из Казахстана и стал секретарем ЦК. Я в Оренбурге работал. Еще тогда они, видимо, хотели от меня избавиться. Это мне Игнатов потом сказал. Я два года проработал в Оренбурге, вдруг мне Брежнев звонит:
- Прилетай завтра в ЦК. Есть дело.
Прилетел. Захожу к Брежневу. Он без предисловий:
- Вот состоялось решение, ты утвержден секретарем Целиноградского крайкома Казахстана.
- Как так? Со мной не было никакого разговора, и вдруг такое решение. У меня нет никакого желания ехать в Казахстан.
- Я вот немало проработал в Казахстане, и ты поработаешь. Разговор окончен. Завтра в десять утра приезжай на Внуковский аэродром, полетим вместе.
Я пошел к Аристову - мой непосредственный начальник. Аристов говорит:
- Ты меня в это дело не вмешивай, я ничего не знаю, есть решение, разговор окончен.
Я зашел к секретарю ЦК Игнатову. Хитрый был мужик и все эти подковерные интриги прекрасно понимал. Говорит:
- Слушай, давай Хрущеву позвоним.
Я взял трубку:
- Никита Сергеевич. Говорит Воронов - секретарь Оренбургского обкома. Мне приказано ехать в Целиноград, а мне не хочется. У меня в Оренбурге много дел...
Он так трубку подержал (я слышу, пыхтит в трубку), потом говорит:
- Ну вот что, пойди к Брежневу, скажи, чтобы подобрал другую кандидатуру.
Я к Брежневу. Он матом меня, конечно, покрыл.
Мне тогда справедливо говорили: "Ну, тебе Леня отомстит".
Один раз Брежнев говорит:
- Готовься, будем тебя слушать о работе КНК. Кто как, а я никакой пользы от КНК не вижу... Мы дату назначим, ты напиши записку и пришли мне в Пицунду, я еду туда отдыхать.
Я написал записку о реорганизации КНК с учетом ленинских работ. Написал, звоню ему в Пицунду. Он говорит:
- Прилетай с этой запиской.
Я прилетел к нему в Пицунду, он на пляже. Я к нему на пирс, он говорит:
- Давай купаться.
Стали купаться.
- Давайте в домино поиграем.
Я со своим помощником, Беляев у меня был, он со своим сели играть в домино. И мы оставили их два раза "в козлах". Он спрашивает меня:
- Слушай, а как у нас с козоводством?
- Мы в Оренбурге организовали два специальных козоводческих совхоза. Но этого мало для того, чтобы увеличить производство пуховых платков, пух возим из Киргизии.
Он своему помощнику:
- Давайте подготовьте записку по козоводству.
И записка действительно вышла, он подписал записку. Вот какой он был прозорливый. Вспомнил о козоводстве, когда остался "козлом".
Потом пошли к нему наверх обедать, сидели вдвоем. Выходит его супруга. Выпили по рюмке-другой коньяка, я говорю:
- Когда будем рассматривать мою записку?
- Ты мне ее оставь.
Я понял, что мне пора уезжать...
В.Б. С кем Брежнев все-таки контактировал? Наверное, с Черненко, с Устиновым, Громыко?
- Да. На охоту с ним ездили Громыко, Полянский. С Полянским он первое время очень дружно жил. Контактировал и с Устиновым, с Черненко - само собой разумеется. Леонид Ильич с ним познакомился давно, таскал его с собой, так же как и с Щелоковым, которого притащил из Молдавии.
В выдвижении Черненко какую-то роль и я сыграл. Черненко работал в Красноярске. Сестра его, Валентина Устиновна, умная девка, немного старше Константина. Она очень дружила с Олегом Борисовичем Аристовым, который работал первым секретарем Красноярского крайкома. Жена у Аристова умерла, он был вдовцом. У Валентины Устиновны муж погиб на фронте. Ну, они встречались. Валентина Устиновна работала тогда заведующей орготделом Красноярского горкома КПСС. Я в то время секретарствовал в Чите. У меня, как у члена военного совета Забайкальского округа, был самолет. Когда я летел в Москву, мне сибирские секретари звонили: "Захвати". Я в Иркутске захватывал Хворостухина, в Красноярске - Аристова. И вот Аристов очень часто ездил с Валентиной Устиновной. А однажды прихватил с собой этого Костю. Аристов послал его учиться в Высшую партийную школу. В Москве мы часто встречались. Аристов всегда был с Валентиной Устиновной, и Костя часто в номер гостиницы заходил. Однажды, когда в ЦК разговор зашел о кадрах для Молдавии, я возьми да и скажи, что вот вопросы пропаганды Черненко мог бы обеспечить, он кончает Высшую партийную школу. Аристов поддержал мое предложение. Тогда Константина и послали в Молдавию. Там Брежнев с ним познакомился. Вообще-то он, говорят, писать как следует не мог, но помогал Брежневу речи составлять. Потом Брежнев в Москве объявился. И Костя из Молдавии утек.
В.Б. В последние годы чувствовалось, что Брежнев реагировал на все неадекватно. Вы-то это замечали, Геннадий Иванович?
- Вся страна это видела. Подгорный мне говорил: "Мы пытались Брежнева убрать, поставить официально вопрос на пленуме. Несколько раз разговаривали с тем же Гришиным, Андроповым. Последний раз перед одним из пленумов мы тоже решили официально поставить вопрос о его уходе. Вдруг мне звонит Брежнев и говорит: "Что ты там затеваешь, я здоров!" Кто-то ему из этой компании докладывал или слушали нас спецслужбы".
Значит, были люди, которые видели порочность руководства страной больным, недееспособным генсеком. Значит, не так-то уж просился Брежнев на пенсию, если вскоре всех нелояльных разогнал в разные стороны.
В.Б. А насколько серьезна была попытка сместить Брежнева?
- До организации заговора дело не дошло. Просто многие члены Политбюро ЦК чувствовали, что во главе государства стоял не тот человек.
В.Б. Ну а как, на ваш взгляд, попал Андропов на первую роль, или он уже к этому готовился?
- Видимо, не хотели позориться, избрав Черненко. Все-таки это лучше, чем Константин, хотя в преемниках ходил именно он. Но Устинов и другие товарищи поняли, что Черненко - это не фигура, хотя, как кажется, на стороне Черненко были люди, которые тоже на что-то надеялись. Но и выборы Андропова проводились на беспринципной основе. Я с Андроповым много раз был в стычках, особенно когда работал в Министерстве сельского хозяйства. Получаю как-то решение скомплектовать бригаду для поездки в Монголию для составления рекомендаций по первому пятилетнему плану. Я решение исполнил, подобрал людей. Почти пять месяцев мы там поработали, подготовили рекомендации от имени Политбюро ЦК. В этот период на горизонте уже появился Цеденбал. Когда я приехал, меня пригласили к Цеденбалу. Он жил на даче под Москвой. Я доложил ему о своих впечатлениях от поездки. Предложил меры по реорганизации органов руководства, укреплению производства. Дважды Политбюро обсуждало мои рекомендации. Потом вдруг Никита Сергеевич меня вызывает и говорит: рекомендации Политбюро принимать не будет, мы только одобрим рекомендации от твоего имени, как от имени заместителя министра сельского хозяйства. Я согласился.
Они, видимо, не хотели вмешиваться во внутренние дела республики. Мы ставили вопрос о необходимости поднятия целины в Монголии, потому что у них там было мало пахотных земель. Хлеба они там мало потребляют, а чуть ли не 60 тысяч тонн покупают. Но надо же свой все-таки иметь. Мы вставляли в проект, чтобы их обеспечить тракторами и трактористами, комбайнами и комбайнерами. В общем, наши рекомендации в Монголии уже приняли, советских специалистов поблагодарили, меня дважды орденом наградили. А Андропов в это время возглавлял Отдел социалистических стран. Он был категорически против поднятия целины в Монголии. Может быть, он был и прав...
Затем с Андроповым была еще одна стычка. Он уже был секретарем ЦК. Меня пригласили в гости в Монголию на какой-то праздник. Это сразу после октябрьского, 1964 года, пленума ЦК. Я пришел к Брежневу, говорю:
- Еду в Монголию, Леонид Ильич, какие будут указания?
- Слушай, ты поговори там с Цеденбалом. Он рвется на должность Председателя Великого народного хурала. Разъясни ему решения октябрьского пленума ЦК КПСС. Мы тоже выступали против занятия двух должностей. Может, он поймет, что это делать ему не надо. И еще. Настя - жена Цеденбала - ведет себя паршиво. Поговори с ним, чтобы он ее призвал к порядку.
Говорю:
- Ладно, Леонид Ильич, сделаю, раз есть такое поручение.
А мы с Цеденбалом вроде уже друзьями стали. Все эти официальные торжества закончились. Жил я в Пади Чойболсана, в гостинице. Вечером перед отъездом он ко мне пришел. Сидели вдвоем, беседовали, нам подавали на подносе коньяк. Конечно, я много не пил, но все-таки рюмочку-две выпил и начал разговор. Сначала о делах. Я тогда выступал против тонкорунного овцеводства в Монголии, считал, что им следует развивать грубошерстное. Они сейчас угробили свое овцеводство. Когда я составлял им пятилетку, у них было 25 миллионов голов скота, а сейчас нет и третьей части того. А потом о политике заговорили. Разъяснил ему решения октябрьского пленума ЦК. Говорю так аккуратно:
- Зря ты рвешься в народный хурал.
- Слушай, я не хочу, но народ требует.
Ну я, конечно, посмеялся над этим делом. Ну что сделаешь, раз он хочет? Ну и насчет Насти я ему все сказал. А я был свидетелем многих безобразий, какие она вытворяла, в том числе и с ним. Он говорит:
- Ну а что мне, разводиться, что ли?
Я говорю:
- Да не надо разводиться. Ты все-таки приведи ее в порядок. Нельзя же так себя вести.
Я один раз сопровождал делегацию монгольскую. Были в Омске в теплицах. Сидим, рассказывает агроном тепличного хозяйства о помидорах, огурцах. Конечно, монгольские министры, члены делегации, спят. А она сидит и говорит:
- Вы что спите? Приедете в Улан-Батор, будете вверх корнями сажать рассаду?
Цеденбал тут присутствует, но ее даже не одернул. Вот в этом вся Настя.
Прошло немного времени. Вдруг мне звонит Андропов:
- Слушай, на тебя есть жалоба.
- Какая жалоба?
- Что ты вмешиваешься во внутренние дела Монгольской Народной Республики. Цеденбал возмущен.
Я говорю:
- Во-первых, у меня есть указание Брежнева переговорить с ним. Во-вторых, я по-дружески объяснял ему что к чему и не вижу тут какого бы то ни было своего преступления.
Андропов мне в ответ:
- Во-первых, нужно свою голову иметь, не рассчитывать на какие-то указания.
Я говорю:
- Это твое мнение, если что, пусть Политбюро меня и наказывает.
Но когда Андропова избрали генеральным секретарем, я все-таки был доволен, потому что никого другого там я не видел, другого там не было.
