Пускай ты умер!.. Но в песне смелых
и сильных духом всегда ты будешь
живым примером, призывом гордым
к свободе, к свету!
М.Горький
20 сентября 2000 г. от сердечной недостаточности скоропостижно скончался второй космонавт планеты Земля, Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР, депутат Государственной Думы, генерал-полковник запаса Герман Степанович Титов.
Г.С.Титов родился 11 сентября 1935 г. в селе Верхнее Жилино Косихинского района на Алтае в семье сельского учителя. Среднее образование получил в Налобихинской средней школе. На приписной комиссии он изъявил желание стать летчиком.
Интересно, что на это решение не столько повлияла детская мечта о небе, сколько встреча с военным летчиком, посетившим незадолго до этого школу, - уж больно форма у него была красивая. Случайность? Да... Тем не менее Герман Титов успешно закончил 9-ю Военную авиационную школу первоначального обучения летчиков в Кустанае и Сталинградское Военное авиационное училище летчиков им.
Краснознаменного сталинградского пролетариата, которое в то время находилось в эвакуации в Новосибирске. Причем закончил с отличием, несмотря на то что его чуть не выгнали с последнего курса за "самоволку"... Герман Титов с удовольствием вспоминал то время: "Ведь мы тогда были совсем мальчишками и всего хотелось...>>. В школе и училище он освоил пилотирование самолетов Як- 11 и Як-18, а также реактивные УТИ МиГ-15 и МиГ-15бис и продолжил летать на этих самолетах в 26-м Гвардейском истребительном авиаполку 41-й истребительной авиадивизии 76-й воздушной армии, который базировался в пос.Сиверская Ленинградской области.
В эти годы у Германа Титова возникло совершенно особое чувство к городу Пушкина и Петра. С детства он увлекался стихами А.С.Пушкина, мог часами читать их наизусть. Теперь можно было воочию увидеть все то, что создал Петр и о чем писал любимый поэт, пройтись по набережным, посмотреть сокровища Эрмитажа. Да мало ли в Ленинграде достопримечательностей! И Герман старался не упустить представившуюся возможность.
А через два с половиной года Г.С.Титов был зачислен в первый отряд космонавтов. И опять вмешался случай. Как вспоминал Герман Степанович, приехала в полк какая-то комиссия и, после рассмотрения множества личных дел, пригласила нескольких летчиков на собеседование. Ему предложили летать на новой технике, а на какой - не сказали. Он согласился. Вскоре вызвали в Москву для медицинского обследования. Многих отсеяли, но Титов прошел. Здесь он понял, что дело серьезное и летать придется на ракетах, а не на самолетах, и задумался... Взял, как сейчас говорят, тайм-аут. Вернулся в полк, оформил отпуск, съездил на родину. По прошествии почти двух месяцев он вернулся в Сиверское - а полка нет... Передислоцировался за границу, а на счет его судьбы распоряжений никаких не осталось...
Тогда Герман вспомнил о предложении, которое получил в Москве, позвонил по известному только ему телефону - и вскоре получил вызов. Это был март 1960 г. А через год он уже входил в число шести счастливцев, претендовавших на первый в мире полет человека в космос. Тогда предпочтение было отдано Юрию Гагарину, а Титов стал его дублером. Многие думали, что его специально не пустили в первый, более простой, полет, приберегая для второго, более сложного и продолжительного. Возможно, так оно и было.
6 августа 1961 г. Герман Титов стартовал в космос на корабле "Восток-2", став вторым космонавтом планеты Земля. Не все было просто в полете. На первом и втором витках в сеансах связи Герман Титов эмоционально делился впечатлениями от увиденного, бодро докладывал о системах корабля и самочувствии. На следующих витках эмоции в его словах пропали. На вопросы "Зари" (позывной ЦУПа) следовали односложные ответы. Специалисты на Земле забеспокоились. На связь с "Орлом" (позывной Титова") вышел будущий космонавт Павел Попович. "Ну как?" - спросил он. "Хреново", - со всей искренностью ответил Титов и поделился с другом своими ощущениями. Павел порекомендовал Герману, конечно, со слов врачей, привязаться к креслу (а космонавт, в соответствии с программой полета, совершал свободные перемещения в кабине корабля), не смотреть на Землю и попытаться подремать. Лишившись внешних раздражителей, Титов быстро пришел в норму.
Таким образом, впервые в космическом полете дала о себе знать болезнь укачивания. Специалисты поняли всю важность устойчивости вестибулярного аппарата и в дальнейшем внесли существенные изменения в методики тренировок. Несмотря на некомфортное самочувствие, Герман Титов стал первым в мире космическим фотографом. Его снимки Земли из космоса были опубликованы во всех газетах.
Выдающийся подвиг Германа Титова был по достоинству оценен в Советском Союзе и во многих государствах мира. Ему было присвоено высокое звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда". Он стал Героем Труда Демократической Республики Вьетнам, Героем Социалистического Труда Народной Республики Болгарии, Героем Монгольской Народной Республики, получил высшую награду Германской Демократической Республики - орден Карла Маркса. Своими орденами его наградили также Индонезия, Югославия, Румыния, Конго, Сирия.
Закончив с дружественными послеполетными визитами, Герман Титов целиком посвятил себя учебе в Военно-воздушной инженерной академии им.Н.Е.Жуковского. В 1968 г. он с успехом защитил диплом и получил квалификацию "летчик-космонавт-инженер". Одновременно, находясь в отряде космонавтов, он готовился по программе "Спираль" (пилотируемый многоразовый крылатый космический аппарат). В рамках этой подготовки Титов прошел курс обучения в ГКНИИ ВВС и в 1967 г. стал летчиком-испытателем 3-го класса.
В 1970 г. Г.Титов ушел из отряда космонавтов и поступил в Военную академию Генерального штаба. Когда учеба в Академии близилась к завершению, начальник Главного управления космических средств МО А.Карась пригласил его в Управление. После окончания академии Герман Степанович перешел из ВВС в УНКС и следующие 19 лет занимал должности от заместителя начальника 153-го Центра управления КА военного назначения до первого заместителя УНКС (бывшее ГУКОС). На протяжении этого времени Г.Титов входил в ряд государственных комиссий по летно-конструкторским испытаниям космической техники военного назначения в должности заместителя председателя и председателя. Под его руководством принимались в эксплуатацию пилотируемый КК 7К-С (ставший в дальнейшем "Союзом Т"), ОПС "Алмаз", ракета-носитель "Зенит". Именно ему пришлось принимать нелегкое решение о досрочном возвращении экипажа "Салюта-5" (Б.Волынов и В.Жолобов). В 1991 г. Титов ушел в запас в звании генерал-полковника.
Несколько лет он занимался общественно-коммерческой деятельностью, был президентом Международного научно-технического центра по космонавтике и электронике "Космофлот", заместителем председателя совета Российского центра конверсии аэрокосмического комплекса.
В 1995 г. Г.Титов как независимый кандидат был избран в Государственную Думу РФ. С тех пор он работал в высшем государственном органе нашей страны в комиссии по конверсии и наукоемким технологиям и в коммунистической фракции. Одновременно Герман Степанович вел большую общественную работу, возглавляя Федерацию космонавтики России и работая в редакционном совете нашего журнала.
Родина по достоинству оценила труд Германа Степановича Титова. Он награжден двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденом Трудового Красного Знамени, орденом "За заслуги перед Отечеством" III степени и многими медалями. Он был лауреатом Ленинской и Ломоносовской премий. Девять стран мира удостоили его своими наградами. Его именем названы кратер на Луне, подводная гора в Тихом океане и остров у берегов Вьетнама. Герман Титов являлся почетным гражданином 11 городов.
На протяжении тридцати девяти лет Титов остается самым молодым человеком нашей планеты, побывавшим в космосе. Мечтал он стать и самым пожилым космонавтом и готов был для этого ждать 15 лет. Но не все мечты сбываются... В период расцвета творческих сил и активного труда на благо Родины оборвалась жизнь второго космонавта планеты.
Все, кто знал Германа Титова, навсегда сохранят в своих сердцах память о нем как о замечательном, душевном человеке, внимательном товарище и хорошем семьянине. Его отличали беззаветная преданность Родине и верность воинскому долгу. Трагическая кончина Германа Степановича глубокой скорбью отозвалась в сердцах миллионов россиян и жителей всего земного шара.
Редакция журнала выражает искренние соболезнования семье и близким Германа Степановича. Светлая память о выдающемся сыне российского народа, одном из первых покорителей космоса навсегда сохранится в наших сердцах и в истории мировой космонавтики.
Прощание с Германом Степановичем Титовым состоялось 25 сентября в Культурном центре Вооруженных Сил России имени М.В.Фрунзе. В тот же день он был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Ниже мы публикуем отрывки из интервью Германа Степановича Титова, которое он дал В.Полетаевой
Первый отряд
История создания нашего отряда очень быстро обросла легендами еще в шестидесятые годы. Например, одна из легенд - что мы писали какие-то рапорта, чтобы нас послали в космос. Наверное, казалось, что так красивее получится - какой-то наш высокий душевный порыв... Но я никаких рапортов не писал. Да и никто, по-моему, из нашего отряда не писал.
Все было очень буднично. Я служил в Сиверской, в Ленинградской области. Однажды иду пешочком на полеты, а от штаба до аэродрома было довольно далеко, меня догоняет "газик" - и зам. командира полка подполковник Подосинов Николай Степанович говорит: "Титов, зайди ко мне в кабинет, там с тобой разговаривать будут". Сам он поехал на аэродром, а я пошел назад в штаб. Иду и думаю: вроде бы ни в чем серьезном я не провинился. Тогда почему какие-то люди "сверху" мной интересуются? Зашел в кабинет, вижу: сидят военные врачи - подполковники, полковники. "Что же такое, - думаю, - неужели списывать собрались?"
Стали задавать вопросы: "Как ваши дела, как ваше самочувствие?". Я говорю: "Вот сидит врач полка, спросите у него, он знает". В самом деле - каждый день перед полетами нам мерили обязательно температуру, давление. Профилактические осмотры постоянно. Раз в год - летная комиссия. Все в моих медицинских документах отражено. О чем я им могу еще сказать?
Потом спрашивают: "А как вы летаете?" - "Есть, - говорю, - мой непосредственный командир, командир звена, - спросите у него, как я летаю". И опять ничего не могу понять: что же я сам-то про себя могу сказать, хорошо я летаю или не очень?
Следующий вопрос задают: "А хотели бы вы летать на новых типах самолетов?". Отвечаю: "А какой летчик не хочет? Конечно, хотелось бы". Здесь я должен пояснить. Авиационное училище я заканчивал в 1957 г. на реактивных самолетах, а тут уже сверхзвуковые пошли. Конечно, интересно было бы самому узнать в полете, что это такое.
"Ну, а на ракетах хотелось бы полетать?" - спрашивают. Говорю: "Это вообще-то любопытно - на ракетах". - "А на спутниках?" - продолжают интересоваться. "Тут, - говорю, - надо подумать, ничего пока сказать не могу".
Почему я сразу не ответил "да"? Потому что у меня летная судьба складывалась достаточно благополучно. В свой полк я пришел в 1957 г. и за два года службы был дважды награжден Почетной грамотой Ленинградского обкома комсомола. Два раза давал интервью - как летчик и как старший летчик - когда в полк приезжали корреспонденты "Ленинградской смены". Почему-то замполит именно меня подсовывал говорить с ними... Летом 1959 г. я как раз почти полностью выполнил летную программу по второму классу. К тому же мы с Тамарой только что поженились и нам выделили одиннадцатиметровую комнату. Поэтому никаких проблем вроде бы и не было. И куда-то сейчас метаться, летать на каких-то спутниках? Словом, от решительного ответа комиссии я уклонился.
Они говорят: "Хорошо, подумайте. Понадобитесь - мы вас вызовем. Никому не говорите, что мы вас вызывали и о чем мы с вами беседовали". Я ушел, на том все и закончилось.
Но в душу этот разговор запал. Летать на спутниках... Ведь еще двух лет не прошло, как был запущен самый первый спутник; все это было на памяти - и наш восторг, и тот ажиотаж, который был тогда во всем мире. Пошел в нашу библиотеку - а я там был завсегдатаем, потому что вел политзанятия с солдатами и готовился к ним всегда очень серьезно. Пересказывать то, что написано в учебнике, я не любил, а всегда читал все рекомендованные работы Ленина, Маркса... И вот нашел в библиотеке книги Циолковского - "Вне Земли", "Грезы о Земле и небе". Прочитал. Интересно показалось. К тому же Лайка на спутнике уже летала. Конечно, ясно было, что полет человека - это совсем иное. Но если серьезные люди из Москвы говорят о возможности такого полета, значит, он вполне реален?
Москвичи приезжали к нам где-то в конце сентября. Вскоре я уехал в отпуск и в полк вернулся, насколько помню, числа 19-го декабря. А полка уже нет! Половину состава перевели служить в Германию, половину - в Польшу. А нас, двух человек, Леву Григорьева и меня, оставили в дивизии и перевели в соседний полк, в Прибылово, на Карельском перешейке. И мне, честно говоря, так обидно стало! Что такое поехать служить за границу для молодого парня - это же понимать надо! Ну, думаю, раз так - все равно уйду отсюда куда-нибудь. Спрашиваю в штабе: "Мне вызов из Москвы был?". - "Был, - отвечают, - но ты же в отпуск уехал, мы отправили его назад". А нашего полкового врача уже перевели в Пушкин; я поехал туда, разыскал его, нашел вызов - и в самом конце декабря примчался в Москву.
Приехал на Лучевую посеку в Сокольниках, нашел наш авиационный госпиталь. Полковник Евгений Алексеевич Федоров, мой ведущий врач, вышел ко мне в приемный покой, поздоровался, спрашивает: "Ты чего так долго не приезжал?". - "Я в отпуске был", - отвечаю. - "А сейчас чего приехал? Ты дурной, что ли? Новый год наступает. Пока будут провожать старый, встречать новый - никто тобой заниматься не будет. И будешь ты тут валяться...>>. Я подумал, говорю: "У жены день рождения 25 декабря". - "Вот давай, поздравляй жену, встречай новый год, а после нового года приезжай".
Вернулся восвояси - а полка-то уже нет, и мы с Тамарой, можно сказать, бездомные. Комнату в Сиверской сдали. Правда, в Прибылово уже успели такую же одиннадцатиметровку получить и даже новые обои там наклеили. Но жене надо было еще оформлять пропуск в Прибылово, там же пограничная зона. И Тамара поэтому пока жила у сестры в Пушкине. Там мы и встречали новый, 1960-й год.
2 января я снова заявился в Москву. Прошел комиссию. А утверждать ее решение должна была высшая врачебная комиссия, которую возглавлял начмед Вооруженных Сил. Но такая высокая комиссия не каждый же день собирается! У всех больших медицинских начальников своя ответственная работа, свои дела. А я-то уже неделю по госпиталю хожу, дурака валяю, уехать в полк не могу - жду их окончательного решения! Не выдержал, пошел к Евгению Алексеевичу: "Слушай, мне же летать надо! Я ушел в отпуск в ноябре, а сейчас уже февраль. Четыре месяца не летаю - что же это такое?". Он меня уговорил потерпеть. Я терпел еще неделю. Потом опять прихожу к нему: "Знаешь, идите вы со своим космосом куда подальше, я так больше не могу, мне летать надо. Подхожу вам - значит, подхожу. Не подхожу - давайте мне мои бумаги и я уеду". Он, конечно, был очень мудрый, житейски опытный человек, снова меня уговорил, убедил. Наконец комиссия собралась, приняла решение... Поэтому никакой особой романтики в том, как я пришел в отряд космонавтов, не было!
Хотя, конечно, когда проходили комиссию и поняли, в каком деле нам предстоит участвовать - слетать на спутнике! - мы все загорелись этой идеей. Молодые ведь все ребята, 24-25 лет, как могло быть иначе? "Глаза полны решимости, в голове ни одной мысли", - есть у летчиков такая шутка. Конечно, все, кто попал в отряд, хотели лететь первыми - что, мы туда пришли в очереди что ли стоять? Был бы один двадцатиместный корабль - все бы двадцать человек сразу и полетели! Была бы возможность сразу запустить двадцать одноместных кораблей - каждый был готов в полет! Такой вот был настрой...
Думаю, Сергей Павлович Королев неслучайно решил, что в состав первого отряда должны войти молодые летчики. Насколько я знаю, он с самого начала предполагал, что мы все не по одному разу слетаем. И потом часто говорил нам: "Обживайте корабль, давайте замечания. Вам работать, вам летать".
И у нас, конечно, были собственные планы - и какие! Сидели мы как-то с ребятами - уже после того, как Юрий Гагарин слетал, - и думали, как мы свою профессиональную жизнь закончим. Мы же понимали - летчик, реактивщик, высотник - это профессия молодых, в среднем в сорок лет с этой работы списывают. Вот мы сидели и думали: наверное, и нас после сорока спишут. Но космонавтика в те годы развивалась очень быстро, и мы были уверены, что на Марс мы все-таки слетать успеем. Вот такая была мечта... О Луне мы даже речи не вели, мы ее оставили уже где-то там, само собой было понятно, что Луну к тому времени люди обживут. А к середине семидесятых годов мы обязательно должны быть на Марсе! И только после этого уйти с летной работы...
Гагарин
В 1961 г. их окрестили - "звездные братья". На бумаге невозможно передать интонацию, с которой Герман Степанович Титов говорил о Гагарине. Мне показалось, что всю свою жизнь после 1968 г. он проживал за двоих - за себя и за Юрия...
Мы же были влюблены в свою профессию, мы рвались летать! Вот постоянно приходится слышать: зачем Юрию Гагарину разрешили летать? Я не знаю, может быть, действительно по отношению к первому космонавту планеты и надо было так поступить - запретить ему летать. А Юру-то при этом кто-то спрашивал? А Юре-то как дальше жить? Что - слетал, сделал один виток и все? Друзья по отряду готовятся к новым полетам, и полеты эти более интересные, более сложные. А он что - должен был просто так сидеть и смотреть? Он же был не только летчик и не только космонавт, но и заместитель начальника Центра подготовки космонавтов как раз по летной подготовке! И должен был рассказывать тем, кто готовился к новым полетам, теорию вопроса, что ли? Согласитесь, никакой авторитет, никакие награды здесь не помогли бы. "А сам-то ты что можешь сегодня? Летаешь или уже разучился?" - на эти вопросы каждый из нас отвечал после полета самому себе.
"Спираль"
Мы все учились в Военно-воздушной инженерной академии им. Жуковского. Кроме того, я, например, начиная с 1964 г., летал как летчик-испытатель, переучился в Липецке на сверхзвуковые. А в 1967 г. летал во Владимировке практически на всех тогдашних истребителях. Потом была создана специальная группа, которая работала по проекту "Спираль". Туда входили еще Анатолий Филипченко, который участвовал потом в программе "Союз-Аполлон", и Анатолий Куклин. Сначала нас было трое, потом создали отдел и меня утвердили начальником отдела. И тогда я набрал группу молодых летчиков - Кизим, Ляхов, Малышев, Петрушенко, Романенко, Джанибеков...
Проект "Спираль" разрабатывался в КБ Артема Ивановича Микояна. Идея была проста: спускаемый аппарат при возвращении из космоса должен опускаться на Землю не на парашюте, а на крылышках, как самолет. С использованием аэродинамических качеств. Просто? На первый взгляд, да. Но было очень много совершенно неисследованных проблем. К примеру, на сверхзвуке к тому времени уже летали. А на гиперзвуке - еще нет. А тут от космических скоростей - к посадочным скоростям. И при этом наш самолет должен был быть устойчивым и управляемым на всем этом огромном диапазоне скоростей. Температурные нагревы и теплозащита, нагрузки, двигатели - все это предстояло изучать на новом спускаемом аппарате. Их называли по-разному: "ракетопланы", "орбитальные самолеты", потом "многоразовые корабли"... А мы называли наш самолетик - "Лапоток". Его небольшие крылышки могли поворачиваться в зависимости от скорости. Если нужно было маневрировать, то одно крыло поднималось, другое убиралось... Мне очень понравилась эта идея: чтобы космический корабль приземлялся не на парашюте, а по-нашему, по-самолетному...
Конечно, у "крылышек" были и противники: "Зачем крылья космическому аппарату? Ведь у десантников даже танки опускаются на землю на парашютах! Можно создать и для космонавтов спускаемую капсулу больших размеров и на парашютах ее спустить. Ведь и термодинамика, и аэродинамика для "шарика" испытаны". Сторонники "крылышек" говорили, что у спускаемого аппарата появляется возможность маневрировать - когда ты входишь в плотные слои атмосферы, начинают действовать законы аэродинамики, и крылья, корпус начинают нести твой аппарат. Ты можешь сделать поворот, достаточно большой боковой маневр, чтобы выйти на посадочную полосу. Можно "нырнуть" в атмосферу и второй раз пройти в поисках места посадки. Я не говорю уже о том, что была возможность и предотвращения аварийных ситуаций при посадке - ведь не всегда по трассе мог быть аэродром... К тому же не надо забывать, что над этим проектом мы работали в годы "холодной войны" и такой фактор, как доразведка цели с борта "Спирали", тоже имел немалое значение.
К середине 60-х годов в КБ Микояна уже сделали большое количество продувок, и завод в Дубне уже начал делать летные экспериментальные образцы, которые предстояло сбрасывать с самолета. "Лапоток" подвешивался под стратегический бомбардировщик Ту-95 и с определенной высоты сбрасывался - так шла проверка его посадочных дозвуковых характеристик. Потом на него должны были поставить ракетные движки, сбросить, разогнаться до сверхзвука и опять вернуться на посадочные скорости. И в 1967 г. я, уже как летчик-испытатель этого орбитального самолета, приезжал на авиационный завод в Куйбышеве, где дорабатывали Ту-95 для бросковых испытаний "Лапотка". Когда самолет поднимался, пилот орбитального корабля сидел в кабине с летчиками для обеспечения мер безопасности. А потом он проползал по каналу и занимал место за штурвалом экспериментальной машины. Всего у нас было сделано шесть сбросов и шесть посадок с Ту-95 во Владимировке. Для этих испытаний там сделали специальную грунтовую полосу 20 километров длиной. Тем более что у этой модели, у "Спирали", были не колеса, а "тарелки" - самолет садился на них и как бы скользил. А потом, в марте 1968 г. погиб Юрий Гагарин - и мне не то чтобы запретили работать испытателем, но как-то так... Никто не запрещал и никто не разрешал летать. Так я ушел из этого проекта.
Что касается дальнейшей судьбы "Спирали" - в конце шестидесятых годов было необходимо переходить уже от экспериментальных работ, которые были проделаны в КБ А.И. Микояна, к опытно-конструкторским. Заказчиком должно было стать Министерство обороны, ему предстояло платить деньги. И якобы тогдашний министр обороны написал резолюцию (я ее, правда, своими глазами не видел), что этот проект - фантастика. А Сергей Александрович Афанасьев, когда документ визировал, собственноручно написал, что разработку "Спирали" предусмотреть как средство обеспечения работы орбитальных станций.
Конечно, Артем Иванович Микоян совсем не вовремя умер. Я уверен: если бы он был жив, то сумел бы приложить максимум усилий, чтобы эта тема нашла развитие именно тогда, в конце шестидесятых годов.
Об этой разработке вспомнили лет пятнадцать спустя, когда шли работы над "Бураном" и возникли вопросы натурной аэродинамики, тепловых нагрузок и т.д. Изготовили автоматические модели в треть величины "Спирали", так же сбрасывали ее - сначала с самолета, потом на высоте четырех километров открывался парашют, тогда еще не была отработана система автоматической посадки. Я руководил этими работами, запусками, возглавлял комиссию по результатам экспериментов. Потом был "гагаринский полет" - один виток. Модель запускали на ракете, она выходила на орбиту, делала один виток, потом входила "животом" с углом атаки 60° и постепенно переходила на планирующий полет, проходя при этом весь диапазон температурных, аэродинамических, прочих нагрузок. И на высоте в четыре километра летела на парашюте. Между прочим, на втором полете американцы нас сфотографировали из космоса, когда наша модель села в Индийском океане и мы поднимали ее на борт нашего поискового корабля. На первом полете они промазали. А второй полет отследили. Они тогда уже в полную силу работали над шаттлом. И по фотографиям они сделали модель, продули ее в Ливерморской лаборатории и получили аэродинамические характеристики лучше, чем у шаттла, - у них шаттл другой конфигурации... А это наша разработка начала шестидесятых годов.
В августе этого года [1999] на Международном авиакосмическом салоне МАКС-99 в Жуковском журналисты поинтересовались у меня, как мне нравятся новые разработки. А я, в свою очередь, поинтересовался у них, много ли новых разработок они там увидели. Ведь пока в основном за новинки выдается то, что было сделано при нас! Да, что-то новое появилось в ракетном двигателестроении. Но ведь и это было заложено много лет назад, в фундаментальных исследованиях Академии наук СССР! Сейчас мы движемся по инерции того, что набрали двадцать, тридцать лет назад. Пусть это время назвали потом застойным - но в науке-то нашей, в космонавтике нашей застоя не было!
Наше поколение сделало великое дело - и нам сегодня можно с гордостью оглянуться на наши лучшие годы. Благополучие страны, безопасность страны, грамотные люди, высокая национальная культура - это был вклад нашего поколения в историю ХХ века. Энтузиазм, трудовой героизм, патриотизм - для нашего поколения это были не просто звонкие слова. И я уверен, что наши дети и внуки эти свойства души нашего народа не утратят. И былая космическая слава нашей страны возродится!
