Глава 10.
Как разменивают золотой динар. Только три спектакля. Портфель крокодиловой кожи. Алые капли на белом кителе. Каменный хаос бреда. Английский имперский ход.
В тот же день. 3 октября 1911 года.
Для Ширинова этот прохладный солнечный день не предвещал ничего необычного. Встреча с Гюль Падишахом, скоропостижная смерть главного бухгалтера, полицейское разбирательство стали забываться как дурные сны. Приехавший на похороны своего дяди молодой Блюменталь, оказалось, имеет диплом Кишиневского коммерческого училища и опыт работы счетоводом. Теперь в кабинете старого Соломона Серафимовича корпит над балансами Арнольд Маркович. Работы ему прибавилось: Ширинов создает по области сеть каравансараев и постоялых дворов. Как это у русских: "И при железной дороге не забывай двуколку"! Правда, нет-нет, да и напомнит о себе вексель Ост-Индийского Коммерческого Банка. Внутренне вздрогнет Александр Александрович и в стотысячный раз начнет оправдываться сам перед собой: "Да я понятия не имею, о чем речь. Я не банкир, я с верблюжьими караванами и их погонщиками дело имею. Это непросто - в городе расположить три-четыре сотни верблюдов, накормить и напоить их, вывезти навоз, вовремя выявить больных животных, оказать помощь, устроить, по-человечески, купцов и погонщиков, получить с них деньги, когда все норовят влезть в долг! Я уже три года налоги плачу! Я живые фунты в руках не держал. Какой билет, какой вексель? Кто мне его давал?"!
В кабинет без стука влез мальчишка-поваренок из чайханы.
- Господин Искандер, к вам купец просится. Богатый!
- Пусть заходит.
Мальчишка исчез. В кабинет быстрым шагом вошел высокий турок, европейский наряд которого венчала красная шерстяная феска. В его левой руке портфель крокодиловой кожи.
Ширинов поднялся из-за стола. Купец остановился напротив. Традиционного "салам алейкум" Ширинов не услышал. В правой руке турка появилась золотая монета. Держа монету двумя пальцами, турок несколько раз провел монетой перед глазами каравансарайщика и громко, отчетливо выговаривая каждое слово, спросил на фарси:
- Не могли бы вы разменять египетский динар?
Взгляд Ширинова потух.
Незнакомец продолжал:
- Помните ли вы нашего господина Гюль Падишах Сейида?
Ширинов молча кивнул, не отводя взгляда от красной фески турка.
- Наш господин просит вас оказать услугу. После того, как вы ее выполните, господин вернет вам свободу и забудет о ваших долгах!
Ширинов снова молча кивнул.
- Вечером вы наденете фрак, сядете в коляску и поедете в русский театр. Там вас встретит наш человек, у него будет для вас билет и вот этот портфель. За пять минут до начала спектакля подойдете к ложе Начальника жандармского управления железнодорожной полиции Ростов-Малыгина. Не открывайте портфель, он не откроется. Вот, видите, из портфеля торчит шнурок с кисточкой? Спокойно, не привлекая внимания, перед ложей дерните за шнурок и поставите портфель на пол. Потом спокойно уходите. Ничего не бойтесь. С вами наш господин! Исполняйте!
Турок ушел. Ширинов позвонил в колокольчик и ровным усталым голосом сказал вошедшему старому слуге:
- Коляску к выходу.
***
Дзебоев и Кудашев подъехали к театру за пять минут до третьего звонка. Круглая тумба оклеена афишами: "Только три спектакля! Гоголь. Сухово-Кобылин. Островский. Гастроли Ярославского драматического театра. Только три спектакля!". Армейский духовой оркестр закончил свое выступление на площадке у центрального входа. Публика устремилась в распахнутые двери. Здесь было от чего растеряться фронтовику-поручику. Яркий электрический свет играл в шелке и драгоценностях дам, в серебре и золоте парадного оружия, крестов, погон и эполет военных, мундирам которых не уступали фраки гражданских, пошитые лучшими "парижскими" портными, понаехавшими в Асхабад из Киева и Одессы! Запахи французских духов кружили не одну буйну голову. Театр был полон молодых холостых офицеров. В Закаспии невесты на вес золота не только у туркмен!
Дзебоева в обществе знали, он не успевал здороваться, отвечать на приветствия, легким кивком здороваться со знакомыми дамами. Общество с любопытством рассматривало Кудашева. Вот еще один знакомый. С ним Дзебоев предпочитал на публике не общаться.
- Знакомься, - шепнул Дзебоев Кудашеву на ухо. - Это и есть наш владелец Текинского каравансарая господин Ширинов.
Кудашев впился взглядом в лицо каравансарайщика, профессионально запоминая его.
- Странный какой-то. Он что, терьякеш?
Ширинов шел по проходу партера, казалось, не замечая ничего вокруг. Он уже успел наступить кому-то на ногу, кого-то толкнуть. В его левой руке был большой портфель крокодиловой кожи. Остановившись у ложи Ростов-Малыгина, Искандер-оглы неловко, как заведенная механическая кукла, поднял портфель на уровень груди, нащупал шнурок...
Вдруг Кудашева осенило. Одним прыжком он выпрыгнул из генеральской ложи, сбив кого-то с ног, и ринулся к Ширинову. Искандер-оглы, не торопясь, обернул шелковый шнурок петлей вокруг пальца и с силой дернул. Кудашев выхватил портфель из рук каравансарайщика. Публика шарахнулась от Кудашева в обе стороны. Вихрем из зала в фойе, ударом ноги выбита оконная рама, портфель летит вниз во внутренний двор театра, забитый строительным мусором и старыми декорациями. Взрыв! Кудашева откидывает от разбитого окна фойе на внутреннюю стену. На ковровую дорожку он падает уже без сознания. Из носа, из правого уха на белый китель - алые капли. В зале визг, крики, истерики, беспрестанный звон театрального пожарного колокола.
Взрыв застал Дзебоева, прижавшего безвольное тело Ширинова к стене, взявшего правую руку смертника в полицейский "замок". Вдруг, выстрел! Лицо Дзебоева обрызгано кровью Ширинова. Дзебоев бросает уже бездыханное тело и поворачивается лицом в зал. Метрах в десяти в руках ротмистра Кюстера бьется молодой подпоручик, стрелявший в Ширинова. Ростов-Малыгина в его ложе уже нет. В "генеральской" ложе Шостак и офицер управления приводят в чувство своих жен.
***
6 октября. 1911.
Сознание медленно возвращалось. Сначала слабым светом, неясными тенями, бликами, запахами, которые пульсировали, то становясь более отчетливыми, то медленно погасая. Просветление всегда сопровождалось нестерпимым шумом, подобным морскому прибою, только бившиеся о скалы волны были из гранитных окатышей, и не было камня, прошедшего мимо несчастной головы контуженного. Все заканчивалось нестерпимой головной болью, от которой было только одно спасение - очередная потеря восприятия и самого себя, и окружающего мира. К утру третьего дня больному стало лучше. Прекратилась качка, исчезли симптомы морской болезни, ослабла и стала реже головная боль.
Теплые нежные руки мокрым тампоном ваты протирают Кудашеву лицо, закрытые глаза, нос, крепко сжатый рот.
Из далекого далека слышен голос. Еще трудно понять, осознать, что это человеческая речь, но вот камнепад в голове становится тише, голос - громче:
- Водичка, водичка, умой Саше личико. Водичка ушла и беду унесла! "Богородица, дева, радуйся! Благодатная Мария, господь с тобою!"...
"Господи! Чей же это голос? Где он мог слышать эти слова, в какие незабвенные счастливые времена?! Голос мамы? Нет, это мамины приговорки и молитвы, но это не мамин голос. Вот недавно, совсем недавно... Почему он не может вспомнить!".
- Господи помилуй, господи помилуй! - продолжал литься ручеек теплых простых и родных слов. - Ты спросил, скоро? И я ответила - скоро! Вот еще полежишь денёк-другой, поднимешься, пойдешь гулять своими ножками, а я буду рядом. И мы никогда больше не расстанемся!
Губы Кудашева дрогнули. Он вспомнил! Но онемевший рот после нескольких мучительных попыток смог только выдохнуть:
- Пить!
***
В тот же день.
Отцвела и в Асхабаде золотая осень. Тучи черные, низкие. Второй день холодный нудный осенний дождь.
В кабинете генерал-майора Шостака тоже темно, холодно и неуютно. Десять утра, но на столе горит электрическая лампа. Шостак в кресле за своим столом. Посреди кабинета по стойке "смирно" Дзебоев. Шостак смотрит в окно. По стеклу барабанит косой от северного ветра ливень. Дзебоев смотрит прямо перед собой поверх головы Начальника - на портрет государя императора Николая Александровича Романова. Дзебоев без сабли, его кобура пуста. Сабля в платяном шкафу Шостака, наган - в правом ящике письменного стола.
- Подготовил? Принес? - Шостак так и не взглянул на Дзебоева.
- Никак нет, ваше превосходительство!
- Не узнаю вас, Владимир Георгиевич. Где Скобелевская школа? Вы свои кресты без проволочек получали - и в петлицу, и на шею! Не пытались подсчитать, сколько жизней спас Кудашев? А мои артиллеристы подсчитали: учитывая плотность окружения террориста и силу взрыва - не менее тридцати душ! И ваша собственная, князь, в том числе!
- Скорблю о случившемся. Благодарен Кудашеву. Заморочка только одна - мой кабинет по вашему приказу опечатан. В моем сейфе все аттестации и послужной список Кудашева. Простая описка, ошибка в представлении повлечет неминуемый отказ Георгиевской думы в награждении Орденом Святого Георгия четвертой степени. Прикажите снять печати. Мне нужно всего тридцать минут!
Шостак молчал. Дзебоев не нарушал тишины.
- Хотите выпить, Владимир Георгиевич? - Шостак звякнул настольным фарфоровым колокольчиком. Заглянул дежурный офицер. - Чаю, галет, колбаски, два прибора.
Дежурный вышел, но через минуту уже снова был в кабинете с подносом, покрытым белой салфеткой. Что-что, а самовар в дежурной службе был всегда в положении "под парами"!
Выпили по рюмке. Шостак убрал бутылку в книжный шкаф. - Владимир Георгиевич! Прошу вас ответить мне как на духу: Ширинов - ваш человек?
- Позвольте дать полный ответ. В моем кабинете вы найдете бумаги, подписанные Шириновым, в папке, относящейся к визиту в область английского шпиона, условно называемого Гюль Падишахом. История Ширинова - вора и убийцы, освещенная с трех разных точек зрения, в том числе и им самим. Такой человек не мог быть моим доверенным лицом.
- А что вы скажете по поводу этой записки? Мне ее передал Андрей Андреевич Ростов-Малыгин.
Дзебоев взял в руки листок. Почерк Ширинова был узнаваем.
"... Прошу оградить меня от домогательств подполковника Дзебоева, требующего от меня работы, которую я не могу выполнять, так как не совсем грамотен и не имею на нее времени - писать доносы на людей, про которых хочет Дзебоев, в том числе на вас, ваше превосходительство".
- Спасибо за недостающий камень в моей мозаике, Федор Александрович. Теперь отвечу совсем уверенно: Ширинов - жертва в игре, которую ведет английская разведка. Его действия, включая покушение - чисто английский имперский ход: "Разделяй и властвуй!".
- Согласен. Держите ключи, идите, работайте. Сегодня в двадцать два ноль-ноль поездом Ташкент-Красноводск прибывает следственная группа. Будьте готовы. Домашний арест отменяю, навестите Кудашева. Жду вас через тридцать минут.
***
Глава 11.
Первая прогулка. Сестра милосердия. Дзебоев и "как все было".. Кюстер и генеральский подарок.
11 октября 1911.
День по асхабадским понятиям холодный, но солнечный. Дождь, если будет, то только к вечеру. Просторный двор больницы "Красного Креста" - место первой прогулки. В правой руке Кудашева щегольская крепкая трость унцукульской работы, подаренная администрацией театра. Так, на всякий случай! Локоть левой руки придерживается ручками сестры милосердия. В белом платочке с алым крестиком - Лена Найдёнова. Кудашев в синем байковом больничном халате с белым накрахмаленным заботами Найденовой отложным воротником. Сама Леночка - в белом форменном платье, фартуке и легком черном пальто внакидку.
- Что было, что было! В Фирюзу на дачу Начальника позвонили по телефону. Представляете, Саша, в Фирюзе, в горах Копет-Дага - телефон! Казаки по коням, штатские по экипажам, - и все в Асхабад. Никто ночевать не остался. Возница чуть лошадей не загнал. В ущелье на поворотах страшно было. Нас с Татьяной Андреевной подвезли сразу сюда, в "Красный Крест", в хирургическую. Возле вас всю ночь сам Агапьев Борис Николаевич просидел. Нам сказал, что переломов и проникающих ранений нет, и велел уходить. Я осталась в коридоре, а Татьяна Андреевна съездила домой и вернулась назад в платье сестры милосердия и с дипломом Саратовских женских медицинских курсов! Так что мы в штате больницы, вернее - за штатом, должностей свободных нет, а работы много. Зато возле вас по очереди сидели, ни на минуту не отходили!
На глазах Лены блеснули слезы.
- Ой, какая я была глупая! Простите, но когда вы были в Манчжурии, я девочкой мечтала уехать на войну сестрой милосердия. И чтобы вас немножко ранили, а я за вами бы ухаживала! Простите меня.
Кудашев остановился, взял руку Лены и прижал ее ладонью к своему лицу. Она не отнимала ее.
- Н-н-н... не смейтесь, но меня недавно спрашивали, не был ли я на войне контужен, - чуточку запинаясь разговорился и Кудашев, - а я думаю: "контузии нет, список не полный"! Вот ранения есть...
- Я знаю, - ответила Лена, и вдруг смутившись, отвернулась в сторону, закрыв зардевшееся лицо руками.
В айлантусовой аллее они присели на скамейку. Прилетел воробей, сел на свободный конец, деловито покосился на людей. Лена вынула из кармана пальто начатую пачку печенья, раскрошила одно и разбросала крошки по лужайке. Тут же налетела стайка, и в несколько секунд крошки исчезли. Лена стала бросать крошки по одной. Воробьи ловили крошки на лету, не давая им упасть на землю.
- З-з... Здорово, вот это реакция! Да и воробьи ручные, больничные. На базарах таких не бывает! - улыбнулся Кудашев.
- Вот вы где! Ну, как здоровье? - незаметно для Кудашева и Леночки к скамейке подошел Дзебоев. - Здравствуйте, Леночка! Здравствуй, Саша!
- Здравствуйте, Владимир Георгиевич! - хором, как гимназисты, ответили Кудашев и Найдёнова.
- У воробьев здоровье отменное, у меня немногим хуже. Думаю через пару дней вылететь отсюда, - продолжил Кудашев.
- На этот счет у начальника Красного Креста другое мнение. Агапьев сказал, что вам только постельный режим в две недели прописан. Почему гуляем? - Дзебоев не был склонен продолжать разговор в шутливом тоне. И, обращаясь к Лене: - Держите ключики от Красноводской квартиры, Елена Сергеевна, спасибо. Эту миссию я никому не доверил, съездил в Красноводск сам. Прогнал составы с рекордной скоростью - четырнадцать часов туда, одиннадцать - обратно! Грузовые, разумеется. Зато не безрезультатно.
- Рассказывайте, Владимир Георгиевич. Я, правда, в порядке, и голова не болит! - Кудашеву не терпелось услышать новости.
- Елена Сергеевна! - Дзебоев был отменно воспитан. - Там в палате Кузьмич с корзинкой. Думаю, Александру Георгиевичу все не съесть, так распорядитесь по-хозяйски. Здесь детское отделение приличное, но не ко всем родители ходят.
Найденова ушла.
- Постараюсь вас сильно сегодня не грузить, Александр Георгиевич. Очень рад, что вы остались живы. Сами-то помните, что было до взрыва? Да? Тогда коротко доложу обстановку по времени от взрыва до сегодняшнего дня. Ширинов был убит выстрелом из бельгийского "Браунинга" подпоручиком все той же злополучной конвойной команды Хенрыком Котушинским. Котушинский был обезоружен ротмистром Жандармского полицейского Управления Средне-Азиатской железной дороги бароном Иоганном фон Кюстером. Сегодня Кюстер исполняет обязанности начальника управления и возглавляет следствие по террористическому акту. В наших взаимоотношениях нет ничего личного, нет проблем. Генерал-майор Ростов-Малыгин был госпитализирован с сердечным приступом и пролежал рядом с вами в одной палате двое суток. Сейчас отлеживается в собственном доме. Уже известно его желание уехать на лечение в Берлин, где хвалят кардиологов, а затем в отставку. Специалисты отдельного саперного батальона, изучив место взрыва, отобрали осколки взрывного устройства, произвели химический анализ следов взрывчатого вещества. Согласно акту криминалистической экспертизы в портфеле Ширинова находилась связка противопехотных гранат. Кюстером грамотно и оперативно уже произведена ревизия на сей предмет во всех воинских подразделениях области. Результат самый неутешительный: абсолютно во всех подразделениях отсутствует надлежащий учет боеприпасов и взрывчатых веществ, в том числе и в седьмой конвойной команде. Хозяин дома, комнату в котором снимает Котушинский, показал, что видел портфель из крокодиловой кожи у Котушинского. Котушинский взят под стражу. Пользуясь моментом, Кюстер произвел крупномасштабные проверки, осмотры и обыски на предмет обнаружения тайников для оружия, подпольных мастерских, типографий, и прочего, что могло бы заинтересовать следствие. Результаты не впечатляют, но есть и оружие, преимущественно "Браунинги" и "Наганы", есть шрифты, гектографы и литература. Помните наш разговор о двух вопросах? Этих вопросов больше нет. Не мы нарушили Тегеранскую Конвенцию 1907 года. Не мы поставили этот вопрос в текущую повестку дня. В газетах - ни строчки. Кюстер, похоже, крепко зацепил главных редакторов и "Асхабада", и "Средней Азии". Ну, барон свое дело знает. Главное, он начинает работу с чистого листа и за прошлое не в ответе. Пока ничего и никого не боится.
- Простите, Владимир Георгиевич: что, в седьмой конвойной команде одни поляки служат?
- Нет, конечно. Но три дня назад я себе поставил в задачу найти ответ именно на этот вопрос. Очень непростой вопрос.
- Саша! Александр Георгиевич! Владимир Георгиевич! - запыхавшись, к офицерам бежала Найдёнова. - Заканчивайте беседу. Кудашева в палату требуют. Сам Агапьев. Грозится к койке привязать.
- Выздоравливай, Саша! Вот, держи.
- Что это?
- Дневник твоего отца. Страницы последних месяцев его жизни. Береги, это еще и важный оперативный документ. Завтра зайду, заберу. Есть еще кое-что. Но это потом. Я за этим в Красноводск ездил. Помнишь Леночкину открытку? Чуть не забыл: у тебя есть охрана - казаки Первого Таманского полка. Не горюй! Леночка, берегите Кудашева.
- Подождите, не уходите! - от ворот больницы быстрым шагом к ним шел высокий офицер в синем мундире с аксельбантами и с серебряными погонами в один просвет без звезд. В его руках длинный сверток. Сзади еле поспевал пожилой грузный чин общей полиции с большой корзинкой, накрытой платком.
Приблизившись, офицер резко козырнул:
- Господин подполковник! - и, повернувшись к Кудашеву: Господин поручик! Разрешите представиться - ротмистр Кюстер!
Кудашев, не стесняясь, протянул руку первым:
- Рад знакомству, Иоганн Иоганович! Уже слышал о вас много доброго. Спасибо за посещение.
- Поверьте, Александр Георгиевич, я в жизни кое-что видел. Но ваши действия в партере театра - есть просто фантастика. Каюсь, вы не только выполнили мою работу, но и спасли мою жизнь. Я не просто благодарен, но в неоплатном долгу. А теперь от имени Андрея Андреевича Ростов-Малыгина и всех сотрудников нашего Управления примите благодарственный адрес, подарок лично от генерала и этот конверт. Простите, за конверт нужно расписаться.
Кюстер протянул подарки Кудашеву. Дзебоев перехватил длинный пакет. По форме и по тяжести пакета он догадался о его содержимом.
- К сожалению, его превосходительство Ростов-Малыгин не смог лично выказать вам свою благодарность. Сегодня утром он выехал в Москву, а потом поедет в Берлин. Я рекомендовал ему очень хорошую клинику.
Кюстер крепко пожал руки Кудашева и Дзебоева, дернул светлыми усиками "а-ля кайзер", показав безупречные зубы, что означало дружественную улыбку, круто повернулся через левое плечо и направился к выходу.
Дзебоев пожал плечо Кудашева:
- Пора прощаться, Саша. Саблю твою, - Дзебоев взвесил длинный пакет в руке, - я, пожалуй, с собой возьму. Негоже бухарскому произведению оружейно-ювелирного искусства под больничной койкой валяться!
***
Глава 12.
Протоколы допросов подпоручика Котушинского, поручика Войтинского и другие совершенно секретные документы.
Документ 15.
Жандармское Полицейское Управление
Средне-Азиатской Железной Дороги
"3" октября 1911 года.
Город Асхабад.
10 часов 15 мин. - 11 часов 50 минут вечера.
Протокол допроса
Подпоручика Седьмой конвойной команды Хенрыка Юлиана Котушинского 1891 года рождения, уроженца г. Лодзи, Российскоподданного, католического вероисповедания, холостого, проживающего в офицерских казармах конвойной команды по улице Вокзальной г. Асхабада.
Допрос производится на основании Постановления Окружного Прокурора коллежского советника юстиции первого класса Лаппо-Данилевского А.Н. о возбуждении уголовного дела по факту совершения терракции в г. Асхабаде в помещении русского драматического тетра по улице Куропаткина.
Допрос проводили:
Исправник гор. Асхабада капитан общей полиции Соловьев А.С.
Адъютант Жандармского Полицейского Управления Сред.-Аз.Ж.Д. ротмистр И.И. Кюстер.
При секретаре Управления Штольц П.И.
Допрос проводился: в следственном помещении Асхабадской городской тюрьмы по улице Кладбищенской.
...
Я, Котушинский Хенрык Юлиан в свете заданных мне вопросов поясняю следующее:
Сегодня 3-го октября 1911 года я посетил драматический театр по улице Куропаткина. Мое место в первом ряду амфитеатра номер 9. Незадолго до начала представления я услышал шум, крики у ложи Начальника области. Увидел, как офицер вырвал из рук человека в черном фраке портфель, выбежал из зала в фойе, а потом раздался взрыв. Опасаясь, что террорист может произвести еще взрыв либо выстрелить в ложу господ генералов, я вынул из кармана пистолет и выстрелил в человека во фраке. Считаю, что могу гордиться своим поступком, так как, возможно, предотвратил тем самым еще один терракт. Ранее с человеком во фраке знаком не был, увидел его в театре в первый раз.
Приношу протест против заключения меня под стражу в антисанитарные условия. При задержании мне был порван мундир, без соответствующего решения оборваны погоны, нанесен ущерб здоровью - разбит нос и чуть не сломана правая рука.
Требую врача, ужин, подобающий чину офицера, и адвоката.
Настоящие показания даны мною без принуждения, написаны и подписаны собственноручно.
Котушинский.
***
Документ 16.
Жандармское Полицейское Управление
Средне-Азиатской Железной Дороги
"4" октября 1911 года.
Город Асхабад.
03 часа 30 мин. - 07 часов 00 мин утра.
Протокол допроса
Подпоручика Седьмой конвойной команды Хенрыка Юлиана Котушинского ...
Извлечение:
...Портфель крокодиловой кожи действительно у меня был. Но в день 3-го октября он был у меня украден на Русском базаре. Я не в состоянии держать прислугу, поэтому хожу на базар сам и продукты ношу не в мешке, а в портфеле.
... В полицию о краже не сообщал, так как торопился на свидание к своей даме сердца.
... Ответить на вопрос, откуда у меня этот портфель, мне не позволяет честь польского шляхтича и русского офицера. Это подарок дамы, имя которой я сохраню в тайне, чего бы мне это не стоило.
...Пистолет "Браунинг" номер 35 21 17 калибра 7,65 мм модели 1910 г. я выиграл в карты месяц назад у незнакомого офицера пехоты в поезде, когда ехал из Москвы в Асхабад, возвращаясь к месту службы.
...Гранаты боевые противопехотные в количестве двух, якобы найденные под половицей при обыске в моей квартире дома Михельсона по Вокзальной улице мне не принадлежат, их подкинули для того, чтобы меня скомпроментировать и отвести следствие от истинных организаторов терракта. Это полицейская провокация!
Котушинский.
***
Документ 17.
Выписка
Из Книги продаж Оружейного магазина Коммерческого Товарищества "Дёмин, Сатин и Браунинг", что на Русском базаре по улице Левашовской.
N п/п: 11. День продажи: 12 апреля 1911 г. Приказчик: Моисеев. Покупатель: Вацлав Рог Сапега, подпоручик 7-ой конвойной команды, предъявивший служебное удостоверение с фотографией и печатью команды. Предмет продажи: пистолеты восьмизарядные калибра 7,65 мм "Браунинг" модели 1910 г. в количестве двух штук под номерами 35 21 17 и 35 21 19, и двух коробок патронов 7,65 мм к "Браунингу". Уплачено наличными 72 рубля 50 копеек.
Выписку произвел: городовой общей полиции Иванов Н.С. Правильность выписки удостоверил подписью Дёмин Н.Н.
***
Документ 18.
Извлечение из Донесения филера наружного наблюдения Самохвалова Р.:
Октября 3-го дня 1911 года приблизительно в 7 часов вечера я находился на площадке у здания театра, где, не выделяясь из толпы, слушавшей духовой оркестр, вел наблюдение за объектом "Двенадцатый". В поведении объекта не было ничего необычного, он читал театральную афишку и курил, ни с кем не общаясь. В это время мое внимание привлек посторонний человек. Не прекращая наблюдения за своим объектом, я для себя установил, что новый объект - молодой, не более 20-ти - 22-х лет подпоручик 7-й конвойной команды с большим кожаным портфелем в руке старается не привлекать к себе внимания, скрываясь за круглой афишной тумбой, но сам явно высматривает кого-то. Раздался звонок. Духовой оркестр закончил выступление. Публика повалила в зал. Мой объект наблюдения "12-й" встретил свою жену, и они прошли в зал. Далее за ним должен был вести наблюдение мой напарник, а моя смена закончилась. В это время к театру подъехала двуместная коляска каравансарайщика, известного в городе Ширинова. Сойдя с коляски, Ширинов прямиком направился ко входу в театр. Молодой подпоручик, выйдя из-за тумбы, поравнялся с Шириновым, не здороваясь с ним и не глядя на него, передал Ширинову портфель и билет в театр. В зал они прошли вместе.
Поведение этих лиц меня заинтриговало, хотя и не вызвало беспокойства. Мало ли, что не здоровались, может только недавно расстались. На всякий случай я обошел афишную тумбу. На брусчатке лежала скомканная пачка сигарет "Дядя Том" Владикавказской табачной фабрики Вахтангова, два окурка и сломанная сигарета (прилагаются к донесению).
Я предположил, что подпоручик сильно нервничал. Подошел к дежурному у театра городовому с намерением организовать проверку подозрительного подпоручика. В этот момент в театре прогремел взрыв.
Подпись: Самохвалов.
***
Документ 19.
Жандармское Полицейское Управление
Средне-Азиатской Железной Дороги
"4" октября 1911 года.
Город Асхабад.
08 часа 00 мин. - 08 часов 40 мин утра.
Протокол допроса
Подпоручика Седьмой конвойной команды Хенрыка Юлиана Котушинского ...
Извлечение:
... Крокодиловый портфель, шесть противопехотных австрийских гранат и "Браунинг" получил от Збышека Войтинского, поручика нашей конвойной команды, а тот в свою очередь получил задание и портфель от турецкого коммерсанта Ибрагим-эфенди, остановившегося в "Гранд-Отеле".
В портфель влезли только четыре гранаты, две пришлось срочно прятать в ненадежном месте, но времени на иное не было. Гранаты типа Kugelrohradgranate в двойном чугунном корпусе, наполненном свинцовыми шариками и сложным взрывным химсоставом, массой в 1200 грамм, радиусом разлета осколков в 30 метров и временем горения запала от 6-ти до 8-ми секунд.
Целью терракции было исполнение приговора, вынесенного польскими патриотами генерал-майору Ростов-Малыгину за его участие в подавлении Всепольского патриотического восстания в 1864 году.
... Нет, меня не смущает, что возмездие могло настигнуть карателя спустя сорок семь лет. На то оно и возмездие.
... Молодость, не оправдание. Тем, кому оборвал картечью нить жизни двадцатилетний подпоручик Ростов-Малыгин, тоже было двадцать лет. Еще Польска не сгинела! Сегодня польские офицеры служат царю, завтра они будут снова служить Речи Посполитой! Да здравствует Свобода!
Котушинский.
***
Документ 20.
Окружная Прокуратура
Асхабадской Судебной Палаты
Протокол
допроса
Збигнева Войтинского, поручика 7-ой конвойной команды Туркестанского Военного Округа.
4 октября 1911 года
1911 года, октября 4 дня в г. Асхабаде я, коллежский советник юстиции первого класса Лаппо-Данилевский Аркадий Николаевич, Окружной прокурор Асхабадской судебной Палаты, расспрашивал нижепоименованного, который показал следующее:
Я, Збигнев Мария Войтинский, поручик 7-ой конвойной команды Туркестанского Военного Округа, заместитель командира роты, уроженец г. Вильно, 1885 года рождения, католик, холост.
В Асхабаде в конвойной команде я служу четвертый год. Замечаний по службе не имел. Аттестовывался положительно. Чин поручика был присвоен в установленные сроки на основании объективного положительного представления...
***
Глава 13.
Дело поручика Войтинского. Анжела Киприда. 12 января. Союз польских офицеров.
Войтинский замолчал, сжал обеими руками свою голову:
- Матка Боска Ченстоховска! Боже мой, что будет с мамой, с девочками!
- Что же вы остановились, рассказывайте. Хотите воды? - прокурор встал и направился было к двери, где на привинченном к полу табурете стоял бачок с водой. Но Войтинский остановил его.
- Не надо! Я, конечно, виноват. То, что случилось ужасно. Мы так не хотели. Скажите, много погибших?
- Вопросы здесь задаю я. Преступление совершено. Состав преступления налицо. Следствие интересует в первую очередь полный список участников преступления, степень участия каждого из них в преступлении, мотивы преступления, и многое-многое иное. Лично от вас все, что вы знаете.
- Что нас ждет? Виселица?
- Как офицеров - расстрел. Но всегда есть надежда на смягчающие обстоятельства, на помилование государем императором. Рассказывайте, я тоже устал...
Минута молчания. Войтинский с трудом поднял голову, заставил себя посмотреть в глаза прокурору. Лаппо-Данилевский сидел спиной к окну, прикрыв усталые глаза ладонью.
- Я слушаю.
Войтинский глубоко вздохнул, словно собираясь нырнуть в омут, и начал говорить:
- В прошлом году в Вильно умер мой отец - инженер путей сообщения. Мама больна, работать не может. Назначенная по отцу пенсия не дает возможности прокормить оставшихся четверых несовершеннолетних сестер. Две самые младшие уже отданы в католический приют Святой Урсулы. Две старшие на следующий год должны закончить гимназию. На получаемое мною жалование трудно жить молодому офицеру, содержащему многочисленную семью.
Однажды, в служебной командировке в поезде Красноводск-Ташкент я познакомился с компанией молодых предпринимателей, пригласивших меня принять участие в карточной игре в преферанс. Я совсем не умел играть, но развитая память позволила выиграть уже вторую пулю. Я и сегодня смог бы на память восстановить эти первые партии ход за ходом, карту за картой. Сложись жизнь иначе, мог бы стать неплохим шахматистом. Как бы то ни было, на третий день поездки в моих карманах было более четырехсот рублей. Купцам этот проигрыш был копеечным. Для меня - целое состояние. Я расценил выигрыш как подарок судьбы моим сестрам. В Ташкенте, сдав конвоируемых, я почтовым переводом отправил все выигранные деньги в Вильно. Через две недели получил письмо от мамы и сестер, полное благодарности, сплошь закапанное слезами. Стоит ли говорить, что с этого дня карточный стол стал для меня инструментом, за которым я не просто зарабатывал деньги, но наслаждался властью, которую могут дать человеку его неординарные способности. У меня появились постоянные партнеры, очень порядочные респектабельные люди, для которых, смешно сказать, стало целью жизни обыграть меня. Тщетно! А я не прикладывал ни каких усилий. Было чувство, что кто-то другой вместо меня выкладывал одну за другой карты на зеленое сукно и позволял мне забирать выигрыш.
У меня стало складываться. По службе все шло, как положено. Семья в Вильно перестала бедствовать. Мама решила меня женить, я не сопротивлялся. Из Вильно должна была приехать подруга юности певица и пианистка Ёланта Войтинская - наша дальняя родственница, с которой я переписывался несколько месяцев. Я был уверен, что уже люблю ее, и был готов стать мужем и отцом.
Я прекратил поездные знакомства, карточные игры в прокуренных купе. Мне было достаточно провести за карточным столом ночь в Асхабадском "Гранд-Отеле" либо в Ташкентском "Парадизе"...
Но судьба готовила мне новый капкан - я влюбился.
Она - полячка, настоящая шляхтянка, из тех молодых женщин, которым дано делать из мужчин покорных рабов. У нее была своя империя, в которой она правила так, как считала нужным. В нее были влюблены все босоногие уличные мальчишки, забрасывавшие ее крыльцо розами из чужих садов. Пожилые женатые офицеры впрягались в ее коляску и возили свою богиню по ночному Асхабаду, а она не стеснялась погонять своих "жеребцов" настоящим кнутом...Что тут говорить об офицерах молодых и красивых! Они сумели обогатить привокзального ювелира Яшу Михельсона за полгода. Теперь у него свой цех на пять мастеров и магазины во всех уездных городах области. Вместе с тем никто не мог похвалиться тем, что ему когда-нибудь было позволено поцеловать хоть мизинчик богини. Золотоволосая Киприда, а не женщина! Она была примой драматического театра. С ее участием шекспировский "Гамлет" заканчивался смертью Офелии. Никого более не интересовали страдания принца датского. Сцена заваливалась розами даже в декабрьские рождественские морозные вечера...
Войтинский замолчал, задумался. Еще вчера он и предположить не мог, что его личная жизнь станет предметом полицейского исследования. Недавнее прошлое вставало в памяти зримыми картинами.
...Двенадцатого января этого года в Асхабаде офицерское собрание отмечало тридцать лет со дня победы русских в Геок-Тепе.
Театр, как всегда, сверкал электричеством, золотом и бриллиантами. На сцене задник с изображением соответствующего события с картины Франца Рубо. Духовой оркестр играет "Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс".
Зал полон. В театре не только русские. В первых рядах партера ханы, уездные и городские старшины всех туркменских племен и родов, в том числе и текинцы. Туркменских женщин нет. Новые обычаи еще не сложились. Зато мужчины во всей красе. Все взоры зала прикованы к красным шелковым халатам с золотыми погонами, национальному оружию в серебре, усыпанному бирюзой и сердоликами. Они - тоже офицеры русской армии. От майоров до генерал-майоров.
По залу - говорок:
- Сам текинский хан Ахала - Махтумкули-хан! Генерал-майор русской армии!
- Не часто мы его здесь видим.
- Его двор в Мерве. Он - сын Нурберды-хана и пасынок старой ханши Гюльджамал.
- Балует его государь император. Весь халат в орденах!
- Свой первый Орден Святого Георгия Махтумкули-хан майором еще у Александра Виссарионовича Комарова за бой под Кушкой в восемьдесят пятом заслужил!
- Ну, ордена не только русские. Подойди ближе, увидишь и бухарские звезды и турецкие полумесяцы.
- Понятно. Только английских львов и единорогов не хватает. Как знать...
- Второй полковник - его сводный брат Юсуп-хан с сыном Кара-ханом. Видишь поручика? А это кто?
- Подполковник Ораз-Сардар, военачальник, тоже текинец. Однако, по центру сели текинцы...
- А что за туркмены от них справа?
- По плоским тельпекам могу с уверенностью сказать, что это племя йомудов, поименно - затрудняюсь. Да в этом зале от каждого племени ханы. Но они не больно между собой дружат!
- Тс! Наши генералы идут!
На сцене несколько малиновых с золотом кресел. Еще минута, на нее поднимутся отцы города, и торжество начнется.
Вдруг на сцене появляется она. Нет золота волос. Черная туника. Огромные черные глаза. Черные, завитые крупными тугими кольцами распущенные до пояса волосы. Это не Киприда. Это Медея.
Гаснет большая люстра. В луче прожектора одна актриса, ее поднятые вверх ослепительно белые обворожительные руки. В театре в одно мгновение становится тихо.
И в этой тишине колоколом звенит женское контральто:
- Стыдно, господа!!!
Безвольно падают вниз руки, опускается голова и черные кольца волос касаются сцены.
И в полной тишине, в шекспировской тишине высокой трагедии, раздается негромкая генеральская команда:
- Очисть сцену, пристав. Выпороть и выслать нигилистку немедленно!
И ни один шляхтич не встал на защиту дамы, которой он поклонялся, писал стихи, кричал "бис", дарил цветы, драгоценности и был готов изображать жеребца ночь напропалую...
- Да, господин прокурор! Для польских офицеров это была ночь позора. Мы никогда более не увидели свою Киприду и не искали ее. Для чего? Что мы могли ей сказать? Следующий день стал днем создания асхабадского "Союза польских офицеров". В этот день судьба Ростов-Малыгина была предрешена. Далее вы знаете. Террористическая акция. Однако, не мы спланировали, не мы готовили ее, хоть и приняли в ней участие...
Войтинский остановился.
- Прошу меня простить, я более не в силах говорить. Если позволите, я продолжу показания завтра.
***
Документ 20/1.
Окружная Прокуратура
Асхабадской Судебной Палаты
Протокол
Допроса
(продолжение Допроса от 4 октября)
Збигнева Войтинского, поручика 7-ой конвойной команды Туркестанского Военного Округа.
5 октября 1911 года
...
13 января 1911 года в моей квартире из двух комнат, в доме Якова Михельсона по улице Вокзальной собрались офицеры 7-ой конвойной команды:
1. Сапега Вацлав
2. Котушинский Хенрык
3. Чарны Ян
4. Торба Ян
5. Вишнёвецкий Станислав
6. Врона Иосиф
7. Войтинский Збигнев
На этом собрании было принято решение о создании подпольной организации "Асхабадский Союз Польских Офицеров", целью деятельности которого ставилась задача реставрации государства Речи Посполитой. На следующем собрании предполагалось утвердить устав союза и проект Конституции независимого польского государства. Написать проекты было поручено подпоручику Вацлаву Сапеге. Он попросил срок в три месяца.
Обсуждался вопрос о привлечении к ответственности генерал-майора Корпуса жандармов Ростов-Малыгина. Подготовить обвинение Ростов-Малыгина в соучастии в массовых убийствах польских граждан при подавлении Польского восстания в 1863-1864 годах взялся Хенрык Котушинский. Решения о смертной казни не выносилось.
Также было решено начать работу по установлению конспиративной связи со всеми силами, которые могли бы быть полезны делу восстановления Речи Посполитой.
Второе собрание состоялось только 2-го октября 1911 года по моей, Войтинского, инициативе. До этого дня вышеназванные лица вместе не собирались. Ни один из документов - ни устав, ни Конституция, ни обвинение подготовлены не были. Господа офицеры пьянствовали, затевали дуэли, дрались, сидели на гауптвахтах и судились с ростовщиками. К этому времени Сапега уже попал под поезд, а Чарны и Торба по сей день сидят на гауптвахте. Вишнёвецкий и Врона переведены по службе на Сахалин. Как понятно из вышесказанного, на собрании союза присутствовали только я, Войтинский, и Хенрык Котушинский...
На этом Войтинский снова остановился:
- Господин прокурор, я так не могу: ни диктовать, ни сам писать. Позвольте, рассказать все по-порядку, а вы уж сами решите, что важно для дела, а что лишнее.
- Нет возражений, прошу вас!
***
Глава 14.
Письмо незнакомки. Ночь откровений. Пусть все исполнится!
25 сентября 1911 года.
Хороша привокзальная баня после долгой дороги и тревожных ночей. Слава Богу, еще одна командировка позади. Слава Богу, без происшествий. Как говорит командир пан подполковник Држевский: "Конвойная служба - не фунт изюма"!
Збигнев Войтинский любил и русскую парную, и турецкий массаж в мыльной пене. Окатившись шайкой холодной воды, топоча голыми подошвами по мокрым метлахским плиткам и отфыркиваясь, как конь, прибежал в раздевалку. Свежее, еще горячее от утюга белье - такое же удовольствие, как первая рюмка водки после баньки! А вот и она. Старый гардеробщик подносит господину поручику на белой тарелочке большую стопку, до краев "с верхушкой" наполненную кристальной "Смирновкой" и бутерброд с черной икрой... Славно!
- Господин офицер! Вы пан Збигнев? Вам письмо.
Перед Войтинским мальчишка-армянин, помощник шашлычника из ресторана "Гранд-Отеля". В его руке маленький - "дамский" - конвертик с тиснеными розочками вместо марки.
Войтинский получил письмо, а мальчишка свой пятачок.
- "Ясновельможный пан Збышек! Если Вы еще не забыли меня, то могли бы увидеть. Кто я - секрет, но вам должно подсказать ваше сердце. Не подскажет - значит не судьба"!
Конечно, это была судьба! Не офицер - картинка - спрыгнул с лакированного "лихача" у парадного подъезда "Гранд-Отеля". Сердце билось так, что, казалось, его стук слышали перелетные грачи, расположившиеся на вершинах акаций городского сада. Словно в конногвардейской атаке пролетел по всем коридорам гостиницы, дважды обошел холл, заглянул в ресторан, в летнюю шашлычную. Увидел мальчишку-армянина, принесшего письмо. Подзывать не стал. Сел за столик.
С извинениями подошел сам хозяин:
- Барев тес, дорогой! Здравствуйте, господин офицер. Извините, еще очень рано. Мангал только-только разожгли. Вы подождете?
- Да. Бутылку фруктовой.
Через несколько минут к Войтинскому подошел мальчишка:
- Господин офицер, просили узнать, вы знакомы с автором письма?
- Да. Передайте даме: "Двенадцатое января".
Мальчишка исчез, чтобы через минуту появиться снова:
- Идемте за мной.
На улицу вышли черным ходом через ресторанную кухню. У выхода - фаэтон. Скорой рысью через весь город. Отдельный особняк - последний дом по улице Таманской, плавно переходящей в Фирюзинский тракт. Сад, высокие ворота, узкая калитка, собачий лай.
Калитку отворил мужчина в армянском сюртуке и каракулевой папахе.
- Господин, прошу, вас ждут! Как прикажете доложить?
- Как положено. Поручик Войтинский.
Двор благоухает поздними розами. На отдельных клумбах уже распустились хризантемы. В обязательном для асхабадских усадеб бассейне с фонтаном снуют золотые рыбки. Позади у калитки собаки извещают о новом госте. Широкие двери в дом распахнуты настежь. Здесь нет электричества, но люстры и канделябры полны горящих свеч.
Слуга принял от офицера фуражку и перчатки. Збигнев коротко поклонился собравшимся. Не конвойному офицеру теряться в незнакомом обществе, даже в таком, полном богатых мужчин и роскошных женщин. Хорошо отглаженный мундир поручика, лакированные сапоги, двадцать шесть лет от роду и ладная фигура дадут фору любому миллионеру, страдающему от ожирения и бесчисленных счетов в банках!
- Господа, прошу знакомиться! Мой друг, поручик Войтинский, истинный шляхтич и польский патриот!
Пред Збигневым его богиня, его золотоволосая Киприда. Анжела Киприда, это имя еще так недавно можно было прочесть на театральных афишах. Киприда - этот театральный псевдоним воспринимался как имя собственное, кружившее не одну офицерскую голову!
- Здравствуй, Збигнев!
- Здравствуй, Анжела!
Збигневу была - впервые! - протянута рука богини. Он принял ее и на мгновение прижал к своим губам, так и не решившись поцеловать. Все поплыло перед его глазами. С этого момента он не видел никого кроме Анжелы. Он пожимал мужчинам руки, кланялся дамам, кому-то что-то говорил, отвечал на какие-то бессмысленные вопросы, пил кофе, попробовал предложенный кальян, пригубил за чье-то здоровье бокал шампанского, представлялся и получал визитные карточки от каких-то коммерсантов, банкиров, социал-революционеров, помещиков, князей и промышленников... И ни на минуту не упускал из виду Анжелу, которую нес такой же водоворот. Через час она взяла его под руку.
- Идем!
Полуосвещенный безлюдный коридор привел их в большую, богато обставленную на восточный манер комнату с коврами, позолоченными канделябрами и подсвечниками, низкими столиками, креслами и диванами резного дерева. На стенах красное дерево сменяет набивной с золотом шелк. Картины в тяжелых рамах написаны явно не европейскими художниками. Сюжеты - охота на львов и газелей либо любовные сцены, скромные для европейца до неприличия!
Киприда сбросила туфли на каблучках и забралась с ногами на диван, указав Войтинскому на диван напротив.
- Откройте шампань, Збышек. Давайте знакомиться - Ядвига Полонская, из мещан. И отец, и мама были портными, обшивали военных. Детство в Кракове, гимназия. Потом Париж, Сорбонна, естественные науки. В Киеве открылось наследство, уехала в Киев, вышла по любви замуж. Муж - офицер. Поскитались с ним вместе по Туркестану. Он умер в Мерве от малярии. Вдова. Сирота. Детей нет. Двадцать девять лет. Дальше вы знаете. Что не знаете, расскажу потом. За Польшу!
Бокалы встретились. Ядвига выпила до дна. Збигнев последовал ее примеру.
- Твое слово, Збышек. Говори, если есть, что сказать. Это твой шанс, второго не будет.
Этот шанс Войтинский ждал очень долго. Он использовал возможность пересказать своей боготворимой любимой женщине все, что он думал о ней все дни и ночи с первого взгляда упавшего на нее. Он рассказывал о себе, о своем детстве, о своей маме и сестрах, о своих снах и грезах, читал ей на память Мицкевича на польском. Когда вполголоса начал петь колыбельную "Журавушка", Ядвига пересела к нему на диван. Ее глаза были полны слез, ее грудь душили с трудом сдерживаемые рыдания.
"И в гнездо холодное
Сыплет серый дождь".
Збышек полушепотом закончил песню. Ядвига с громким плачем обвила руками его шею. Она плакала долго, громко, иногда начиная причитать, как простая польская крестьянка. Збигнев гладил Ядвиге волосы, вытирал ладонями ее мокрые щеки. Плач и слезы прекратились не скоро. Весь груз и сор большого несправедливого мира, набившийся в душу красивой и сильной женщины за многие годы, впервые, словно чистая река, выносили слезы...
Потом, затихнув, она долго, как ребенок, лежала в его руках. Он, боясь пошевелиться, слушал, как бьется ее сердце.
- Поцелуй меня, - вдруг, не открывая глаз, попросила она.
Збигнев поцеловал ее раз, другой, и в третий раз их губы слились во взаимном поцелуе.
Ядвига встала. Она, не стесняясь своего заплаканного лица, размазанных туши и помады, приказала:
- Идем, рыцарь. Сегодня твоя ночь. Пусть все исполнится!
Утром Войтинский увидел Ядвигу свежей, как распустившийся бутон розы. Белый пеньюар не скрыл длинный розовый шрам на ее спине. Збигнев благоразумно не стал касаться больной темы.
Темнокожая служанка в зеленом шелковом сари расчесывала своей госпоже волосы.
Потом они завтракали, пили чай, гуляли по саду, кормили золотых рыбок.
- Что решил, мой рыцарь? Возьмешь меня замуж?
- Хотел бы я так же легко и свободно ответить: Да, моя круля!
- Что-то мешает?
- Странное чувство нереальности происходящего и уже произошедшего со мной. Как в романе Яна Потоцкого... Страница из "Тысячи и одной ночи"! Боюсь проснуться.
- Ты любишь сказки, Збышек?
- В детстве любил, это точно. Верить в сказки в моем возрасте людям моей профессии - самоубийство!
- Боишься смерти?
- Не стану психовать по поводу этого вопроса.
- А я люблю сказки. Вспомни, я актриса. Захотела - и поставила сказку для нас обоих, благо были средства на постановку! А ты, значит - реалист? Тогда долой флёр. Переходим к прозе. Сейчас я раскрою карты. Но сначала ты должен ответить на мой вопрос.
- Уважаю понятную диспозицию. Отвечаю: я люблю тебя, я всегда тебя любил, я никого не смогу любить кроме тебя. Я хочу быть твоим мужем, хочу пройти с тобой жизнь рука-об-руку!
- Верю. Теперь, как на исповеди. Жизнь моя продолжалась и после 12 января. Пропустим в пьесе несколько неприятных страниц. Вот последняя: сегодня я являюсь деловым секретарем и представителем Его высочества наследного принца Кашмира в Европе. Думаю, я не первая женщина в мире в этом звании. Разумеется, официальную сторону дела ведут мужчины, но сценарии пишу я. Эта усадьба принадлежит владельцу асхабадского винзавода и виноторговцу Ованесяну. Мне наняли ее на пару месяцев за деньги, от которых Ованесян не отказался. Вчерашняя публика - окружение Ованесяна, но среди них были и мои люди, и деловые люди, нужные нам. Понятно теперь? Какая сказка, это просто иной материальный и деловой уровень жизни. Будешь слушать дальше или поедешь домой?
- Буду слушать.
- Я не собираюсь свою жизнь посвятить службе кашмирскому принцу. Уже сегодня я могу купить не только дом, в котором родители снимали всю жизнь квартиру, но весь этот квартал. Отработав всего полгода, я начинаю искать безопасный способ освободиться от этой должности. Эта работа для мотыльков-однодневок. Для умных, талантливых, гениальных, очень сильных, но все равно - однодневок.
Волею случая я пришла на смену очень достойному человеку. Завтра кто-то придет на смену мне. Счастлив не тот, кто сумеет покорить горную вершину, счастлив тот, кто сумеет с нее вовремя спуститься.
Я не проститутка, не наложница. Мне нужен муж. Мой муж должен быть поляком. Мы должны жить в Кракове, есть польский хлеб, иметь детей, ходить в костел, в котором меня крестили, и быть похоронены в родной земле! Я хочу быть с тобой, Збигнев Войтинский! Что скажешь?
- Я твой, Ядзя, любимая. В радости и в горе, в здравии и в болезни, я не брошу и не покину тебя, пока смерть не разлучит нас!
- Это твое последнее слово?
- Крепче не бывает!
- Хорошо, идем. С сегодняшнего дня ты на службе Его высочества наследного принца Кашмира Чакрабати Второго! Прошу в деловой кабинет, оговорим условия, соблюдем формальности.
Ядвига протянула Збигневу обе руки:
- Об одном жалею Збышек. Могла бы Ядвига Полонская свободно появиться в Асхабаде, мы бы сегодня обвенчались в городском костеле!
26 сентября 1911 года.
11 часов вечера.
Молодая пара католического вероисповедания, назвавшаяся Ядвигой и Збигневым, обратилась к настоятелю Асхабадского костела "Во имя Преображения Господня" ксёндзу Юстинасу Гранайтису с просьбой конфиденциально обвенчать их. Каждый из молодых прошел обряды исповеди и причащения Святых Тайн Господних. На обряде венчания присутствовали только храмовые служки и две пожилые монахини. Молодые не хотели, чтобы венчание привлекло внимание и попросили провести обряд без хорового пения в сопровождении фисгармонии. Однако в храмовую книгу имена молодых супругов были вписаны полностью. Молодые пожертвовали в костел сумму, на которую можно было заказать в Кракове или в Вене настоящий орган.
***
Глава 15.
Совершенно секретные документы. Протоколы, отчеты, циркуляры, разносы.
Документ 20/2.
Продолжение Протокола допроса от 5 октября
Збигнева Войтинского, поручика 7-ой конвойной команды Туркестанского Военного Округа.
... 3 октября 1911 года в 12 часов 30 минут пополудни я встретился в "Гранд-Отеле" с человеком представившимся турецким коммерсантом Ибрагимом-эфенди. От Ибрагима-эфенди я получил задание, дорогой кожаный портфель и шесть противопехотных гранат.
Граната представляла собой чугунный полый шар со взрывчатым веществом, жестко крепившийся к рукоятке из прессованного картона, в которой находился взрыватель и пороховой замедлитель. После того, как взрыватель приведен в действие, граната должна была бы взорваться через 10 секунд. Этого времени было бы достаточно, чтобы исполнитель покинул опасное место и смог укрыться от взрыва.
Задание, полученное от Ибрагима-эфенди, состояло в том, чтобы передать портфель с гранатами, одна из которых была бы поставлена на боевой взвод, известному в городе человеку - владельцу Текинского каравансарая Искандеру Ширинову. Объект терракции также был назван - Начальник Жандармского Управления Средне-Азиатской железной дороги генерал-майор Ростов-Малыгин. Передача портфеля должна была состояться у драматического театра перед началом спектакля в этот же день 3-го октября. На этом наша миссия заканчивалась. Ширинов сам должен был назначить исполнителя, выбрать место и время акции. Предположительно, должен был бы быть заминирован автомобиль Ростов-Малыгина.
Но это, повторяю, не было нашей миссией. Известие о том, что взрыв произошел в театре, полном народа, ввергло меня в шок. Я этого не хотел, и не планировал.
Убийство Ширинова Котушинским - импровизация самого Котушинского. Я передал ему "Браунинг", который для меня покупал подпоручик Сапега, с целью избавиться от оружия, которое не было на меня оформлено при покупке.
Портфель, гранаты и пистолет я передал Котушинскому у себя на квартире в три часа пополудни. Переодевшись в штатское платье, в фуражке железнодорожника, я пятичасовым поездом выехал в Красноводск. В поезде я должен был встретиться с Ядвигой Полонской. Несколько раз пройдя по поезду, заглянув во все купе, я ее не обнаружил. На станции Кизил-Арват я сошел с поезда, и, наняв извозчика, вернулся в Асхабад, где и был арестован на своей квартире 4-го октября 1911 года.
Подписи:
Збигнев Войтинский
Окружной прокурор
Коллежский советник юстиции
первого класса Лаппо-Данилевский А.Н.
***
Документ 21.
Жандармское Полицейское Управление
Средне-Азиатской Железной Дороги.
"5" октября 1911 года.
Циркуляр
N 00-253.344
Совершенно секретно
Циркулярно
Об установлении личности
и задержании особо опасного государственного преступника, ранее предъявлявшего документы
на имена Гюль Падишаха Сейида и на Ибрагима-эфенди из Истанбула
Объявляется в розыск лицо мужского пола азиатского типа, возможно персидской, афганской, одной из индийских национальностей, но скорее всего - метис-полукровка. Высокого росту, не менее двух аршин десяти вершков (одного метра восьмидесяти пяти-девяноста сантиметров). Кожа светло-оливковая. Брови черные, даже если борода и усы искусственно обесцвечены до природной седины. Возраст от 40 до 45 лет. Голос сочен, красив, низок по тембру. Ходит прямо, энергично, походка военного человека, однако может прикидываться больным и увечным. Энергичен, физически развит. Руки праздного человека, чистые без мозолей. Свободно владеет русским, туркменским, фарси и арабским. Не исключено, что владеет английским. Мастер камуфляжа и переодеваний. Тонко чувствует слежку. Способен прикинуться стариком, женщиной, прокаженным, дервишем, купцом, чиновником. Останавливается только в хороших гостиницах либо в частных богатых домах. Особых примет нет. Может предъявить любые документы. Особо опасен при задержании.
Настоящим предписывается: всех подозрительных лиц препровождать в полицейский участок (охранное отделение) на предмет установления личности, освобождения от камуфляжа и пр. О задержании докладывать дежурной службе Управления немедленно. По задержанию принимать усиленные меры охраны, как противодействующие побегу, так и силовому освобождению извне. Содержать и конвоировать в оковах. Лица, коим удастся задержать преступника, будут представлены к награде согласно статусу, либо получат денежное вознаграждение.
И.о. Начальника
Ротмистр И.И.Кюстер.
Скрепил: секретарь отделения Перцев.
Утром 4-го октября 1911 года в Управление полиции города Асхабада обратился с заявлением промышленник Ованесян Петрос Лазаревич, владелец винзавода и виноторговец. К заявлению был приложен договор от 4-го сентября на сдачу в наём загородной усадьбы по Фирюзинскому тракту в черте Асхабада, заключенный владельцем Ованесяном и турецкоподданным коммерсантом эфенди Ибрагимом Сулейман-оглы из Истанбула, удостоверенный асхабадским нотариусом Чертковым А.Н., сроком на два месяца.
В восемь утра 4-го октября 1911 г. Александров А.А., управляющий винзаводом Ованесяна, прибыл в усадьбу с целью получения арендной платы с нанимателя усадьбы Ибрагима-эфенди. Усадьба была пуста. Отсутствовала и прислуга, и сам Ибрагим-эфенди. На втором этаже дома в спальне Александровым были обнаружены два женских трупа, смерть которых наступила в результате удушения.
Одна женщина (по внешнему облику азиатского происхождения) была удушена кожаным ремнем, вторая - европейской внешности - удушена шелковым шарфом. Орудия преступления оставлены на месте. Александров вызвал в усадьбу Ованесяна, а потом по его указанию вызвал полицию.
Предположительно действовали двое мужчин, имеющие в подобных делах опыт. Убийцы были знакомы этим женщинам, на что указывает отсутствие в спальне следов борьбы. На телах погибших кроме, как на шеях (странгуляционные линии), нет иных свежих следов насилия. На спине женщины европейской внешности обнаружены затянувшиеся повреждения кожных покровов (шрамы) в количестве трех, которые могли быть нанесены несколько месяцев назад при экзекуции кнутом либо нагайкой.
Патологоанатом Закаспийской областной больницы Красного Креста и Красного Полумесяца Соловый Ф.И., производивший осмотр трупов, опознал в трупе женщины европейского происхождения известную в Асхабаде актрису драматического театра Анжелу Киприду.
Протоколы осмотра места происшествия, объяснительные Ованесяна и его управляющего Александрова А.А., заключение патологоанатома, договор найма усадьбы, фотографии места происшествия, трупов, открытку с портретом Анжелы Киприды, пояс кожаный, шарф шелковый прилагаю.
Пристав гор. Асхабада
капитан общей полиции Боровой Н.Н.
***
Документ 23.
М.В.Д.
Российская империя.
Закаспийской Области Туркестанского Края
Начальник.
Асхабадъ. "10" октября 1911 г.
Жандармское Полицейское Управление
Средне-Азиатской Железной Дороги.
И.о. Начальника ротмистру
господину фон Кюстеру И.И.
Милостивый государь Иоганн Иоганнович!
Изданный Вами из лучших побуждений Циркуляр N 00-253.344 от "5" октября 1911 года, имеющий своей целью задержание особо опасного государственного преступника, к сожалению, обернулся индульгенцией на произвол жандармским чинам и чинам общей полиции в отношении гражданских лиц мужского пола, имеющим рост не ниже 180-190 см! Ибо иных вразумительных примет Вы дать не могли. В настоящее время в канцелярии скопилось не менее трехсот жалоб на незаконное задержание и содержание под стражей лиц самых разных возрастов, национальностей и профессий. Имеются факты откровенного вымогательства взяток полицейскими чинами от задержанных.
Прошу немедленно урегулировать сложившуюся ситуацию.
Генерал-майор Шостак Ф.А.
***
Глава 16.
Еще не последняя...
Только к вечеру Кудашеву представилась возможность раскрыть исписанную бисерным каллиграфическим почерком "тетрадь ученика реального училища" за копейку полдюжины в сорок восемь разлинованных страниц. На обложке портрет Пушкина. На серых страницах дешевой бумаги знакомый отцовский почерк. Стальное перо, фиолетовые чернила. Ни предисловий, ни заглавий, ни дат. Вместо имен инициалы, вместо названий местности и поселков - координаты крупномасштабной карты. Эти записки должны были использоваться для детальных описаний событий в официальных документах. Что есть, то есть. Придется разбираться.
