Окончание "чековой приватизации" и начало "нового этапа" поставили вопрос об изменениях в сфере собственности в центр внимания общества. Но вот что интересно: ни те, кто одобряет и надеется, ни те, кто считает себя обманутым, не сомневаются в том, что имеют дело именно с приватизацией. То есть не замечают, что проглотили некую идеологическую блесну и попались на удочку крупномасштабной мистификации.
Допускаю, что жертвами этой мистификации могли стать и те, кто ее устроил. Потому что если рассматривать ситуацию, пользуясь лишь привычным набором понятий: "государственная собственность", "частная собственность" и "приватизация" (как превращение первого во второе), то отличить блесну от живой рыбки и впрямь почти невозможно. Другое дело, если ввести в обиход новое понятие - НОМЕНКЛАТУРНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ.
Странное дело, но в основе нынешних разговоров о приватизации незримо присутствует старый тезис ждановско-сусловского агитпропа, согласно которому "государственная собственность" рассматривалась как синоним "общенародной". Иначе говоря, все граждане страны считались равноправными совладельцами общественного богатства. В действительности же им в свою пользу распоряжались те, в чьих руках находилась власть: "новый класс" по Джиласу, "номенклатура" по Восленскому. А значит, собственность была вовсе не общенародной, а кастовой, классовой собственностью советской номенклатуры. Что же сталось с ней в наше время? О, она претерпела крайне любопытные превращения!
МЕТАМОРФОЗА ПЕРВАЯ
В 1987-1990 годах "новый класс" оказался вдруг перед перспективой потерять все, чем владел. Прежние достоинства номенклатурной собственности - ее нерасчленимая целостность, ее исключительно корпоративный характер, правовая неоформленность и анонимность - превратились в ужасающие недостатки. Чтобы спасти ее для себя, правящий слой должен был срочно что-то предпринять.
Первый этап преобразований заключался в серии союзных, а затем и российских законов. Они, во-первых, расчленили единую государственную собственность на федеральную, региональную и муниципальную, во-вторых, раздали ее "полное хозяйственное ведение" (фактически во владение) должностных лиц: верхушке различных ведомств, директорскому корпусу, колхозно-совхозной "аристократии". Операция была проведена так, что большая часть общества, включая лидеров столичной интеллигенции, либо вовсе ее не заметила, либо не придала должного значения. В результате номенклатурная собственность оказалась как бы укрытой от притязаний поднимавшихся масс. Вместо одного безличного и безразличного хранителя - государства, у нее появилось множество опекунов, с каждым из которых потенциальным претендентам пришлось бы воевать отдельно.
Суть происшедшего всего рельефнее запечатлена в статусе директора государственного предприятия. Раньше это был всего-навсего государственный служащий "на зарплате". Теперь - почти полный хозяин предприятия, получивший легальную возможность свободно распоряжаться помещениями и имуществом и вообще "доить" его так, как сумеет. Соответственно изменились и производственные отношения внутри предприятия. Если раньше эксплуатация номенклатурой остальных слоев населения не была в узком смысле слова эксплуатацией человека человеком, то есть конкретного рабочего конкретным "работодателем", то теперь, когда последний получил возможность лично решать, сколько платить работнику, а, сколько самому себе, в их отношениях возник и такой элемент.
С юридической стороны изменения номенклатурной собственности были еще не слишком заметны: практически вся она продолжала считаться государственной. Но в социально-экономическом ее содержании коллективный принцип владения сменился корпоративно-индивидуальным. Корпоративное начало сохранено: с помощью федерального бюджета власть продолжала поддерживать определенный баланс между доходами различных групп правящего слоя. Вместе с тем многим должностным лицам были открыты уникальные возможности индивидуального самообеспечения за счет государства и граждан.
Эти преобразования сделали наш "новый класс" классом богатых, превратили его в могущественную экономическую и политическую силу. Единственное, что еще требовалось ему для полноты счастья, - некий страховой полис. Нужно было таким образом оформить свои расширившиеся права, чтобы они могли выглядеть более убедительными в глазах населения. И вот тогда появилась необходимость перейти ко второму этапу трансформации собственности, именуемому "приватизацией".
МЕТАМОРФОЗА ВТОРАЯ
После того как "новый класс", приняв в себя "демократическое" пополнение, распределил номенклатурную собственность между своими членами как бы на началах бессрочной аренды, что могла означать приватизация с участием 150 миллионов россиян? Одно из двух: либо передел этой собственности, переход ее в другие руки, либо имитацию такого передела.
Поскольку власть в стране осталась в руках прежнего правящего слоя, никакого действительного передела своей собственности он допустить, понятно, не мог. Вот тут-то и появился Чубайс со своим ваучером, и все мы стали участниками захватывающего булгаковского представления с денежным дождем и с последующим превращением хрустящих червонцев в пивные этикетки...
Если отвеять словесную шелуху, то единственным весомым достижением "приватизации" является контрольный пакет акций госпредприятия в кармане его директора и более или менее значительные пакеты акций в карманах других начальствующих лиц. Приобретение тем более приятное, что в большинстве случаев оно даже не потребовало вложения личных средств - обошлись казенными. При этом, хотя некоторая часть акций распылена среди большого числа мельчайших держателей, круг реальных владельцев номенклатурной собственности расширился очень ненамного. Зато все, чем номенклатура владела анонимно и беззаконно, оказалось теперь за ней закреплено не только строкой закона, но и священным актом купли-продажи.
Ну а всем остальным людишкам просто дали подержать перо жар-птицы, и теперь им уже больше не на что претендовать. В свое время Сталин изобрел трудодень - гениальное приспособление для сдирания шкуры с колхозного крестьянства при полном соблюдении социалистического принципа "каждому по труду". Ваучер Чубайса, сделавший всех на минуту кандидатами в собственники и таким способом навсегда отгородивший подавляющее большинство населения от собственности, достоин стать рядом с этим великим творением административного ума. И как сталинское государство вполне выразило себя в этом изобретении, так новая российская государственность одной лишь "народной приватизацией" сказала о себе все, что о ней следует знать (подробнее - "Новое время", 1994, NN 20 и 21).
РУБЕЖ
Нужно ли, однако, понимать дело так, что приватизация в России все же состоялась, только под видом "народной" прошла совсем другая - номенклатурная?
Нет, и такая трактовка неверна. "Приватизированные" предприятия, за единичными исключениями, не стали частными: по любому из вариантов "приватизации" большая или меньшая, но всегда очень существенная часть акций остается в руках государства. Частный бизнес по-прежнему сосредоточен почти исключительно в торгово-посреднической и кредитно-финансовой сферах и не выказывает стремления распространиться на производство. Так что никакой приватизации, ни массовой, ни кастовой, наша ваучеризация не означала. Зато в трансформации номенклатурной собственности ее роль весьма значительна. Если до сих пор номенклатурная собственность выступала преимущественно в обличье государственной, то теперь она чаще всего существует в смешанных, полугосударственных формах (АО, концерн, холдинг), наилучшим образом приспособленных к тому, чтобы процесс ее превращения в личную собственность номенклатуры мог протекать без малейших помех.
Благодаря искусно проведенной трансформации теневая, анонимная собственность советского правящего слоя не только не пропала для нынешней российской номенклатуры, но и стала для нее намного более продуктивной. А поскольку характер собственности - основа экономического уклада, то 30 июня 1994 года можно считать днем рождения нового строя, который в общих чертах уже успел сформироваться в России. Этот строй мы с Григорием Водолазовым называем НОМЕНКЛАТУРНЫМ КАПИТАЛИЗМОМ.
СТУПЕНЬ ИЛИ БАРЬЕР?
Однако если реальная приватизация пока не состоялась, то, может быть, она нам предстоит? Пусть не в "народном" варианте, которого власть имущие не хотят и не допустят, но разве не напрашивается следующий шаг - превращение номенклатурной собственности из двойственной, корпоративно-индивидуальной в полную частную собственность своих нынешних владельцев? И разве не о стремлении сделать такой шаг свидетельствует объявление "второго этапа приватизации", в котором будут участвовать, как нас предупредили, только "реальные инвесторы", то есть богатые люди, иначе говоря - тот же правящий слой?
Мне кажется, подобное развитие событий в обозримом будущем маловероятно. Вспомним, прежде всего, состояние нашей промышленности. За редким исключением, это предприятия с устаревшим и изношенным оборудованием, с малоэффективной технологией, то есть неконкурентоспособные в условиях свободного рынка. Без бюджетной подпитки и страховки большинству их просто не выжить. Для директора такого госпредприятия (а "приватизированного" тем более, ведь на нем еще висят обязательства перед акционерами) полная собственность означала бы скорое и верное банкротство. Зачем же он станет рыть себе могилу?
Впрочем, если бы даже нашлось достаточно много директоров, которые возжелали бы полной приватизации вверенных им заводов и фабрик, можно не сомневаться, что все остальные группы правящего слоя сказали бы им твердое "нет".
Какие бы превращения ни происходили с номенклатурной собственностью, в ее основе по-прежнему лежит корпоративный принцип, который звучит сегодня примерно так: пользуйся, как умеешь, предоставленными возможностями, но давай жить и другим. Ты директор? Прекрасно, значит, ты имеешь право на свой кусок пирога. Но имей в виду, что такое же право есть и у чиновника, и у депутата, и у генерала. Если твой завод станет частным, он выпадет из общего массива номенклатурной собственности и тем самым уменьшит этот массив, за счет которого живут перечисленные господа. А если твоему примеру последуют многие? Тогда вся система номенклатурного распределения рассыплется в прах. К тому же и самих чиновников при господстве частного сектора потребуется гораздо меньше, а функции оставшихся окажутся намного скромнее. Как же прикажешь им относиться к твоим приватизаторским намерениям? Да они лягут костьми, но не допустят настоящей, не бутафорской приватизации!
И еще. Переход предприятий в частную собственность их нынешних полувладельцев или каких-то третьих лиц означал бы полный и окончательный раздел номенклатурной собственности, поделенной пока лишь отчасти и условно. Но как, по какому принципу мог быть проведен этот окончательный раздел, чтобы все участники остались относительно удовлетворены и не принялись убивать друг друга, а заодно и нас с вами? Неразрешимая задача.
Словом, стоит поставить вопрос о реальной приватизации в интересах вроде бы самой номенклатуры, как она же первая и встанет на дыбы!
Но отсюда следует, что процесс трансформации номенклатурной собственности на сей раз, похоже, действительно завершился. И пока на арену не выйдут новые общественные силы, перспектив дальнейшего развития у нее нет. Более того, состоявшаяся псевдоприватизация закономерно превратилась в барьер на пути развития частной собственности, а значит, и формирования у нас настоящего, не "номенклатурного" капитализма.
