"Фазовый переход" и международная безопасность
Модернизация ... не означает необходимости "раствориться"
нашей стране в западном мире, который в целом достиг этого уклада...
Считаю, что многовекторная политика намного плодотворнее для
модернизации России[1].
Е. Примаков
Невозможно проводить модернизацию, отгородившись
от остального мира и углубившись в чисто российские реалии[2].
Е. Примаков
Национальная безопасность России и, как следствие, международная безопасность будут непосредственно зависеть от результатов модернизации. А та, в свою очередь, от того, насколько верно правящая элита страны найдет "золотую середину", синтез между существующими мировыми реалиями в эпоху "фазового перехода" и национальными интересами и ценностями. То есть очень важна мудрость и адекватность элиты, то, что великий русский стратег А. Свечин называл "искусством вождя", способностью и искусством усмотреть верную цель и указать путь к ее достижению. На любом фронте человеческой деятельности, чтобы одержать успех, нужно искусство вождя; в неменьшей степени требуется и грамотности исполнения"[3]. Это все сегодня можно назвать профессионализмом, адекватностью и способностью правящей элиты, что, к сожалению, вызывает в последние 25 лет наибольшие сомнения и критику.
Нам действительно нельзя ни "раствориться" в любой цивилизации, потеряв национальную идентичность, ценность, школы и культуры, ни "отгородиться" от остального мира китайской стеной, уповая на то, что все необходимое для модернизации мы сможем сделать и получить сами. Это видно на таком "частном" примере как демографическая "афроазиатизация" мира, когда 95% прироста населения "ведут к существенной трансформации человеческого капитала в глобальных масштабах"[4].
Решение ключевых проблем безопасности в XXI веке нам придется решать, исходя из того, что они находятся на стыке глобальных, общечеловеческих интересов и национальных интересов и ценностей. Поэтому все дело в пропорции, той мере, понимание которой прежде всего и будет служить критерием оценки мудрости национальной элиты. Любая крайность - будь то примитивный западный неолиберализм, либо такой же примитивный национализм - окажется не просто контрпродуктивной, но и безрезультативной.
Между тем ресурса времени для исправления ошибок у нашей элиты уже нет. Мы потеряли, как минимум, 70-80-ые годы XX века и последние 20 лет на поиски идеологии развития. Поэтому во многом будущее состояние международной и российской безопасности эксперты оценивают пессимистично. Как следует из соцопроса, приведенного в феврале 2011 года Институтом социологии РАН, большинство экспертов представляют собой в той или иной степени группу пессимистов[5].
Экспертная оценка возможных изменений в состоянии национальной безопасности
Завершающий вопрос экспертной анкеты содержал просьбу оценить перспективы изменения национальной безопасности России в ближайшие 3-5 лет. Распределение ответов экспертов на этот вопрос иллюстрируется диаграммой на рис. Как можно видеть, респонденты склонились скорее к пессимистичным прогнозам. При этом наибольший пессимизм оказался характерен для "теоретиков" и "практиков - общественников", а также для экспертов из Москвы.
Мы сегодня не можем прогнозировать результаты развития важнейших трендов, определяющих международную безопасность. Из этого следует вывод, что развивая партнерство, сотрудничество, пытаясь создать международные механизмы обеспечения безопасности, мы в конечном счете должны полагаться на национальные ресурсы и возможности. Важнейший из них - национальный человеческий потенциал.
Сегодня предпринимаются отдельные попытки "заглянуть в будущее" по этим и другим направлениям. Но они, во-первых, слишком узкоспециализированы, выпадают из общего контекста, не вписаны в единую систему. Во-вторых, они, как правило, являются экстраполяцией нынешних тенденций. Что в политике и в истории недопустимо. Представил себе на минуту, что в 1988 году будущее СССР и ОВД формировалось бы на основе экстраполяций (хотя именно эта инерция и существовала. Достаточно вспомнить, хотя бы, принятие в 1989 году единой военной доктрины ОВД).
Естественно, что в период такого "фазового перехода" Россия не сможет остаться в стороне, "в пробирке", развиваться по каким-то своим, исключительным, закономерностям. Совсем, наоборот: во всех ключевых областях жизни следует ожидать революционных, качественных перемен.
К сожалению, все современные стратегические прогнозы России - федеральные, региональные, отраслевые, - каковых уже более 150 - совершенно не учитывают это обстоятельство. В лучшем случае они представляют собой простую, даже примитивную экстраполяцию нынешней ситуации, а в худшем - кальку с долгосрочного прогноза социально-экономического развития, который делается по определенной методике в МЭРе под кураторством А. Клепача. Приходится признать, что в России не существует сколько-нибудь серьезных политико-идеологических, философских и научных прогнозов фазового перехода. Мы экстраполируем существующие тенденции, не отдавая отчета, что их вообще может и не быть, либо они претерпят колоссальные качественные изменения.
В этом смысле прогноз состояния мировой и национальной безопасности, как сложной динамичной системы, крайне необходим. В грубой форме упрощенной модели для России он может использовать модель политической системы, которая для наглядности не раз приводилась. На этот раз в интересах национальной безопасности России.
Так, из этого рисунка видно, что в период фазового перехода (характерного для всего человечества) приоритетом высшего порядка должны стать уже не только национальные, но и общечеловеческие интересы и ценности. К сожалению, это банальное признание, характерное для 80-х годов XX века, оказалось подвержено серьезной девальвации из-за эгоизма отдельных государств. Сути это не меняет. Можно заменить термин "общечеловеческие интересы" на "биологические интересы" (хотя это и суживает понятие).
В случае согласия правящих элит, такой интерес должен быть положен при формировании политических целей ведущих стран.
Сегодня в реальной политике национальные интересы, как известно, доминируют. Но является ли эта аксиома истиной для периода фазового перехода? Например, перед угрозой уничтожения человечества?
Соответственно, если идея о "биологическом интересе" как самом приоритетном, даже по отношению к национальному интересу, становится доминирующей в мире, то происходит переоценка не только целей внешней политики отдельных стран, но и национальных ресурсов, а, в конечном счете, и международных реалий! "Биологический интерес" сам становится важнейшей мировой реалией.
Но это может произойти только (повторю) при осознании большинством правящей мировой элитой таких изменений. Очевидно, что признание такой новой реалии приведет к пересмотру политики в области национальной безопасности отдельных стран. В этом случае новая архитектура безопасности станет международно-правовым оформлением этой нормы, естественным процессом.
И, наоборот. Думать, что форма (в данном случае международно-правовые нормы новой архитектуры безопасности) может быть создана до осознания правящими элитами стран общего (биологического) интереса - наивность. В политике наивность, как правило, заканчивается поражениями и ошибками. Примером чему может служить опыт М. Горбачева.
Следующей важной чертой фазового перехода к непредсказуемым международным отношениям становится процесс изменения политических и экономических сил в пользу новых центров силы. Отличительной (но мало изученной и даже не признаваемой) чертой этого процесса является то, что лидерами в нем выступают те государства, чьи нации пытаются стать идеологическими лидерами в мире. Это, прежде всего, Китай, Индия и (с оговорками) политический и культурный ислам.
Ситуация осложняется тем, что в начале XXI века стало ясно, что неолиберальный проект, лидером которого были США, - провалился. Как справедливо заметил А. Володин, "В начале третьего тысячелетия течение объективных геоисторических процессов обретает новое ускорение, поскольку неолиберальный проект глобализации оказался контрпродуктивным для подавляющего большинства человечества. В настоящее время в мировой системе практически отсутствует программирующий и управляющий центр, каковым в девяностые годы был Запад во главе с США. Объективно системному ослаблению "униполя" способствовали три наиболее сильно действующих фактора.
1. Общее (несмотря на явные всплески хозяйственной активности в девяностые годы) замедление темпов экономического роста, имеющее, в частности, следствием падение доли США в мировом ВВП до уровня менее, чем 20%.
2. Относительно продолжительная (по меньшей мере, в течение последних пятнадцати лет) "история" активного экономического роста на Востоке (включая, разумеется, китайскую и индийскую мегаэкономики), которая дополняется динамичным развитием Латинской Америки на основе организационных принципов, отличных от основоположений "вашингтонского консенсуса".
3. Явная, ощущаемая практически в каждом событии, активизация наиболее пассионарной силы современности - политического ислама Следы ее деятельности заметны везде, включая самые удаленные уголки ойкумены. Основной стратегической задачей сил политического ислама является, по мнению многих исследователей, качественное перераспределение сил на глобальном уровне в свою пользу"[6].
На мой взгляд, идеологическое лидерство новых центров силы - залог их активной и даже агрессивной внешней политики. Но для этого эти нации должны пройти свой "кризис идентичности", который сегодня проходит не только Россия, но и страны Евросоюза, а также старые институты международной безопасности - ООН, ОБСЕ, НАТО[7]. Этот кризис в период фазового перехода может привести либо к созданию новых и укреплению старых институтов, способных отражать реалии фазового перехода, либо пойдет по старому сценарию, когда вслед за изменением соотношения сил следовали войны.
В России пока не делаются даже попытки системного прогноза развития ситуации в мире в период фазового перехода. Который даже не обсуждается. Налицо типичная инерция мышления, в т.ч. внешнеполитического, когда, как и в экономике, господствует метод экстраполяции, абсолютно не допустимый в этом случае. Что, естественно, вызывает тревогу. Мы не только не можем, но даже не пытаемся представить себе возможные последствия революционных изменений в результате "фазового перехода". Соответственно даже не пытаемся готовиться к ним. Происходит это прежде всего потому, что мы сами для себя не предложили сколько-нибудь продуманную социальную концепцию. Если хотите, - идеологию. Прагматизм, которому мы стали преклоняться после периода господства либерализма, не способен на это в принципе. Значит мы обречены на рефлексию в политике.
Здесь, конечно, требуется система взглядов, т.е. идеология, предполагающая, во-первых, качественный стратегический прогноз, во-вторых, качественное стратегическое планирование, но, главное, переосмысление целей, стоящих перед Россией в условиях "фазового перехода", вытекающих из анализа новых реалий. Как внешнеполитических, так и, прежде всего, внутриполитических, ибо внешняя политика, в т.ч. политика безопасности, является, как известно, продолжением политики внутренней.
К сожалению, сегодня ни первого, ни второго, ни третьего в России нет. Похоже, что такая задача даже и не ставится. "Прагматизм", ставший российской идеологией, этого и не требует. Но этот же прагматизм может ставить (и ставит) очередные ложные цели, что, как известно, из нашей недавней истории, самое опасное. Прагматизм, переходящий в беспринципность и бессистемность, - вот наша политика сегодня.
Поэтому вновь остро встает вопрос о системе взглядов российской элиты в период "фазового перехода", т.е. о национальной (не пугать с государственной) идеологии. При этом надо понимать, что эта идеология нужна, конечно, прежде всего "для себя". Но она также очень важна для внешнего мира, ибо культурно-идеологическое влияние России в мире значительно. С ним пока что продолжают считаться.
Кроме того важно понимать, что только собственная, национальная идеология может сделать российскую элиту реальной силой, управляющей страной и влияющей на мировые процессы. В данном случае ключевое слово - "собственная", т.е. основанная на национальной культурно-исторической почве продуманная и выстраданная.
Получается, что в период "фазового перехода" та нация, которая быстрее и качественнее других осознает новые реалии, предложит новую систему взглядов, станет не просто идеологическим, но и мировым лидером. И здесь нельзя полагаться на заимствования.
Как справедливо заметил А. Кива, "Вначале Россия, ведомая В. Лениным, выстрадала возникший в Германии марксизм, потом, под руководством Е. Гайдара и сотоварищей появившийся в Америке неолиберализм. Но выстрадать можно что-то свое, оригинальное, как, например, реформы Ф. Рузвельта или Дэн Сяонина ...>>[8].
Собственно этого пока что не происходит: "идеология модернизации" заменяет идеологию развития, т.е. частная задача, даже, строго говоря, процесс становится общенациональной целью. Подобная "технологичность", "прагматизм", "менеджеризм", конечно же не смогут ответить на вызовы "фазового перехода".
Хуже того - такая задача сегодня даже и не ставится. Во всяком случае глубоких и осмысленных выступлений на этот счет лидеров нации не известно. Поэтому, например, проблема международной безопасности сводится только к политико-правовой, а сотрудничество (важность которого никто не отрицает) становится самоцелью российской внешней политики. В этой связи возникает вопрос: а если в интересах сотрудничества (и модернизации) придется жертвовать национальными интересами и ценностями, пойдет ли на это в очередной раз российская элита, которая, может быть, в силу своей молодости забыла катастрофические последствия такой политики М. Горбачева?
На это обстоятельство наводят серьезные размышления, например, вызванные некоторыми заявлениями в США. Так, во время визита Д. Медведева в апреле 2010 года американский Совет по международным отношениям (CFR) опубликовал Специальный доклад Джеффри Манкоффа "Российский экономический кризис". "Экономический кризис в РФ и посткризисный период представляют Западу такую возможность еще глубже вовлечь Россию в либеральный экономический порядок, которой у него не было на протяжение 10 лет", - считает автор. Несмотря на то что пик потрясений, кажется, пройден, РФ будет ощущать на себе негативные последствия кризиса дольше, чем промышленно развитые страны, утверждает он. По мнению Манкоффа, экономическая интеграция способствовала бы сопряжению экономических, а потом, возможно, и политических интересов РФ и Запада"[9].
Смею утверждать, что в эпоху "фазового перехода", в которой сегодня находится человечество, качественные изменения ожидают все основные элементы и реалии международных отношений. Поэтому прогнозировать эти перемены, опираясь на экстраполяции, - бессмысленно. Но пытаться это сделать, опираясь на идеологию, просто необходимо, хотя бы для того, чтобы понимать масштабы и последствия возможных изменений. Так, к 2030 году ожидается, например, что КНР станет более мощным экономическим центром силы, чем США, а удельный вес ее экономики в мире может достигнуть 30%, что вместе с экономиками других стран АТР - прежде всего Японии, Индии, Индонезии, превысит половину мировой экономики. Это - экстраполяция нынешних темпов развития этих стран. Но мы не знаем главного, а именно динамики двух важнейших тенденций фазового перехода - научно-технической и демографической. Что произойдет, если КНР, например, сможет обеспечить не только явное превосходство в ВВП, но и в НЧП?
Уже к 2011 году в КНР было подготовлено более 350 млн граждан, имеющих высшее образование. Темпы развития НЧП Китая поражают, особенно, если допустить, что к 2030 году ИРЧП в Китае будет равняться или даже превосходить американской. В этом случае подавляющее преимущество Китая в НЧП, умноженное на демографический рост (который при всех ограничениях сегодня составляет 15 млн человек ежегодно) означает новое качество безопасности не только в Евразии, но и в мире.
Подобное изменение в соотношении мировых сил неизбежно приведет к изменениям во всей в системе международной безопасности. Можно, например, предположить, что новым военно-политическим центром силы станет КНР, которая сумеет объединить (или подчинить себе) вокруг себя ряд государств Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии, да и другие страны. Напомню, что китайский менталитет предопределен более 5000 историей существования "срединной империи, окруженной варварами".
Еще труднее предположить последствия постоянно ускоряющегося научно-технического прогресса. В условиях "фазового перехода" не только можно, но и обязательно нужно ожидать реализации "прорывных" идей и технологий, способных внести радикальные изменения в экономическую и общественно-политическую жизнь человечества. Так, революция в информации и связи в 90-е годы привела не только к появлению общедоступной мобильной связи и широкополосного интернета, но и к революции во всех отраслях экономики и общественных институтов (появлению сетевых сообществ, росту влияния институтов гражданского общества и т.д.). Полагаю, что в ближайшие годы информационная революция будет усилена революциями в области биологии, психиатрии, общественных наук.
Здесь важно подчеркнуть, что модернизационно-инновационная политика, провозглашенная в России, должна учитывать:
- невозможность предсказать или спрогнозировать масштаб и последствия изменения международных реалий;
- невозможность сведения процесса модернизации только к модернизации экономики или даже технологий.
Странным образом Россия в очередной раз подтвердила эту закономерность ("догоняющего развития"), замеченную академиком Н.А. Симония в начале десятилетия: встреча Президента России Д. Медведева с послами и постоянными представителями в МИДе в июне 2010 года, на которой, по мнению многих, была провозглашена новая внешнеполитическая доктрина, справедливо истолкована большинством экспертов как переориентация внешней политики страны на нужды модернизации. Хотелось бы, чтобы это не стало узкотехнологическим приоритетом, в котором будет формироваться "догоняющая модель" развития. В условиях "фазового перехода" такая политика абсолютно бесперспективна, заведомо обречена на отставание и неизбежность нанесения ущерба интересам безопасности и суверенитету России. К сожалению, реальность такова, что отставание в понимании этих перемен, а тем более в реальных мерах по изменению ситуации до сих пор удручающа.
Так, с точки зрения конкурентоспособности России огромное значение имеют условия ведения бизнеса в стране, о создании которых постоянно говорят 20 лет, но которые не улучшаются, а даже ухудшаются. При сопоставлении российских условий с условиями в других странах, наша страна стабильно занимает место аутсайдера. Так, по оценкам Всемирного банка, в 2009 году Россия занимала 120-е место из 183, уступая Молдове (90), Кении (95), даже Бангладеш (119)[10].
Полезно внимательнее присмотреться как к лидерам, так и аутсайдерам рейтинга, попытавшись вывести некоторые закономерности, прежде всего с точки зрения развития НЧП. Страны, как известно, ранжируются по благоприятствию ведения бизнеса с 1 до 183 места, первое место - наиболее высокое. Высокая позиция в индексе легкости ведения бизнеса означает, что регуляторный климат благоприятствует ведению бизнеса. Индекс является средним показателей страны по 10 индикаторам, каждый из которых имеет равный вес. 
Прежде всего обращает внимание, что высокая позиция в ведении бизнеса совпадает с высокой позицией в развитии национального человеческого потенциала и с ИРЧП. Это не случайно, ведь высокий уровень развития НЧП во многом является производным от качества и степени развития институтов гражданского общества и общественной инфраструктуры, т.е. общественные критерии НЧП очевидно коррелируют с критериями конкурентоспособности.
Уровень развития НЧП коррелируется и в финансовой области с таким, например, показателем, как финансовая глубина[11]. Чем выше душевой доход и ИРЧП, тем выше показатель финансовой глубины. Причем, закономерность, подмеченная Всемирным банком, заключается в том, что финансы развиваются опережающими темпами по отношению к экономике[12].
Причем, как видно, кризисы прерывают этот процесс. Но не надолго: сбрасывая излишние финансовые инструменты в сравнении с реальной экономикой, затем, в период подъема, снова начинается рост.
Финансовая и банковская система страны это прежде всего люди. Специально обученные профессионалы, создающие финансовые институты. Это подтвердит любой финансист. Поэтому связь между ИРЧП и финансовой глубиной весьма показательна: нельзя создать национальную финансовую, кредитную системы, не имея достаточно подготовленных кадров.
В России финансово-банковская система не просто слаба. Она не ориентирована на развитие НЧП, не способна обеспечить инвестиции, а тем более кредитование наукоемких производств. Отсюда и невосприимчивость экономики к любым инновациям, которая не может быть решена частными способами по примеру Сколково.
Этот вывод подтверждается примером стран которые по уровню благоприятствования бизнесу относятся к странам, занимающим 115-120 места: эти же государства занимают аналогично низкие рейтинги по уровню развития НЧП. Думается, что если бы к числу критериев, определяющих условия ведения бизнеса, отнести такие, как: уровень образованности граждан, ожидаемая продолжительность жизни, уровень культуры и духовности (т.е. критерии НЧП), то совпадение было бы полным. Это не случайно, ведь качество трудовых ресурсов в условиях XXI века будет определяющим фактором не только развития НЧП, но и экономики страны, которая становится все более наукоемкой. В развитых странах сегодня до 90% прироста ВВП обеспечивается за счет наукоемких отраслей. На рисунке это можно было бы изобразить следующим образом:
Если согласиться с этой логикой, то можно упростить этот рисунок до простого тождества:
НЧП = Конкурентоспособность
Причем понятие "конкурентоспособность" сводится не только к экономическому, но и социальному и международному критериям.
Неизбежно следует согласиться и с другим выводом: говорить о повышении конкурентоспособности товаров и услуг (а тем более экономики, даже страны) в мире бессмысленно без того, чтобы страна достигла высокого уровня развития НЧП. Даже отдельные группы товаров, а тем более отрасли, в отдельной стране не могут быть конкурентоспособными у страны, не обладающей высоким уровнем развития НЧП.
Причем, наверное, этот вывод справедлив не только для продукции высокой степени переработки, но и по отношению к сырьевым товарам. Исключения могут составить только узкие группы сырьевых ресурсов, занимающих монопольное положение на рынке: в этом случае сырье, даже низкого качества будут покупать для последующей глубокой переработки. Но, следует признать, что само понятие "мировая конкурентоспособность" для таких групп товаров теряет смысл, ведь монополизм изначально исключает конкуренцию. Удивительно, но эта закономерность подтверждается и при сопоставлении конкурентоспособности стран-аутсайдеров, в т.ч. России.
Россия, занимающая 120-е место в рейтинге конкурентоспособности, полностью подтверждает этот вывод. Даже наличие энергоресурсов, прежде всего газа, занимающих заметное место в структуре энергопотребления Европы, не влияет на изменение рейтинга конкурентоспособности. Поэтому, если мы хотим изменить место России в мире, которое зависит во многом от конкурентоспособности ее экономики, то мы должны изменить сначала ее место в области развития НЧП. Технологичность, наукоемкость произведенного продукта или услуги - прямое следствие развития НЧП.
Не случайно эта логика вполне коррелирует и с рейтингом наукоемкой продукции, по которому Россия занимает одно из самых низких позиций. Так, как известно, на Россию приходится порядка 2% мирового ВВП, но только 0,3% наукоемкой продукции (для сравнения, эти показатели у США соответственно 20% и 30%).
Это означает, что если соотношение экономик России и США можно охарактеризовать как 1:10, то в области наукоемкой продукции это соотношение будет примерно 1:100, что, на самом деле, гораздо полнее характеризует реальность. Означает ли это такое же соотношение между НЧП России и США? Уверен, что нет. Парадоксально, но соотношение НЧП России и США приблизительно равно (даже без учета в разнице численности населения этих стран), но реализация национальных человеческих потенциалов, сильно, качественно отличается: НЧК России, вероятно, аналогична пропорциям экспорта наукоемкой продукции, т.е. 1:100.
Сказанное имеет прямое отношение к международной и национальной безопасности. Обладая таким огромным технологическим превосходством, США в XXI веке будут заинтересованы в ликвидации ядерного оружия не только в России, но и в других странах. Это оружие сегодня уравновешивает в какой-то мере военные возможности наших стран. Поэтому Б. Обама в числе важнейших своих приоритетов заявил о своем стремлении к безъядерному миру. Как пишет обозреватель М. Волкова, "Строго говоря, еще в своей знаковой пражской речи Обама наметил контуры американской политики в этом направлении. Во-первых, Вашингтон стремится укрепить режим нераспространения в мире, и прежде всего с прицелом на Иран. Во-вторых, при Обаме снова заговорили о необходимости ратификации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных исследований (ДВЗЯИ) сенатом, отказавшимся это сделать в отличие от России еще 10 лет назад. В-третьих, США предлагают подумать над разработкой еще одного договора - об обращении ядерных материалов и продуктов. Все это и обсуждалось на вчерашнем саммите, но с добавлением сколь красивой, столь и почти сказочной идеи о стремлении к безъядерному миру"[13].
Но вот нужно ли это в ближайшие годы России? Вопрос, на мой взгляд, однозначно "нет". Наше технологическое отставание, в т.ч. в области обычных вооружений, таково, что Россия потеряет последние гарантии своего суверенитета.
Низкий показатель НЧК также означает, что крайне низкая эффективность российского государственного, местного и общественного управления является главной причиной, кроме, естественно, отставания в развитии собственно НЧП. Такой вывод имеет принципиальное значение для современной России: необходимо проводить срочные и масштабные мероприятия в этой области. И прежде всего использовать такой мощный ресурс как идеологию, которая выступает в качестве самого эффективного инструмента управления.
Другой вывод: "деидеологизация", "прагматизм", отрицание идеологии, наверное, главная причина низкого качества государственного и общественного управления, а, как следствие, низкой конкурентоспособности, а, главное, неэффективного использования огромного национального человеческого потенциала, вполне сопоставимого с НЧП США. Это и есть главный ресурс развития России. Что подтверждается множеством частных примеров.
На практике это видно, например, на положении России в Интернет индустрии[14]. Компания Google, например, опубликовала список тысячи самых популярных сайтов в Интернете по количеству ежемесячных посетителей. На первом месте в рейтинге находится крупнейшая в мире социальная сеть Facebook.com, которую посещают 540 млн уникальных посетителей в месяц, просматривая при этом 570 млрд страниц. На втором месте - Yahoo.com (490 млн уникальных посетителей), на третьем - Live.com (370 млн). В первую десятку также вошли: Wikipedia.org (310 млн), MSN.com (280 млн), Microsoft.com (230 млн), Blogspot.com (230 млн), Baidu.com (230 млн), QQ.com (170 млн) и Mozilla.com (140 млн).
Среди российских сайтов лидирует поисковая система Yandex.ru, которая занимает 57 место (38 млн уникальных посетителей). Вторым по посещаемости российским ресурсом стал портал Mail.ru (37 млн). На 81 месте находится крупнейшая социальная сеть российского Интернета - Vkontakte.ru (26 млн), на 118 месте - социальная сеть Odnoklassniki.ru (21 млн). На 148 месте - Narod.ru (17 млн уникальных посетителей), на 178 - Rambler.ru (15 млн). Самый посещаемый российский новостной ресурс - сайт РИА Новости (Rian.ru) - занял на 568 строчку (6,200 тыс уникальных посетителей)[15].
Иными словами "срез" положения России в Интернете показывает, что и в этой области наша страна находится в списке аутсайдеров, занимая место, которое в принципе совпадает как с ИРЧП, так и местом на рынке экспорта наукоемкой продукции. Подобные совпадения - ИРЧП, конкурентоспособности, технологичности - не случайны. Они отражают реальное положение вещей, а именно нарастающее отставание России в мире, которое определяется степенью реализации НЧП, т.е. НЧК, а не только его частью - технологиями.
Соответственно это непосредственно отражается на соотношении сил в мире, возможностях России и степени внешних угроз. Это должно очень беспокоить нас. Хотя бы потому, что в оценке соотношения сил в мире стремительно меняется не в пользу России. Как справедливо заметил бывший министр иностранных дел России И.Иванов, само "... содержание понятия "мощь государства",.. когда ... на первый план все больше выдвигаются экономические, финансовые, интеллектуальные и информационные ресурсы влияния ...>>[16]. Эта мощь, а, соответственно, и влияние государства в мире сегодня выглядит следующим образом (по сравнению с серединой XX века):
В период "фазового перехода", когда динамика изменений достигает своей высшей точки, неизбежно возникновение новых угроз. Сегодня это признается, но в редакции, которая определяется развитыми странами:
- международный терроризм;
- распространение ОМУ;
- экономические проблемы и т.д.
Но так ли это на самом деле? На мой взгляд, и приоритетность, и сами угрозы выглядят иначе, а именно:
- неравномерность развития отдельных государств;
- несправедливое распределение ресурсов, прежде всего финансовых;
- неэффективность международных институтов.
Представляется, что необходимо внести ясность в базисные представления национальной элиты о масштабах и реальности возможных угроз, стратегии развития России и, как следствие, ее внешней политике в XXI веке.
___________________
[1] Примаков Е. Достижения не должны заслонять проблемы // Российская газета. 2011. 14 января. С. 6.
[2] Примаков Е. Достижения не должны заслонять проблемы // Российская газета. 2011. 14 января. С. 6.
[3] Свечин А. Методы стратегического мышления / В кн.: Стратегия в трудах военных классиков / ред. сов. Степашин С.В. и др. М.: Финансовый контроль, 2003. С. 19.
[4] Абрамова И.О. Ресурсный потенциал Африки в мировой экономике XXI века. Диссертация на соискание ученой степени доктора экономических наук. М.: МГИМО(У). С. 390.
[5] Национальная безопасность России в оценках экспертов. Аналитический отчет Институт социологии РАН. Версия 2.4 от 28.02.2011. С. 48.
[6] Володин А. Индия - Россия - Китай в свободной геометрии мировой политики. Электронный ресурс. Интелрос / http://www.intelros.ru/2007/04/16.
[7] См., например: Лавров С. Как преодолеть кризис идентичности // Российская газета. 2010. 30 ноября.
[8] Кива А. Тернии российской демократии // Мир перемен. 2010. N 1. С. 150.
[9] Терехов А. Москву и Вашингтон может сблизить экономика // Независимая газета. 2010. 15 апреля. С. 7.
[10] Рейтинг экономик. Всемирный банк / http://russian.doingbusiness.org/economyrankings
[11] Финансовая глубина - зд. отношение финансовых активов к ВВП.
[12] Россия и мир: 2010. Экономика и внешняя политика. Ежегодный прогноз. М., ИМЭМО РАН 2009. С. 34.
[13] Волкова М. Движение в одном направлении // Российская газета. 2010. 16 апреля. С. 1.
[14] Компания Google представила, список тысячи самых популярных сайтов в интернете. 28.05.2010 / URL:http://gtmaret.ru.
[15] Компания Google представила, список тысячи самых популярных сайтов в интернете. 28.05.2010 / URL:http://gtmaret.ru.
[16] Иванов И. Международная безопасность в эпоху глобализации // Россия в глобальной политике. 2003. Январь-март. N 1.
Алексей Подберезкин - профессор МГИМО
11.02.2012
www.allrus.info
Док. 646856
Перв. публик.: 11.02.12
Последн. ред.: 12.02.12
Число обращений: 0
Примаков Евгений МаксимовичПодберезкин Алексей Иванович
|
