В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Театр номинальной демократии Назад
Театр номинальной демократии
...А что скажет народ наш, глядя на все это?

(Н.Гоголь. Театральный разъезд после представления новой комедии)

Может показаться, что единственный ощутимый результат VII съезда народных депутатов состоит в уходе Гайдара и приходе Черномырдина. Я думаю, это не так. Более важный результат съезда в том, что он провел черту, сделал самоочевидным то, что определилось еще задолго до него, - поражение российской демократии, окончание той исторической полосы, которая хранила слабеющий, в последнее время уже едва уловимый августовский импульс.

Краткий обзор состояния нашей демократии уместно начать с главы государства, взяв за основу его наиболее решительный посту пок последнего времени - обращение с трибуны съезда к народу. Заслоненный последующими событиями, эпизод этот, без сомнения, заслуживал со стороны нашей общественности и прессы более пристального и стойкого внимания.

Итак, вспомним громовой монолог президента, в котором он через головы депутатов съезда обращается к населению страны. Он обли чает съезд, цель которого - "расправиться... и с правительством, и с президентом, и с реформами, и с демократией политикой реформ и попытками "восстановления тоталитарной советско-коммунистической системы, проклятой собственным народом". "Наступил, - с особой силой произносит он, - ответственный, решающий момент. И над съездом, и над президентом есть один судья - народ... Я как президент подчинюсь воле народа, какова она будет". И с этими словами, сопровождаемый своими сторонниками, уходит, оставив впечатление разорвавшейся бомбы.

Действительно, это было событие никак не рядовое. Хотя бы по той причине, что за 16 месяцев, прошедших с момента защиты Белого дома, о народе как о возможном и желательном участнике общественной жизни давно забыли. Помнили о "директорском корпусе", то и дело с опаской оглядывались на высшее офицерство и, не жалея казенных денег, старались задобрить тех и других. Порой казалось: генералы, директора, председатели и предприниматели составляют все население этой страны. И вдруг оказывается, что в ней есть еще и народ. И что он - высший судия, он - сила, которой предстоит спасти реформы! Не начало ли это новой политики, новых взаимоотношений между государством и обществом, нового, действительно демократического этапа нашей истории?

Конечно, поверить в это было непросто. Слишком много было обманов и разочарований, слишком большой накопился скепсис в отношении внутренних возможностей нашего лидера. Да и сама его речь... Резкая в оценках, горячая и энергичная по тону, она в то же время страдала явной и существенной неполнотой, отсутствием в ней каких-то главных слов. Ну хорошо, съезд и Верховный Совет агрессивно реакционны, но ведь они же не с неба упали. Какова социальная природа их деструктивного поведения, интересы каких общественных групп они выражают? И каким образом получилось так, что через год после августовской победы высший орган законодательной власти столь откровенно явил себя в качестве кандидата на роль второго ГКЧП, штаба номенклатурного реванша?

В речи Б.Н.Ельцина не было и намека на такую постановку вопроса, на социально-историческое осмысление противостояния "двух непримиримых позиций". Не содержалось в ней и сколько-нибудь основательной самокритики - только сожаление по поводу "неоправданных уступок" перед съездом. А без нее - как надеяться на глубину поворота, на смену социальной ориентации и существенно новую политику? Настораживало и то, что народ приглашался не к активизации своего участия в реформах в качестве их соавтора и контролера, а всего лишь на эпизодическую роль "судьи", то есть на референдум, где ему предстояло выбрать между президентом и съездом. Все это не могло не умеривать энтузиазм тех, в ком, как и в авторе этих строк, речь президента встретила в целом сочувственный отклик.

И все же какие-то надежды шевельнулись. Не будем строить догадок, как развивались бы события дальше, если бы, "мгновенно гневом возгоря", Б.Н.Ельцин и не потух бы столь же мгновенно. Если бы за первым шагом последовали другие шаги в сторону народа, в направлении демократизации правительственной политики. Во всяком случае можно не сомневаться в том, что им была бы обеспечена широкая поддержка. Ведь, как показали опросы общественного мнения, даже одно это обращение, ничем еще не подкрепленное, - и оно резко подняло рейтинг Ельцина, на несколько дней вернув ему интерес и какую-то степень доверия в массах.

Президент обратился к народу, народ его услышал и готов был поддержать. Что дальше? А дальше происходит нечто удивительное: примирение тех самых "двух непримиримых позиций", о которых говорил президент в своей речи. И поскольку оно состоялось, то он соглашается признать свое обращение "утратившим силу" и больше о нем не вспоминает. Ни на съезде, ни после съезда. Ведет себя так, будто никакого обращения и не было или как будто вопрос исчерпан, и какая-то запись в каком-то документе избавила его от необходимости хотя бы объясниться с теми, кого он только что просил о помощи.

Но, во-первых, вопрос отнюдь не исчерпан. В самом деле, что это значит: обращение "утратило силу"? Обращение к народу - не указ, который можно отменить, и не договор, который можно расторгнуть. И что же именно считает Б.Н.Ельцин "утратившим силу" из того, что он нам сказал? Призыв собрать подписи за проведение референдума доверия? Допустим. Хотя его как раз следовало бы провести и при соответствующих результатах переизбрать всю совокупность нынешних властей. Однако содержание обращения вовсе не сводилось к такому призыву: большую часть его заняла критика реакционных позиций и обструкционистской линии поведения съезда, Верховного Совета и его председателя. Так верна ли была эта критика, или же президент и ее теперь признает "утратившей силу"?

Если верна, то как расценить закулисные сделки Б.Н.Ельцина с людьми, которых он только что аттестовал безответственными властолюбцами и реакционерами? И кто же он сам в таком случае? А если он отказался от своих оценок, то так и следовало бы сказать, не прячась за "совместные документы". И тогда любопытно было бы знать, что изменило его взгляд. В любом случае граждане страны должны быть осведомлены, какова же в действительности позиция президента по столь важным вопросам, а он не вправе ее скрывать. Если же скрывает, значит, неискренен со своими избирателями и не заслуживает их доверия.

Во-вторых, - я это еще раз подчеркиваю, - поразителен самый стиль общения Б.Н.Ельцина с народом, самый факт этой молчаливой отмашки (ладно, мол, не нужно) после обращения к нему за помощью.

Хорошо сказал по этому поводу Леонид Баткин: "Господин президент! Народ не камердинер, которому полтора года было велено-с не беспокоить, и вдруг вызывают, дернув шнур звонка, и тут же отсылают за выяснившейся ненадобностью" ("Огонек", 1992, N50-52). Но что может означать такое поведение? А то, что у нас, в сущности, нет президента. Есть такая должность, есть человек, занимающий эту: должность. Но хотя он избран законным образом и полномочия его в полном порядке, президентом он, увы, пока является только по названию, а не по сути. Ибо президент - это не просто глава государства, каковым может быть и король, и султан, и генерал-губернатор, и генеральный секретарь ЦК КПСС. Он - одно из центральных звеньев именно демократической государственности. Он - человек, который олицетворяет в себе волю народа и в этом видит весь смысл, все содержание своей деятельности, начало и конец своей власти. Президент без достаточного уважения к своему народу, без демократического сознания, президент, позволяющий себе обратиться к народу, а затем "отменить" сказанное, не удостоив своих сограждан никакими объяснениями на сей счет, - это не президент, а всего лишь начальник, которого мы назвали президентом, но который, увы, не сумел им стать.

В политической биографии Б.Н.Ельцина съезд провел резкую и едва ли не роковую черту. Торопливое отречение от слов правды, от попытки призвать народ к гражданской активности и опереться на него не только делает сомнительной для него возможность когда-нибудь еще в случае крайней нужды прибегнуть к такому средству, но и вообще лишает силы, веса любые его слова, и до того уже изрядно обесцененные. Это потеря лица, это ситуация, когда политический деятель, растеряв свою внутреннюю определенность в беспринципных "компромиссах", постепенно превращается в фигуру, по сути дела, бутафорскую, условную...

Увы, другие элементы нашей демократии декоративны и условны едва ли не в еще большей степени.


Интересное у нас формируется - да уже почти сформировалось - государство! Все в нем как будто есть, чему полагается быть в демократических обществах, а самой демократии тем не менее нет или почти нет.

Есть президент, но без надлежащего уважения к народу и его мнению, а значит, и к себе самому как его полномочному представителю, без истинного понимания своей роли и ответственности это, по сути дела, лишь "и.о." президента, не более того.

Есть съезд народных депутатов, но после того, что мы видели в декабре (и раньше), после многократно проявленной им готовности любое беззаконие сделать законом, включая скандальную попытку отнять у народа право высказывать недоверие своим властям, повернется ли язык назвать его демократическим учреждением?

Есть парламент, однако можно ли применительно к нашему Верховному Совету употреблять это слово без кавычек? Будучи точным слепком своего родителя-съезда, он действительно, - тут Борис Николаевич совершенно прав, - представляет собой "оплот консервативных сил и реакции", что и подтверждает многими своими решениями последнего времени (в частности, по средствам массовой информации). Впрочем, что говорить об органе власти, который на закрытом заседании принимает решение, позволяющее господам "парламентариям" купить по дешевке, почти даром, предоставленные им на время работы казенные квартиры в "домах улучшенной планировки"! Интересно понаблюдать этих людей в роли борцов с подкупом должностных лиц и с использованием служебного положения в корыстных целях...

Есть, наконец, суд, но ведь он был и при Брежневе, и в качестве института демократии его роль с тех пор ничуть не возросла (правда, за "политику" сажать перестали), а в качестве инструмента борьбы с преступностью стала еще меньше.

Словом, есть, кажется, все, что относится к государственным формам демократии... "Формы" в наличии, а демократического содержания в них - на донышке, и, главное, с течением времени оно не прибывает, а убывает. Сегодня демократии в России существенно меньше, чем несколько лет назад, на пике "перестройки". Оно и понятно: тогда номенклатура отступала, теперь она (в обновленном виде) снова уверенно держит в руках все рычаги власти. В этом смысле знамением времени стал наш отечественный вариант Нюрнбергского процесса - приговор Конституционного суда по делу КПСС, издевательская пустышка как итог многомесячного театрального действа, в результате которого волки остались сыты, овцы целы, а мы, зрители, в дураках.

Конечно, демократия, даже если брать только политическую демократию, не сводится к ее государственным формам. Есть многопартийность, есть независимая пресса. Но хотя и то, и другое у нас имеется, вывода о номинальном характере нашей демократии они, к сожалению, не колеблют.

Наша "перестроечная" многопартийность переживает глубокий кризис, а вернее, какой-то хронический застой. Почти одновременно в большом количестве появившись на свет, наши политические партии и движения напоминают карликовые деревца в тундре, чей возраст никак не отражается на их росте. А наиболее крупные из них, те, что до недавнего времени были фаворитами политической сцены и очень старались изобразить из себя нечто значительное, в результате съезда (хотя и по разным причинам) понесли ощутимый урон.

Попытка примирения властей и общее их поправение оказали плохую услугу так называемой "оппозиции". Едва успев отпраздновать победу, Астафьев, Константинов, Бабурин, Тулеев, Макашов и другие господа из "Фронта национального спасения", которые с таким шумом предъявляли свою "оппозиционность" и тем поддерживали свое политическое существование, начинают чувствовать, что попали в ловушку: лишившись выгод "оппозиционной" безответственности, не приобрели взамен ничего существенного. И уже начинают пятиться назад, в "оппозицию", спешно ища подходящий повод (Ирак, Югославия).

В невыгодной ситуации оказался и "Гражданский союз". Его лидер А.И.Вольский, вдохновенно сыграв перед японцами роль Хлестакова, ныне переживает горькое похмелье, которое вынуждены поделить с ним и Травкин, и Липицкий, и другие члены сформированного им кабинета. Тоже вроде бы победители, но без всяких трофеев. Как после этого "Гражданскому союзу" выдавать себя за грозную политическую силу, подпираемую железными дивизиями "директорского корпуса"? Как хорошо ни играй - не поверят.

С другой стороны, не лучшее положение и у "Дем.России", твердо избравшей для себя роль "партии поддержки". Какого Ельцина она будет поддерживать теперь? Того, что позвал народ на борьбу с "оплотом консервативных сил и реакции"? Или того, что скомандовал: "Отставить!" - и заключил с этим "оплотом" союз? Если же она готова поддерживать Ельцина всякого, то много ли останется охотников поддерживать ее самое?

Скверную шутку сыграл съезд с представленными на нем политическими течениями: стоило им всем (даже без обсуждения!) проголосовать за Черномырдина, как они тотчас утратили самобытность и пожухли, как прошлогодние цветы...

Что касается независимой прессы, то хотя она и остается сейчас, пожалуй, единственным реальным институтом демократии, поле ее действия и общественная значимость на глазах сужаются. Это - результат сразу нескольких причин. В их числе - новая официализа-ция государственных средств массовой информации.

Телевидение и радио уже опять почти сплошь официальны и цензуруются (хотя и без участия Главлита) едва ли не со строгостью времен "застоя". Маленький пример. Надо было видеть тележурналиста Б.Ноткина, когда на горе себе он неосторожным вопросом навел своего "гостя", известного режиссера Ю.П.Любимова, на разговор о недавнем съезде и выпустил в эфир его саркастическую характеристику поведения Р.Хасбулатова. Как спешил этот респектабельный, красивый мужчина прервать и оспорить собеседника и тем доказать незримо присутствующему начальству свою полную лояльность! Достаточно посмотреть одну такую мизансцену (или взять в руки любой номер "Российской газеты") - и вот тебе исчерпывающий ответ на вопрос, насколько свободны наши государственные средства массовой информации и как вообще обстоит нынче дело со свободой слова в этом государстве.

Далее - жесточайшие трудности чисто материального порядка, которые - отнюдь не по своей вине - испытывает чуть ли не вся неофициальная пресса (за исключением коммунопатриотических изданий, коим власти великодушно разрешают подпитываться за счет припрятанных "партийных" миллиардов). Зависимость от правительственных льгот и дотаций, опасение потерять доступ в государственную типографию и к относительно дешевой бумаге принуждают и многие формально независимые газеты и журналы политиканствовать, прибегать к самоцензуре, жесткость которой неуклонно растет.

А главное, отсутствие массового демократического движения позволяет власть имущим попросту игнорировать даже самую острую и аргументированную критику в прессе, -дескать, мели, Емеля, твоя неделя, - что, понятно, также не прибавляет ей веса. В результате реальное общественное значение печати, радио, телевидения сегодня на порядок меньше, чем два-три года назад. Именовать их в этих обстоятельствах "четвертой властью" можно разве что в насмешку.

Все это, вместе взятое, заставляет определять нынешнюю российскую демократию как сугубо формальную и номинальную, как своего рода театр, где на сцене не столько деятели, сколько лицедеи, и то, что они перед нами разыгрывают, изображают, не надо путать с реальной жизнью.

Ну, а народ - он всего лишь зритель в этом театре. Так было при Сталине и Брежневе. Новая власть, утвердившись благодаря его поддержке и защите, приложила затем немалые усилия, чтобы отделаться от него, вернуть его в прежнее состояние гражданской пассивности, общественно-политического анабиоза. И преуспела в этом.

Вновь мы живем в стране, где нет общества, уже начинавшего было появляться, а есть только государство и население, власть и народ. Власть думает и повелевает (плохо справляясь и с тем, и с другим), народ исполняет и терпит. Ничего другого от него не хотят, только "поверьте", "подождите" и "потерпите" да время от времени - "поддержите".

Как при Сталине, как при Брежневе, власть ни в малейшей мере не подконтрольна народу и свято бережет свою бесконтрольность. Характерный пример - те практически непреодолимые препятствия, которые нагорожены, чтобы помешать избирателям воспользоваться правом отзыва своего депутата. Благодаря им уральцы, как ни старались, не смогли проголосовать за отзыв В.Исакова, омичам не позволили отозвать С.Бабурина, дальневосточникам - С.Горячеву и т.д. Нужно ли удивляться тому, что эта бесконтрольная власть стремительно разлагается на всех своих уровнях - сверху донизу? Общепризнанный беспримерный размах коррупции - лучший индикатор недемократичности режима.


Подводя итоги:

1. Обстоятельства сложились так, что через восемь лет после начала "перестройки" и через два с половиной года существования суверенной и "демократической" российской государственности дело выращивания демократии в России приходится начинать как бы сначала, почти с нулевой отметки. Хуже того, в условиях, когда первое поколение демократических политиков (да, целое поколение, исключения лишь подтверждают правило) сделало слишком много, чтобы своим поведением скомпрометировать демократию в глазах людей, никакой иной демократии не видевших на своем веку.

2. Первые шаги в этом деле, видимо, должны принадлежать общественной мысли. С учетом обретенного печального опыта (анализ которого - первоочередная задача) всю ситуацию с демократией в России нашей общественности пора начать обдумывать и обсуждать заново целеустремленно, широко и подробно, найдя для этой коллективной работы гражданской мысли новые и эффективные организационные формы. Нужен независимый исследовательский центр по проблемам демократии в России, финансируемый из негосударственных источников, с теоретико-публицистическим журналом при нем. Нужна широкая дискуссия по этим вопросам в существующей прессе. Интересной и перспективной представляется в том же плане высказанная B.C. Библером идея Гражданского парламента.

3. Все это надо начинать делать немедленно. Нельзя допустить, чтобы к следующим выборам, до которых остается не так уж много времени, мы снова пришли с пустыми руками и вновь поскользнулись на той же арбузной корке.

http://burtin.polit.ru/nomdem.htm

Док. 640559
Перв. публик.: 30.06.93
Последн. ред.: 30.06.11
Число обращений: 0

  • Бабурин Сергей Николаевич
  • Хасбулатов Руслан Имранович
  • Черномырдин Виктор Степанович
  • Гайдар Егор Тимурович
  • Ельцин Борис Николаевич
  • Баткин Леонид Михайлович
  • Любимов Юрий Петрович
  • Буртин Юрий Григорьевич

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``