Александр, в прошедшем сезоне в театре им. Моссовета состоялась премьера спектакля "Царство отца и сына", где Вы сыграли Иван Грозного. Критика восприняла спектакль в основном благоприятно, зрители - восторженно. Как Вы оцениваете эту работу?
- 100%-но хороший спектакль. Это не часто бывает не только в нашем театре, а вообще. И это, прежде всего, работа режиссера. На вопрос "что хотелось и что получилось?" можно с полной ответственностью сказать: что хотелось, то и получилось. Он почти ни в чем не проиграл, почти без потерь дошел от замысла до премьеры. Есть небольшие изменения - без них не бывает, но здесь они минимальны. И все, что режиссер хотел, все, что он придумал - он получил на выходе.
Критика? Я, честно говоря, ни одной интересной статьи не читал. У критики сейчас, по-моему, очень плохи дела, они не понимают, зачем они и что делают. Я, в основном, с презрением отношусь к этому жанру и ко многим людям, которые в нем работают.
Вам самому спектакль нравится?
- Да! Мне нравится выходить на сцену, мне до сих пор, в принципе, нравится это занятие. А если говорить об этом спектакле - то особенно приятно выходить на сцену именно в нем.
На одном из форумов читала, что Вас мало в этом спектакле и хорошо бы вы появились во втором акте...
- Конечно, мало! Хорошо бы оба акта провести на сцене. Но спектакль таким образом построен, что моя пьеса заканчивается до антракта.
Зрители предлагали даже вывести Вас в роли призрака, что-то вроде "Тени отца Гамлета".
- Еремин (режиссер спектакля Юрий Еремин - прим.ред.) хотел что-то такое сделать, но получилось довольно нелепо и пошло, и он вовремя от этого отказался.
Долгий репетиционный период был?
- Слава Богу, нет. Это очень хорошо. Не люблю долгих репетиций. В академическом театре 80% репетиционного времени тратится напрасно. На пустую болтовню, на раскачивания. Восемь репетиций из десяти - это пустая трата времени.
Как Вам работалось с Виктором Сухоруковым?
- Витя - уникальная личность. С ним интересно и на сцене, и в буфете. Надеюсь, театр и дальше будет делать ему предложения, от которых невозможно отказаться.
Вы как-то сказали, что не испытываете мандража перед выходом на сцену. Все происходит без стресса, спокойно.
- Не помню, где я это говорил. Я не спокоен. Я люблю выходить на сцену, я не боюсь ее. У меня волнение спортивное. Не могу точно сформулировать это ощущение, но я с удовольствием выхожу на сцену, а не со страхом. Если человек выходит на сцену со страхом, он - не артист, он - недоразумение. Понимаете, дело в том, что сейчас меняется актерская ментальность, не знаю, как точнее выразиться. Раньше в моде было говорить о том, что "я испытываю трепет". Это был негласный договор. Было принято говорить, что "я волнуюсь перед каждым выходом на сцену и если я теряю волнение перед выходом на сцену, то я теряю талант" и т.д. Несли чушь, околесицу. Такова была традиция. Людей, которые жили сорок лет назад, мы вряд ли бы сейчас поняли и вертели бы пальцем у виска. Точно так же, как они, если бы у них была возможность увидеть нас.
Все меняется. Меняется актерская психология. И сейчас, на мой взгляд, мода на демонстративное трепетное отношение к выходу на сцену проходит. Я надеюсь, что проходит. Уже смешно было бы сейчас подражать Раневской, которая говорила, что "главное - это трепет, трепет перед выходом на сцену". Тогда было так. Раньше еще модно было заниматься самоуничижением, говорить: "Ой, я чудовищно сыграл! Вот ты - замечательно, а я - чудовищно!". Была такая дурацкая манера в общении.
В актерском мире вообще мало цельных людей. Все с каким-то изломом, трещиной. А я стремлюсь в жизни к цельности. И вот этой дребеденью вроде модничанья "трепета перед выходом на сцену" я не хочу заниматься. Это вызывает у меня улыбку и чувство недоумения.
Мое дело - это не диамат, не теоретическая физика. Мое дело - нехитрое и довольно простое. Оно состоит из простых действий, и нельзя здесь манерничать. Занимаешься простым делом - веди себя просто. Будь простым цельным человеком. Это простое дело часто ломает человека и не позволяет ему быть цельной личностью, а я стремлюсь к цельности в жизни. Я на правильном пути, но пока еще не дошел.
Значит, Вам есть к чему стремиться?
- Да, мне есть к чему стремиться. Пока я замазываю свои трещины (улыбается).
А к роли, к спектаклю Вы как-то готовитесь?
- Нет, просто сел и поехал. Я к спектаклю всегда готов. Пришел к этому давным-давно, еще, будучи артистом театра на Таганке, работая с теми замечательными людьми, которых я по-прежнему люблю. Я видел, как работают они, и подражал им. Они тоже без лишнего трепета относились к своему делу, и я взял на вооружение этот принцип. Он сам собой в меня вошел. И это естественный ход, ничего во мне ломать не пришлось. Я видел, как работает, например, Иван Бортник, и мне это нравилось. Я могу перечислить много имен, но ограничимся одним Иваном Сергеевичем.
Также в театре им. Моссовета Вы играете в рок-опере "Иисус Христос - Суперзвезда". Если не ошибаюсь, это единственный проект, где Вы поете?
- Сейчас да. Был еще один, премьера которого состоялась в 96-м году. Но он очень быстро сошел, потому что не очень удачным получился. Там был сделан ряд ошибок. Спектакль назывался "Игра". На сцене театра Моссовета мы играли его два сезона. Очень жалею, что не занимался пением с юности. Хотя почему не занимался? Я же начинал в студенческом театре Белорусского Политехнического Института. Тогда было модно делать спектакли, в которых было пять-шесть зонгов. И я эти зонги с удовольствием исполнял. К сожалению, верхние ноты покинули меня навсегда. Полагаю, мой голос уменьшился тона на полтора, и это моя печаль.
Вам хватает этого?
- Не хватает. Я стесняюсь петь высокие ноты, перехожу на крик там, где раньше мог просто петь. Но верха с возрастом слабеют у многих. Даже у больших певцов. Знаю, что некоторые эстрадные артисты, поющие много лет, в концертах понижают тональность, транспонируют, уходят на один-полтора тона вниз. Видимо, это объективный процесс.
Еще поучаствовать в музыкальном проекте хотели бы?
- У меня было предложение - и желание - сыграть роль Волшебника в проекте "Обыкновенное чудо", который делает мой друг Леша Иващенко. К сожалению, у меня нет времени. Я не могу работать на стороне в режиме "играть каждый день". К сожалению, сейчас нет времени репетировать, потом не будет времени играть - играть каждый день.
У Вас сейчас большая загруженность в кино?
- Она могла бы быть побольше, но, слава Богу, есть то, что есть. Я должен подчиняться этому телевизионному графику, потому что он дает мне средства к существованию.
В кино Вам больше достаются отрицательные персонажи. Почему так мало положительных героев?
- Да у меня хороших ролей откровенно мало. Я существую на периферии этого процесса и, к сожалению, практически не играю главных ролей. Потому что... и тут многоточие. Я не знаю, почему.
Мне дают роли второго и третьего плана, как правило, такие периферийные персонажи, которых, видимо, некому отдать. Приглашают меня, и я соглашаюсь, поскольку надо зарабатывать деньги. Но качество материала меня абсолютно не устраивает.
Возвращаясь к теме театра, в 90-е годы вы поставили два спектакля по Шекспиру. Знаю, что еще хотели поставить "Гамлета"...
- Можно и "Гамлета". У меня вообще есть желание вернуться к этому делу - хочу снова ставить спектакли. Я тогда попробовал, мне понравилось, но обстоятельства сложились так, что я обиделся на судьбу и сказал: "Иди к чертовой матери, я не буду этим заниматься". Так по-мальчишески отреагировал. У меня были всевозможные проблемы, которые я таким вот образом решил. Взял... и исчез. У меня в характере есть глупая детская манера уходить не вовремя оттуда, где надо бы еще остаться.
Есть возможность вернуться обратно?
- Да, конечно. Все зависит от желания, от наличия воли. Сейчас труднее себя заставить, потому что лень с годами становится все сильнее (смеется). И с ней очень трудно бороться. Все труднее и труднее.
Вы бы хотели поставить на сцене театра им. Моссовета или все равно где?
- С одной стороны - все равно. А с другой - я, как человек, мечтавший о своем театре и театра не получивший, должен изменить свое отношение к тому, что происходит сейчас.
У меня есть свой театр - это театр им. Моссовета. Надо отнестись к нему как к своему. Но ведь он тоже не очень цельная личность, если можно его персонифицировать Он также личность театральная, а значит тоже с трещиной, со своими комплексами. Не знаю, удастся ли нам договориться, но я надеюсь.
А что бы Вам было интересно поставить?
- Не знаю, не знаю. Нет конкретного названия. Есть несколько тем, несколько пьес. Надо с чего-то начинать... Да хоть с Винни-Пуха!
Поставили бы детскую сказку?
- Почему нет? У нас идет позорный спектакль "Шиворот-навыворот". Уже лет десять назад надо было бы его снять, но инертность и лень академического театра почему-то позволяют этому спектаклю жить до сих пор.
Вы работали с замечательным, на мой взгляд, режиссером, Ниной Чусовой. Легко ли Вы, последователь классической школы, встраиваетесь в ее своеобразный творческий процесс?
- Конечно, легко. С Ниной легко, потому что интересно. Она очень талантлива. Меня, как и многих других, подготовила школа-студия МХАТ, а там умные педагоги, вроде Василия Петровича Маркова (это был один из лучших педагогов, которых я знал) говорили нам о простых вещах. Одна из них: актер мхатовской школы - это актер, который способен работать с кем угодно, с любым режиссером, с представителем любого направления. Хотя я сейчас все меньше и меньше понимаю, что такое "школа", "направление". Все это для меня опустевшие слова. Если раньше я и подразумевал в них наличие какого-то смысла, то теперь отношусь с недоверием.
Есть разница между режиссером-женщиной и режиссером-мужчиной?
- Никакой разницы. Мы ставим пьесу. Пьеса - слово женского рода, спектакль - мужского рода. Это не имеет никакого значения.
Что должно быть в режиссере и чего быть не должно, чтобы получился хороший спектакль?
- У режиссера должны быть талант и цельность личности, о которой я уже говорил. Среди режиссеров процветает та же самая проблема, о которой я так сбивчиво пытаюсь говорить: трещины, изломы, комплексы, обидчивость - болезни, свойственные любому человеку, который называется творческой личностью.
Как, по-Вашему, какие спектакли сейчас интересны зрителю?
- По-моему, любой талантливый и интересный спектакль, который не заставляет скучать, будет интересен зрителю. Новых хороших пьес не так много. Среди старых их, конечно, больше, потому что они накопились со временем, вот и все. А процентное содержание хорошего в общей массе написанного всегда одно и то же - оно невелико. Хорошие пьесы, проверенные временем, остаются. Они накопились, их большой мешок. А хорошего нового - капелька. Поэтому ставить классические пьесы легче и естественнее. Они действительно прошли испытание временем. "Двенадцатую ночь" трудно испортить. Она всегда будет иметь зрительский успех. Шекспир всегда будет драматургом номер один! Он это место занял навечно.
Как-то услышала от молодых начинающих актеров жалобы и сожаления, что их неохотно берут в театры или берут, но не дают играть - все роли распределены между актерами старшего поколения. Между тем, молодые могли бы себя проявить и где-то дать фору старшим коллегам. Что Вы на это скажете?
- А кто это из молодых мне фору может дать? Я не знаю. Молодости свойственна самонадеянность. Я не знаю, о ком Вы говорите, но если кто-то хочет прокукарекать так, чтобы его услышали, давай, никто не мешает. Никто не мешает затевать самостоятельную работу и здесь проблема только в одном - количестве энергии, которая есть у человека. Все зависит от воли, от желания, от настроя. От того, с каким основанием он может сказать "я хочу это сделать". Не "хотел бы сделать, если бы мне дали деньги, театр, площадку", а "хочу!". Человек, который по-настоящему хочет, овладевает всем, чем хочет. Если он хочет добиться успеха и дать фору, например, мне, пускай покажет, как он это делает?
Вы не хотели бы начать преподавать?
- Я занимался преподаванием и меня этот процесс несколько разочаровал. То, как это делается в наших учебных заведениях, мне не совсем нравится, но здесь, видимо, проблема во мне, а не в школах. Но это, кстати, хороший вопрос, я об этом думаю. Потому что тот мой маленький преподавательский опыт очень хорош, я о нём с удовольствием вспоминаю...
Может, стоит снова попробовать?
- Зачем? Это очень важная ступень на пути к постановке спектакля. Я попробовал со студентами и понял, что у меня может получиться и с актёрами в театре. И пошел ставить спектакли. Затем я перестал их делать, но надеюсь, что снова начну. А преподавание - это такая штука... я бы с удовольствием набрал курс когда-нибудь, может быть через три-четыре года. Мне надо подтянуть некоторые хвосты, которые тянутся за мной, заделать пару трещин, чтобы окончательно стать цельной личностью.
Какие проекты у Вас впереди и что нового будет в театре?
- Не знаю. Наш театр существует академическим, значит, очень скучным образом. В нашем театре, думаю, как и в других, атмосфера скуки победила. Мне это не нравится. Я думаю над тем, как я могу помочь моему театру стать самым лучшим.
Внутри него?
- Да, внутри него. Наш театр напоминает мне корабль, севший на мель, но делающий вид, что он плывет. Наш корабль не плывет, но я, поскольку люблю этот корабль, хочу ему помочь. Пока не знаю как.
А в кино?
- К сожалению, я в кино не снимаюсь. Я снимаюсь в сериалах средней руки. Это моя печаль. Как я могу это изменить? Я не знаю.
А самому снять кино?
- Хочу. Пока "хотел бы", но как только я увижу реальную возможность, скажу, что "я хочу". Хочу и очень сильно. Но я не нахожусь в том мире, где принимаются эти решения. Это моя недоработка.
Но может случиться так, что когда-нибудь я приду к Вам на интервью, как к театральному или кинорежиссеру?
- Дай Бог. Я полон сил и здоровья. Я не хочу всю жизнь топтать сцену и после шестидесяти уйду. Я перестану этим заниматься. Точнее буду заниматься тем же, но с другой стороны: ставить спектакли, снимать фильмы. Я не хочу умереть артистом, тем более умереть на сцене.
Что делаете в свободное время, если оно остается?
- Провожу его лениво, и думаю чем бы заняться. Но это не так часто бывает. Всегда есть какая-то мелкая забота. Все-таки у меня двое детей. Надо думать о них.
Они интересуются Вашей профессией?
- Дети мои пока мало чем интересуются, меня это беспокоит. Я думаю: почему их ничего особо не интересует? Они маленькие еще. Они должны интересоваться сегодняшним днем. Я стараюсь их в этот сегодняшний день оградить от ненужных забот. Я надеюсь, что они будут интересоваться интересным.
Вы будете рады, если они пойдут по вашим стопам или постараетесь их от этого оградить?
- Я надеюсь, они этого не сделают. Актёрство - мое призвание, я абсолютно в этом уверен, поэтому сношу все неприятности и не обращаю внимание на все разочарования, которых полно, но я не хочу этих разочарований для моих детей. Я не буду их готовить в артисты. Это может случиться само собой, как случилось со мной. Меня никто не готовил, но вдруг возникла какая-то неведомая сила, которая меня толкнула в спину и привела сюда. Значит, так надо было. Но в нашем деле очень много лажи, и я не хочу этого для моих детей. Если они захотят, они окунутся в эту лажу сами, без моего участия.
Несколько лет назад мой сын очень хорошо попробовался и был приглашен на роль в фильме режиссера Звягинцева. Но тот оказался мерзавцем.
Почему?
- Откуда я знаю? Он оказался абсолютным мерзавцем - обидел моего дитёныша. Глядя ему в глаза, пообещал роль, а потом у него изменилась какая-то концепция, и он даже не извинился перед моим ребенком. Тогда я режиссера Звягинцева возненавидел. Считаю его человеком непорядочным и незаслуженно обласканным дурой-судьбой.
Вы об этом ему не говорили?
- В таких случаях надо не говорить, а бить морду, но я этого делать не умею. Я постараюсь подготовить Васю в МАРХИ, а там уж как судьба распорядится. Я не хочу, чтобы он еще раз столкнулся с режиссерской подлостью. Ему тогда было восемь или девять лет, и я надеюсь, что сейчас он об этом уже забыл.
Если было бы возможно вернуть время, Вы бы снова для себя выбрали этот путь?
- Я бы не был дураком беспечным, не профукал бы то, что у меня было. Считаю, что если бы не был так ленив, то мог бы, оставаясь актёром, заниматься и архитектурой. Мог бы заниматься интерьерами, небольшими объектами. А я это беспечно отодвинул в сторону, бездарно обошелся с тем, что у меня было и что надо было бы пестовать и развивать.
Но от кино и театра все равно бы не отказались?
- Нет, я же говорил о призвании. И это не громкое слово. Это слово точное.
Беседовала Екатерина Кузьмина
Сентябрь 2010 года
http://www.kino-teatr.ru/teatr/person/173/
Док. 650430
Перв. публик.: 17.09.10
Последн. ред.: 17.05.12
Число обращений: 0
Сухоруков Виктор ИвановичЧусова Нина ВасильевнаЗвягинцев Андрей ПетровичЯцко Александр Владимирович
|
