Маркиз Астольф де Кюстин
Почта духов, или Россия в 2007 году
Переложение на отечественный Сергея Есина
Лучшее и счастливейшее время для писателя - когда он перестает писать. Исчезают все заботы по расстановке мыслей и порядка слов. Мысль ведь тоже не высиживается на одном месте. Не без напряжения высекается она из противопоставления фактов. Я, например, раньше писал ночами. Днем свежие впечатления и осмотр достопримечательных мест. Светские беседы и разговоры, где узнаешь много нового. Записывать надо сейчас же, потому что даже через небольшой промежуток времени все упрощается и впечатления бледнеют. Для того чтобы быть писателем - здоровье надо иметь крепкое. Но вот когда не пишешь - жизнь приобретает свою подлинную сочность. Это как после болезни: уходят напасти, сознание освобождается от выдуманных или реально подмеченных, а потом и извлеченных из жизни фантомов - и мир, где ты становишься не соглядатаем, а мирным жителем, немедленно расцветает и приобретает волнующие краски. Чем, спрашивается, в это время заниматься? Можно, конечно, перетирать собственные воспоминания, а можно, совершенно бескорыстно - не имея никаких стремлений, пользоваться наивностью собеседника и что-либо выведывать, с тем чтобы потом вставить оброненное в разговоре в собственную книгу - просто беседовать и получать от такой беседы наслаждение. В мое время это называлось искусством беседы, в нынешнее время совершенно утраченное. Как у меня на родине во, Франции, так и в России уже тем более. Люди лишь перекликаются и стараются выведать друг у друга, где можно что-либо купить подешевле или украсть.
Не скучна ли мне такая "облегченная" жизнь, без действий и материализованных желаний? О нет, с мая 1857 года, когда последний вздох был извержен моим бренным, закончившим земное существование телом, я не перестаю наслаждаться своим новым состоянием. Не надо думать, что только жизнь прекрасна. В смерти, в скругленности ее желаний тоже есть свои преимущества. Только она делает человека по-настоящему свободным. Смерть прекрасна, потому что не материальна. Дух-то не умирает, он по-прежнему парит. Что кости, пусть они продолжают гнить в своих сырых или комфортабельных склепах. Могила с камнем на ней лишь условная географическая привязка, место, где можно обозначить эпитафию, вехи жизни покойного и дату его благословенной смерти. Многие думают, что покойный стережет это место и постоянно прислушивается, не зазвучат ли знакомые шаги, не придет ли возлюбленная или родственник. Родственник интересуется только наследством, возлюбленная уже сменила караул. В могиле- пусто, а дух-то движется, витает и ведет напряженную жизнь.
Все начинается сразу, как только легким парком, свободной птицей душа воспаряет над телом. Лично я думаю, исходя из опытов физики моего времени, что из глубин вырывается определенный разряд, тугая спираль электрических волн. Забегая вперед, скажу: разве волнам нужен какой-то язык и привязка к месту или пространству? И волна с волною говорит... У души начинается самое увлекательное приключение ее жизни, не кончающееся никогда. Все, правда, зависит от того, чем она жила, о чем думала и мечтала на земле.
Моя душа сразу столкнулась с людьми, мне интересными. Первым делом я, конечно, встретился со своими родителями, бабушкой и дедушкой, о которых русские читатели уже знают по моей знаменитой книге "Россия в 1839 году". Я сделал это в ней, то есть рассказал о своих родственниках, сознательно. Читатель должен знать, с кем он разговаривает и кому доверяется. Россию тоже упоминаю здесь не из хвастовства. Да и что мне хвастать, я написал не одну книжку про самые разные страны. Книга о России оказалась самой знаменитой, ее сразу же перевели на многие языки. Все у писателя не случайно, и здесь, как читатель, наверное, догадался, в этой моей новейшей книге, речь тоже пойдет о России. И пожалуйста, не поднимайте удивленно брови, уважаемые читатели и читательницы, все в дальнейшем будет объяснено.
Как известно, я принадлежал к аристократическому роду. Но к чему пересказывать свое генеалогическое древо? Из многочисленных эпизодов жизни последних Кюстинов, которые были военными, дипломатами, слугами королю и отечества, приведу лишь один пример - это смерть моего деда генерала Кюстина на эшафоте. Моей матери, его снохе, удалось получить с ним свидание накануне казни. К ее удивлению, оно состоялось не в мрачной камере Консьержери - старой, королевской еще тюрьмы, находящейся на другом берегу Сены, почти напротив Лувра, - а в некой уютной комнате. Дед так объяснил эту метаморфозу: "Меня переселили сюда на одну ночь, чтобы поместить на мое место королеву: ведь моя камера самая скверная во всей тюрьме".
Сейчас замок Консьержери превращен в музей и здесь показывают "камеру королевы" и комнату ее охраны, обязанной не спускать с нее глаз, даже когда королева выполняла какие-то интимные процедуры. Дед говорил, что дочь Марии Терезии всегда была надменна со знатью и приветлива с челядью. Ну, чем челядь ей отплатила? Но какова эта поразительная встреча придворного с повелительницей у подножья эшафота!
Мой отец был невысокого роста и хрупок от природы, он тоже не прошел мимо Консьержери и, как и его отец, проявил себя, несмотря на свою субтильность, человеком мужества и чести. Конечно, он мог бы и спастись, останься он при прусском дворе, где занимал пост французского посланника, но он не счел для себя возможным растительное существование эмигранта и вернулся на родину. Подобные эпизоды случались и в новейшей истории России: вернулся эмигрант на родину, а его цап-царап - и водворили в лагерь! В моей семье сохранилась история поразительного самопожертвования моей матушки, которая организовала целый заговор, чтобы вызволить отца из узилища пред самой казнью. Но, когда все было готово, отец наотрез отказался от предложенного плана, потому что это могло навлечь гибель на его близких. В нашей семье все построено на совпадениях. Именно накануне планируемого побега отца Конвент опубликовал декрет, осуждающий на смертную казнь каждого, кто поможет бежать государственному преступнику.
Целая легенда возникла и вокруг бедствий моей матушки. Желающих ознакомиться с нею я отправляю к своей предыдущей "русской" книге. Здесь столько счастливых случайностей и удивительных совпадений, но даже в моем изложении, человека знакомого с деталями, это выглядело несколько натянутым. Сегодняшние русские, представляющие то искусство, которое было изобретено уже после моей смерти, могли бы сделать из этого материала телевизионный сериал. Но обо всем этом позже.
Благодаря этим совпадениям, матушка была спасена. Тюрьма? А почему ее, аристократку, она должна была миновать в те годы? Счастливым было и спасение меня, оставленного на руках преданной служанки Нанетты, потому что, как у русских в 1937 году, "вся моя семья сидела". В тюрьме матушка - тюрьмы тогда тоже были другие - встретилась с весьма достойными дамами, звучные фамилии которых олицетворяли королевскую Францию. Как все же похожи времена! Но самое поразительное - это знакомство в тюрьме с госпожой де Богарне, прославившейся впоследствии под именем императрицы Жозефины, супруги императора Наполеона Первого. Матушка и госпожа Богарне жили в одной комнате и по очереди прислуживали друг другу.
Итак, через некоторое время после своей смерти, когда душа наконец-то обрела подлинную свободу, я встретился со своими родными. Не следует думать, что здесь были объятия, совместная трапеза и расспросы. Смешно даже представить, как обнимаются тени, погромыхивая мослами и не опасаясь проникнуть сквозь друг друга. Родственники, вернее, их души, как нарождающуюся матку пчелы, окружают только что выкуклившуюся из земной юдоли душу, готовые прийти на помощь, указать путь следования и ориентиры. Вот тут и происходит семейный контакт и познавание. Все по-другому, чем на земле, без сантиментов. Некое обжигающее касание двух или нескольких электрических сгустков, похожих на шаровые молнии. Будто прочерк спички в ночи - и все уже известно, ты снабжен и знанием, и родственным теплом.
Все, в общем, живут по-старому, в своем мире и своих желаниях, без какого бы то ни было стремления выскользнуть из своего исторического времени и среды. Дедушка по-прежнему готов служить отечеству, батюшка рассказывает о своих дипломатических депешах из Пруссии, матушка - о том, как во время обыска зашвырнула пачку важных документов, компрометировавших ее в глазах революционных булочников, под диван и как, обшарив весь дом, революционеры так и не догадались заглянуть туда.
Отсутствие земного, бытового любопытства - это одно из свойства загробного мира. Обычно каждая душа не хочет существовать в своей собственной исторической ауре. Что там случится, через сто лет после смерти, тоже никого не интересует. Зато все начинают внимательно рассматривать прошлое. Во-первых, у каждой души есть лакуны в историческом образовании, которые хочется заполнить. Во-вторых, прошлое - это поле наших ошибок, и каждый хотел бы добраться до трагического поворота своей судьбы. Да и вообще, души - все жители прошлого, а не будущего. Это у живых нет ни прошлого, ни будущего - существенен только миг настоящего, а у мертвых все отлилось в зафиксированные и строгие формы. Вот что интересно исследовать.
После счастливой встречи с родными надо было определиться, чем я стану заниматься. Можно было остаться в собственном семейном кругу, но тогда жизнь - как в провинции! Один и тот же салон, одни и те же разговоры, одни и те же воспоминания. Изредка забредет со знакомым рассказом кто-нибудь из соседей, раз в вечность кто-нибудь ошибется адресом, и тогда узнаешь что-то новое. Я, как и в жизни, выбрал здесь, в царстве теней, трудную стезю профессионального путешественника и объявил об этом.
Это было не принято: зачем лишний раз испытывать судьбу? Матушка укоризненно на меня посмотрела, бабушка поджала губы и промолчала. Отец и дед были явно недовольны, им явно не хватало одного заинтересованного человека, чтобы обсуждать предательство аристократией своего короля. Дед даже что-то, по солдатской прямоте, буркнул насчет моего трагического происшествия в Сен-Дени, когда я пристал к молодому солдату. Мне, конечно, было это неприятно, слухи могли и разойтись, но, с другой стороны, кто поверит человеку, который не сохранил собственной головы и носит гильотинированную голову в специальном мешочке и вынимает ее, когда нужно с кем-нибудь поговорить?
Другими словами, я объявил своей родне, что сидеть с ними, в их одряхлевшем обществе, не намерен и не стану, мне это скучно и неинтересно. Я уже составил себе маршрут и уже дрожал от предвкушения новых впечатлений. Я отправляюсь в путешествие вниз, в глубь веков и цивилизаций.
Кто станет первым на моем пути? Ну, конечно, Платон, учитель Аристотеля! Меня, как правоверного и последовательного католика, интересовало предвидение явления Христа, которое прозвучало в оставшихся сочинениях философа. Может быть, это влияние Платона, учителя, который так любил разгуливать в роще академии в сопровождении юных эфебов и делиться нестандартными мыслями? Спрошу сначала у Платона, а потом отправлюсь к Аристотелю. Я-то уж допытаюсь, его ли стилю принадлежит знаменитый "христианский" фрагмент, или он вписан, как утверждают зануды-ученые, не имеющие ни одной унции в своем сознании романтизма, средневековыми монахами? Я всегда предпочитал прагматике научные цели.
Замечательный был мой полет сквозь облака времени и пространства. Мы проговорили с Платоном, кажется, полвечности, так что с визитом к Аристотелю пришлось повременить, отложим на завершение турне. Какие милые у Платона ученики - разные там Федры, Федоны, Алквиады. Вот когда возникает сожаление, что ты не обладаешь милым и послушным телом, а все твои даже нескромные пассы - это лишь некое блистание фейерверка. Дальше перечислять трудно, дальше сплошное порхание и движение челнока по основе, натянутой веками. Кого за это время я только не встречал, с кем только не обменивался искрами веселого электричества! Боже мой, ничего не нужно писать, издатель не подгоняет, материальных средств на жизнь не требуется, все духовно. Пиршество встреч и духа. Роскошь человеческого общения. Но, впрочем, это высказывание, хотя тоже и принадлежит аристократу, и даже графу, но из другого времени.
Список моих посещений огромен - здесь наши католические святые, ученые, художники, политики, французская, английская, испанская и немецкая знать. Меня даже принимали бывшие властители государств, причем многие интересовались подробностями моей поездки в Россию. Сколько шума наделала эта моя давняя книжка, волна дошла даже, надеюсь, до подземных, адовых глубин. Не следует думать, что мои беседы занимали очень много времени, если бы было так, то на это не хватило бы и вечности. Это напоминало касание двух металлических предметов под напряжением, электросварка, когда вокруг разлетаются голубые искры.
Все это я подробно описываю, чтобы создать ощущение пролетевшего времени и плавно перейти, обрисовав атмосферу, к основному действию. Душа трепещет, волнуется, порхает от одного интеллектуального наслаждения к другому, контактирует, узнает что, пылает, строит планы новых путешествий, которые простираются не только к временам Александра Македонского и истокам христианства, но и к временам Моисея, Ханаанского царства, есть планы посетить халдейских мудрецов, как вдруг... Ах, это "вдруг", всегда останавливающее жизнь на излете!
Не следует думать, что наша духовная, подземная, а вернее, надзвездная жизнь не подвержена порядку и строгой регламентации. Разве что-нибудь в мире существует, не подчиняясь логике и закону? Наше спокойное существование, ожидающее всеобщего и окончательного решения Его, нашего Трехсоставленного правителя Отца, Сына и Духа Святого, подчинено определенной системе и порядку. Как и положено, в цивилизованном государстве никто никого не беспокоит, но надзор есть. Для удобства этого надзора и отчетности весь, так сказать, "orbis" подразделен на зоны и области, со своими смотрящими и начальствующими. И вот в виде мгновенной сверкнувшей искры я получаю известие: немедленно лететь на доклад к начальству в русскую секцию. Что значит мгновенно лететь? Никакого врезывания в звезды, свиста ветра, прорезывания облаков. Душа, в конце концов, не воздушный шар, не самолет и не ракета. "Апп!" - как кричат в цирке, в этом правдивом искусстве для простого народа, на представлениях, щелкая бичом - апп! - и я уже на месте!
Естественны волнения: зачем звали, что хотят узнать, почему не во французскую, а именно в русскую секцию? Подобные вызовы покойных душ практиковались и раньше. Нужна какая-то справка, совет эксперта, помочь решить вопрос, относящийся к какой-нибудь земной особи. Это что-то вроде дополнительного таможенного досмотра. Не секрет ведь, что покойники управляют живыми людьми. Тут я попутно вспомнил, как меня вызывали на таможню во время моего путешествия в Россию уже после того, как я прибыл в Санкт-Петербург и прошел таможенный досмотр. Русские вообще большие любители всяких административных и бюрократических процедур. Специфическое русское понятие "надо" свойственно не только представителям власти.
Лечу, как искра в ночи, прилетаю, рассыпаюсь блестками, материализуюсь в удобный для визуального осмотра вид. Я, естественно, в придворном костюме времен Первой Империи, в лакированных туфлях, в шелковых чулках.
Что же я вижу, когда рассыпается клоками лирический туман? Как хорошо, что я постоянно, готовясь к своему земному путешествию в Россию, кое-что читал, да и потом немножко следил за происходящим. Но это я опять забегаю в будущее?..
Я оказываюсь в довольно просторном зале исключительно русской архитектуры. Невысокие окна, при взгляде на которые замечаешь огромную толщину стен. Сводчатые потолки, опирающиеся на колонну в центре зала. Росписи по стенам помещения отчасти повторяют нашу европейскую живопись по мокрой штукатурке. Везде от лампад и свечей разлит тускловатый свет, однако позволяющий разглядеть и величественный ряд святых на стенах, и некий торжественный ареопаг, собравшийся за длинным накрытым столом в середине зала. В позднейшей живописи именно так рисовали царские пиры.
Персон за столом немного - четверо, но одно кресло пустое. Стол, крытый красной суконной скатертью, на нем разнообразная, я бы даже сказал, эклектично собранная посуда. Сразу понимаю, куда попал. Высший Попечительский Совет по России. Подобные советы, как широко известно, созданы у нас в подземном мире для всех стран, даже у зулусов есть какой-то свой курултай, но оттуда никто не возвращается, поэтому никто этот совет не видел. Там попечительствуют сплошные людоеды. Но я отвлекся. Подобные советы не могут не существовать, иначе кто поможет стране при катаклизмах, которые еще случаются, кто сохранит традицию и предостережет народ? В историческом плане это выглядело так: образовывалась страна, государство, возникала историческая общность людей - сразу же создавался Совет. Об этом долго я говорить не хочу, чтобы сохранить необходимое величие этого совета и тайну.
Сразу в сидящих за столом узнаю влиятельнейших советников, попечителей, как принято у нас говорить. Да и как их не узнаешь! Я все-таки образованный человек, сын посла и внук генерала, много путешествовавший и читавший. Сразу привлек к себе внимание высокий мужчина, который на голову возвышался над сидящими рядом попечителями. Это был тучный, даже одутловатый и круглолицый человек, одетый в монашескую рясу и подпоясанный простой веревкой. Спутать с кем-нибудь его было нельзя. Эту византийскую породу с яростью и подозрительностью в глазах не спутаешь с кем-либо. На груди, на рясе из грубого сукна с самоцветами, православный золотой крест, за который можно было раньше купить целую волость, а нынче завод. И вовсе этот человек не был похож на знаменитого актера Николая Черкасова, о чем мне кто-то из современных покойников, пролетая и на ходу чирикнув меня электричеством, сообщил. Это, господа, не школа, я не нуждаюсь в подсказке и ваших шпаргалках. Его величество Царь и самодержец Иван Васильевич! Рюрикович! Сын Великого князя Василия III и племянницы последнего византийского императора. Колени у меня затрепетали. Вот уж кто напился русской кровушки. За что и прозвище получил - Грозный.
В России любят эвфемизмы. Вместо эпитета "кровавый" награждают Грозный или Великий. Я ведь недаром поминаю здесь титул "Великий" - царь Петр Алексеевич тоже здесь. Худой, длинношеий, в коричневом кафтане, усы наглые, в разбивку, будто из конопли. Глаза - жгут, сверлят, кадык на шее ходит туда- сюда, будто зубами царь хочет в кого-нибудь вцепиться, будто оголодал.
Я, как только сообразил, куда попал, сразу подумал, что сейчас еще матушка Екатерина, императрица появится, недаром одно кресло пустое, просто, наверное, вышла на минуту с заседания, чтобы с кем-нибудь из своих фаворитов поласкаться. И у покойников тоже жизнь имеется.
Также сидят в президиуме два совершенно современных господина. Оба низкорослые, с виду простые, но такой лютый жар от обоих исходит. Оба сидят по центру, как бы председательствуют. Один лысоватый, в левой руке жмет кепку, другой - в усах с рыжиной, одетый в нечто подобное мундиру. Я ахнул, потому что и этих узнал. Какие легенды о них в нашем загробном мире ходят! Какие оба сделали карьеры. Это же ведь не шутка, не имея родословной! Один чуть ли не чухонец по отцу или что-то смутное, дикое, а другой - горец и сын сапожника. Оба по очереди управляли огромной империей и оставили заметный след в истории. Ленин Владимир и Сталин Иосиф!
Я сразу, как только понял диспозицию и куда попал, вежливо раскланялся. Конечно, не подобострастным придворным поклоном, (смерть - это тоже вид демократии, единства и равенства), а сохраняя собственное достоинство, без всяких реверансов и помахивания шляпой,- лишь наклонил голову, как балетный в театре премьер. Наше, дескать, вам, господа, с кисточкой!
"Ты голову-то ниже гни, холоп", - мой поклон явно Ивану Васильевичу Грозному не понравился. Он начал разговор первым. Наверное, привык, чтобы все перед ним все ниц да ниц. " Как же они распустились при этих революциях!" - продолжало царское подобие. Я, несмотря на мое врожденное чувство собственного достоинства, знал, что надо помалкивать, когда сердится суверен. Ему надо все время показывать свое влияние. В этом отношении суверен, да и вообще большой начальник, как кобель, все время метит свою территорию. А царь между тем продолжал: - Маркизишко рядовой, обычный, захудалый. Там у них в басурмании, которая Францией зовется, все или графы, или маркизы. Земельки-то во владениях, наверное, с гулькин нос, кафтаньишко рваный, шпажонка ржавая, а гордости, как у столбового боярина. Ты, холоп, - я почувствовал, что царь мягчает, - головку-то клони пониже, не с мелочью европейской имеешь дело, а с властителями. Дальше царь перешел к философии: - Все надо душить в самом зародыше, в начале, головы рубить и сажать на кол. Вообще-то, от аристократии самый смрад, вся разруха. В семнадцатом году, - тут царь в сердцах плюнул и наложил на себя, чтобы обезопасить уста от произносимой скверны, крестное знамение, - при Николае Втором великие князья, рэволюционэры и дэмократы, песьи сыны, - тут я подумал, что и в древние времена люди не были чужды иронии - ходили по улицам с красными бантами. С чернью, с холопами братались! Впрочем, чего с них, с Романовых, возьмёшь, не Рюриковичи!
Внучатый племянник последнего византийского императора между тем продолжал, давая понять, что и в своем нынешнем положении продолжает любомудрствовать и быть книгочеем. Я бы даже не удивился, если бы узнал, что в нынешнем своем полубесплотном положении царь Иван Васильевич овладел новым искусством работы в Интернете и почитывает ЖЖ (живой журнал). - Французскую революцию кто устроил? Либерте, эгалите, фратарните, им, видите ли, подавай! - Три последних слова моего родного языка царь выговорил с неподражаемым акцентом, выдающим его русское происхождение и церковно-домашнее воспитание. Царь определенно был не западник! - Сами все в шелковых портках, в кружевах и бабьих накладных волосах, жратву придумали басурманскую - живых лягушек и слизней свиноградных листьев, а все о Liberte, Egalite, Fraternite, рассуждают, маркизы! - последнее царь выкрикнул на весьма сносном французском языке. Как широко шагает просвещение!
При последних словах царь взглянул на меня.
- А этот что, которого мы хотим послать в Россию, в верхний мир на разведку, он разве лучше? Явился здесь, своими французскими костями гремит! А какая родословная? Дед его сразу во время революции к бунтовщикам и смутьянам перекинулся. Родина, Отечество! Отечество, где властитель и властелин. Господину и повелителю надо служить! Я не поддерживаю эту кандидатуру, - сказал царь, размахивая посохом, которым он, по преданию, убил собственного сына.
В возникшей напряженной тишине, которая повисла после энергичного монолога царя и Великого князя Московского, послышался новый голос. "Не боятся, - подумал я, - перечить сюзерену".
- Не горячитесь, Иван Васильевич, - попытался укротить царя давний лысоватый человек, тоже сидящий в президиуме. - Между прочим, маркиз, в бытность свою живым, очень занятную написал работу - "Россия в 1839 году". Никого не помиловал, исключительную говорил правду. Досталось крепко Николаю Первому. И, кстати, очень хвалил московский Кремль за архитектуру. А это, если мне не изменяет память, была ваша резиденция. - И тут же лысоватый простец, сидящий за царским столом, обратился ко мне: - Вы не тушуйтесь, товарищ, и не обращайте внимания, на этого старого болтуна. Для проформы лается, добрейшей был души человек, зарезал там с десяток боярских родов, зато простой народ почти не трогал, одно слово, что Грозный, правда, Иосиф? - Конец своей речи лысоватый господин обратил к своему тоже не очень видному родовитому соседу по столу.
Этот другой, сидящий в полувоенном платье, довольно отчетливо, в знак согласия, кивнул, но при этом сделал и некоторое тактичное замечание своему товарищу.
- Давайте, Владимир Ильич, не будем перебивать старшего. Мне лично этот наш первый русский царь очень импонирует и своей решительностью, и своей административной сметкой: опричнину придумал, ближних людей - это ведь почти, как мы с вами, сначала ЧК, Чрезвычайную Комиссии, а потом НКВД, - призвал народом управлять. Ведь умно! И потом первый царь - исторический парадоксалист: согласно диалектической необходимости, всех своих ближайших опричников и помощников уничтожил. Поэтому пусть товарищ Грозный продолжает поучения и разворачивает исторические картины.
- Вот, действительно, род предателей и простаков, - сев на своего конька, один из последних Рюриковичей продолжал, как я понял, поливать последнего царя Романовых. - Все потому, что на немках женились. - При этих словах Грозный царь скосил красный от прилива крови глаз в сторону Петра Первого. Тот потягивал пивко из неизвестно откуда взявшейся глиняной кружки и не реагировал на инвективу. - А ты пиво-то пей, внучок, пей, - спохватился царь из-за своей неловкости, - пей, сосредоточься на своем. Какая Катька твоя была немка? Чухонка подзаборная! Это потом уже твои потомки скурвились, онемечились, принялись свергать и резать друг друга. Ну, посуди сам, разве при нашей работе самодержцев подобное поведение разумно? Не серчай на меня за неловкое слово, сорвалось с уст! - По-прежнему Грозный царь обращался к царю Великому. - Посуди сам, раздели мою обиду. Николай Второй отрекся от престола в пользу своего брата великого князя Михаила, а тот вместо того, чтобы о династии думать, заартачился. Ой, как за державу обидно! Подавай ему, значит, эту самую фратарните на золотой тарелочке, и от трона отказался.
- И все же, дядюшка, вы бы насчет предательства полегче. У нас, у царей, должна существовать корпоративная солидарность, - царь Петр закончил кружку с пивом, вытер уста кружевным обшлагом и отдал пустую кружку в воздух, в протянувшиеся неизвестно откуда руки. Вид его в этот момент был ужасен, движения быстры. Я даже испугался, что первый наш российский император схватится за стул и треснет им по голове дальнего родственника. Тут же я понял, что в высших эшелонах даже загробной власти не все так просто, как кажется.
- Цыц, молокосос! Старшим замечания делать? - Взвился тут царь Иван. - На себя лучше посмотри, не лучше своих потомков! Колокола со святых церквей поснимал, царскую сокровищницу разорил, страну табаком обасурманил. В трубу, через дым, теперь выпускаем одну двадцатую часть государственного дохода. Твой западный курс революцией обернулся.
- Молчу, молчу, - сказал царь Петр Преобразователь, подавленный древним авторитетом, - вас, дядюшка, не переговоришь. Вы ни с чем считаться не желаете, только свои заслуги признаете. Я для России Ливонию, Эсландию и Курляндию присоединил.
- Зато как под Нарвой облажался! - с удовольствием, но почти про себя, словно опытный актер, но так, чтобы реплику слышно было на весь зал, промолвил царь. - Всю артиллерию шведам оставил, сам с поля битвы, как заяц, утек.
- А кто потом Нарву взял на штык? - Петр Первый взбодрился и довольно нагло посмотрел на Рюриковича.
Слава Богу, драки не произошло. В эту самую минуту в перепалку опять вмешался лысоватый господин, выбросив вперед для привлечения внимания руку с зажатой в кулаке кепкой.
- Не ссорьтесь, не ссорьтесь, господа, в жизни все можно свести к компромиссу. Одной землей больше, одной меньше, какое это имеет значение. Во имя достижения политического выигрыша можно, как мы во время Брестского мира, и крупную территорию отдать, а потом забрать обратно. Это я имею в виду Украину, - уточнил все тот же господин с кепкой в кулаке и попытался продолжить свои политические теории. Но не тут-то было. Подтексты спора продолжали греметь. Другой господин, о котором я уже говорил, обладающий, видимо, значительным авторитетом в собрании, потому что, когда он начинал говорить, все остальные цари обычно замолкали. Этот другой господин, ни на кого не глядя и ни к кому персонально не обращаясь, автоматически при разговоре, продолжая уминать табак в курительной трубке, вдруг спросил:
- А сейчас Нарва кому принадлежит? Кто в настоящее время ею владеет?
Было заметно, как Петр Первый обрадовался этому, видимо, не простому вопросу, - и позор, и триумф под Нарвой запомнились ему навеки.
- Очень интересный вопрос, - сказал Петр Первый и несколько пренебрежительно посмотрел на подвижного лысоватого господина, - здесь не обошлось без ваших соратничков, господин Ульянов, а?
- Я вас прошу, - подвижный господин проявил себя привычным полемистом и опытным политическим бойцом, - я вас очень прошу, батенька, называть меня в соответствии с исторической традицией. Я же не величаю вас ни Петром Алексеевичем, не фамильярничаю, ни господином Романовым, а мог бы разжигать... Я для всех Ленин, на другой счет, Ульянов-Ленин, предсовнаркома между прочим. Именно так я себя позиционирую.
В общем, господин, как и всегда, ушел от ответа на вопрос. Но здесь вступился царь Иван:
- Не мелочитесь, коллеги, - прервал он начинающуюся ссору и стукнул царским посохом, - меня все-таки интересует, кто в настоящее время владеет русским городом Нарвой? Ответит мне кто-нибудь или нет?
Такие знатные господа, в этот момент подумал я, оттесненный в момент перепалки на периферию внимания, а не знают азбуки современной жизни и состояния России. Я, конечно, за всем не слежу, да за всем и не уследишь, но коли в свое время мировые СМИ столько писали о России, значит, кое-что и в мой скромный умишко-то запало. В стране происходили громадные перемены, и Нарва, при дележке и обретении бывшими республиками суверенитетов, отошла к вполне самостоятельному государству Эстония. Это я аккуратно и постарался объяснить перед президиумом. И по мере того как я разворачивал картину народного энтузиазма во время так называемой перестройки, я был вынужден сказать, что в это же время от России отошли и другие исконные области. Нынче эти области называются самостоятельными суверенными странами. Так вот, во время моей очень деликатной речи я заметил, что лица сиятельного совета темнели. Ох, не следовало бы мне влезать сюда со своими рассуждениями и избыточными знаниями. Пусть сами и как хотят узнают подробности. Я даже старался оттянуть окончательное признание, но потом не выдержал и в конце концов сказал, что город Нарва сейчас находится под юрисдикцией государства Эстонии, значит, у эстонцев.
- У чухонцев, что ли? - как бы из воздуха раздался вдруг мелодичный женский голос, и сразу же в президиуме, в свободном кресле, очутилась крупная, дебёлая женщина - матушка Екатерина Великая, императрица и царица, повелительница "киргиз-кайсацкая орды". В руках она держала чудную чашечку с кофе - знал по запаху - с эротической росписью во французском духе. Мне ли этот милый лик не знать! Сколько ее портретов видел, пока разглядывал царский Зимний дворец, отремонтированный после пожара. - Бонжур, мсье, - Императрица знала политес, поздоровалась со мной, с гостем, и потом уже по-русски с другими членами президиума: - Здравствуйте, и господа, и товарищи.
Первым ответил на милостивое приветствие старый шутник Иван Васильевич Грозный.
- Привет тебе, женка. Муженька-то своего, немчика, придушила, голубушка? - пошутил царь, славящийся женолюбием.
Все покойники-русисты, да и вообще все культурные люди: прекрасно знают кровавую историю рода Романовых. Мне замечание царя, высказанное даже в шутливой форме, показалось не вполне уместным. Представители этого весьма многочисленного рода относятся к подобным разговорам весьма болезненно. И здесь можно было бы ожидать скандала и взрыва чувств, но, к моему удивлению, все разрешилось очень невинно. Во-первых, конечно, такт императрицы, а во-вторых, как я потом узнал, подобными игривыми воспоминаниями было принято в совете обмениваться, чтобы все члены не забывали исторической перспективы.
- Опять вы, дедушка, злобствуете, - ответила, улыбнувшись, русская царица. По своему рождению она была чистой, как баварское пиво, немкой. И вот кто умел обращаться с мужчинами. - В нашей рисковой профессии,- продолжила свою речь Екатерина, - чего не случается. То сынка приходится прихлопнуть, то внучка кокнуть, то батюшку с согласия сынка золотой табакеркой по лбу до смерти погладить, то злодейку-самозванку, претендовавшую на престол, задушить и свалить все на наводнение. Дело царское многотрудное, приходится на душу брать грехи обстоятельств. Но хватит, коллеги, - закончила дама, отхлебнув еще глоточек кофе из чашки с галантными сценами, - хватит, коллеги, лясы точить. Вы здесь, если я не ошибаюсь, про Лифляндию говорили? Качественные сливки эти чухонцы производили. Неужели отпала от России? - и тут величественная дама очень гневно посмотрела на всех окружающих и не пропустила вниманием и меня. Почему допустили, мужчины? - И как бы так получилось, что на этот почти риторический вопрос отвечать надо было именно мне.
Сердце мое тут, конечно, затрепетало от страха. Всем известно обхождение монархов: улыбка и вежливый кивок ничего не означают, при любом раскладе можно и без головы остаться. Тут я самым галантным образом раскланялся. Сделал сначала общий поклон, а потом низко поклонился каждой владетельной персоне в том порядке, который диктуется хронологией и годами жизни. Сгруппировавшись таким образом, чтобы ни одна косточка моего скелета не дрожала и при трении одна о другую не издавала никаких шорохов, выставив вперед правую ногу и приготовив руку (в левой - шляпа, для изящных движений), я начал:
- Я вынужден сообщить вам, милостивые государи и знаменитые тираны, что за последнее время от России отторгнута и не только Лифляндия, которая знаменита жирными сливками, но и Ливония и великое княжество Литовское. Грозное трепетание воздуха почувствовалось в торжественной палате. Казалось, что даже святые лики, нарисованные на стенах в технике аль фреско, нахмурили брови и сжали кулаки. Я уже не говорю о сведенных бровях присутствовавших и побелевшей боевой длани Ивана Грозного, сжавшего свой карающий посох. Ой, как бы не прибили вестника! Но надо было продолжать, к этому призывал меня мой долг. Я снова сделал поклон, но уже скромный, в духе Первой империи, и продолжал: - От Великой Руси отторгнута также и Белыя Руси, называемая уродливыми словами "Республика Беларусь".
Надо было видеть лица властелинов России при этом известии! Иван Грозный неистово зарычал: "Мое наследство!" Он ведь и короновался как царь Великая, Малая и Белой Руси. Петр Первый, привыкший к постоянному предательству Августа Саксонского, своего союзника по борьбе с Карлом Шведским, грозно шевельнул усом: "Опять гнусные ляхи!" Владимир Ильич Ленин-Ульянов, видимо забыв о бездарном походе Тухачевского и Ворошилова на Варшаву, промолвил: "Отобрать!" Сталин раздумчиво, как бы про себя, промолвил: "Как ненадежны эти тайные соглашения!" При этом глаза вождя всех народов вспыхнули дьявольским огнем. Видимо, Сталин имел в виду знаменитый Пакт Молотова Риббентропа.
В решающую минуту инициативу, как обычно, взяла на себя женщина. Может быть, Екатерина Великая почувствовала, что ХХI век - век женщины? А может быть, позавидовала решительности и мудрости своих замечательных последовательниц: баронессы Теттчер, бывшей премьерши Англии, и бывшему президенту Латвии Вайре Вике Фрайберга и решила о себе напомнить как о государственной деятельнице? Одна провела легендарную, но бессмысленную войну на Фольклендских островах за много тысяч километров от ее дома. Так сказать, война для престижа. Другая во чтобы то ни стало хотела если не воевать с Россией, то предъявить ей некий иск. Моська и слон, сказал бы знаменитый русский басенник Крылов. Втайне этих бойких дам императрица люто ненавидела. Вот ей бы жить в эту эпоху, сколько бы она наколбасила! Однако показать своего отношения великая императрица не желала. Она также, как государственная деятельница, не могла позволить, чтобы в трудные для России дни возникли разногласия между соратниками. Величественно сотворя тот же жест, который запечатлен на парадном портрете Левицкого, так, будто на нее глядит вся просвещенная Европа (творить великие жесты она умела), императрица молвила. Заговорила она так, будто ей были знакомы новейшие формы ораторского парламентаризма:
- Давайте признаем, уважаемые коллеги, что за последнее время мы мало обращали внимания на положение дела в России. Как говорится на вульгарном русском новоязе, пустили все на самотек. Что в результате получили?
Ах, ах, великая Екатерина не ведала, что в современной парламентской практике риторические вопросы задавать не следует, сразу получишь конкретный ответ. Первым в складную речь царицы вмешался патриарх Иван Грозный:
- Это все Петькины грехи, - сказал царь и перстом ткнул в ненавистное романовское чадо, в Петра Первого. - Россию оскоромил: табачное зелье ввел, бражничать научил, русский дух выводил, баб оголил, волосы накладные носил и сам, и его собутыльники.
- А то вы до меня не бражничали? - Петр сразу принялся отвечать по существу. - Меды всякие, квасы с высоким содержанием алкоголя, сбитнями баловались. Я русский человек, мне белое подавай. Еще прадедушка святой князь Владимир Красное Солнышко говаривал: "Веселие на Руси есть пити, не можем без того быти". Мы и веселились, как могли. И Русь у нас, между прочим, Белая. Вы, батя, тюльку здесь не гоните, не возводите на меня напраслину. Здесь еще экономический расчет имеется. Сколько налога идет в казну с каждого кружала, а? Может быть, скажете, дедушка, что и сегодняшнюю Россию я пивом залил? Экономическая база выросла, а все пьют. Управлять не умеют, собственную, личную, а не государственную корысть соблюдают. Демократия в России еще и не до того доведет. Видите ли, Думу собрали! В боярской-то думе только цыкни не так, как царь разумеет и желает, сразу голова под Тамбовом. Мальчик хочет в Тамбов! Думу собирать тоже с умом надо. У одного думца магазины чуть ли не по всей Москве, а другой думец - пиво варит. Сибирская корона! Балтика! Они вам таких законов настибуляют. Лысый во всем виноват, - Петр Первый перстом ткнул в присмиревшего Ленина, выявив всю свою ненависть к демократии - он монархию разрушил, самый совершенный вид правления.
- Не надо возвращаться к деталям, уже много раз обсужденным. Прошу высказываться по существу. Еще о нефти начнет говорить! - Екатерина решительно поворачивала дискуссию. - Мы все здесь виноваты, - недоглядели. Многоуважаемый дедушка Грозный все время отмаливал грехи: и сына убил, и жен травил и ссылал в монастыри, его можно понять. Петр Первый не принимал во внимание общую ситуацию, а все наблюдал за своим любимым флотом. Детище! Тоже было интересно: линкоры и авианосцы продавали на переплавку, подводные лодки тонули. Но нельзя, друзья, быть такими увлеченными. Профессия властелина и хозяина земли Русской многомерная. У меня есть критика и по отношению к господину Сталину. Что за детская игра: все время следить за своим культом личности. Была личность, был и культ! Да мало ли что господин Радзинский за деньги накрапает. Появится у нас, мы с него ласково спросим. Вот господина Волкогонова за неуважение к власти и ангажированную интерпретацию исторических фактов уже распылили, душу анигилировали. Угомонитесь, мои дорогие. - В этот момент императрица достаточно плотоядно посмотрела на Сталина. Чем-то этот цивилизованный кавказец, видимо, напоминал ей любовь молодости - поляка Понятовского, которого, став императрицей, она ненадолго сделала польским королем. - Про кого из нас, хозяев и строителей русской земли и отечества, клеветы и гадости не говорили? Но империю-то построили мы, а не эти говоруны и президенты. Теперь я хотела бы покритиковать и предсовнаркома - Владимира Ильича Ленина.
Можно было почувствовать, что у Ленина в этой компании был значительный авторитет. Все присутствующие на данном собрании брали власть не самым невинным способом. Каждый участвовал в интригах и заговорах, за что могли отдать жизнь. Но все при этом стояли очень близко к самой власти, пользовались, как нынче говорят, административным ресурсом. Матушка императрица Екатерина до того, как в Ропше по ее негласному указанию убили мужа Петра Третьего, была все-таки императрицей. Петр Первый, когда пересидел в Троицкой лавре свою сестру правительницу Софью и очень удачно оттеснил вполне законного соправителя царя Ивана, сам уже был законным царем. Сталин тоже находился при власти, когда добивался престола в ЦК. А разве не было серьезных оппонентов у Ивана Грозного? На титул великого князя и царя претендовали князья Старицкие, те тоже были из Рюриковичей. А где оказались? И получается - один Ленин поднялся по карьерной лестнице с низов. Может быть, его даже боялись больше, чем остальных. Это какую же надо было иметь поддержку подземных сил, чтобы и целую империю сокрушить, и самому во главе ее сесть.
А Екатерина Великая между тем продолжала: - Мы все знаем Владимира Ильича как замечательного экономиста. Разве не он сделал блестящий анализ экономики начала века? Показал себя в этой работе еще и замечательным специалистом крестьянского вопроса.
- Мадам, - прервал, нарушая этикет, императрицу Ленин. От природы он был скромен и не любил лишних похвал. - Мадам, - повторил он, и чувствовалось, что это слово доставляло ему удовольствие, - вы разве знакомы с моей книгой "Развитие капитализма в России"?
- Читала, читала, батенька, и должна вам сказать, что с большим удовольствием напечатала бы ее в своем журнале "Всякая всячина". В мое время выходил еще журнал "Почта духов", - последнее Екатерина произнесла с особым значением. - Очень полезное было бы чтение.
- "Почта духов" - это оригинально, - улыбнулся Ленин, - и я понял, что между ним и императрицей существует какая-то удивительная тайная духовная связь. Умные люди, ничего не поделаешь!
- Я даже скажу больше, - продолжала между тем царица, - когда бы мой бездарный внучок Николай Второй соображал получше, то ему следовало не только прочесть эту книжку, но и назначить Владимира Ильича на какой-нибудь ответственный пост. - Было видно, что императрица зажглась этой кадровой идеей. Она и в жизни была женщиной увлекающейся. - Например, назначить господина Ульянова-Лнина заместителем премьера Столыпина. А потом, что за варварская идея с казнью брата господина Ульянова-Ленина. Варварство! Мальчишки, фанфарон. Он что, похож был на маркиза Пугачёва? Пацан, идеалист. Надо было выпороть и сослать на Соловки, вот там бы и занимался своими биологическими исследованиями. Ученого бы для России сохранили.
- Какой замечательный государственный ум! - не выдержал Сталин, хотя, как я почувствовал, в этом кругу не принято было захваливать друг друга и льстить. Каждый был бриллиантом в своем роде. - Как провидит матушка время! Ведь Соловки нам позже пригодились, - добавил Сталин, и по его лицу разлилась мечтательная улыбка, которую он деликатно пытался спрятать в свои пышные кавказские усы.
- Совершенно согласен с господином Сталиным, - вмешался в разговор Петр Первый, внимательно прислушивавшийся к речам. - Насчет назначения Владимира Ильича Ульянова-Ленина товарищем премьер-министра Столыпина - прекрасная идея. Надежные кадры решают все, но ведь воруют. Тогда бы и революции, наверное, не было.
- Мы увлеклись, увлеклись, господа, мудрствованиями и мечтаниями, - призвала всех вернуться к теме разговора Екатерина. - История не имеет сослагательного наклонения, но, безусловно, требует за собой надзора. Даже марксизм не отвергает роли личности в истории. Из нашей, так сказать, совместной дали, так сказать, de Profundis мы должны помогать живым и следить за выполнениями исторических предначертаний. Я это к тому, господа, - наконец-то великая царица решилась высказать критику в адрес господина Ульянова-Ленина, которому она явно симпатизировала, - что господин Ульянов-Ленин увлекся, вместо того чтобы заниматься сегодняшним днем, увлекся обстоятельствами мирового революционного движения. Какое нашему сообществу дело до здоровья кубинского бунтовщика Фиделя Кастро? И пусть творит, что хочет венесуэльский диктатор Уго Чавес! Нам-то какое дело до них. Ах, да, о Чавесе, когда распадался Советский Союз, еще никто не слышал? - Это царица Екатерина поймала изумленный взгляд Ленина и тут же изменила набор своих претензий. Энциклопедически образованная была женщина! - Владимир Ильич, вы слишком увлеклись войной во Вьетнаме, поднимающимся "черным континентом", Латинской Америкой, "Объединенными штатами Европы" - видите, свершается все почти так, как вы предсказывали. Но столько отдали вы этим пустякам времени, - продолжала Екатерина. - Столько во все вложили сил, что, как говорится у нашего простого народа, а народ у нас на язык бойкий, - уточнила матушка-царица, - что просрали Российскую империю. Вы как мальчишка, Владимир Ильич! Недавно заинтересовались миллиардером Прохоровым! Ну, любит молодой мужчина женский пол, а кто его не любит? Иосиф Виссарионович все копает под олигархов - на что, на какие деньги, дескать, Вассельберг купил яйца Фаберже. Дались вам эти яйца! Да, мы все поступили легкомысленно, признаюсь. Вместо того чтобы в трудные годы блюсти Россию, легкомысленно думали: утрясется, уломается, стабилизируется. Мы все были в плену ложной идеи, что Россию, главное, не трогать, она и отойдет, и поэтому все дружно, как я уже сказала, как один, занялись своими делами и разными хобби...
- Ты бы хоть не сквернословила, матушка, губки свои не марала,- прервал императрицу Иван Грозный, но Екатерина все же договорила свою фразу:
- А она, Россия-то, и развалилась...
Мне тут показалось, что мудрая женщина Екатерина Великая подошла к этому вопросу все же чуть патриархально, не до конца отдавая себе отчет в величине потерь. Я понял, что мне, прервавшему свою речь на отторжении Белоруссии от России, надо продолжать и донести до вождей полный список потерь. "Наверху", как всегда, плохо представляют себе предмет. И тут я произнес роковые слова:
- После распада СССР - Союза Советских Социалистических Республик, - начал говорить я довольно спокойно...
- Подробности! - рявкнул Сталин так, будто учился не в семинарии, а проходил курс на конном дворе, у извозчиков. Я даже и не предполагал, что этот молчаливый человек способен на такой темперамент. Это был даже не крик, а рык. Так в современных телевизионных передачах о животных по каналу Discovery рычат львы. - Давайте, господин маркиз, подробности! Кто зачинщик? Как это могло произойти?
Я понимал, что это опять риторический вопрос. Ну как Сталин мог не знать, что происходило в стране, которой он управлял свыше тридцати лет! А может быть, это был контрольный вопрос, чтобы проверить мою компетенцию?
Речь покойников тем и хороша, что они могут обходиться без слов, чиркнув неким архивированным файлом, т.е. рядом сжатых и построенных в определенном порядке электрических разрядов, и - все готово, все рассказал. Обычными человеческими словами приходится пользоваться, когда переходишь на дипломатический язык, имеешь дело с высокопоставленными персонами или когда хочешь проявить высшую вежливость. Я, естественно, сначала, чтобы ввести в курс дела "отца всех народов", такой неофициальный титул носил Сталин при жизни, чиркнул общим разрядом, а потом все еще раз объяснил на словах.
Я рассказал о трех начальствующих кавалерах, которые втайне от всего народа собрались в былых местах царских охот, в Беловежской пуще, и там учинили незаконный "роспуск" империи. Ими двигало, сказал я, исключительно честолюбие, стать демократическими тиранами на своих кусках бывшей империи.
Этот мой рассказ был выслушан со зловещим вниманием. У меня была тайная, впрочем вполне обоснованная уверенность, что сей ареопаг все давно про развал СССР и про все прочее знает. В таком случае старцы или проверяют мою подготовку и знания предмета или таким образом еще и еще раз вызывают в себе самих благородное чувство ярости. Я, правда, не забывал, что иногда, в прежние времена, происходило с гонцами, приносящими плохие известия.
Не успел я закончить своего печального рассказа, в стене отрылось невидимое ранее окно, и канцелярский голос, на манер диктора в аэропорту, произнес: "Борис Николаевич Ельцин, преставившийся в этом году, хочет засвидетельствовать свое почтение высокому имперскому собранию".
- Нечего собаке смердить в царских хоромах, - мгновенно отреагировал первый русский царь и, будто вспомнив что-то, добавил: - Попросите этого вновь представившегося зайти в департамент Малюты Скуратова для постановки на учет.
- А не поступали ли два других героя Беловежского предательства? - очень значительно и даже вкрадчиво проговорил Сталин, как всегда подкрепляя свои слова энергичным жестом руки с курительной трубкой и немножко раскачиваясь в своих мягких кавказских сапожках. - Не поступали? Очень жаль. У меня есть для них поручение, - продолжал говорить Сталин, абсолютно уверенный, что его указания будут выполнены. - Голос его при этом даже стал мечтательным: - Как появится, сразу направьте к Лаврентию Павловичу Берия.
Все присутствующие с предложением товарища Сталина дружно согласились.
- Помню, помню этого боевого товарища еще по временам Грузинской республики, - прихохатывая поддержал Ленин своего ученика и "чудесного грузина". Я вспомнил, что именно так он его называл в одном из своих писем, когда они только познакомились за границей России. - Отделились от России, - залился Ленин своим обаятельным хохотком, - да только ненадолго? Как же мы их ловко и прищучили, и прихлопнули! - Отхохотавшись, Ленин продолжал: - А товарищ Берия - очень был энергичный товарищ. Помню, помню. То ли тогда состоял в меньшевиках, то ли боролся с ними, то ли участвовал в каком-то заговоре. Надо посмотреть в документах. Большой ловкач и так предан революции! Кажется, в конце концов его расстреляли. Теряем лучшие кадры!
Тут все немножко поговорили о спецслужбах и их особенностях на каждом этапе истории, о допросах, о тайных канцеляриях, преимуществах усекновения головы перед расстрелом и виселицей: ни патронов, ни веревки не надо, а топор долго служит. Во время этой беседы Петр Великий, вспомнив свою громокипящую юность и казнь стрельцов на Красной площади, (лихое было время), предложил, потирая свои мозолистые руки, привычные к стакану и топору, даже свои услуги, как только появятся господа Шушкевич (Белоруссия) и Кравчук (Украина).
Несмотря на всю эту весьма милую и трогательную сцену, я счел своим долго дать определенные пояснения. Мне показалось, что, несмотря на беспокойство царей и вождей текущим зигзагом истории, они не до конца понимают случившуюся ситуацию и геополитическую рану, которую получила Россия. Из многих аргументов, которые роились в моем сознании и которые могли бы отрезвить и взбодрить эти персоны, я выбрал самый для всех болезненный.
- Вместе с Украиной от России, - здесь голос мой отвердел и оказался пронизанным металлом, как голос радиодиктора Левитана, объявлявший о поражениях и победах в Великой Отечественной войне 1941-45 годов, - вместе с Украиной - это была фигура усиления - отошел Украине и полуостров Крым с городом русской славы Севастополем.
- Как Крым? - воскликнул царь Петр. Зачем же они его отдали, имея армию и атомное оружие? Я Крым воевал, Азовское море, построил Таганрог, там стоит мой памятник - нашенские это, русские земли, а эти мошенники значит все отдавать?
- Ну, не только ты, внучок, Крым воевал, - привлек к себе внимание царь Иван Васильевич Грозный, как-то во время последних минут разговора оказавшийся в тени, - и Сонька, сестра твоя сводная, Крым воевала. Здесь много русской кровушки пролилось.
- А я, между прочем, присоединила, - совершенно елейным голоском молвила матушка Екатерина. - Может быть, ты, Петруша, в Крыму побывал? Город какой-нибудь там основал? - продолжала царица, в голосе ее сарказм сменился мечтательностью. - А я по дороге из Симферополя в Севастополь даже в баньке парилась. Это хорошо после тряской езды русская банька. Дело уже было к ночи, вышла я из баньки, сверчки и кузнечики трещат, как оркестр. Свежесть кругом, звезды на небе, как волшебные яблоки. Я потянулась и так от души сказала: "Я такая чистая..." Вот с тех пор сельцо, в котором я в баньке парилась, и до сих пор называется Чистое. Значит, и мое Чистое отдали?
Ленин со Сталиным здесь тоже хотели сказать что-то про свой вклад в освоение Крыма. Про героический штурм Севаша, про энергичные действия во время Гражданской войны в Крыму большевистского комиссара Полины Землячки. Ох, набаловалась комиссарша - столько в Крыму народа подвела под расстрел! Особенно любила расстреливать молоденьких белых офицериков и православных священников! Пиф-паф, драгоценный российский генофонд! Новые нарастут! Хотели что-то современные вожди сказать, но из скромности промолчали. Только Сталин почему-то прошептал, но довольно слышно: "Я этому Хрущеву, когда встречу, сам абрикосы отрежу".
Перечисление потерь и утрат не радует никого. Лица у владетельного ареопага стали самыми грустными. Но я-то знал, что им предстоят новые огорчения и лучше, если они все узнают немедленно. Я продолжал читать свой грустный список.
- Вскоре после сговора в Беловежской пуще самостоятельными и независимыми от России стали также Молдавия, Узбекистан и Киргизия...
- Покойная тетка моего мужа императрица Елизавета Петровна,- сказала Екатерина, - этими резонами очень бы расстроилась. При ее дворе молдавский господарь Антиох Кантемир блистал. Тетка, говорят, на него поглядывала. Пиит был также знаменитый, а потом его подмосковные земли я купила. Раньше назывались, кажется, Грязь или Грязи, а потом уже утвердилось новое название Царицыно. Масон Баженов именно здесь для меня дворец построил с этой самой масонской символикой. Циркули, звезды, каменщики, кирпичи.
Петр Первый хотел было вступиться за родную, от второго брака с Екатериной, дщерь Елизавету и схватиться с узурпаторшей российского престола, но здесь с вопросом вступил Сталин, и Петр Великий, понимая важность момента, с семейными разборками решил повременить.
- Значит, и Киргизию упустила? - как-то зловеще спросил Сталин. - А хоть город Фрунзе-то остался, или опять луга, разнотравье да малый аул? Сталина, видимо, волновала память о советском полководце Михаиле Фрунзе, которого по его приказу отправили на простейшую операцию, во время которой он и погиб. Говорили, что Сталин ревновал к популярности Фрунзе как полководца.
- Город определенно остался, - вспомнил я недавние статьи в газетах, где описывался переворот в Киргизии и политическая борьба уроженцев северных и южных областей, - но теперь его переименовали в Бишкет. Строили город, как известно, русские люди, присланные из центра.
- Неблагозвучное слово. Беда с этими переименованиям, - вздохнул Ленин и отчего-то искательно взглянул на Петра. - Чего им неймётся, лучше бы, чем названия менять, думали о повышении уровня жизни трудящихся и об установлении порядка. Говорят, сейчас по России за шесть последних лет оказалось 16 миллионов нераскрытых судебных дел. Из них 90 тысяч нераскрытых убийств. Но вот как сарды меня подвели! Не ожидал от них этой свистопляски с переименованием. Я ведь сколько раз про них писал. Берегите сардов, сохраним сардов! А они так себя показали. Гаечки-то надо было покрепче подкрутить.
- Да сарды, дорогой Владимир Ильич, это не киргизы, а узбеки, - раздраженно сказал Сталин. - Вечно вы в национальной политике все путаете. Для меня все едины, и киргизы, и узбеки, все хороши. Мой памятник в Ташкенте, у ваших сардов, убрали, ночью танками с пьедестала тросами сдергивали. А вы только теперь заговорили про гаечки. Я каких-то диких чеченцев с гор на просторы родины в Казахстан переселил. Отдельные их представители во время Отечественной войны немцам помогали, какой-то халифат хотели учредить. Такой здесь поднялся шум, все заклокотали.
Все услышали в голосе Сталина застаревшую обиду. Было очевидно, что вождь всех народов в своей неторопливой раздумчивой манере и с логикой семинариста разовьет целую теорию, и уже приготовились чуть-чуть поскучать, но выручил всех Петр Первый.
- Диспозиция ясна, как под Полтавой. Мы в своем государстве все, что можно, под водительством правящей КПСС, просрали. И это все вы, - Петр Первый, наподобие памятника самому себе в бывшем Ленинграде, снова переименованном в Санкт-Петербург, протянул царственную длань в сторону Владимира Ильича Ульянова-Ленина. - Это все вы со своей диалектикой и переходом количества в качество. А сейчас, если посмотреть, нет ни количества, ни качества, а один низкорослый президент, Газпром и Чубайс с Кудриным. Надо принимать меры, а то страна вымрет, и нашу секцию, как раньше Коминтерн, навсегда закроют.
После этих слов я понял, что все давно покойным русским вождям известно. Определенно они меня на знания реальностей проверяли. Разговор в такой же несколько склочной, но возвышенной манере покатился и дальше. Все мне это очень напоминало разговоры в парижских гостиных: изысканные фразы, полные скрытого смысла и взаимных оскорблений. Абсолютно был прав знаменитый наш французский покойник граф Антуан де Сент-Экзюпери, назвавший такие салонные разговоры "роскошью человеческого общения". А если общаются бывшие властелины, сколько здесь огня и претензий! Правда, русские в своих рассуждениях и максимах очень основательны и громоздки. У них все глобально: Евразия, духовность, ваучеры и "красота спасет мир". Но, как я довольно скоро понял, обо всем эти господа уже много раз говорили, все перетерли, и я даже не уверен, не заученные ли все это разговоры и предложения? Если весь мир - театр, то здесь были ведущие актеры, и роли они знали назубок. Тем не менее мне все это было интересно слышать вновь. Тень истории вилась надо мной. Я наслаждался, попав в жерло большой политики. Мельничное колесо крутилось, вода лилась. Обо мне, казалось бы, даже забыли, но это потом я понял, меня просто снабжали историческими знаниями, установками и суждениями. Вопрос о моей отправке был решен, общество подыскивало форму напутствий.
Наконец, когда острота беседы чуть спала и обнаружилось, что идут по третьему или четвертому кругу, Великая Екатерина очень изящным и округлым жестом призвала всех к вниманию и, завершая разговор, сказала:
- Господа, пора сворачиваться, прения закончились. Я сначала хотела сама подытожить дискуссию и сформулировать основные тезисы задания для нашего любезного помощника - теперь изящный жест в мою сторону, - но давайте исходить из наших конкретных высказанных здесь пожеланий. Демократия подразумевает некий базар. Пусть в последний раз выскажутся по порядку все собравшиеся, но скажут главное, для себя - основное. Как будем высказываться? - продолжала императрица, которая, как я понял, от своих новых товарищей усвоила правила демократической процедуры. - По кругу, по старшинству или...
- Если по старшинству, то сначала, - сказал очень галантный сегодня Ленин, - пусть первой выскажется наша председательствующая. Она все же и дама, и императрица. За ней - он, Петр Первый, тоже император, потом царь...
- Нет, давайте все же по хронологии правления, будем соблюдать историческую преемственность. - Екатерина Великая вырулила на новую мысль. Тут же она весьма приветливо взглянула на Ивана Грозного.- Начинайте, дедушка. Какие бы вы дали собственные задания нашему товарищу и гонцу?
- Слушай, холоп, ты мне вот чего разведай и до моего царского уха донеси. Как там, в Великом Новгороде? Говорят, недавно великого князя по прозвищу Прусак с места согнали. - Я сразу понял, что царь говорит о губернаторе Михаиле Прусаке, назначенном на эту должность еще президентом Ельциным. Так как Ельцина никто в этой компании не любил, то я не стал ничего царю прилюдно объяснять. - Согнали-то за что? - продолжал царь. - Ох, в этом Новгороде очень своевольничают. Небось, народ на вече собирали? - Я опять ничего не стал разъяснять, хотя прекрасно знал, что губернатор закрыл глаза на все разбои, которые творились в округе. Ну, Москва, конечно, решила не позориться, не дискредитировать режим, посоветовала губернатору подать прошение об отставке. Не стал я ничего объяснять царю и о других губернаторах - один уже сидит в узилище за воровство, другой под судом. - Ты мне обо всем этом доложишь, холоп, когда вернешься. У меня этот Новгород всегда был под подозрением, недаром я его воевал. Отсюда все свободомыслие пошло.
Я принял самый любезный вид и согласно закивал. Но обмануть царя было трудно, ох, опытен был старинушка в боярских интригах. Видимо, и про Прусака царь что-то знал, потому что внезапно спросил, а может быть, это действовал рассеянный склероз, который появляется от сосредоточенных раздумий:
- А голову-то нерадивому боярину отрубили? Или на кол посадили? В мое время я бы обязательно повелел голову еще и на площади выставить. Хорошая была мера и казну сохранять, и народу потеха.
- Может быть, у Вас, ваше царское величество, будут еще какие-нибудь поручения? - дерзнул я спросить. - Про Литву, про Прибалтику, она раньше называлась Ливонией, где вы тоже воевали?
- Вопрос у меня один, - сказал царь, - практический. Город Нарва сейчас у России?
В моем воображении сразу возник хороший осиновый кол, на который мне сейчас предложат сесть, если я скажу правду, возник и царский палач в красном кафтане, поигрывающий возле плахи топориком. Что делать? Говорить ли правду?
- Нарва, Нарва, далась вам, дедушка, эта Нарва! - Здесь всю Польшу, которую я три раза делила, каждый раз приращивая куски к России, отдали, а вы с Нарвой. Да говорите вы правду, ради Бога, маркиз.
- Россия переуступила, как я уже раньше докладывал, город Нарву государству Эстония!
- О горе, горе мне, - простонал первый русский царь и исчез, самовольно покинув собрание, чтобы одному печалиться в своей могиле в Архангельском соборе в Москве.
- Все-таки Рюриковичи - нервная порода, - даже не взглянув в сторону, куда исчез венценосный беглец, молвил царь Петр, - ему, многоженцу, надо бы о душе думать, а он все по Нарве тоскует и о Новгороде печалится. Это все царственный эгоизм. Меня лично интересуют стратегические моменты, - царь требовательно и властно посмотрел на меня. - Во-первых, Черное море - это Русское море. При чем здесь эти отколовшиеся от России хохлы? Их надо для их же пользы вернуть. Вы, маркиз, должны привести мне реальный план и народную точку зрения на этот вопрос. Теперь флот, численность кораблей, их готовность? Прибалтика - геополитическая часть России. С Белоруссией мы разберемся со временем сами, но у меня под Ревелем собственный дворец был. Отдали даром? А как святое право собственности? А может быть, Рига и Ревель желают наводнения? Природных катаклизмов? Мы это все можем организовать. А что там случилось с кораблями, которые стали продавать иноземцам на металлолом? Я сына своего не пощадил ради России. Пожалуйста, к нам сюда списочек всех предателей. У нас будет возможность и им жизнь подсократить и подпортить, и для деток и наследников кое-что заковыристое придумаем. Вы, наверное, догадываетесь, маркиз, что ресурсы наши безграничны. Банкротства, аварии, измены, болезни, включая модный нынче СПИД и традиционную онкологию.
- Браво, Петр Алексеевич, - это по-нашенски, по- большевистски, - не смог сдержать своего детского восторга Владимир Ильич Ленин. Мы ведь тоже по Брестскому миру Украину почти отдали, но не упустили. Технология, придуманная вами, изумительна. - Кажется, Иосиф вас тоже поддерживает.
- В основном, "да", - поддержал коллегу бывший Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза. - Надо базироваться на фундаментальных документах. Как там в Библии? - Сталин никогда не забывал, что в семинарии, где он в юности учился, он получил серьезное теологическое образование, и умел успешно пользоваться нажитыми знаниями. - Библия говорит: око за око, зуб за зуб. Это справедливо, но надо помнить, что человеческие ресурсы игнорировать и разбазаривать их, исключительно из чувства мести, не следует. Из предателей и коррупционеров можно организовать хороший лагерек, обнести колючей проволокой, пусть что-нибудь строят для народного хозяйства. Вот сейчас нынешний президент России В.В.Путин собирается вести железную дорогу в Туву. Прекрасная идея, подключить к этому Генерального прокурора Юрия Чайку, вот вам и необходимые трудовые ресурсы.
Все дружно закивали. Петр Первый вспомнил, как он строил Петербург и Ладожский канал и нашел, что методы схожие и, пожалуй, при большом строительстве оптимальные. Не хотят работать - заставим!
Для того чтобы произнести свою речь, Екатерина Великая встала со своего кресла, отдаленно похожего на трон. Все залюбовались статью русской правительницы, но всем также было обидно за державу. Уже давно, в галантном восемнадцатом веке эта женщина владела не только Польшей и Варшавой, которую на штык взял ее доблестный полководец Суворов, но и повелевала далекой Кайсын-Кайсацкая ордой. Об этом очень выразительно и подробно написал стихами выдающийся русский поэт и первый министр юстиции России Гаврила Державин. Императрица ездила в Крым как к себе в Ориенбаум. А кто успешно воевал с Великой Портой, прирастил к России Валахию и Молдавию? Она основывала города на новых землях и поднимала окраины. Все решили, что именно об этом Великая и произнесет речь. Все было готово, императрица даже сделала величественный жест, как бы призывая всех к вниманию, но внезапно она будто пополам переломилась, рухнула в свое кресло, закрыла лицо руками, почти как простая русская баба. Хотела что-то сказать, но не выдержала, зарыдала. Такой-то сцены никто из присутствующих не ожидал!
Первый с утешениями сразу подбежал самый лиричный и подвижный из всех Ленин-Ульянов.
- Да чего ты, матушка, расстраиваешься? Зачем горюнишься? - гладил Ульянов-Ленин Екатерину Анхальт-Цербскую по голове, но гладил осторожно, стараясь не растрепать прически. Сквозь рыдания слышалось:
- Россию мне жалко, за что она страдает?
- Да ты-то при чем, красавица? В чем же твоя вина и обида? - успокаивал Ульянов-Ленин расплакавшуюся императрицу. - Уж ты-то для России старалась, столько сделала, так обильно ее расширила, сдала государство императору Павлу в блеске имперского величия.
Упоминание об убитом руками любимого внука сыне-императоре прибавило императрице слез. А слезы и рыдания расшатали волю, вот Екатерина и высказала то, что ее по-настоящему и глубоко, видимо, волновало. Просто, по Фрейду, венскому клиницисту и врачу, призналась в том, что хранилось в подсознании, а теперь выскользнуло наружу:
- Ой, моя здесь вина, дорогие коллеги, - донеслось до слуха присутствующих,- это я жидовинов да масонов в Россию впервые пустила. Поскаредничала и послушалась советников: евреи, дескать, с собой деньги принесут. А жидовины с масонами столкнулись и устроили революцию.
Никто не стал императрицу разубеждать, вспомнили, действительно, Екатерина проявила либерализм, человеколюбие, впустила в страну несчастных, придумала для них черту оседлости, да и Польша своих жидовят не пожалела, подбросила после раздела, как подбрасывают неуживчивым соседям клопов. Все при этих национальных воспоминаниях и слове "революция" укоризненно посмотрели на Ульянова-Ленина.
- Ну, были у нас в революции интернационалисты еврейского происхождения, а что? - сказал Ульянов- Ленин с некоторым вызовом и отошел в сторону, решив больше императрицу не утешать. - Что из этого?
Соображение относительно масонов не обсуждали как неполиткорректное: и Пушкин два раза в масоны вступал, а его не сочли достойным, но масонами были и пушкинский друг князь Вяземский, и, говорят, даже первый президент России Ельцин. Снова всплыла фамилия первого президента, к добру ли? Погоревали все и решили двигаться дальше. Очередь наступила давать советы и раскрывать сокровенное сентименталисту Ульянову-Ленину, нечего вокруг единственной бабы порхать. Возникла неловкая пауза.
Некоторый разрыв отношений по щепетильному вопросу в правящей верхушке был налицо. Я подумал, что если бы Иван Грозный не удалился, то наверняка начал бы мелко креститься старообрядческим двуеперстием и пришептывать: "чур, меня, чур". Петру Первому, как подлинному интернационалисту, все происходящее было, как говорится, до лампочки. Сталин вроде бы смущенно потупился, при этом всем своим видом показывал: "Что я вам раньше говорил, не верили!"
Как человек светский, чтобы не усугублять конфликта, я решил сгладить возникшую неловкость. Пауза способна только ожесточить на разрыв, поэтому я выступил вперед и произнес: "Я постараюсь исследовать и этот вопрос. Можно будет собрать большую конференцию с привлечением всех заинтересованных сторон, запросить Академию наук".
- Их теперь запросишь, - сказал царь Петр раздраженно. После путешествия во Францию царь повелел организовать академию в Санкт-Петербурге и сразу выделил ей бюджет в два раза больше, нежели парижские жмоты. - Вы слышали, - продолжал Петр, - сегодняшние-то правительственные умники академиков утесняют, хотят сами наукой управлять, лишают ее академических свобод.
- Как вы правы, батенька! - внезапно ожил Ленин, который обычно долго не держал ни на кого зла и всегда старался сглаживать личные конфликты. - Сразу видно, что человек интеллигентный! Мы, большевики, как вы, господа, помните, в революцию ученым даже дополнительный паек давали. - И сразу без перехода Ульянов-Ленин принялся излагать свои претензии к правителям новой России и режиму:
- Где, скажите мне, основное достижение советского строя - свободное время граждан? Еще Маркс говорил, что оно является основной ценностью человека. Разве кто-нибудь будет против этого спорить? А где уверенность в завтрашнем дне? Почему "де факто" мы опять вернулись к десяти-двенадцатичасовому рабочему дню? И все, как раньше - тяжелая работа в офисе или в магазине и - в кабак, который нынче называется клубом или дискотекой. Куда делось право гражданина на жилье? Ипотека, ипотека, а это на всю жизнь кабала. Столько демагогии, а простой человек, пролетарий, живет все хуже. Я уже не говорю об образовании и здравоохранении. Мы все, конечно, понимаем, не маленькие, что определенные суммы на реформы образования, на так называемый Болонский процесс, мы получили, и, полагаю, высокопоставленные чиновники эти деньги украли. Отчитываться, конечно, надо, и это я понимаю. Ну, придумали бы что-нибудь, а то сразу принялись портить нашу российскую систему. Нельзя ли господина Фурсенка, министра, отвечающего за образование, при жизни повесить за гланды? На той же виселице я бы примостил и господина Зурабова.
Границы государства меня тоже, конечно, интересуют, - продолжал Ульянов-Ленин. Во время своей речи он все время выбрасывал вверх левую руку, что создавало необычный эффект, который можно было бы назвать революционным. - Почему, спрашиваю я, американцам, наконец, отдали шельф в Баренцевом море?
- Что такое шельф? - спросила Екатерина. - Это что-то вроде жемчужного ожерелья с красивым в бриллиантиках фермуаром?
Все рассмеялись, подивившись милой наивности императрицы, еще не ведавшей борьбы государств за нефть и места лова рыбы и крабов.
Наконец настала очередь говорить Иосифу Виссарионовичу Сталину. И здесь случилось чудо: в одно мгновение Сталин оказался в мундире генералиссимуса. Бриллиантовая маршальская звезда сияла вечным блеском славы на шее. На груди - золотая Звезда Героя Советского Союза, и оттого, что она была одна, ее значение приобретало сакральный характер. Алыми полосами вздымались лампасы на брюках и напоминали всполохи огня. Будто огонь начинался у ног генералиссимуса. Матово светились золотые пуговицы кителя.
Екатерина Великая, как известно, любила военных. Заулыбавшись, она протянула царственную пухлую ручку и пальчиком дотронулась до генералиссимуса, до пуговички на мундире.
- Настоящее золото, 86-й пробы, червонное, - сказала императрица и обвела присутствующих взглядом. - У нас ничего не бывает поддельным, и каждому воздается не по политической конъюнктуре, а по делам и вкладу в историю.
По тому, как все иронически заулыбались, я понял, что у собравшихся здесь владетельных особ на этот счет существуют какие-то свои мысли и реплика императрицы Екатерины не была случайной и некой галантной импровизацией.
- Нет, вы подумайте, - воскликнул как всегда непосредственный и откровенный Ульянов-Ленин, - какое крохоборство! Я, конечно, за скромность, и хотя меня самого похоронили и положили в мавзолей, под стекло с одним только орденом Красной Звезды, но чтобы так относиться к покойнику! - Дальше Ульянов-Ленин пояснил уже для меня: - При перезахоронении с мундира Сталина были срезаны пуговицы из чистого золота и пришита имитация! Какой позор! На золотые пуговицы мы уже здесь собирали по подписке, простой народ очень охотно вносил.
Тем временем Сталин начал говорить:
- Нам всем, дорогие братья и сестра, - обратился генералиссимус в несколько старомодной манере к присутствующим, - совершенно очевидно, что Россия в опасности! Я не буду говорить долго, но начну свою речь с библейской, близкой нам всем аналогии. В чем состоит главная обязанность пастыря? В том, чтобы по мере своих сил сохранять и сберегать свое стадо, преумножать врученное судьбой. Плодитесь и размножайтесь, призывал нас Господь. Отдельные кривые историки на меня, как и на нас всех, много навесили напраслины, обвинили во многих грехах. Недействующий всегда подступает к действующему с укоризною. Но при моем ли управлении страной, при суровой ли власти уважаемого Ивана Васильевича или либеральном самовластии воинствующей Екатерины Алексеевны страна прирастала и богатством, и пространством, и населением. Петр Первый присоединил к России исконные наши края, прилегающие к Балтийскому морю, а Иван Грозный овладел Великим Новгородом. Что же мы видим сейчас?
Сталин никогда не унижался до мелочовки цифр и подлых выкладок статистики, он привык, чтобы ему верили на слово. Да и все присутствующие, как и все во всем нашем нижнем мире, знали, что в России человеческий прирост ниже, чем общая цифра рождения, а умирает в год один миллион душ. Да и нам ли не представлять себе скоростного потока покойников из России?
Все тут согласно и грустно закивали, а Иван Грозный, размашисто и смачно с поясным поклоном перекрестившись, сказал:
- Может быть, у них мор, холера или эпидемия какая-нибудь?
К всеобщему удивлению Сталин, который всегда и никого особенно не поддерживал, и ни за какую реплику в споре не держался, а был мыслителем самостоятельным, на этот раз с царем согласился:
- Правильно товарищ царь говорит, справедливо. Зрит прямо в корень. В этой нашей родной стране идет серьезная эпидемия. И здесь не помогут никакие слабые средства. Имя этой эпидемии - коррупция.
- Все присутствующие владеют терминологией? - быстренько вставил свой вопросик Ульянов-Ленин. По складу своего характера он был не только пламенный трибун, но и терпеливый пропагандист-популяризатор: - Пояснить?
- Ну, это лихоимство, что ли? Так на Руси испокон веков брали, - сказал, подбодренный общественным признанием царь Петр. - Я за лихоимство и взяточничество Алексашку Меньшикова лично и батагом и кулаком бил, - мечтательно вспоминал Петр Первый. - Чего, собственно, Путин смотрит? Светлейшего, между прочим, бил, князя и графа Священной Римской империи, и кавалера многих орденов. Да по мордам, да по мордам...
- Всех не перебьешь и не перевешаешь, - вмешалась Екатерина, проявляя и привычное для нее благоразумие, и экономию, и женское милосердие.
- Ну, это какую применишь технологию. Правда, товарищ Сталин? - проассистировал своему ученику Ульянов-Ленин. - Сказал он это не без издёвочки, видимо совершенно и напрасно забыв, кто все-таки первым в Росси ввел лагеря. Мы-то все помнили.
- Не ерничайте, Владимир Ильич, - осадил генералиссимус Председателя совнаркома, вы не на Политбюро,- и продолжил свою речь, рукою с трубкой произведя жест, означавший, что он прекращает прения. - Коррупция - это главный враг, гидра, сжимающая всю страну. Я не могу сказать, как от этого избавиться, потому что опять что-нибудь обо мне наговорят, но я знаю одно: Дзержинского бы им на месяц. Но он, наверное, не согласится, его памятник в Москве снесли. А вспомните, как он быстро расправился с беспризорщиной...
- Ваша в целом идея ясна, - сказала Екатерина, - давайте завершать. И дальше она обращалась уже ко мне. - Дорогой маркиз, из разговоров, которые возникли здесь, в этом прекрасном помещении, вы, наверное, уяснили, что в стране, с которой вы теснейшим образом связаны своей литературной славой, не вполне благополучно. Для нас, здесь присутствующих - это не просто страна. Для всех нас, включая и меня, рожденную формально под Штиттином, в небольшом немецком княжестве, Россия - это Родина. И простите меня за патетику. Наша посмертная слава и известность, то есть земное бессмертие, связано с Россией, как, впрочем, маркиз, и ваше. Что вся ваша литература без знаменитой книги, заметьте, опять о России. Поэтому мы твердо рассчитываем на вас. Вы снова отправляетесь в Россию.
Я, конечно, предполагал что-то похожее: кабинетное исследование с использованием средств массовых информаций и Интернета, в конце концов даже некий "экзитпол", то есть массовый опрос только что представившихся и оказавшихся у нас покойников. На выборах это средство, когда опрашивают людей, уже совершивших акт выбора, обычно дает положительный результат. Перспектива вновь оказаться в России повергла меня в ужас. Конечно, довольно часто покойников по тем или иным надобностям отправляли наверх для разведки, для внедрения старых идей или забытых традиций. Иногда покойники даже управляли отдельными государствами или учреждениями. Но было правило: покойник ехал в страну, где он жил, где был похоронен, где ему все доподлинно известно. Кстати, при этом и само внедрение мертвой души в тело, а потом мертвого индивидуума в общество происходило очень быстро и эффективно. Вылез из собственной могилы и - действует. Даже мгновенное воспоминание о русских дорогах уже сводило меня с ума.
- Мы ждем от вас точных сведений, голубчик, из России. Но, ради Бога, не опирайтесь на статистику. Где начинается статистика, там начинается ложь. Главное уловить революционную волну. Если получится, сделаем новую революцию. Хотя бы оранжевую.
- Я тебе, прохвост, сделаю революцию! - раздался в зале загробный голос Ивана Грозного. Дедуся для вида ушел, но, видимо, пользовался громкой связью. - Пусть лучше посмотрит насчет контрреволюции, чтобы обратно в феодализм. Говорят, сейчас в России можно даже деревню купить с живыми старухами. Новые дворяне покупают себе имения! Потихонечку регресс, и слава Богу, идет.
- Пожалуйста, маркиз, выясни подробно насчет переноса столицы обратно на брега Невы. - Это со своими добавочными пожеланиями выступил царь Петр. Смотри все подробнее, описывай, пиши нам письма, можешь слать сообщение по Интернету, Екатерина Алексеевна снабдит тебя электронным адресом: grob.ru. Мы тебе тоже письма будем слать.
- Почта духов, - очень мило сострила Екатерина. - Себя особенно не насилуйте, напишите новую книгу. - Тут я окончательно понял, что для этой команды мое путешествие - дело решенное. Значит, мне надо хотя бы выторговать что-то для себя, некоторые гарантии.
- Вы опытный наблюдатель, - заключил Сталин. Цари и вожди походя давали мне последние напутствия. - Из ваших писем и донесений может, действительно, получиться неплохая книга. Переведем на русский. - Тут я сразу же вспомнил одно высказывание знаменитого английского писателя Чарльза Сноу о Сталине. Чего не узнаешь, беседуя от переизбытка свободного времени возле раскрытых могил. "Он был куда более образован в литературном смысле, чем любой из современных ему государственных деятелей. В сравнении с ним Ллойд Джордж и Черчилль - на диво плохо начитанные люди. Как, впрочем, и Рузвельт". К этой рекомендации стоило прислушаться. - Но книга в вашем случае, продолжал Сталин, это, конечно, не главное. Надо внимательно посмотреть, отчего редеет народ. Вы, товарищ маркиз, взрослый человек и прекрасно понимаете, что абсолютизм, демократия, монархия, тоталитаризм - это все лишь слова. Настоящая жизнь меряется другим: как живет народ и как он плодится. И ради Бога, пишите часто, мы со своей стороны постараемся, если возникнет необходимость, подкорректировать происходящее. Вы у нас будете как бы артиллерийским наводчиком. Возможностей, как вы понимаете, у нас много. Можем повлиять на ближайшие выборы, кое-кого из губернаторов попросить написать прошение об отставке, открыть кое-какие дела о воровстве и о приватизации.
Когда хотел, Сталин мог быть очень обаятельным человеком. Как тут отказать! Можно же ведь, в случае отказа, получить и санкцию: сто лет из могилы не вылезешь. Как не согласиться? Но у меня был еще один технический вопрос, который меня страшил. Я не знал, как к нему приступить. В небольшую паузу, после которой, как все ожидали, я должен был сказать "да", я думал о мучительных русских дорогах. Сразу же у меня в сознании всплыла цитата из моей же книжки уже скоро двухсотлетней давности. Но, видимо, в этом окружении ничего и ни от кого скрыть было нельзя.
- Валяй, читай свою писульку, - последовало повеление голосом царя Иван Грозного. Как я мог предположить, царь уважал пишущих людей. Его стиль в переписке с Курбским отличался огромной выразительностью. Екатерина тоже, как писательница, одобряюще мне кивнула, дескать, не тушуйтесь. Но ведь хороший писатель кое-что из своей прозы может вспомнить и наизусть. Я закрыл глаза, сразу вспомнил эту ужасную дорогу от Петербурга до Пскова и начал.
Уже почти мне вдогонку раздался ликующий тенорок Ленина:
- Пусть читает, без исторических параллелей нам все равно не обойтись.
Будто волшебная сила, а это, конечно, сила творчества подняла со дна памяти далекие, совершенно забытые воспоминания. Но рядом с воспоминаниями воцарились и смутные обиды. Потом все расцветилось, как будто моя внутренняя телевизионная сеть с черно-белой картинки перешла на современную цветную. И разве что-нибудь вспоминал я, да нет, я просто описывал то, что вновь возникло перед моим оком. Но пока я это описывал, то есть стоял перед высокими персонами на манер медиума и шептал слова, ужасная мысль об их гневе, который обязательно возникнет сразу после этой моей нелепой диктовки, посетила меня. Что станет со мною, когда я произнесу последнее слово?
"Между Петербургом и Новгородом я заметил еще одну дорогу, идущую параллельно главной на небольшом расстоянии от нее. На этой проселочной дороге есть заставы, ограды, деревянные мосты, чтобы переправляться через речки, болота,- одним словом, здесь есть все, что нужно, хотя она и не такая красивая и гораздо более ухабистая, чем почтовый тракт. Доехав до станции, я приказал спросить у смотрителя, в чем дело; мой фельдъегерь перевел мне объяснения этого человека; вот оно: запасная дорога предназначена для ломовых извозчиков, скота и путешественников в те дни, когда император или члены императорской фамилии едут в Москву. Это разделение позволяет избежать пыли и заторов, которые причинили бы неудобства и задержали августейших путешественников, если бы тракт во время их поездки оставался доступен для простых смертных. Не знаю, не посмеялся ли надо мной смотритель, но он говорил с весьма серьезным видом и, как мне показалось, считал совершенно естественным, что в стране, где государь - это все, царь имеет в своем распоряжении целую дорогу. Король, который говорил "Франция - это я", останавливался, чтобы пропустить стадо овец, и во время его правления любой путник, пеший или конный, любой крестьянин, шедший по дороге, повторял принцам крови, которых встречал по пути, нашу старую поговорку: "Дорога принадлежит всем"; важны не столько сами законы, сколько способы их применения".
- Довольно дерзко пишет холоп, - опять послышался голос Ивана Грозного, - в мое время, конечно, параллельных дорог не было, но "пади, пади", когда ехал царь, кричали.
- Говорят, сейчас в России будут строить платные дороги для богатых, - сказал Ульянов-Ленин, всегда живо интересующийся экономикой. Тем самым он повернул разговор с этической темы на материальную.
- Мы давно уже пользуемся другими методами, чем при Николае Первом, когда надо куда-то быстро проехать, - как-то брезгливо вмешался в разговор Сталин, возвращаясь в сторону таких важных в наше время человеческих отношений. - Зачем другую дорогу городить, можно и движение перекрыть, ехать хорошо со спецсигналом или с проблесковым маячком. Но я понимаю товарища маркиза. Надо сказать, что пишет он едко, это нам подходит.
- Позвольте мне тоже слово молвить, - сказал Петр Первый и продолжил свою реплику так, что я сразу вспомнил переделанную цитату из собственной книги. В его устах это выглядело несколько хвастливо. Но ведь мою книгу читал, это мне лестно. - Я помню, что как-то в Петербурге, нанимая дрожки, я брал в долг деньги у кого-то из петербургских купцов, чтобы расплатиться с кучером. Но когда я узнал, что один из моих садов хотят закрыть для публики, я этого не позволил. "Вы что же думаете, я потратил столько денег ради себя одного?"
- К чему ты это, Петр Алексеевич, говоришь! - прервала расхваставшегося императора Екатерина Велика, - я не знаю, не понимаю. Очень хорошо, что кто-то удачно впендюрил в книжку маркиза эти твои апокрифы с дрожками и садами, но время сейчас другое, и демагогия управляющего класса другая. Надо с народом ездить в трамвае, детей целовать, пожимать руки и обещать, обещать. Мы ведь тоже никогда не забывали в смысле привилегий, но и людям надо давать жить, об этом и говорим. Маркиза надо отправлять срочно, а то страна развалится или вспыхнет революция, и все тогда приберут к рукам китайцы.
Несмотря на все эти очень серьезные разговоры, образ русской дороги все-таки стоял передо мной. Второй раз на подобное добровольно было согласиться нельзя. И я решил все же высказаться:
- Ехать на почтовых из Петербурга в Москву - значит целыми днями испытывать чувство, какое испытываешь, скатываясь с "Русских гор в Париже". Стоит привезти в Петербург английскую коляску хотя бы ради удовольствия прокатиться на настоящих мягких рессорах (рессоры в русских колясках - одно название) по знаменитой дороге, которую русские, да я думаю и иностранцы, называют лучшим трактом в Европе. Надо признать, что он содержится в порядке, но вымощен такой твердой породой, что даже щебень образует шероховатости и расшатывает болт, так что один или два болта непременно выпадают, покуда едешь с одной почтовой станции до другой...
- Сколь мы господина маркиза разохотили, - не успел я закончить, как Екатерина, которая, конечно, как женщина культурная и начитанная, все читала, опять поймала меня на самоцитировании, - что он опять нам из своей книжки прочел.
- Разве смерд знает, что ему господин уготовил? - ввернул по радио философскую сентенцию Иван Грозный.
- Нет, голубчик маркиз, - продолжала императрица, позолота с имени, которой не осыпалась даже в советское время, когда, как известно, не любили монархов, - тебе предстоит другая дорога и другие средства и способы передвижения. Времена поменялись. Теперь на лошадях только в сибирских деревнях и на разводе в кремлевском карауле ездят. Полетишь ты у нас на самолете. И полетишь ты, маркиз, не в Петербург, чтобы оттуда, как в первый раз, "на лошадках" трястись в первопрестольную, а прямо и непосредственно - в Москву. Самолетом, ну, скажем, Боингом из Франкфурта, - и в аэропорт Шереметьево!
Когда я уже летел рейсом "Люфтганзы" из Франкфурта в Москву, вдогонку меня донесся и последний наказ царя Ивана Васильевича Грозного: "Письма пиши не скорописью, а уставом, чтобы читать было легче". Но мои приключения этого дня на этом еще не закончились.
2.
У мертвеца есть одно бесспорное преимущество перед живыми - ему не страшно летать на самолетах. Я бы и не завел этого разговора, но ведь русские самолеты чаще других бьются и попадают в аварии. Последнее время в России много было разговоров об авиакатастрофе в сибирском городе Иркутске, унесшей много жизней и в том числе жизнь замечательной молодой органистки и дочери самого знаменитого современного русского писателя Валентина Распутина. Все говорили, трудная, дескать, посадочная полоса, расположенная почти в черте города, самолет выкатился за ее пределы. А потом наткнулся на что? На частные гаражи, которые по летным правилам запрещено ставить в непосредственной близости к взлетному полю. Как, интересно, теперь относится писатель Валентин Распутин к министру транспорта Левитину? Миллионер, бизнесмен, по последним официальным данным, получающий огромные суммы годовых доходов, может быть, ему просто некогда заниматься непосредственно делами?
Приблизительно так я размышлял, когда авиалайнер компании " Люфтганза" оторвался от взлетного поля во Франкфурте-на-Майне и под крылом самолета поплыли сначала ухоженные немецкие просторы, а потом и беспорядочные славянские и русские пространства. С возвращением покойника на землю в реальном обличии всегда много разных хлопот, но взятые на себя обязательства и поручения правящих особ надо выполнять.
Я проходил спец-КПП и таможню в русском секторе загробного мира. Пыльно, людно, неопрятно, большой объем вновь прибывающих. Гремит громкоговоритель, выкрикивающий имена и фамилии. Гробы выполнены небрежно, из сырого дерева, от некоторых покойников неприятно пахнет перегоревшим вином. Неприятно удивили общие и неоправданно высокие цены на гробы и похоронные услуги для скончавшихся, эти цены постоянно возникали на доске объявлений. Отдельные покойники лежали без положенной одежды - их раздели еще во время кремации, говорят, что одеждой потом можно будет попользоваться живым. Между собой покойники шептались о воровстве в крематориях и взятках на кладбищах. У многих покойников не в порядке лица, потому что перед похоронами или кремацией по просьбе родственников или по инициативе собственно работников моргов у этих несчастных были вырваны зубные протезы из ценных металлов. Как живые ошибаются, что покойникам не нужны зубы!
За порядком прохождения контингента на КПП традиционно наблюдают контрактники-украинцы, отличавшиеся всегда необыкновенным служебным рвением и точным следованиям инструкций. Сверив с инвентарной книгой все номера на костях моего скелета, они мгновенно одели меня в совершенную и живую и, главное, современную плоть. Перед ними появился обнаженный, довольно видный и зрелый мужчина, тщетно в горсти пытавшийся спрятать свое мужское естество и стыд. Один из охранников, видимо поняв высокое значение моей миссии и чтобы на всякий случай подольститься, сказал: "Не тушуйтесь, маркиз, мы здесь и королей видели и царей, и даже несколько раз проходили члены ЦК КПСС, и все сначала были голые". Тут же мне был выдан комплект одежды и соответствующие аксессуары: наручные часы, бумажник с документами, ремень, зажигалка с адским пламенем. Некоторые элементы одежды и белья были для меня непривычны, но я сразу же отметил, что все в одежде со временем претерпело упрощение, а белье стало удобнее. Какая прелесть трикотажное трусы от Кальвина Клейна. Они чудненько поджимали мудя, и мужчинам, страдающим яичной грыжей или варикозным растяжением вен семенного канатика, можно было не носить суспензорий, небольшого мешочка, куда помещалась мужская добродетель. Как мы в свое время мучались с тесемками и петельками, на которых держалось платье! Теперь появились очаровательные эластичные резинки и крючки. Особенно восхитила меня так называемая застежка-"молния", намертво соединяющая две половинки панталон в паху. О носках, которые заменили дорогостоящие чулки, подтяжках, упрощенном, фабричном варианте рубашек я уже не говорю. Легкая и швейная промышленность, пока я наслаждался покоем и бессмертием, времени не теряла. Приятной неожиданностью оказалось и то, что шляпа перестала быть необходимым элементом одежды.
Естественно, никто меня не учил, как и что следует надевать и в какой последовательности. Все это пришло как наитие и некое специальное знание, переданное телепатическим образом. Тем не менее последний инструктаж давал вполне физически осязаемый персонаж и пользовался при этом фонетической системой информации, т.е. нормально и по-человечески говорил. Необходимо его описать. Это был плохенький армейский мундир, надетый, как на манекен, на долговязый скелет. В наличии были все комплектующие детали: фуражка со звездой, гимнастерка с металлическими пуговицами, сапоги, ремень, наручные часы. Шинель этот важный персонаж носил внакидку. Фамилии своей этот военный, вероятно из скромности, не назвал, а только сказал: "Зовите меня Феликсом Эдмундовичем". Но разве меня, с моей опытностью обманешь! Я сразу понял, с кем имею дело, и моя догадка подтвердилась, когда я искоса только взглянул на инвентарные номера частей скелета: легендарный председатель ВЧК, прародительницы КГБ. Эти инвентарные номера знакомы всем жителем подземного мира. Было занятно наблюдать, как ритмически двигались у Феликса Эдмундовича челюсти и из глубины, которую они обозначали, исходили вполне квалифицированные звуки. Прислали мне профессионала очень высокой марки. Я воспринял это как трогательную заботу обо мне нижней власти и одновременно сообразил, что этот персонаж очень близок к двум влиятельнейшим персонам, с которыми я недавно расстался, к Ленину и Сталину. На прежнем партийном жаргоне это называлось "соратник".
Во-первых, Феликс Эдмундович снабдил меня всеми необходимыми документами: французским и русским современными паспортами, которые, конечно, имея в виду огромные ресурсы подземного мира, изготовить было нетрудно. Что касается денег, то здесь вышла некоторая осечка: настоящих денег, как элемент очень инфицированный и вызывающий массу ненужных конфликтов, в подземном мире не держали. Феликс Эдмундович предложил мне взять для расчетов саквояж золотых вещей и редких драгоценностей, часть из которых была реквизирована у буржуазии во время революции, а часть сыскалась у покойников и была сдана в спецхран под расписку. Сообщив о расписке, Феликс Эдмундович иронически улыбнулся. Когда я отказался от драгоценностей, предпочитая, памятуя свою встречу с петербургской таможней почти два века назад и ее придирки, не иметь больше с таможней дела, то первый советский чекист вручил мне банковскую карточку. Вещь эта для меня новая, но вместе с банковской карточкой в моем сознании возникли и навыки, как с этим документом обращаться. Буду пробовать.
- С карточками хотя и непривычно, конечно,- сказал Феликс Эдмундович, - но трудностей не возникнет, если, конечно, не случится какая-нибудь осечка...
- Вроде дефолта? - спросил я. Все мы в подземелье слышали об этой выдающейся финансовой операции, позволившей многим финансистам и правительственным чиновникам, владевшим сведениями о готовящейся реформе, замечательно нажиться.
- Мы себе такого не позволяли, - сказал Феликс Эдмундович, - презрительно улыбнувшись. - Хотелось бы не ругать современный строй, а оставаться к нему лояльным, но мы-то хоть отняли имущество у богатых и не трогали бедных, а здесь обокрали всех, даже нищих. И вы очень правильно подумали, - сказал мой куратор, обращаясь ко мне, - какая бездна "новых революционеров" и "демократов" на этом нажилась. - Дальше бывший председатель ВЧК разоткровенничался, а может быть, через меня попытался слить информацию на землю.
- Справедливо говорят, что нет правды на земле и будто бы нет ее и выше, но это не совсем так. "Внизу" - Феликс Эдмундович фалангой своего указательного пальца ткнул вниз, - у нас эта самая правда отыщется. У нас уже составляются списки всех этих мздоимцев и врагов пролетариата, и по мере их прибытия в наши Палестины все они, ушедшие от наказания, будут найдены и расстреляны. Они, значит, будут, - тут скелет в накинутой на мундир шинели, заговорил, как мне показалось, о личном, - они будут наши памятники сносить с центральных площадей, а нам прикажете их миловать? Нет, господа хорошие, история в наших руках, она пишется и диктуется нами. Наши имена из истории уже не выковыришь. Мы еще и на них, и на потомках до седьмого колена отыграемся. Передайте, когда будете на земле, хотя бы в качестве собственного мнения, что со всей этой молодой порослью, которая сейчас с наворованных отечественных капиталов поет в телесети, танцует или ведет телевизионные программы: вроде "Дома-2", со временем мы жестоко расквитаемся. Я надеюсь, вы поняли меня?..
В возникшей паузе мне показалось, что Феликс Эдмундович о чем-то мечтательно задумался. Но ведь мысли обладают способностью перетекать и визуализироваться в ином сознании. Я увидел, как горят загородные особняки красного камня новых богачей. Увидел уже престарелых олигархов, штурмующих последние, улетающие из страны самолеты, увидел закрытые больницы и электронные пушки, нацеленные на пораженные раком органы, новорожденных детей, появившихся на свет с тремя ручками и без ротовой полости. Страшна и изобретательна месть революционеров!
Потом первый советский чекист дал мне довольно подробные инструкции по внедрению и сообщил явку надежного человека в Москве, резидента.
- Он хоть живой? - спросил я.
- Вполне, - ответил собеседник. - Очень шустрый семидесятилетний джентльмен. Правда, отец и многие из его родни во время репрессий сидели, но вполне наш человек, понимает процесс исторической необходимости. Дедушка по матери был даже членом ВЦКа четвертого созыва. Ничего, в 1937 году расстреляли. Он вас будет встречать на аэродроме с табличкой, на которой будет написано ваше имя. Кстати, и остановиться вам следует у него, это прекрасная возможность узнать обстановку изнутри, тем более, что он ваш коллега, писатель. Вы же помните, как вы писали о московских гостиницах. О клопах и дороговизне. Клопов в гостиницах извели, дороговизна осталась. "Какой начитанный человек!" - подумал я наивно. И тут череп Феликса Эдмундовича захохотал, навевая на меня инфернальный ужас:
- Да это наш замечательно работающий аппарат подземной разведки подобрал весь исходный материал, - сказал легендарный разведчик. - Прощайте и помните, что вы теперь почти владеете русским языком. И вот вам подарок - в моих руках оказалось русское издание моей книги "Россия в 1839 году". - "Подарок очень кстати, - подумал я, - буду освежать в памяти, иногда цитировать. Писатели ведь всегда пишут лучше и смелее в молодости, нежели в зрелом возрасте".
- А как зовут моего куратора в новом путешествии в Россию? - спросил я, уже наполовину очутившись в самолете "Люфтганзы".
- Сергей Николаевич, - ответил мне Феликс Эдмундович, в свою очередь уже начиная растворяться в мистическом тумане подземелья.
- Я буду звать его Сержем!
Время определенно разводило нас, но я еще успел крикнуть, вспомнив о самом главном, о поручении, данном мне высоким ареопагом:
- А отчеты? А донесения? Я ведь не умею писать уставным письмом!
- Да не обращайте вы внимания на старого, выжившего из ума дурака Ивана Грозного. Глубокое средневековье, примитивное мышление. Отстал от жизни, - голос председателя Всероссийской Чрезвычайной комиссии доносился до меня уже каким-то подземным, но еще различимым гулом. - Пишите письма на компьютере и, главное, - фильтруйте информацию. Понимаете? У всех членов Совета разный исторический опыт и разная психология. Пишите чаще и разнообразнее, все равно все сойдется у меня.
"У меня, у меня..." - звучало, пропадая в облаках, как эхо.
А самолет между тем уже садился в шереметьевском аэропорту.
Редакция "Российского колокола" продолжает публикацию нового романа Сергея Есина.
На этот раз популярный автор опять преподнес читателям сюрприз - его новый роман это так редко встречающийся у нас жанр - роман-мистификация. Роман написан от имени знаменитого французского писателя и путешественника маркиза Астольфа Кюстина, печально прославившегося двухтомными записками "Россия в 1839 году". По крайней мере эти записки привели в ярость Николая I и долго были запрещены. Тем не менее, они были высоко отмечены современниками. Герцен в своем "Колоколе" написал на двухтомник восторженную рецензию. Это особенность большой литературы, она всегда по сути точна. Роман начинается в преисподней, где некоторые бывшие властители России решают послать профессионального наблюдателя и писателя, чтобы проверить, так ли успешно идут дела, о которых постоянно говорят президенты и пресса. Читателям, знакомым с предыдущей главой, абсолютно понятно, почему эта глава, как, впрочем, и все главы у Кюстина, написана в форме письма и к кому именно автор обращается.
http://lit.lib.ru/e/esin_s_n/text_0150.shtml
viperson.ru
Док. 644483
Перв. публик.: 15.11.07
Последн. ред.: 15.11.11
Число обращений: 0
Маркиз Астольф де Кюстин. Почта духов, или Россия в 2007 году Переложение на отечественный Сергея Есина
|
