Больше всего мне хотелось бы, чтобы и на том свете давали играть в футбол.
Ди Стефано
Он проснулся в огромной тревоге, сразу рванулся проверять, все ли вещи на месте, целы ли манифест и деньги. Не потому, что помнил все подробности вчерашнего вечера, но потому, что помнил о некоторых странных пристрастиях попутчика Алексея и не мог точно определить, жулик ему попался или честный человек.
Денег в его портмоне заметно убавилось. Сначала он вспомнил, сколько заплатил за путешествие из Камышина в Ульяновск. Затем увидел на столике каюты лицензию. Он взял ее дрожащей рукой и прочитал следующее: "Боевая дружина Соколы Возмездия, принадлежащая к Партии Великого Возрождения России, удостоверяет, что данная лицензия выдана 5 июля 1998 года Дмитрию Емельяновичу Выкрутасову, паспорт V-МЮ N 636103, выданный 20 ноября 1976 года, на исполнение всего необходимого, связанного с возмездием г-на Сванидзе Николая Карловича..."
Он вскочил на ноги и рванулся к двери. Одежда была на нем, ибо он и спал одетым. В каюте соседа Леши уборщица застилала новую постель.
- А где он? - спросил Выкрутасов.
- Так еще в Жигулевске сошел, ночью, - ответила уборщица.
- Все ясно... О люди! - простонал Дмитрий Емельянович. Не то чтоб ему было до смерти жаль трехсот долларов, уплаченных за лицензию на Сванидзе, но зачем же было драпать в Жигулевске, тайком, как тать в нощи! Неужели бы он сегодня потребовал свои триста зеленых назад?.. Хотя...
Да, жулика Лешку, торгующего дурацкими лицензиями, можно было понять. Он сделал свое дело и - в жигулевские кусты. Ведь не ограбил же, а честно продал лицензию, с согласия покупателя... И все равно Дмитрию Емельяновичу было противно. Разве можно облапошивать попутчиков, играя на великой идее возрождения Родины? Нет, это кощунственно!
Он привел себя в порядок, принял душ, побрился, надел чистую сорочку с короткими рукавами - у него в чемодане она оставалась последней из чистой одежды, - причесался и отправился в кафе-ресторан пить пиво с похмелья. Он успокаивал себя, рассуждая так: во-первых, деньги у него были выкачаны не просто так, а за весьма ценную лицензию, по которой, а чорт его не знает! глядишь, и можно будет когда-нибудь получить на расправу врага России; во-вторых, о пагубности гориллычевых денег уже составилось мнение; в-третьих, вечер вчера, как ни крути, удался, было весело, радовало единодушие, собутыльник был приятный.
- Что за пристань? - спросил он матроса, готовящего концы для пристани.
- Русская Бектяшка, - ответил матрос.
- Это в шутку? А по-настоящему?
- По-настоящему - Русская Бектяшка.
- А далеко до Ульяновска?
- Еще будет остановка в Сенгилее, а там - до самого Ульяновска без остановок. К часу дня прибудем. Наша "Инесса" шустрая.
- Это хорошо.
Дмитрий Емельянович вошел в кафе-ресторан, сел за свободный столик, заказал себе холодного пива и стал думать обо всем, что произошло с ним вчера, как о забавной русской бектяшке. "Лучше бы они так и назвали свою дружину - не "Соколы возмездия", а "Русская бектяшка", - мыслилось ему. Несмотря ни на что, обладатель лицензии на Сванидзе был бодр духом и весел. Ему, как и вчера, почему-то верилось, что в Ульяновске он наконец-то обретет покой и прибежище. Там, на родине Ленина, его поймут и приголубят, там оценят его манифест тычизма и возьмут тренировать футбольную команду. Как бишь ее?..
Неспешно попивая пивко, Дмитрий Емельянович плыл по Волге. Миновав Сенгилей, еще через часа полтора-два вышли на симбирский простор, вдали показался вольготно раскинувшийся по обоим берегам священной реки город. Выкрутасов уже стоял на носу теплохода и со слезами на глазах восторгался величием видов. Включили репродуктор, из которого, по идее, должны были зазвучать какие-нибудь музыкальные произведения, посвященные В. И. Ленину, но вместо них почему-то играла гармонь и пелись далекие от ленинской тематики "Моторы пламенем объяты...", "Броня крепка...", "Летят перелетные птицы..." и тому подобное.
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход.
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И маршал Жуков в бой нас поведет.
Он слушал и чувствовал, как дышит грудь и как не страшна смерть. "Нет уж, - думал Дмитрий Емельянович, - если и начинать возрождение, то начинать с советской власти и с советского футбола, а потом - все остальное".
От пристани он подъехал на машине. Настроение было такое приподнятое, что боязно уронить хоть каплю его. Он даже не знал, что будет сейчас говорить, надеясь на ослепительный экспромт. Уж, во всяком случае, не опостылевшую песню про то, как только теперь понял, что всю жизнь любил только тебя.
И вот, он на проспекте Александра Бланка, дом 10, квартира 10, третий этаж. Нажал на клавишу дверного звонка. Вместо обычного "бзынь" или "блям-блям" в квартире прозвучали восемь нот какой-то очень знакомой мелодии. Выкрутасов нажал еще раз и узнал - "Вставай, страна огромная..." Остроумно, ничего не скажешь - вставай, мол, гости пришли!
Однако вставать страна огромная не спешила, и пришлось еще три раза давить на музыкальную клавишу. Наконец нутро квартиры отозвалось хриплым, явно алкоголическим мужским рыком:
- Кто?
- К Инессе, - смело ответил гость и веско добавил: - Из Москвы.
Тотчас замок щелкнул несколько раз, и между двумя цепочками просунулось испитое лицо:
- А у тебя выпить есть?
- Есть, - сказал гость.
- Тогда заходи, - цепочки слетели, Выкрутасова впустили. Он очутился в богато обставленной квартире, своей широтой сразу напоминающей волжские просторы, а обстановкой - южный курорт, так много было тут пальм и всяких иных экзотических растений и кактусов.
- Где Инесса? - спросил гость.
- Сначала - где выпивка, - упрямился хозяин. Выкрутасов извлек из чемоданчика одну из трех закупленных на теплоходе бутылок коньяку. При виде армянского пятизвездочного лицо пропойцы обрело совсем иное, приветливейшее выражение. Бутылка была мигом откупорена, дрожащая рука налила два стакана, горло вожделенно прохрипело:
- Ну, как говорится, выпьем за армию нашу могучую, выпьем за доблестный флот!
- Я - пас, - отказался Дмитрий Емельянович.
И алкоголик выпил сразу оба стакана.
- Так где же Инесса? - настойчиво спросил Выкрутасов.
- Я ее муж, - уклонился от ответа хозяин. - Анатолий.
- Дмитрий, - пожал гость протянутую ему руку.
- Из Москвы, значит?.. Какой партии будешь?
Дмитрий Емельянович слегка огляделся, отметил роскошный портрет Сталина, писанный маслом, и сахарно-белый бюст Ленина, стоящий на письменном столе. Сомнений не было, он попал в цитадель коммунизма.
- Я - представитель партии грядущего возрождения России, витязь дружины "Соколы возмездия", - гордо объявил о себе Дмитрий Емельянович. - Приехал по обмену опытом. Могу предъявить мандат.
- Не надо, - улыбнулся Анатолий. - Я и так вижу - наш человек. А Инесска сейчас на волнениях. Она на волнения пошла.
- Понятно. Какого рода волнения?
- Обыкновенного. Наши с демократами на площади Ленина выясняются. Да ты садись, посиди. Она раньше, чем через три часа, не вернется, ей подзарядка нужна. А потом перед вечерней сменой переодеться придет.
- Она сегодня в вечернюю?
- Так... Она всегда в вечернюю. Может, все-таки выпьешь за компанию?
- Завязал, - вторично отказался Выкрутасов. Он сел и стал, скучая, смотреть, как уничтожается принесенная им бутылка. Мужа, конечно, следовало предвидеть, но глядя на то, в какое животное сей муж превращается прямо на глазах, Дмитрий Емельянович сильно обнадежился. Это, можно сказать, и не муж вовсе - щелкни пальцем, и рассыплется. Уже через три минуты после полного уничтожения бутылки Анатолий, почти падая со стула, гундосил:
- Я тебя сразу раскусил, что ты наш человек. Я людей вижу. Для тебя я на все готов. Ты мне понравился. Инессу захочешь - бери. Только чтоб я не видел. У нас комнат много. Запретесь, и все нормально.
Где-то это уже было... Ах да, генерал его так проверял. Надо и здесь подстраховаться:
- Ну зачем же так! Я не за этим сюда приехал.
- А я говорю, за этим! - стукнул кулаком по столу позорный муж. - Даже если не за этим, а все равно получится, что за этим. Она тебя живым не отпустит. Ей такие нравятся. Она ведь у меня сексосильная. О-о-о!.. Она, земляк, такая сексосильная! Как я еще живой при ней остался, удивляюсь.
Еще через три минуты он окончательно сломался, грохнувшись прямо на пол. Оставаться при этом трупе не имело смысла, и Дмитрий Емельянович отправился на поиски волнений. Он снова поймал частника, благо их развелось по всей России в избытке, и приказал вези его на площадь Ленина.
- Интересуетесь событиями? - спросил частник.
- А, кстати, что там у вас сегодня происходит? Я не местный, только что из Москвы на теплоходе приплыл.
- Да цирк очередной! - заржал водитель. - Наши с вашими дерутся. Короче, одни за коммунизм, другие за демократию, и обои против губернатора.
- Это как? Почему же?
- Демократы против потому, что он член КПРФ, а поросята против потому, что он, якобы соглашатель, идет на сговор с капиталистами. На самом деле, он мужик что надо. Сочетает разные методы хозяйствования, капитализм с социализмом. Вот потому-то у нас самый высокий уровень жизни на всем Повольжье.
- А поросята, это кто? - спросил Выкрутасов.
- Да есть у нас такая партия - ПРСВ, - пояснил частник. - Мы их и зовем поросятами. Партия реставрации советской власти. Во главе у них классная баба, я бы, ей-Богу, с ней не отказался. Инесса Чучкало. В моем вкусе. Плотненькая такая, сбитая. Смешно сказать - борется против буржуазии, а сама доходный ресторан держит.
- Не может быть! - воскликнул Выкрутасов, не веря ничему - ни тому, что именно его Инесса возглавляет партию реставрации советской власти, ни тому, что она так и не сменила фамилию, ни ее ресторанному бизнесу.
- Ну да, не может быть, - засмеялся водитель. - Говорю же, самый доходный ресторан в Ульяновске. "Советская власть" называется. А по-народному - просто "Совок".
- Неужели "Советская власть"? - ахнул Дмитрий Емельянович,
- А какая же! Если деньжонки водятся, советую вам туда сходить. Получите незабываемое удовольствие. Это не просто ресторан, а машина времени. Очень рекомендую. Ну вот, приехали.
Расплатившись, Выкрутасов очутился на улице, где стояла гостиница "Советская", а налево распахивался простор площади Ленина, во главе которой, конечно же, возвышался исполинский монумент лысому уроженцу Симбирска. Одновременно два митинга проходило на этой широкой площади, и оба, хотя и не шибко многочисленные, но горячо клокочущие. Видно было, что страсти накаляются не первый час. Со всех сторон оба митинга оцепляли омоновцы, чтобы, не дай Бог, февральская революция не схлестнулась с октябрьской.
Сначала Выкрутасов прошел мимо митинга демократов и прочел такие лозунги: "Долой губернатора-коммуняку!", "Долой поросят Чучкалы!", "По Чучкале тюрьма плачет!", "Да здравствуют идеалы Керенского!", "С нами Валерия Новодворская!" и просто "Совок ползучий!"
Выступающий оратор возвышался над толпой, стоя на пустой бочке. Дмитрий Емельянович чуток послушал его речь:
- ...только с виду поддерживает демократические преобразования, а на самом деле он теснейшим образом смыкается с лидерами реакционной экстремы, с самыми гнусными выползками недобитого ленинизма. Что такое госпожа Чучкало, нам всем прекрасно известно. Эта дама, провозгласившая курс на реставрацию самого бесчеловечного строя в истории, всеми силами обогащается при помощи своего ресторана. Точнее было бы назвать ее партию не партией реставрации советской власти, а партией имени ресторана "Советская власть"!
Оратору зааплодировали со смехом, заорали:
- Истинно глаголешь! Правильно, верно!
- И нынешний губернатор, - продолжал выступающий на бочке, - тесно сомкнувшись с этими недобитками, превратил наш цветущий город в обширное подобие этого самого свинского ресторана "Советская власть". Выйдь на Волгу! Чье мерзостное имя до сих пор гигантскими буквами зияет на обрыве? Ленина! Кому до сих пор стоит вон тот памятник? Ленину! Чье имя до сих пор, как глыба, лежит на нашем Симбирске? Ленина! И это при том, что картавого сифилитика собираются наконец вышвырнуть из мавзолея в Москве. Позор всем нам, что мы до сих пор зовемся ульяновцами. Конечно, мне, как человеку, преданному идеям Февраля, идеям Александра Федоровича, хотелось бы, чтобы Симбирск носил гордое имя своего лучшего сына. Но не будем повторять грехов коммуняк, не станем переименовывать его в Керенск. Пусть он станет Симбирском. Но хочет ли этого наш уважаемый губернатор? Он этого не хочет, потому что нутро у него мерзостного красного цвета. Господа! Он краснопузый! И краснопузый в той же степени, что и пресловутая госпожа Чучкало. Кстати, господа, не случайна пословица. "Чорта помяни - он и тут как тут!" Обратите внимание, госпожа Чучкало лезет на свою кумачовую трибуну!
Дальше Дмитрий Емельянович не стал слушать демократа-керенца, а поспешил туда, где бурлил другой, враждебный этому, митинг. Там все было организовано более обстоятельно. Никакая не бочка, а целый грузовик, предоставивший свой распахнутый кузов под трибуну, украсившийся кумачовыми полотнами и флагами с профилями Маркса-Ленина-Сталина. Лозунги на транспарантах вокруг грузовика были следующие: "Долой губернатора-соглашателя!", "Керенцы, пора надевать бабье платье и мотать отсюда!...", "Ленина не трожь!...", "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!", "Помни, что ты живешь в Ульяновске!", "Да здравствует Советская Власть!", "В двадцать первый век - без демократов!" и просто: "Педики!"
На кузове грузовика уже стояла могучая, рубенсовского типа женщина с красивым и гневным ликом, по которому можно было определить, что питается женщина неплохо. Дмитрий Емельянович не мог не признать, что его бывшая Инесса очень сильно изменилась, встретил бы на улице - не узнал. "Эк, какая она стала... упитанная! " - подумалось ему не то с восхищением, не то с разочарованием, он так и не понял, поскольку все его существо охватило волнение, едва только мадам Чучкало открыла рот и стала произносить свою речь. Голос у нее звучал откуда-то из глубин неистощимого на любовь и деторождение чрева, мощный, призывный, жадный сгусток исполинской женственности:
- Товарищи! Я пришла к вам не для того, чтобы вываливать на вас целые баржи слов. Сами знаете, что я немногословна. Я пришла, чтобы сообщить вам очень важную новость. Спросил ли кто-нибудь из вас самого себя, почему именно теперь, а не год, не три и не пять лет назад американские прихвостни, именующие себя демократами, реформаторами и даже совестью нации, затеяли вакханалию вокруг тела Владимира Ильича Ленина, лежащего до сих пор на сохранении в мавзолее? Задались ли вы вопросом, почему именно сегодня они так залихватски взялись верещать о том, что это бесценное тело надо вынести из усыпальницы и, как они говорят, "предать земле по-христиански"? Я вам отвечу на этот жизненно важный вопрос. Во-первых, эти холуи дяди Сэма чуют, как горит земля у них под ногами, как приближается светлая эра реставрации советской власти, а вместе с ней и неотвратимая кара всем им. Никто не уйдет от возмездия! Но не это сейчас главное. Товарищи!.. - Она умолкла и полминуты слушала гробовую тишину, не нарушаемую даже возгласами с вражеского митинга. - Товарищи! Я только что получила очень важное сообщение от подпольного советского информбюро. - Еще пятнадцать секунд молчания. - Товарищи! Наши доблестные советские ученые, работающие в подполье, наконец-то вплотную подошли к изобретению стопроцентного способа оживления забальзамированных тел. Возглас удивления и восторга прокатился по митингу. - Товарищи! - продолжала исполинша Инесса. - Не далек тот час, когда слова Владимира Владимировича Маяковского "Ленин будет жить" из метафоры превратятся в реальность. Путем подсадки к забальзамированному телу недостающих внутренних органов. Владимир Ильич встанет из гроба! Кому-то это покажется бредом. Но разве не бредом до недавнего времени казалось клонирование? Разве не бредом показались бы компьютеры человеку девятнадцатого века? То-то же! Может быть, и пусть кому-то это кажется бредом. Кое-кому и знать об этом не надо. Особенно тем господам хорошим, которые спят и видят, как тело вождя выброшено на поклев воронью. Поэтому-то они так торопятся, надеясь, что смогут воспрепятствовать необратимому историческому процессу. А правда истории такова, что наша любушка, наша родная советская власть уже не за горами. Она возвращается.
- Ура-а-а-а-а! - прокатилось по митингу.
- Товарищи! - заговорила Инесса, когда ураканье затихло. - Тело Ленина нетленно. Ему будет возвращена жизнь. Но мало кто знает, что тело Сталина тоже нетленно. Оно хранится в герметически закупоренной могиле, и придет час, когда следом за ожившим Владимиром Ильичом на священную трибуну мавзолея поднимется и отец народов, Иосиф Виссарионович. Вот почему так трепещут на том конце площади проклятые керенцы, родные братья и сестры всяких там Нововойтовых и Стародворских. Их время заканчивается. В двадцать первый век, мы их с собой не возьмем.
- Не возьмем! Доло-о-о-о-ой! - ликовал митинг ПРСВ.
- Дорогие товарищи! - продолжала Инесса Чучкало. - Но мы с вами еще посмотрим, станем ли мы брать с собой в двадцать первый век всяких там соглашателей типа Зюганова и нашего ульяновского главы администрации. Эти люди вошли в преступный сговор с врагами Родины, с ненавистниками советской власти. И не только господам-демократам придется дать ответ перед народом, но и господам-соглашателям. Еще не поздно встать в наши ряды. Сегодня - не поздно. Завтра - будет поздно. Я имела встречу с главой нашей администрации. Он поклялся, что ознакомится с поданным ему пакетом наших заявлений и требований, во всем разберется, все выполнит. Что ж, наберемся терпения. Но долго ждать не будем. Как сказал наш Демосфен демократии Виктор Степанович Черномырдин: "Я не буду проверять. Но я проверю".
Митинг, постепенно расхохатываясь, ответил дружным смехом, затем грянул рукоплесканиями.
- Я заканчиваю, товарищи! - подняла руку пламенная Инесса. - Время, отведенное им и нам на митинги, подходит к концу. Не иначе как вечером тут готовится какой-нибудь рок-концерт. Но я думаю, что все выступления митингующих не пройдут даром. В том числе и мое, на мой взгляд, важное сообщение. Мы должны разойтись и крепче сплотиться вокруг священного имени Ленина. Прочь из наших рядов полупатриоты, заявляющие: "Сталин - да, а Ленин - увольте!" Таких полтинников нам не надо. Революционный держите шаг, неугомонный не дремлет враг. Наше дело левое, победа будет за нами! В двадцать первый век - с Лениным! Ура!
Она кивнула куда-то в сторону, и из репродуктора зазвучали знакомые с детства вставания "Интернационала". От толпы омоновцев отделился начальник, который пробрался к грузовику, выкрикивая Инессе Чучкало:
- Музыка не санкционирована! Музыка не санкционирована! Отключите музыку!
- Иван Палыч, Иван Палыч! - отвечала ему Инесса, показывая указательный палец.
- Ну хорошо, Инесса Федоровна, только одну песню, не больше, а то вы меня под монастырь подведете, - пыхтел омоновский начальник и возвращался к своему омоновскому племени.
Отыграв "Интернационал", митинг стал медленно расползаться. Дмитрий Емельянович продирался сквозь встречную толпу, боясь, что Чучкалу быстренько куда-нибудь припрячут и увезут. Но он все же протиснулся к ней, достиг ее, уже спустившуюся с грузовика, положил ей на плечо руку и крикнул:
- Инесса!
Она оглянулась, тревожно, хотя и улыбаясь, посмотрела в его лицо. Но у него уже был убийственный козырь-пароль, внезапно всплывший в памяти - ласковое прозвище, которое совсем не подходило ей теперь, но выдуманное им тогда, в гостинице "Советский спорт". Тогда на ней была юбка, похожая на хвост аквариумной рыбки, гупии...
- Я вернулся к тебе, гупёшка моя? Она вздрогнула, тотчас развернулась к нему всем своим исполинским бюстом, взглянула ласково:
- Это ты? Витька!
И в следующий миг он весь очутился в ее горячих, вулканических объятиях, был прижат к груди и лицу пламенной Инессы, попал губами прямо в ее губы. Слава Богу, ненадолго. Отпущенный, он бормотал:
- Я - член боевой дружины "Соколы возмездия"... Я приехал к тебе... Я люблю тебя, Инесса, гупёшка моя... восхищаюсь тобой... Такая речь! Такая речь!.
- Витька! Чорт! Где же ты был все это время! - нежно и властно влекла она его с собой, и он временно мирился с тем, что она неправильно вспомнила его имя, ошиблась на одну буковку, называла Витькой, а не Митькой. Да он готов был сейчас даже паспорт поменять и стать Витькой, только бы Инессины костоломы не заподозрили в нем киллера или провокатора, ибо он видел их свирепые хари, когда положил руку на Инессино плечо. Если бы она не признала в нем давно позабытого Митьку-Витьку, эти громилы наверняка разорвали бы его в клочья.
Они уселись в роскошный серебристый лендровер и поехали.
- На дедушку, - сказала Инесса водителю, жадно закурила сигарету "Парламент", жадно прижалась к сидящему рядом с нею на заднем диване Выкрутасову. - Ну как ты, Витька? Надо же! А я и забыла про то платьишко. Сейчас бы я в него и не влезла, даже под автоматом. Помнишь свою гупёшку, Витюха мой!
- Я помнил тебя все эти годы и любил, - поставил свою заезженную пластинку Дмитрий Емельянович. - Увы, я был женат, нравственные принципы не позволяли мне уйти от жены. Теперь она сама ушла от меня к новобуржую, и я свободен. Я состою в "Соколах возмездия", я кубанский казак, воевал в Чечне, был в плену... Я все тебе расскажу подробнейшим образом. Гупёшка моя, губёшка, дурёшка... Инесса! Не верю своим глазам! Ты ли это?
- Растолстела, похужела...
- Дурочка! Ты в сто раз прекраснее, чем была тогда. Терпеть не могу бледную немочь, худосочие все это, тьфу! Бестелесных и бесконтактных. Все они с дурными склонностями. В здоровом теле здоровый дух! Я очарован тобой, я влюблен в тебя еще больше! - Тут он вдруг нахмурился и вздохнул. - Но у тебя муж...
- Да ну, какая-такая муж! - махнула она рукой. - Если бы Митька с Витькой не обожали его невесть за что, давно бы прогнала. Митька с Витькой - сыны у меня. Одному десять, второму восемь. Сейчас на турбазе отдыхают, в Старой Майне. Такие развитые, оба в меня. Как видишь, младшенького я в твою честь назвала.
Выкрутасов и тут промолчал, что не младшенького, а старшенького, но вместо этого усмехнулся презрительно:
- Видел я твоего Анатолия. Ты уж прости, я приехал, а он у меня бутылку коньяка выпросил. Всю на моих глазах выдул и с копыт долой.
- Вот паразит! Я от него все запираю. Он у меня ни денег, ничего не видит. Только если из моих собственных рук. Зря ты его напоил. Ну да ведь по незнанию. Так, стало быть, ты уже был на дедушке?
- На каком дедушке?
- На квартире моей. У меня же две квартиры. Одна там, на Бланка, а другая конспиративная. Мы сегодня вечером туда отправимся. Но сначала я тебя поведу в рай.
- Это хорошо, - разулыбался Митька-Витька. - Рай я люблю.
- Не просто рай, Витюша, а советский рай.
- Да уж наслышан, наслы-ы-ышан. И от врагов, и от друзей. Ресторан "Советская власть", если не ошибаюсь?
- Она самая, любушка. Сейчас пойдем, примешь ванну, как следует. У меня ж джакузи, не хухры-мухры. Я, Витенька, эту свою квартирку на дедушке из трех составила. Соседей в хорошие другие квартиры пристроила, а их жилплощади к себе присовокупила. Очень люблю присовокуплять, совокуплять. Чуешь музыку слов? Совок куплять! Это мое любимейшее. Сама не знаю, что со мной, но с каждым годом не старею, а только молодею и сильней становлюсь. Президентшей России буду. Потом генеральной секретаршей ЦК КПСС, потом генералиссимусой. Меня уже не остановишь, я как торнадо, только не среднего рода, а женского - торнада!
- Да ведь и я ураган! - воскликнул Дмитрий Емельянович в восторге от таких соответствий. Душа его ликовала. Он был принят здесь сразу и безоговорочно. Муж - не в счет, объелся коньячных груш. Сегодня его, Митюшу-Витюшу Выкрутасова, повезут на конспиративную квартиру... Конечно, полнота Инессы внушала ужас и трепет. Но уж лучше такая телесность, чем бесконтактная динамистка камышинская.
- Ураган? Точно? - засмеялась Инесса. - Проверим!
- А что у тебя в чемодане? - спросила Инесса, когда они уже поднимались на третий этаж дома "на дедушке".
- Золото-бриллианты, - пошутил Выкрутасов. - А если честно, то вся моя омниа меа там.
- Не богато живешь, - засмеялась вождица ПРСВ.
- Краснодеревщики не слали мебель на дом, - вздохнул весело Выкрутасов. - Но я честно привез тебе свой партийный взнос. Тысячу долларов. Примешь?
- Оставь их при себе, - махнула она рукой и стала открывать дверь, захлопнутую московским гостем при уходе. - У меня презренного металла столько - хоть Европой ешь.
Они вошли в уже знакомую Выкрутасову квартиру, где из-под пальм на них внимательно глянули Ленин и Сталин. При виде спящего на полу Анатолия Инесса радостно промолвила:
- О, Толичек мой временно забальзамировался. Ну пусть спит. Мы тогда с тобой сейчас джакузи совокупно примем. Ты не против?
Дмитрий Емельянович от неожиданности неловко сглотнул слюну и закашлялся, подавившись. Исполинша мощными ударами в спину вышибла из него кашель.
- Проверим-прове-е-ерим, какой ты у меня ураган, - гоготала она.
http://sp.voskres.ru/prose/segen1.htm
viperson.ru
Док. 648631
Перв. публик.: 27.03.00
Последн. ред.: 27.03.12
Число обращений: 0
Александр Сегень. Русский ураган
|
